1990 год. ТАСС уполномочен заявить…
После Второй мировой войны Европа залечивала раны, восстанавливала разрушенную промышленность, из руин поднимала города. Люди радовались миру, с болью вспоминали о погибших. И только какая-то часть поляков, не пожелавшая вернуться в свою страну, оказавшуюся в зоне территориальных интересов Советского Союза, мечтала об отмщении за расстрелянных НКВД земляках. И немцы, и русские для них были враги. Но к русским ненависть они испытывали больше хотя бы потому, что в СССР хозяйничали коммунисты, что Красная, а потом и Советская армия не позволили им осуществить великую цель, поставленную в начале XX века главой возрожденного польского государства Юзефом Пилсудским — Речи Посполитой от Балтийского до Черного моря. Оттого провокация Геббельса оказалась как нельзя кстати инициаторам холодной войны, а значит и полякам, жаждущим политического реванша. Они были призваны в строй антисоветской коалиции и как наемники брошены в бой. В то время их задача состояла в одном — заставить русских признать свою вину в гибели военнопленных поляков.
На Западе было издано немало книг, в которых утверждалось, что преступления в Катыни совершили сотрудники НКВД. Эту позицию в 1952 году отстаивала специальная комиссия Палаты представителей Конгресса США (комиссия Мэддена). В 1970 году американских конгрессменов поддержала английская Палата лордов.
Надо отметить, что на территории Польской Народной Республики тема Катыни была непопулярна и о ней говорили мало. Тема расстрела военнопленных возникла с рождением профсоюза «Солидарность», когда Лех Валенса развил активную деятельность в целях дискредитации социалистической системы и возрождения капитализма и «демократии». Лучше всего противостоять возрастающему авторитету бывшего электрика корабельной верфи Леха Валенсы удавалось министру обороны Войцеху Ярузельскому. В трудное экономическое время он возглавил ПОРП, стал премьер-министром, затем и первым президентом посткоммунистической Польши. К этому времени это был уже другой Ярузельский.
Весной 1990 года в ходе подготовки официального визита в СССР В. Ярузельский поставил условие, что он приедет в Москву, если будут названы виновники Катынского преступления.
Президент Советского Союза, между прочим, одной из крупнейших и могучих держав мира, легко идет на поводу бывшего политического союзника и тут же дает распоряжение готовить прием на высшем уровне, включив в программу переговоров Катынский вопрос.
Кто-то из аппарата А. Яковлева вспомнил о необходимости показать международной общественности логику поступков руководителя нашей страны. И вскоре она проявилась. В чем?
22 марта 1990 года, фактически за 20 дней до исторической встречи двух президентов, прокуратура Харьковской области «по собственной инициативе» возбудила уголовное дело по факту обнаружения на территории лесопарковой зоны отдыха Управления КГБ по Харьковской области массовых захоронений, заметьте, советских граждан. В ходе расследования «были выявлены свидетели», нашедшие в могилах отдельные предметы польской военной атрибутики. Проницательные следователи сделали далеко идущие выводы — наверняка здесь захоронены и польские военнопленные. Чем не повод для Заявления ТАСС? Оно не заставило себя ждать и было сделано вовремя — 13 апреля 1990 года, в день приезда главы польского государства:
«На встречах между представителями советского и польского руководства, в широких кругах общественности длительное время поднимается вопрос о выяснении обстоятельств гибели польских офицеров, интернированных в сентябре 1939 года. Историками двух стран были проведены тщательные исследования Катынской трагедии, включая и поиск документов.
В самое последнее время советскими архивистами и историками обнаружены некоторые документы о польских военнослужащих, которые содержались в Козельском, Старобельском, Осташковском лагерях НКВД СССР. Из них вытекает, что в апреле — мае 1940 года из примерно 15 тысяч польских офицеров, содержавшихся в этих трех лагерях, 394 человека были переведены в Грязовецкий лагерь. Основная же часть «передана в распоряжение» управлений НКВД соответственно по Смоленской, Ворошиловградской и Калининской областям и нигде больше в статистических отчетах НКВД не упоминается.
Выявленные архивные материалы в своей совокупности позволяют сделать вывод о непосредственной ответственности за злодеяния в Катынском лесу Берии, Меркулова и их подручных.
Советская сторона, выражая глубокое сожаление в связи с Катынской трагедией, заявляет, что она представляет одно из тяжких преступлений сталинизма.
Копии найденных документов переданы польской стороне. Поиск архивных материалов продолжается».
И тут же М. Горбачев «с негодованием» признал вину в расстреле польских офицеров Сталина, Берии и их подручных из НКВД.
//- * * * -//
У нас говорят — куй железо, пока горячо. 6 июня того же года прокуратурой Калининской, а ныне Тверской области, и также «по собственной инициативе», было возбуждено еще одно уголовное дело о судьбе польских военнопленных, содержавшихся с октября — ноября 1939 года в Осташковском лагере НКВД СССР и бесследно исчезнувших в мае 1940 года.
Все, машинка закрутилась. Прокуратура СССР взяла тему в разработку. Генпрокурор А. Сухарев поручил провести проверку Главному военному прокурору А. Катусеву совместно с КГБ и Министерством обороны. Тот, в свою очередь, курировать проблему назначил начальника Управления ГВП генерал-майора юстиции А. Борискина.
Надо отметить, что и А. Сухарев, и военные прокуроры хорошо осознавали всю коварность этого дела и опасались быть затянутыми в «зловонное политическое болото». Они всячески искали возможность пойти на попятную, передать следствие в другие правоохранительные органы, но на них нажали «сверху», и А. Борискин, формально пытаясь дистанцироваться от непосредственного участия в разработке Катынской темы, перепоручил создание следственной группы начальнику отдела Управления ГВП полковнику юстиции Н. Анисимову. А тот в свою очередь и подобрал людей, отличавшихся высокой дисциплиной и хорошим пониманием сути политического запроса руководства страны.
Бригаду возглавил подполковник юстиции А. Третецкий. Вошли в нее подполковник юстиции А. Яблоков и майор юстиции С. Шаламаев. В результате 27 сентября 1990 года началось следствие уголовного дела № 159 «О расстреле польских военнопленных из Козельского, Старобельского и Осташковского лагерей НКВД СССР в апреле — мае 1940 года». А чтобы военные юристы не вздумали пустить дело на самотек, сразу по завершении визита министра иностранных дел Польши К. Скубишевского в ноябре 1990 года вышло распоряжение президента. В нем Прокуратуре СССР было предложено с учетом складывающихся на тот момент советско-польских отношений ускорить следствие по делу о судьбе польских офицеров и совместно с Комитетом госбезопасности и Министерством внутренних дел «обеспечить поиск и изучение архивных материалов, связанных с репрессиями в отношении польского населения, оказавшегося на территории СССР в 1939 году, и представить соответствующее заключение».
Участники расследования были совершенно четко сориентированы на конкретный результат — найти свидетельства вины НКВД. Военные прокуроры подчинились. Вот что позже, на заседании «круглого стола» по Катынской теме, скажет о своих бывших сослуживцах генерал-майор юстиции, помощник заместителя Генерального прокурора — Главного военного прокурора с 1992 по 1999 год В. Крук: «Под выполнение этой задачи и осуществлялся соответствующий подбор следственной группы. В аппарате ГВП было немало толковых, профессионально грамотных и морально порядочных следователей. Но ни один из них в следственную группу не вошел. В нее вошли те, в ком были уверены, что они без колебания выполнят поставленную задачу».
Уже в апреле 1991 года новый Генпрокурор СССР Н. Трубин докладывал М. Горбачеву:
«В соответствии с Вашим распоряжением № РП-979 от 5 ноября 1990 года Главной военной прокуратурой проводится расследование уголовного дела о судьбе 15 тысяч польских военнопленных из числа высшего командного состава, офицеров и других лиц, содержавшихся в 1939–1940 гг. в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях бывшего НКВД. Собранные материалы позволяют сделать предварительный вывод о том, что польские военнопленные могли быть расстреляны на основании решения
Особого совещания при НКВД СССР в течение апреля — мая 1940 года в УНКВД Смоленской, Харьковской и Калининской областей и захоронены соответственно в Катынском лесу под Смоленском, в районе Медное в 32 км от г. Твери и в 6-м квартале лесопарковой зоны г. Харькова. Однако пока не удалось отыскать следственные дела на расстрелянных военнопленных и протоколы Особого совещания при НКВД СССР, хотя на их наличие в то время (апрель — май 1940 г.) указывают многочисленные косвенные доказательства.».
Что видно из этого документа? Кто-то разглядит фактологические ошибки — ОСО получило право выносить смертную казнь только с ноября 1941 года. Кто-то поставит под сомнение число польских военнопленных, содержавшихся в лагерях. Я заострю внимание читателей на другом. Сквозь строки проглядывает желание исполнить политический заказ М. Горбачева любой ценой.
//- * * * -//
Совершенно очевидно, что М. Горбачев хотел быть хорошим для всех. Ему нужно было показать миру себя как президента СССР нового формата — миролюбивого, неопасного, открытого для диалога на любые темы, готового разделять чужое мнение, публично отвергающего советское тоталитарное прошлое. Поэтому он с добродушной улыбкой еще в 1989 году в ходе визита в Польшу передал В. Ярузельскому поименные списки 14 589 пленных офицеров, содержавшихся в лагерях в Козельске, Старобельске и Осташкове, не подозревая, что поляки сразу запишут этих людей в расстрельный список НКВД. Да если бы и знал, то вряд ли изменил себе в удовольствии выслушивать похвалы Запада. Как оказалось, это было выше его сил.
В свою очередь, позицию В. Ярузельского по Катыни сформировала политическая борьба за власть и страх понести ответственность за принадлежность к руководству ПНР. Ему пришлось разделить взгляды Валенсы и политиков, лезущих по ступеням реваншизма, иначе бы старый генерал оказался не просто на задворках истории, а, возможно, и того хуже. Ему могли не простить жесткое обращение с членами «Солидарности», интернирование руководства профсоюза, преследование его активистов. Поэтому, демонстрируя собственным гражданам небывалую смелость, В. Ярузельский начал диктовать условия М. Горбачеву. И тот, подбадриваемый международной «общественностью», своими собственными идеологами и «историками-архивистами», чутко улавливающими настроение руководителя, наконец сформировал собственное «твердое» убеждение: расстрел военнопленных в Катыни — дело рук советского НКВД. Отсюда появилось на свет это поспешное, ничем не подкрепленное, голословное Заявление ТАСС. Именно оно и показало направление, в котором должны в дальнейшем двигаться чиновники, волевыми усилиями проводя линию руководства государства.
Да что чиновники, все остальные президенты России разделили навязанную Горбачеву точку зрения Запада, в основе которой лежала провокация фашистского министра пропаганды!
