Листаешь «Новую Польшу», и такое впечатление складывается, что вся страна, весь народ польский говорит только об одном – о Катыни, что он ждет не дождется очередного юбилея катынских событий, что лишь «катынский допинг» объединяет все польское гражданское общество – старых и малых, поляков и евреев, католиков и атеистов – в одно целое.

Каждый год в Варшавском королевском замке проходит Катынская конференция. Вокруг Катыни до сих пор бушуют страсти: возникают законотворческие споры, кипит издательская деятельность, выдвигаются ультиматумы.

«В 65-ю годовщину катынского преступления сенат почтил память убитых польских военнопленных…

Сенат призвал российские власти «в соответствии с международным законодательством признать катынский расстрел актом геноцида» («НП», № 5, 2005 г.).

«А главное – Катынь (…), где в течение 1940 года НКВД расстреляно 22 тысячи поляков» («НП», № 2, 2005 г.).

Правда, в 3-м номере журнала сообщается, что в Катыни «было эксгумировано 4,4 тыс. останков». В апрельском журнале – уже цифра 25 700…

«Уничтожение в 1940 году более двадцати тысяч человек – офицеров, государственных служащих, интеллигенции – стало едва ли не самым больным вопросом в польско-российских взаимоотношениях» («НП», № 3, 2005 г.).

«Интеллигенты, которые в сентябре 1939 г. надели старые мундиры, чтобы защищать родину от нашествия гитлеровских войск, а попали в руки Сталина».

«Были расстреляны люди, составлявшие костяк польского государства: офицеры и чиновники, адвокаты и врачи, учителя и поэты. Это была хладнокровная попытка уничтожить элиту общества» («НП», № 4, 2005).

«Уничтожение польских офицеров в 1940 г. следует назвать «военным преступлением и преступлением против человечества (геноцидом), не подлежащим прекращению за давностью» («НП», № 3, 2005 г.).

«Цвет нации», «цвет польской интеллигенции». «Можно было бы созвать и Нюрнберг И».

«В вопросах компенсаций важную роль может сыграть Европейский суд по правам человека в Страсбурге» («НИ», № 2, 2005 г.).

И так из номера в номер…

Президент Квасьневский, сам того не предполагая, нашел точное слово: «Хотя поляки отмечены печатью страданий и мученичества, они не одержимы исторической манией» («НП», № 4, 2005 г.). Ну как же не одержимы, когда «поляки (отнюдь не историки) в стремлении «назвать поименно» каждую жертву преступных репрессий неутомимы» («НП», № 2, 2005 г.).

Венцом катынской пропагандистской акции было награждение перед юбилеем шестидесятилетия нашей Победы российских граждан. Президент Польши Квасневский, вручив награды главному архитектору перестройки А. Яковлеву, главному архивисту ельцинской эпохи Р. Пихоя, главным историкам по Катынскому делу Н. Лебедевой и В. Парсадановой, заявил, что Польша и поляки ожидают от нынешних российских властей тщательного расследования катынского преступления, признания его геноцидом, обнародования имен всех, кто непосредственно расстреливал «цвет польской интеллигенции», и передачи всех документов, касающихся Катыни, из российских архивов…

Поляки требуют объявить катынский расстрел геноцидом, чтобы осудить Россию каким-то особым образом. Но если запустить процесс международного наказания за геноциды «всех времен и народов», то Польше придется долго ждать своей очереди: впереди будут стоять американцы за убийство 250 тысяч мирных японцев из Хиросимы и Нагасаки (и англичан должно засудить за бомбардировку Дрездена – тоже 250 тысяч мирных жителей!), потом еще раз американцев за то, что отравили дефолиантами десятки тысяч вьетнамцев, вслед за ними пойдут турки за уничтожение полутора миллионов армян в 1916 году; можно будет посадить на «геноцидную» скамью подсудимых Англию и Францию за подавление китайского восстания во время «опиумной войны»… Да, в конце концов, и французского короля Карла IX хорошо бы задним числом приговорить к какому-то наказанию за Варфоломеевскую ночь, во время которой погибли 30 тысяч гугенотов. Все-таки это больше, чем даже 22 тысячи поляков. (Российская прокуратура ельцинской эпохи, делавшая все, чтобы опорочить советскую действительность, и та нашла доказательства гибели в Катыни только 1800 польских военнослужащих.)

Я привожу эти примеры, чтобы показать всю логику катынского абсурда. А разве белорусы не могут предъявить полякам обвинение в геноциде за уничтожение нескольких тысяч своих граждан рыцарями Армии Крайовой во время войны? А украинцы за операцию «Висла»?

Курды могут предъявить режиму Саддама Хусейна обвинение в такого рода преступлении, но ведь иракцы, потерявшие десятки тысяч своих людей во время американского нынешнего нашествия, тоже рано или поздно скажут: это был геноцид. Ну и что – всю дальнейшую историю человечества будем судиться друг с другом в Страсбурге или Гааге?

Интересны намеки польской прессы о денежной компенсации за «катынский геноцид». Тут поляки идут по тропинке, протоптанной евреями, которые много миллиардов долларов получили за холокост, устроенный в Европе фашистами. Но там хоть фигурировала цифра 6 миллионов! Было за что бороться. Все страсти, всю трагедию великой и страшной войны практичные евреи перевели в систему денежных компенсаций, в валюту, в счета, в фонды. Но, видимо, в истории это был первый и последний удачный случай. Хотя если поляки добьются своего в Страсбурге или Гааге и «процесс пойдет», то евреи смогут за несколько тысяч своих соплеменников, уничтоженных в Едвабне и других местечках Польши в 1941 году, слупить на этот раз уже не с немцев, а со шляхтичей хорошие бабки… Поляки, как всегда, не просчитывают последствий своего легкомысленного поведения.

Что же касается «цвета нации», расстрелянного в Катыни, то интересные соображения по этому поводу я прочитал в статье журналиста Руслана Лынева, опубликованной в журнале «Российская Федерация сегодня» (№ 10, 2005 г.).

К тому же до сих пор поляки никак не комментировали некоторые места из дневников и записных книжек Йозефа Геббельса, касающиеся Катыни. Ну, к примеру, такую запись, сделанную им 8 мая 1943 года:

«К несчастью, в могилах под Катынью было найдено (сформированной немцами комиссией Красного Креста) немецкое обмундирование… Эти находки надо всегда хранить в строгом секрете. Если об этом узнали бы наши враги, вся афера с Катынью провалилась бы» (Вацлав Краль. Преступление против Европы. М., «Мысль», 1968. С. 243).

В его записях, между прочим, было и такое: «Если на месте обнаружится немецкое оружие, вся затея рухнет». Своих людей Геббельс натаскивал: «Немецкие офицеры, которые возьмут на себя руководство («катынским делом». – Ст. К.), должны быть исключительно политически подготовленными и опытными людьми, которые могут действовать ловко и уверенно. Такими же должны быть и журналисты. Некоторые наши люди должны быть там (в Катыни. – Ст. К.) раньше, чтобы во время прибытия Красного Креста все было подготовлено (! – Ст. К.) и чтобы при раскопках не натолкнулись бы на вещи, которые не соответствуют нашей линии».

«…Нам нужно чаще говорить о 17—18-летних (польских. – Cm. К) прапорщиках, которые перед расстрелом еще просили разрешения послать домой письмо и т. д., так как это действует особенно потрясающе».

Конечно, поляки могут объявить эти записи Геббельса фальшивкой, но тогда почему постановление Политбюро от марта 1940 года, которое Ельцин с извинениями за Катынь вручил полякам, мы не можем считать подделкой?

С Натальей Горбаневской – нынешним автором «Новой Польши» и членом редколлегии журнала – я учился на филфаке МГУ в 50-х годах. Тогда, как и потом, она писала графоманские стишки, славила красные революционные праздники (до сих пор помню строчку – «и праздник потеряет номер, окрасится красным красно»). Не обретя известности на поэтической стезе, Горбаневская ушла в диссидентство, в «правозащитное движение», и ее имя стало наконец-то широко известно после выхода на Красную площадь в августе 1968 года семерых «правозащитников» с плакатами, протестующими против вторжения войск Варшавского пакта в Чехословакию. Среди протестующих была и незадачливая поэтесса.

Правозащитников тогда моментально скрутили и запихнули в машины кагэбэшники. Действовали они четко и правильно, а вот наш Агитпроп то ли промолчал, то ли что-то невнятное промямлил по поводу этой демонстрации. А надо было, ничего не стесняясь, прямо и жестко сказать «мировому общественному мнению» следующие веские слова:

«После Великой Отечественной войны в советском плену осталось 70 тысяч чехословаков. Но это – в плену, а топтало нашу землю тысяч сто, а может быть, и больше.

И немало горя, смертей, разрушений принесли нам эти онемеченные славяне. А если вспомнить мятеж подобных же чехословацких пленных в 1918 году и то, как эти якобы добродушные Швейки, вооруженные до зубов, расстреливая и вешая за саботаж железнодорожников Великого Сибирского пути, не желавших отдавать им продукты и готовить паровозы, рвались на Дальний Восток, увозя с собой из Казани вагоны с русским золотом? Как они сдали Колчака революционному Политцентру в обмен на разрешение вывезти без досмотра на восток все награбленное. Как под руководством генералов Гайды и Сырового, впоследствии сотрудничавшего с Гитлером, пользуясь развалом России, они брали реванш за годы своего плена… Хотя их никто не приглашал в Россию, сами в составе тех же австро-немецких войск в 1914 году двинулись на нашу землю.

В 1968 году кто-то из чешских студентов покончил с собой в знак протеста против нашего вторжения. Но вдумайтесь: сколько чехословаков были незваными гостями на нашей земле за две мировые войны? На их совести тысячи загубленных русских жизней. Да и в составе команды, расстреливавшей царскую семью, были исполнители из числа австро-венгерских военнопленных.

И неужели после двух войн XX века, во время которых чехословацкие оккупанты оставляли в наших лагерях по 60–70 тысяч пленных, мы, освободившие Прагу от фашистов, должны были спокойно смотреть, как эта славянская страна вновь готовится к антирусскому мятежу? И после этого вся мировая общественность, вся чешско-польско-славянская интеллигенция вот уже 37 лет не устает стенать о том, что в 1968 году мы ввели в Прагу танки». Вот что пишет о чехословаках 1918 года красноярский историк В. Бушков в книге «Красный Монарх»: «Память о себе в Сибири они оставили сквернейшую. В середине семидесятых (!) мне доводилось присутствовать в застольях, где еще, случалось, пели старую-престарую народную песню, сложенную в двадцатых:

Подобные народные песни рождаются неспроста! Достоверно известно, как вели себя чехи во время всеобщего отступления белых на восток: силой отобрали паровозы и первыми кинулись драпать. На путях – лютой зимой – осталось примерно двести поездов с беженцами, их семьями, ранеными. Погибли многие тысячи – не только русские, но жены, дети и раненые польской дивизии».

Я вспомнил эти страницы истории лишь потому, что Горбаневская стала сейчас одной из самых оголтелых русофобских авторов «Новой Польши», где недавно выступила со статьей о Катыни и о Хатыни, в которой пишет:

«Государство, не подписавшее Женевской конвенции о военнопленных, заставившее миллионы попавших в плен советских солдат и офицеров сдыхать с голоду, а выживших загонявшее в свои лагеря, не располагает к тому, чтобы от него ждали цивилизованного поведения» («НП», № 4, 2005 г.).

Оказывается, мы «заставляли» «подыхать с голоду» «миллионы советских солдат», потому что не подписали Женевскую конвенцию о военнопленных… Будто бы расистское фашистское государство, создавшее идеологию «недочеловеков» и «сверхчеловеков», нарушавшее все человеческие и божеские нормы жизни, только и мечтало, чтобы выполнять всяческие договоры и конвенции, считаться со всякими юридическими бумажками! Вот ярчайший пример шизофренического мышления и демагогии так называемых правозащитников.

В этой же статье правозащитница запускает свою версию о том, почему мемориал всем уничтоженным в Белоруссии деревням был создан в 1968 году в Хатыни.

«Из десятков действительно уничтоженных фашистами белорусских деревень выбрали деревушку со сходным названием Хатынь, словно желая сбить с толку, вытеснить из сознания само слово «Катынь»… «Замечу, кстати, что на умышленную подмену Катыни Хатынью первым обратил внимание бывший политзаключенный, политэмигрант Борис Вайль: «Хатынь путают с Катынью», «А вот Хатынью я бы поосторожнее оперировал (…) там до сей поры неясно – кто кого поджигал и резал… То ли немцы беззащитных белорусов, то ли войска НКВД тех же, то ли вообще наши – польских офицеров, ну и население вкупе – за то, что видели лишнее… В общем, дело весьма темное. Кстати, если поглядеть на это с точки зрения – кому оно было выгодно, то скорее нашим, чем немцам – так сказать, для поднятия народного гнева…»

В ответ на эти предположения циничной психопатки скажу следующее: я был в Минске на праздновании Дня независимости Белоруссии, приуроченного, кстати, ко Дню освобождения Минска Советской Армией в 1944 году, и побывал в Хатыни. Там я узнал то, что не желает в упор видеть Горбаневская. Во-первых, «поджигали и резали» беззащитных белорусов в Хатыни наряду с немцами эстонские и латышские каратели. Во-вторых, мемориал всем сожженным деревням поставили в Хатыни еще и потому, что названия многих деревень, как это часто бывает, повторялись, а имя «Хатынь» было в единственном числе. В-третьих, только в Хатыни нашелся один человек – свидетель, оставшийся в живых, Иосиф Каминский, который мог точно рассказать, как произошло это преступление. В других уничтоженных деревнях таких свидетелей не осталось. И в-четвертых, Хатынь лежит недалеко от шоссе Минск – Витебск, и этот мемориал поэтому легко доступен для всех, кто хочет отдать дань памяти безвинным жертвам.

В сентябре 2004 года в коридорах высшей польской власти разыгрался очередной политический фарс.

«Польские парламентарии 10 сентября единолично приняли постановление, в котором говорится, что Польша не получила от Германии военных репараций» (опомнились через 60 лет! – Cm. К.).

Однако менее пылкое и более благоразумное правительство отмежевалось от этого постановления, заявив, что вопрос претензий к Германии закрыт» («НП», № 11, 2004 г.).

Более того, «политическим авантюризмом назвал польский министр иностранных дел постановление относительно военных репараций от Германии…» (там же).

Вот они, двойные политические стандарты: уничтожение немцами во время оккупации 6 миллионов польских граждан не подлежит обсуждению, никаких претензий к Германии быть не может, никаких репараций быть не должно (боятся немцев! – Cm. К.). А гибель нескольких тысяч польских «поэтов, священников, интеллигентов» в Катынском лесу Польша требует объявить геноцидом, не имеющим срока давности только лишь потому, что это преступление, по убеждению поляков, совершено русскими.

Один из авторов «Новой Польши» пишет о том, почему поляки так закомплексованы на Катыни: потому что их потомки – «и сегодня польская элита. И память о Катыни, как хвост за кометой, будет тянуться на протяжении поколений». А наши красноармейцы, погибшие в польском плену после войны 1920 года – это, по логике того же автора, «вчерашние крестьяне», одетые в шинели, и потому «никто уже… сегодня их не помнит. Так что их потомки не требуют никаких объяснений»…

Опять же вечное деление народа на «элиту» и «быдло», разная цена крови шляхетской и холопской, отрыжка панского расизма…