Книга: Кремлевские подряды. Последнее дело Генпрокурора
Назад: Бруклинский узник
Дальше: Мартиролог «Мабетекса»

Свободен, но не оправдан

В половине десятого утра 7 апреля 2001 года борт номер 139 авиакомпании «Свиссэйр» произвел посадку в женевском аэропорту. В сопровождении трех сотрудников швейцарской полиции, специально прибывших в Нью-Йорк за день до этого, Павел Бородин проследовал в припаркованный рядом с лайнером небольшой тюремный фургон. Прямо из аэропорта через специальный выезд автомобиль с кремлевским «комендантом» – так швейцарские журналисты прозвали Пал Палыча – направился в тюрьму Шан-Доллон.
После обычных формальностей и беглого осмотра десятиметровой одноместной камеры с деревянной кроватью, туалетом и небольшим письменным столом, Пал Палыч был доставлен на первую встречу со следователем Даниэлем Дево, который официально предъявил Бородину обвинение в отмывании денег с отягощающими обстоятельствами и в участии в преступной организации. И хотя госсекретарь Союза России и Беларуси настаивал на своей полной невиновности, следователь выписал постановление на арест. При этом присутствовал прокурор кантона Женева грозный Бернар Бертосса и швейцарский адвокат Бородина, один из лучших юристов Швейцарии, 71-летний Доминик Понсе. Он, кстати, в свое время учил юриспруденции и Дево, и Бертоссу и отзывался о них как о своих лучших учениках. Вернулся Бородин в свою камеру только на исходе дня, так и не получив разрешения позвонить семье.
Вместе со своими тремя коллегами (всего в Швейцарии Бородина защищали четыре адвоката) Доменик Понсе приступил к изучению 18 томов дела, насчитывающего более 7 тысяч листов. По швейцарским законам, если предъявленные Бородину обвинения в совершении преступления будут доказаны, ему грозит пять лет тюрьмы. Но Понсе, общаясь с журналистами, был полон оптимизма: «Это дело даже не входит в компетенцию швейцарской юстиции. Это правонарушение, совершенное после незаконного получения денег, чье преступное происхождение необходимо скрыть, – поясняет адвокат. – Поэтому, по логике следствия, в качестве пострадавшей стороны должна выступать Россия, но российские власти совершенно официально заявляют, что никакого правонарушения на их территории совершено не было».
Об удивительной позиции России высказывался в эти же дни и Бернар Бертосса: «Это, пожалуй, первый в мировой практике случай того, что власти страны, в которой было совершено основное преступление, совершенно в открытую и со всей ясностью заявляют о своем отказе действовать. Были случаи, когда власти, например, африканской страны просто ничего не делали, но здесь речь идет о четком отказе. И таких прецедентов я не знаю».
Состоявшееся уже через день заседание женевской обвинительной палаты напоминало театральное действо.
Если Доменик Понсе рассказывал о трудном детстве Пал Палыча, об огромной работоспособности, об организаторском даре, который привел Бородина с поста мэра Якутска в Московский Кремль, то Бертосса нарисовал портрет карьериста и стяжателя, начавшего грабить Россию еще в Якутске и продолжавшего заниматься этим с еще большим размахом в Москве.
По словам прокурора, российские власти максимально затруднили дело, если вообще не сделали его невозможным. Однако «тот факт, что в России не было возбуждено дело, не означает, что не было преступления», – подчеркнул он. Бертосса напомнил, что на единственном допросе в Генпрокуратуре России Бородин утверждал, что не имеет за рубежом даже копейки. Между тем «у подследственного было не менее шести счетов на его имя и на имя компаний, в которых он был бенефициарием», то есть фактически владельцем.
Не отличалась оригинальностью и главная линия защиты. Строилась она на том, что российская Генпрокуратура не нашла веских доказательств коррупции в сделках, совершенных Бородиным, и давно закрыла дело «Мабетекса». А поскольку именно Россия якобы пострадавшая сторона, то без ее участия доказать вину Бородина будет практически невозможно.
Под конец слушаний адвокаты подали все возможные в данном случае апелляции, потребовали освобождения их подзащитного под залог и шумно разошлись, ожидая через пару дней вердикта Обвинительной палаты.
Решение женевского суда оказалось по-европейски демократичным: он постановил продлить на три месяца предварительное задержание Госсекретаря Союза России и Беларуси Павла Бородина, при этом освободив его под залог в 5 миллионов швейцарских франков (около 3 миллионов долларов). Пал Палыч получил возможность вернуться в Россию, но по первому же требованию он должен был предстать перед следователем для дачи показаний.
По законам Швейцарии залог должен быть внесен в судебную кассу только в денежной форме – акции, драгоценности, автомобили, недвижимость вносить нельзя. Суд потребовал наличные. Когда Пал Палыч сидел в бруклинской тюрьме и защита пыталась добиться его освобождения под залог в несколько сот тысяч долларов, речь шла о том, что эту сумму соберут его многочисленные небедные друзья. Хотя очень интересно знать, какие «друзья» оплачивали услуги всех многочисленных адвокатов Пал Палыча? Ведь, судя по слухам, один час работы только одного Бари Кингхэма стоит 800 долларов.
Теперь же о друзьях никто не вспоминал. Гарантом Бородина стало государство, которое немедленно дало указание снять необходимую сумму со счетов Цюрихского отделения «Внешэкономбанка», перевезти ее в Женеву и оплатить залог.
Узнав, что деньги на залог пойдут фактически из кармана российского налогоплательщика, Бернар Бертосса не без сарказма отметил, что «если народ России позволяет разгуливать на свободе тем, кто лезет ему в карман и тащит оттуда все, что ему попадается под руку, то что я могу с этим поделать? Этот народ сам должен протестовать!»
Женевский прокурор Бернар Бертосса решением суда был явно недоволен, однако настроение у него все равно было приподнятое: «Главное – ему предъявлено обвинение, – объявил он журналистам, – Теперь мы можем его судить, даже если он не явится… в суд. Уже невозможно отрицать наличие его четырех счетов в Швейцарии и одного счета на Багамах, на которые были получены деньги от «Мабетекса» и «Меркаты». Нам остается лишь доказать, что эти деньги были взятками, то есть что они получены преступным путем».
* * *
Переночевав в постоянном представительстве России при женевском отделении ООН, уже на следующий день Бородин вылетел в Москву.
Встречать Пал Палыча в Шереметьево-2 съехалось огромное количество людей. Их было так много, что для охраны физического и душевного спокойствия госсекретаря пришлось вызвать ОМОН. Отчетливо помню этот репортаж, переданный всеми новостными телевизионными каналами. Таким растерянным и грустным Бородин, наверное, еще не выглядел никогда. Подойдя к прессе, он начал дрожащим голосом говорить. Периодически в его глазах блестели слезы. Речь его была короткой, никаких «фирменных» шуток. Начал Пал Палыч с благодарности «настоящему мужику Путину», плавно перешел к Лукашенко и зачем-то к Патриарху Всея Руси Алексию, приславшему ему в тюрьму иконку. Заканчивалась вся эта череда благодарностей за помощь в освобождении из иноземного узилища уверением, что он как был, так и остался достойным гражданином России. Не ответив ни на один вопрос десятков поджидавших его журналистов, Пал Палыч быстро прошел к припаркованному прямо у дверей огромному «мерседесу» и под блеск мигалок и вой сирен исчез в вечерней мгле.
К чести Пал Палыча, слово он свое сдержал. Четыре или пять раз он, как на работу, приезжал в Женеву по вызовам следователя Даниэля Дево. Тактику на допросах он по советам адвокатов выбрал классическую – на многочасовой монолог следователей госсекретарь солидно отвечал партизанским молчанием. «Поскольку я считаю себя невиновным, мне нет нужды оправдываться в том, чего не делал», – объяснил свою позицию сам Бородин. Молчал он при индивидуальных беседах с Дево, не разговорила его и очная ставка со старым знакомым Беджетом Паколли, также вызванным в Женеву для допроса. Судя по всему, надоело такое отношение к судебному процессу и самому Дево: уже заранее предугадывая «ответы» Бородина, на одном из допросов, на который кроме госсекретаря было вызвано еще несколько человек, он задал ему единственный вопрос: «Что такое Счетная палата?», а на другом вообще не задал ему ни одного вопроса.
* * *
За это время Пал Палыч, по-прежнему оставаясь на почетном посту госсекретаря государства двух государств, развил бурную хозяйственно-организаторскую деятельность. Он продолжал вынашивать новые мегапрожекты, оцениваемые в миллиарды долларов, например, задумал строить супертрассу – транспортный коридор Париж – Берлин – Варшава – Минск – Москва с выходом на Транссибирскую магистраль и с дальнейшей переправкой грузов из Европы к берегам Тихого океана. Инвестиции только в российско-белорусскую часть этой трассы века составляют около 20 миллиардов долларов. Другой его проект – строительство в Санкт-Петербурге парламентского комплекса для депутатов как российского, так и будущего союзного парламента, поскромнее: оценивается он всего в 2 миллиарда, естественно, долларов.
Труды недавнего узника не остались незамеченными: расчувствовавшись, «батька» Лукашенко наградил своего госсекретаря высшим белорусским орденом – Франциска Скорины.
* * *
26 октября следователь Даниэль Дево объявил, что он завершил расследование дела Павла Бородина и передал его в прокуратуру кантона Женева. Как гласит его резюме, госсекретарь Союза России и Беларуси вместе с владельцем фирмы «Мабетекс» Беджетом Паколли, двумя банковскими работниками и адвокатом из Женевы обвиняются в отмывании почти 30 миллионов долларов и участии в преступной группе. Преступная группа – это, по мнению следствия, сами обвиняемые. А 30 миллионов – те деньги, которые Павел Бородин получил от компаний «Мабетекс» и «Мерката Трейдинг» за заключение с ними контрактов на реставрацию Кремля и переоснащение президентского самолета. Теперь к детальному ознакомлению с делом Бородина приступил прокурор Бернар Бертосса. Ему были переданы все 210 томов дела, которые после изучения он должен передать в Женевский суд.
Завершилось же швейцарское дело Павла Бородина неожиданно, но вполне закономерно. Случилось это поздним вечером 4 марта 2001 года. Женевская юстиция признала его виновным в отмывании денег, полученных незаконным путем, и назначила в виде наказания штраф в размере 300 тысяч швейцарских франков (около 180 тысяч долларов). Решение это было принято непосредственно прокурором кантона Женева Бернаром Бертоссой. Особо надо подчеркнуть, что оно полностью соответствует уголовно-процессуальному законодательству Женевы и часто встречается в практике дел по отмыванию денег.
Конечно, финал был не совсем таким, какого все ожидали, но результат оказался близким к прогнозам. По закону Бородин в случае признания его вины судом мог получить условный срок или заплатить штраф. В итоге так оно и получилось, с той разницей, что штраф присудила непосредственно прокуратура.
Почему дело завершилось именно так, а не как ождали все – по результатам суда? Бертосса объяснил свое решение: «Прекращение расследования не означает поражения обвинения. Я был готов представлять интересы прокуратуры в суде. Одновременно я высоко оцениваю работу, проделанную следователем Даниэлем Дево. Ему, к сожалению, пришлось столкнуться с непреодолимыми препятствиями, связанными прежде всего с помехами, которые чинили власти России. К тому же защита пыталась затянуть дело, требуя вызова бесконечной череды российских официальных лиц, а также персон, скрывающихся от правосудия. Еще раз подчеркну, мы не можем добиться осуждения только за отмывание денег, совершенное в Швейцарии, если в его основе лежат преступления, совершенные в России».
Но, думаю, было на то и еще несколько причин. Во-первых, 20 апреля Бертосса должен был сложить свои полномочия и хотел, вероятно, довести громкое дело до логического конца, «подчистив» перед уходом все свои «долги». Во-вторых, штраф все равно выглядел как наиболее вероятное наказание Бородина в случае суда. И, наконец, если бы суд оправдал Бородина, он получал бы право и возможность требовать от суда солидную компенсацию за все дни своего тюремного сидения, подорванное здоровье и «моральные издержки». Теперь же, если Бородин не рискнет оспорить решение прокуратуры в течение двух недель, такой возможности у него не будет. Но протест будет рассматриваться уже в судебной инстанции – дело рискованное и напоминает игру «ва-банк», которую адвокаты не любят. Суд может, конечно, отменить постановление прокурора, но может не только оставить его без изменения, но и «поднять планку», добавив условный срок. Причем новое следствие может затянуться еще на несколько лет, и три миллиона долларов залога практически зависнут…
Павел Бородин и его адвокаты рисковать не стали. Протеста не последовало. «Наш протест повлек бы затяжку по времени в два-три года, – объяснила это решение адвокат Элеонора Сергеева, – никому не нужные расходы, сопоставимые со штрафом, напряженность… Бородину это не нужно».
Однако госсекретарь решил все-таки показать швейцарцам «козу» и демонстративно отказался платить штраф, наложенный на него Бернаром Бертоссой, сказав, что заставить его это сделать может только суд, а не единоличное решение прокурора.
Новый женевский прокурор Жан-Бернар Шмидт отреагировал на это высказывание сразу и достаточно эмоционально: «Когда человек считает себя невиновным, – сказал он, – он не соглашается с тем, в чем его обвиняют, и защищает свою честь. Заявление Бородина предназначено исключительно для внутрироссийского употребления. У нас не вызывает озабоченности вопрос об уплате, потому что штраф будет уплачен в любом случае».
Так оно и случилось. Не дождавшись протеста Пал Палыча на решение женевского прокурора, Швейцария вернула России три миллиона долларов залога, но вычла из него 175 тысяч долларов в счет наложенного на Бородина штрафа и еще 35 тысяч судебных издержек. Одновременно из Женевы пришло уведомление, что «г-н Бородин поставлен на криминальный учет Министерства юстиции Швейцарии как понесший наказание по статье 305-бис – за отмывание денег».
Все это фактически означало, что в так называемом деле «Бородин и другие» поставлена точка.
* * *
Будучи Управляющим делами Президента Ельцина, Бородин в течение многих лет снабжал российскую верхушку квартирами, машинами, дачами и другими привилегиями. Он точно знает, кто что получил, поэтому многие его боятся до сих пор. Ныне экс-президент Путин тоже кое-чем обязан этому человеку. Именно Бородин взял Путина в Кремль, когда тот находился в трудном положении после провала на выборах в Петербурге своего шефа Анатолия Собчака. Уверен, если бы Бородин заговорил, его информация была бы посильнее кредитных карточек семьи Ельцина. А ведь, как я полагаю, был после ареста Бородина такой момент, когда он готов был обо всем рассказать. «Семью» бы это утопило без всяких сомнений, ей пришел бы конец. Но ситуацию удалось сбалансировать: Бородину дали гарантии, что в случае молчания «Родина» его в беде не оставит, и он отказался давать какие-либо показания.
Если бы Бородин стал выдавать свои секреты, таких беспрецедентных усилий вытащить его из тюрьмы, уверен, не было бы предпринято никогда. Волошин в те дни сказал, что Бородин – «это наш крест, который мы должны нести, мы все должны защищать Бородина». Делая это, они защищали Ельцина, защищали ту олигархическую и коррумпированную систему, которая сложилась в период правления «семьи», они защищали себя.
Скажу как профессионал: Бородину во время и после его ареста была подсказана абсолютно верная для него и стоящих за ним людей тактика – молчать. Принимая во внимание коррупционность России и то, что свои секреты она выдавать не собиралась, ни провести полноценное расследование, ни победить государственную машину России, которая выступила на стороне Бородина, сил у Швейцарии не было.
* * *
Пал Палыч отделался легким испугом, но все мы и российский Закон в конечном итоге проиграли. Конечно, своим расследованием, своим заключительным решением швейцарцы доказали: Бородин виновен, доброе свое имя он не отстоял. Но удовлетворения от этой маленькой победы лично у меня не было, поскольку я понимал: у нашей страны был шанс встать в один ряд с цивилизованными странами, но она его так и не использовала, не захотела использовать…
История эта имела неожиданное продолжение. Бывшие подельники Бородина – Виктор Столповских, Виктор Бондаренко и Беджет Паколли из своих немалых, наверное, запасов компенсировали ему всю сумму удержанного штрафа и судебных издержек. Свое решение они мотивировали тем, что штраф, наложенный Бертосса на Бородина, не идет ни в какое сравнение с будущими убытками их компаний в случае продолжения следствия.
Еще одно небольшое уточнение: все 25 миллионов долларов, арестованные в Швейцарии на счетах Бородина, в срочном порядке были переведены в другие банки. То, что можно было вернуть в Россию, теперь уже вернуть практически невозможно…
Жертва системы?
Когда Бородин находился в американской тюрьме, я виделся с его женой Валентиной и поддержал ее, как мог. Я сказал ей, что всегда отделял правовую сторону от человеческой и что от своей принципиальной позиции я не отказываюсь, но в человеческом плане отношусь к ее мужу вполне сочувственно.
Я действительно искренне переживал за Бородина. Это был уже по крайней мере второй случай в моей жизни, когда, понимая, что по-иному поступить не могу, я искренне переживал: а правильно ли я сделал? Первый раз такое же смутное чувство было у меня, когда я избрал для бывшего исполняющего обязанности Генерального прокурора России Илюшенко меру пресечения – заключение под стражу. То, что дело против него возбудил, что расследование проводил – это все правильно, но вот мера пресечения…
До сих пор не уверен, прав ли я был…
* * *
И вот после долгого перерыва я наконец-то встретился с Бородиным. Это было уже после того, как он вернулся из американской тюрьмы. Встречу эту организовал один наш общий знакомый по своей инициативе. Он сказал: «Мне бы совсем не хотелось, чтобы два моих хороших друга между собой враждовали», после чего предложил в одно и то же время прийти к нему в гости. Я не возражал. Совесть моя по отношению к Пал Палычу была чиста: у меня никогда не было намерения во что бы то ни стало посадить Бородина в тюрьму, было лишь желание вернуть Родине украденные деньги.
Да, Бородин совершил противоправные действия, в этом, как ни прискорбно, я уверен до сих пор и считаю, что поступил абсолютно правильно, возбудив дело «Мабетекса». Мне искренне жаль, что расследование это Генпрокуратура прекратила, оно могло дать хорошие, показательные для всей страны результаты.
Но за это время я понял и другое.
Несчастье Бородина состояло в том, что он оказался «при государе»: порочной была сама система, при которой материально-финансовое обеспечение всех высших органов власти находилось в руках одного человека – руководителя президентской администрации. Это было грубым нарушением принципа разделения властей: используя свои возможности распределять квартиры, машины, дачи, Бородин умело влиял на представителей законодательной власти.
Чтобы понять, как он это делал, приведу простой пример. В свое время Федеральная служба налоговой полиции РФ и Генпрокуратура РФ активно начали собирать различные документы о деятельности Управления делами Президента РФ в дачных окрестностях Рублевки. Но вскоре все проверки деятельности Управления делами «зависли» на неопределенное время.
К примеру, только взялась Счетная палата РФ копаться в бухгалтерии ГУП «Жуковка», как неподкупному аудитору Александру Кушнарю предложили оформить в собственность небольшую дачку № 13 в поселке Успенское всего за 252 тысячи рублей (это примерно в 10 раз ниже реальной стоимости подобных коттеджей на Рублевке). Так или иначе, но итоговый отчет Кушнаря получился радужный и нейтральный. А аудиторы Счетной палаты, ютившиеся в тесных кабинетиках, стремительно перебрались в фешенебельный офис, щедро отделанный гранитом и мрамором.
Так же постарался Пал Палыч обезопасить себя и со стороны Генеральной прокуратуры РФ. Сего подачи за символическую цену (около 50 тысяч долларов) сумели обзавестись рублевской собственностью заместитель Генпрокурора Александр Розанов (дача в престижном поселке Успенское), Главный военный прокурор Юрий Демин (поселок Успенское), первый заместитель Генпрокурора Юрий Чайка (поселок Успенское)…
В общем, «разобрался» Пал Палыч с этими организациями быстро. Кстати, интересно, каким таким непосильным трудом, видимо, недоедая, экономя каждую копейку, эти видные госчиновники, официальный доход которых – только зарплата, смогли заработать по 50 тысяч долларов?
* * *
Недопустимо, когда администрация главы государства становится государственно-коммерческой структурой. Это – самая питательная почва для злоупотреблений. Такой порочной управленческой схемы не должно быть и нет нигде в мире, кроме России. Это все равно что передать коммерческой структуре некоторые функции государственного управления, что категорически запрещено законом.
* * *
Очень важным итогом моих размышлений стал вывод, что Бородин – больше жертва, чем преступник, что он всего лишь исполнитель, но никак не главное действующее лицо, не организатор махинаций. Это и есть тот главный вопрос, от осознания которого, в принципе, и зависит мера ответственности Бородина. Сама ситуация, когда от него требовали деньги, много денег, вынуждала его искать нечестные пути.
Работа с Ельциным поставила Бородина перед нелегким выбором. Как я уже рассказывал, у меня с Бородиным всегда были, в общем-то, неплохие отношения. Так вот, он сам мне жаловался, что президентская семья требует от него все больших и больших «вливаний». Как-то в приватной беседе он в сердцах проговорился: «Я уже не могу больше, тянут с меня деньги страшно». В связи с этим, наверное, и была вскоре отлажена схема денежных поступлений через «Мабетекс».
Именно тогда Бородин и допустил огромную ошибку, не сказав откровенно своему шефу примерно так: «Борис Николаевич, я не Али-Баба и даже не старик Хоттабыч… В рамках существующего законодательства я не в состоянии обеспечить такие-то ваши запросы. Либо изыскивайте какие-то новые ресурсы, и я готов помогать вам, либо оставьте меня в покое».
Объективно говоря, доля Бородина была незавидной. Постараюсь объяснить, что означает в российско-кремлевских условиях фраза «требует все больше и больше денег». Представьте себе какие-нибудь давние или не совсем давние времена. Некий русский царь (назовем его условно Борисом) находится вместе со всем своим двором с визитом за границей. Уже перед возвращением домой говорит он слуге своему: «Надо мне, Пашка, сделать подарки кое-какие жене любимой да дочерям-красавицам». Идут они в ювелирную лавку и там царь выбирает себе драгоценностей на десятки тысяч тамошних рублей – долларов. А выбрав, пытливо смотрит на слугу своего Пашку: дескать, раскрывай мошну, не царское это дело – за цацки какие-то расплачиваться… Долго ли прослужил бы слуга после того, как царь-государь всея Руси в какой-то там заморской лавке не смог бы то ли намеренно, то ли по недоразумению, оплатить свои покупки? Полагаю, начни он возражать, его прогнали бы тут же…
Я не оправдываю Бородина, но по-человечески понимаю, что в ситуацию он при «царе Борисе» попал незавидную. Но, к сожалению, Пал Палыч выбрал для себя далеко не лучший выход.
Один из счетов – а Карла дель Понте дала мне их полный перечень – был открыт перед поездкой Ельцина в Венгрию. Через зарубежные счета Бородина на него был переведен ни много ни мало, а один миллион долларов. Для каких целей это было сделано?
Итальянская «Correra della Sera» приводит фрагмент допроса Беджета Паколли в швейцарской прокуратуре.
На вопрос Карлы дель Понте, кто является получателем платежа в один миллион долларов, переведенных с личного счета Паколли на счет Бородина, а потом оттуда таинственно уплывших в один из будапештских банков, Паколли ответил:
– Они предназначались для президента.
– Для президента Ельцина? – спрашивает швейцарский прокурор.
– Для президента. В эти дни он находился с официальным визитом в Венгрии, ему были нужны деньги на мелкие расходы.
Видите ли, у меня здесь есть выписки со счета. Президент в общем-то потратил довольно мало.
Еще 200 тысяч долларов перевели в Париж для пошива президентских костюмов. Почему-то мои костюмы Кремль заинтересовали, а костюмы Ельцина – нет. А ведь и миллион долларов на «мелкие расходы», и 200 тысяч на президентское платье не были предусмотрены никакой сметой. А то, что они были потрачены – не сомневайтесь: уж если мои костюмы Паколли оплатил, то для Ельцина он и подавно расстарался…
* * *
Чьей же жертвой был Бородин? В первую очередь системы, которая тогда существовала. И семьи (как президентской, так и в кавычках), которая нуждалась в гораздо больших средствах, нежели Бородин мог дать через официальные каналы. То, что Ельцин действовал тем самым не по закону – это очевидно, поскольку существуют указы, где четко и детально прописано, какие средства он имеет право использовать и на что. Вот и приходилось изобретать такие схемы, которые позволяли бы иметь дополнительные финансовые вливания. Бертоса правильно сказал: «Самое интересное, что же произошло с деньгами в конечном итоге». Это действительно важно.
Если Бородин из этих денег ничего сам не получил, не потратил ни рубля на свои нужды, тогда его роль чисто вспомогательная, техническая. Это обстоятельство позволяет Бородину выйти из неприглядной ситуации относительно незапятнанным. Относительно, поскольку ответственность все равно лежит на нем: счета были оформлены лично на него, деньги, бесспорно, отмывались, причем он так или иначе в этом непосредственно участвовал. Если правда, что деньги на счетах размещались на имя Бородина, а реально тратились на семью Ельцина, то Бородин в деле «Мабетекса» – трагическая фигура. И мне его искренне жаль.
Я не сочувствовал Бородину до того момента, как он оказался в тюрьме. Но когда в «Шереметьево» я увидел его лицо – изможденное, с печатью мученника – понял, что он страдал. И даже не потому, что отсидел почти три месяца – в конце концов это не такой уж большой срок. Видно, он переживал… Я помнил Бородина самоуверенного, если хотите, наглого, кричащего, что все, дескать, эта швейцарская Карла сделала по заказу, чуть ли не за деньги. А тут – уже совсем другой Бородин…
* * *
Я уже не был прокурором, поэтому посчитал, что мы должны обязательно встретиться и объясниться. Встреча состоялась. Мы крепко пожали друг другу руки… Зла у меня на Пал Палыча не было; думаю, то же самое по отношению ко мне испытывал и он. Мы оба пережили непростые дни и смотрели на мир несколько другими, чем раньше, глазами. Нас обоих потрепала и проверила на прочность жизнь.
Паша извинился передо мной за костюмы, за свои высказывания по поводу меня и Карлы. Мы разговаривали больше часа. Прощаясь, обнялись… Это не был отказ от моих прежних позиций. Я просто знал: в тюрьме ему было труднее, чем мне.
Назад: Бруклинский узник
Дальше: Мартиролог «Мабетекса»