Славянский мир – осевое пространство Евразии

О судьбе славянства и России можно рассуждать, лишь выйдя за рамки наскучивших клише о правах человека и вселенской демократии. Меньше всего демократии сегодня именно в международных отношениях. Разве под флагом прав человека и демократии не идет откровенный передел мира, разве на неугодные режимы не сыплются бомбы, разве не готовится расчленение суверенного государства в центре Европы, все еще претендующей на учительство?

Славянство как самобытная часть общеевропейской семьи испытало на себе и многовековой «Дранг нах Остен» тевтонов, и монгольское нашествие с Востока. Через славян прошли два эпохальных нашествия на Россию – наполеоновское и гитлеровское. В период эмансипации ХХ века, к его концу западные и южные славяне испробовали как объединения, так и самоопределение в узкоэтнических рамках. Но и в итоге обеих мировых войн, и на рубеже XXI столетия это было результатом не только и не столько собственных проектов, как схем, служащих интересам более мощных субъектов мировой политики.

На Балканах из-за двойного подчинения – Австро-Венгрии и Оттоманской Турции – процесс собирания наций в едином государственном теле даже в начале XX века еще не был завершен. Но на Западе никогда не было заинтересованности в естественном формировании там крупных, однородных в этническом, языковом и религиозном аспектах наций. Может, потому, что все православные так или иначе оказались бы в орбите России, а католики – в орбите тогдашней амбициозной Германской империи? Такого англосаксы, конечно, не могли допустить в регионе Проливов, где каждая конфигурация до сих пор меняет соотношение сил в Европе.

Сербская национальная идея и вовсе рассматривалась Западом как «крамола», начиная с «Начертания» Илии Гарашанина (1840 год). Тем не менее после Первой мировой войны в Версале победителям понадобилось крупное Королевство сербов, хорватов и словенцев, ибо победившая англосаксонская Антанта хотела стереть все следы австро-германского присутствия в Южной Европе. Разные формы объединения балканских славян и послеверсальская Чехословакия стали важным этапом исторической эмансипации славян, обретением ими роли субъектов мировой политики.

Сегодня мы является свидетелями нового этапа фрагментации славянства на малые государства, которые втягиваются в евроатлантический мир под флагом расширения демократии и реализации национальных чаяний. Так что же ждет славян в «единой Европе»?

Славянство неоднородно, и его исторические и геополитические тяготения всегда были разнообразны и порой противоположны. И это необязательно связано с соперничеством католического и православного опыта, как у хорватов и сербов, у поляков и русских. Если навязчивая мечта поляков об историческом реванше над Россией периодически заводит Варшаву и ее покровителей в тупик, то спокойное и дружеское отношение к России католических Словакии и Словении дает вдохновляющий пример синтеза российского и западного векторов истории!

И все же тот факт, что по славянству пролегает граница латинской Европы и поствизантийского пространства, делает Восточную и Юго-Восточную Европу особенным регионом не только потому, что линия от Балтики до Черного моря есть осевое пространство Евразии. «Кто владеет Восточной Европой, тот господствует над Евразией» – такова сентенция классика британской геополитики Х. Маккиндера. Даже в век общечеловеческих ценностей противоречия между единородными, но разноверными народами не менее сильны, чем в кровавые годы религиозных войн католиков и протестантов, когда треть населения цивилизованной Европы была истреблена. Вестфальский мир 1648 года запретил идеологически обосновывать использование силы для изменения внутреннего порядка государств. Но сейчас напрашивается не совсем политкорректный вопрос: не является ли ссылка на установление демократии при бомбардировках неугодных режимов неким рецидивом довестфальского сознания?

Можно только изумляться Западу, поощряющему сегодня косовский сепаратизм и терроризм самого опасного толка – терроризм с целью изменения границ.

Опрометчиво поощряя албанских боевиков, настаивая на абсолютно противоправном отторжении от Сербии Косова, Запад взращивает воинствующее исламское образование в сердце Европы. Далекой Америке такой терроризм не угрожает. Он угрожает только России и Европе, которая сама через три поколения будет наполовину исламской и в которой десятки государств еле выдерживают собственный сепаратизм и этническое и конфессиональное неравновесие.

Неужели Европа забыла, как турки осаждали Вену? Неужели в Вашингтоне и Брюсселе не знают об идее «великой Албании», о претензиях на Северо-Западную Грецию – Эпир, на 40 % Черногории, на половину Македонии? Неужели они забыли, что в «исламской декларации» покойного А. Изетбеговича речь шла об «исламской федерации от Адриатики до Великой Китайской стены»? Неужели в Вашингтоне полагают, что любовь к Америке албанских боевиков-мусульман спасет Америку от неприязни многомиллионного исламского мира? Неужели можно всерьез принимать заявления о том, что отторжение от Сербии Косова – колыбели сербской государственности – не станет концом Устава ООН, мира и стабильности? И неужели можно после этого будет фарисейски препятствовать жителям непризнанных территорий, которые имеют все права на выбор своей судьбы, ибо эти права были грубо нарушены в ходе расчленения СССР?

Разве втягивание в западный ареал стран Прибалтики, Венгрии, Чехии, Польши и балканских государств сделало Европу самостоятельнее? Чем больше перемен, тем очевиднее неспособность оскудевшей духом Европы выиграть от них и обрести новый исторический импульс, не говоря уже о том, что ее экономическая и социальная конструкция едва выдерживает дополнительный груз. А значит, новые конфигурации служат не самой Европе, а евразийской стратегии США, нацеленной на оттеснение России на северо-восток континента, подальше от морей. Но тогда Европа может превратиться из центра мировых событий в лишь обеспеченный тыл.

«Новая Европа», о самостоятельности которой в евроатлантическом проекте не приходится говорить, – это и есть славянство, которое помещено судьбой на стыке устойчивых геополитических систем. В таком положении редка возможность независимой внешней политики, к которой, впрочем, не все стремятся, и это их право. Но сегодняшний замысел либеральной технократии ставит под сомнение и продолжение самостоятельного культурно-исторического проекта. Тревожно, что христианским ценностям уже не нашлось места в Евроконституции, но замечательно, что поляки-славяне отстаивали их. В будущем гигантский киборг может предпочесть микрочип Платону, Шекспиру, Гете и Достоевскому. В таком мире нет места не только православной России, славянству, но и самой великой европейской культуре.

Первыми растворятся как явления мировой культуры и истории малые нации. Если таким останется путь единой Европы, то в нем незавидна судьба славянства с его чудными языками и фольклором, тайнами, исканиями, геополитическими и духовными сомнениями и тяготениями, с его героической летописью выстаивания и выживания между католиками и мусульманами, между тевтонами, монголами и турками: останется мертвый экспонат в маленькой витрине этнографического музея униформного мира.

Все же хочется вспомнить, что идея всеединства, понятие европейской христианской цивилизации на протяжении веков были вдохновляющим идеалом и великой ценностью для обеих половин Европы. Прекраснодушные европейцы на Западе и Востоке стремились к гармонизации исторических поисков, подчеркивая не только различия, но и бесспорное единство.

Сотрудничество России и Европы действительно могло бы дать обеим мощный и столь необходимый импульс в начавшемся третьем тысячелетии от Рождества Христова. Но для этого нужно признать, что не только самой России, но и всем в Европе нужна сильная Россия как системообразующий фактор международных отношений. Иным кажется, что, шумя на «российского слона», можно заслужить звание европейца. Но это ли нужно тем, чья национальная история, славянская история, пылавшая в костре Яна Гуса, уже давным-давно стала великой всеевропейской историей?

Подлинный импульс, подъем и самостоятельность Европе может принести только признание вселенской равноценности наших опытов. Наше будущее – в конструктивном соединении исторического наследия и творчества всех этнических, конфессиональных и культурных составляющих Европы: германской, романской и славянской, Европы латинской и Европы православной.

Именно на поле защиты общеевропейского духовного наследия и лежит потенциал исторической роли славянства и региона в целом. Вот цель, которая не разделяет, не ущемляет, вот в чем не стыдно соревноваться нашим народам, обнаружившим после принуждения к безверию живую тягу к христианским ответам на великие вопросы человека и человечества. Вот поле, на котором можно быть равновеликим игроком европейской истории, ибо для утверждения Истины не нужны завораживающие цифры «валового внутреннего продукта». Нужно всего лишь сохранить потребность различать грех и добродетель, красоту и уродство, истину и ложь, добро и зло.