Было решено активизировать расследования, в первую очередь по «Мабетексу» – болевой точке кремлевской семьи. В конце концов, ведь должен же кто-то в этой стране сказать ворам, что они – воры… Независимо от того, кто они – близкие родственники президента или обычные жулики. Ну а если удастся вернуть в Россию несколько сотен миллионов украденных долларов, думаю, за это мне простые люди только спасибо скажут.

Первым делом мы провели выемки документов по «Мабетексу» из Кремля, в 14-м корпусе, где находились службы Управления делами, на Старой площади и в других местах. Затем я дал команду начинать допросы тех, кто подозревался в преступной связи с этой фирмой. Был запланирован ряд акций по расследованию деятельности швейцарской фирмы «Noga».

В ближайшее время мы собирались провести выемки документов и обыски в «Атолле» – личной охранной фирме Березовского. «Контора» эта оказалась доверху напичканной современным прослушивающим оборудованием, с помощью которого, как принято говорить в среде оперативников, «пасла сильных мира сего». В том числе здесь занимались и прослушиванием разговоров президентской семьи.

Это была личная силовая структура Березовского, и как тот ни пытался от нее откреститься, делая вид, что никакого отношения к «Атоллу» не имеет, ему это не удалось.

Надо сказать, оперативники из регионального управления по борьбе с организованной преступностью случайно наткнулись на нее, а когда копнули поглубже, то пришли в состояние некоего столбняка: слишком многих высокопоставленных особ обрабатывали люди, снявшие под свои производственные нужды подвал жилого дома на востоке столицы.

Занялись мы также и «Сибнефтью», возглавляемой коллегой Березовского, молодым олигархом Романом Абрамовичем, – новой фирмой с криминальным душком, также работающей на свой «большой карман»; мы провели там обыск. В прокуратуре все было готово для проведения обысков в Национальном резервном банке. Провели мы и аресты, в том числе такой крупной птицы, как бывшего министра юстиции Валентина Ковалева, оказавшегося банальным казнокрадом. Активно велись расследования по «Андаве» и «Аэрофлоту». В начале апреля мы планировали наконец-то арестовать Березовского. По моему приказу готовились допросы дочерей президента, крупных чиновников, имена которых у всех на слуху. Из Швейцарии Карла дель Понте должна была привезти важные документы по «Мабетексу». Предъявление обвинения было вопросом самого ближайшего времени…

Я даже подумал тогда про себя: «Черт побери, если бы прокуратура работала в таком режиме целый год!».

Те дни были одними из самых трудных в моей жизни: я появлялся на работе примерно в восемь тридцать утра, покидал здание в одиннадцать часов ночи, все время находясь на людях и в огромном нервном напряжении.

Единственное, что от меня требовалось, – это чтобы я на Совете Федерации твердо сказал, что намерен уйти в отставку.

– Не поеду, – уже в который раз сказал я твердо.

Путин, хотя и знал уже о моих предыдущих отказах, тем не менее спросил:

– Почему?

Говорить резкости не хотелось, поэтому пришлось ответить уклончиво:

– Дочь учится в институте, оставлять ее одну нельзя, теща в возрасте, инвалид, – тоже бросать одну нехорошо. Не поеду!

Путин понял, что решение я принял для себя окончательное, и больше к этой теме уже не возвращался.

В принципе такие контакты с Путиным для меня были важны еще и потому, что он как бы представлял собой «семью», Татьяну. Я понимал, что поскольку президент находится в неадекватном состоянии, Татьяна для него – все: и глаза, и уши, и мозг, и записочки в кармане для ориентации. Поэтому настраиваться надо было именно на нее и, пожалуй, только на нее… Сама она на контакт не шла – для этого был выделен Путин.

Путин произносил всякие вежливые, сочувственные слова, старался вроде бы поддержать, а в это время, как потом выяснилось, его люди буквально «рыли носом землю», пытаясь найти на меня компромат.

Как-то он приехал ко мне на дачу в Архангельское, мы с ним долго гуляли по аллеям.

– Юрий Ильич, поражен, что вам в этой клоаке удалось проработать три с половиной года, – сказал он. – Я, например, не рассчитываю на такой срок, меня съедят раньше… – В следующую минуту он неожиданно круто повернул разговор: – Обнаружены злоупотребления, связанные с ремонтом вашей квартиры на улице Гарибальди, – произнес он. – Это связано с фирмами, работающими вместе с пресловутым «Мабетексом».

– Меня это совершенно не волнует, – ответил я. – Я стал собственником квартиры, когда в ней уже были закончены работы. А кто доводил квартиру до нормального состояния, какая фирма – «Мабетекс» или контора по очистке территории от мусора, – этот вопрос не ко мне.

Путин вытащил пачку бумаг:

– Вот документы.

– Володя, я даже смотреть их не буду. С юридической точки зрения у меня с квартирами все безупречно.

И все равно в те дни я был очень благодарен Путину хотя бы за видимость попытки принять участие в моей судьбе. Благодарен и Степашину, который как-то, когда я еще лежал в «кремлевке», сказал:

– Человек находится в больнице, а никто даже не пытается выяснить, что у него на душе, о чем он думает, что у него болит. Но все нападают… Эх, люди!

Да, в ту пору я был благодарен и Путину, и Степашину за участие. Пока не узнал, что за этим «участием» стояло.

Уже через некоторое время на пресс-конференции Путин заявил, стыдливо потупив взор, что пленка о «моих» любовных похождениях – подлинная. Хотя на нынешний день проведено множество экспертных исследований, и ни одно из них не идентифицировало меня на пленке.

В конце концов, еще одну экспертизу, заключительную, можно провести и за границей. Мне опасаться нечего.

Должен заметить, что для Кремля мой выход на работу был полной неожиданностью. За мной пытались следить с помощью хитроумной техники, приставили наружное наблюдение, прослушивали телефоны… Поэтому говорить теперь я стал в своем кабинете совсем немного и крайне осторожно. А если мне надо было провести какой-то важный разговор, посекретничать, я просто выходил из кабинета в шумный коридор. Во всяком случае, все серьезные вопросы с адвокатами мы обсуждали только «на воздухе». Это здорово нервировало кремлевских обитателей. Неведение вообще всегда беспокоит. А этим людям было чего бояться и беспокоиться.

На стол руководства ФСБ и МВД регулярно ложился отчет о том, что я делал и с кем встречался. У загородной дачи и городской квартиры постоянно дежурила машина «наружки». Зачем? Не знаю… Неужели ждали момента, когда я приеду пьяный или начну дебоширить?

Обо всем этом мне по секрету рассказывали мои друзья из прокуратуры, из следственных органов того же ФСБ. Я был в курсе большинства мероприятий, направленных против меня. Не буду называть конкретные фамилии, но эти люди помогли мне очень.