Коробка из-под ксерокса
История с финансированием президентских выборов 1996 года по сути, единственный случай, когда я поддался давлению Кремля.
Известно, что предвыборная кампания – это самая хорошая возможность украсть деньги. А ельцинские выборы 1996 года проходили с нарушениями, с запредельным финансированием, за которое никто и нигде не отчитывался.
Наверное, с коробки из-под ксерокса все и началось. Недовольство тем, что творилось вокруг меня, накапливалось постепенно. А тут оно выплеснулось… Фактически это был мой первый крупный конфликт с Кремлем, когда я пытался открыто пойти поперек его воли. Именно тогда я напрямую столкнулся с «семьей» и понял, насколько пагубны ее действия для страны.
Но для начала хочу привести выдержку из статьи в журнале «Профиль»:
«Юрий Скуратов вошел в роскошно отделанный предшественником генпрокурорский кабинет под всеобщие аплодисменты. А далее его вел почти безошибочный инстинкт самосохранения.
Как красиво он выпутался из труднейшей истории со знаменитой «коробкой из-под ксерокса», в которой лежали неучтенные 500 с лишним тысяч долларов! Несмотря на риск и давление, он возбудил дело, но в тяжкий предвыборный час попридержал у себя в «долгом ящике»: по официальной версии – чтобы не допустить утечки следственной тайны, в действительности же – прислушавшись к телефонному звонку президентского помощника Виктора Илюшина (если верить сенсационной расшифровке беседы «трех штабистов», опубликованной в «Московском комсомольце»). Спустя много месяцев, когда реальная опасность для действующих лиц уже миновала, Скуратов извлек слегка запылившееся дело из своего стола, дал ему ход и, демонстрируя независимость, пригрозил целому ряду высоких персон допросами.
Тут-то он едва не допустил ошибку. Сам президент Ельцин устроил Скуратову публичный разнос перед телекамерами: почему, дескать, «опытный прокурор, а вдруг стал хромать?!». Юрий Ильич, правда, любит рассказывать в узком кругу, что Борис Николаевич затем дважды перед ним извинялся – один раз сам, а потом еще раз, уже через помощника. Правда, этих извинений не слышал никто, а высочайший гнев изливался принародно. Но Скуратов на всякий случай «дело о коробке» потихоньку закрыл «за отсутствием состава преступления…»»
Попробую рассказать, как все было на самом деле.
Как уже отмечалось, ни одна избирательная кампания реально не укладывается в те финансовые рамки, которые ей определил Центризбирком. Тогда, в 1996 году, в период президентских перевыборов, чего стоили хотя бы концерты звезд эстрады в поддержку Ельцина! Ведь всем надо платить, платить немало, и платить наличными – «черный нал» потому и черный, что его не проведешь ни по каким документам.
И вот тут встает проблема доставки денег. Миллион долларов не перевезешь в кармане. Миллион долларов – это кейс, набитый деньгами, примерно такой, какие любят показывать в американских триллерах. Что если обнаружат эти доллары в кейсе на каком-нибудь досмотре – в аэропорту, например, или при входе в офис? Проблему доставки наличности команда поддержки Ельцина решила с помощью президентской охраны. Это было блестящее по простоте решение. Готов поспорить с кем угодно: вряд ли найдется оригинал, который решился бы спросить у вооруженного до зубов двухметрового президентского охранника, что он несет в неприметном черном кейсе. А может быть, там знаменитое на весь мир устройство с красной «ядерной кнопкой»?
Система доставки наличности у Коржакова была отлажена и отработана безукоризненно, она сбоев не давала и, наверное, и не дала бы. Если бы… не развернувшаяся в предвыборном ельцинском штабе борьба за влияние.
Для тех, кто уже подзабыл, о чем речь, напомню.
На избирательную кампанию Ельцина работали параллельно фактически две враждующие между собой группировки. Первоначально начальниками штаба, руководившего всей предвыборной кампанией президента, был первый вице-премьер Олег Сосковец и близкие ему Коржаков и Барсуков. Работу эту они делали как умели, но, видимо, умения этого им не хватало, поскольку упор по старинке они сделали на административный ресурс – губернаторов, глав районов и так далее. То, что работало раньше, в 1996 году сработать уже не могло. Дело пошло не шибко хорошо, и вскоре окружение Ельцина почувствовало, что штаб не справляется. Первым забил тревогу Черномырдин, который был не в очень хороших отношениях с Сосковцом; его активно поддержал мэр Москвы Юрий Лужков.
Понимая, что штаб Сосковца не справляется, Ельцин быстро переориентировался и сделал ставку на Черномырдина, Лужкова и Илюшина. «Аналитическую группу» внутри этой новой команды возглавил Чубайс, который вскоре фактически стал руководить всей предвыборной кампанией президента. Себе в помощники молодой «отец российской приватизации» привлек столь же энергичных и молодых, как и он сам, бизнесменов, политологов, политиков. Все финансово-экономические вопросы кампании в своих руках сосредоточил вездесущий Березовский.
Штаб начал потихоньку переливаться в другую сторону, причем темп этот все ускорялся.
В отличие от коммунистов, не имевших столь гигантских денег, широкого доступа к телевидению и работавших поэтому по старинке, ельцинская команда развернула беспрецедентную по масштабам пропагандистскую кампанию. Президент каждый день появлялся едва ли не на всех каналах телевидения, почтовые ящики были забиты листовками с его портретами, миллионы писем с просьбой голосовать за Ельцина были разосланы ветеранам, в его поддержку выступали ведущие артисты страны, а еще вчера отчаянно критиковавшие ельцинскую политику газеты сегодня захлебывались в посвященных Ельцину хвалебных статьях. Вся эта кампания требовала денег, огромных денег.
* * *
Ельцинская «черная касса» работала в те дни без передыха.
Проблема состояла не в том, где добыть деньги: их было достаточно. Это были и иностранные кредиты, и вливания тысяч российских бизнесменов, привлеченных обещаниями Чубайса, что все траты вернутся сторицей (что впоследствии и случилось). Как вспоминает Коржаков, в своих кремлевских апартаментах Татьяна и Березовский устроили встречу Ельцина с банкирами. Там были еще Юмашев и Бородин, больше никого не пустили. Даже охрану.
На встрече банкиры скинулись по 5 миллионов долларов на выборы, а взамен попросили гарантий по переделу собственности. Произошел обычный торг. «Честная» Таня и «честный» Борис Николаевич продали Россию…
Потанин, к примеру, получил в благодарность контроль над «Норильским никелем», который только за год приносил прибыль более 2 миллиардов долларов. В довесок тот же Потанин получил «Связьинвест», Березовский и Абрамович – «Сибнефть». Огромные льготы для своего банка получил Смоленский и так далее. Эта лотерея для любого из бизнесменов, вложившихся в предвыборную кампанию Ельцина, стала поистине беспроигрышной. Доставка денег, как правило наличных долларов, как я уже говорил выше, была решена еще командой Сосковца. Обязанность эту взяла на себя служба Коржакова, решив проблему просто и эффективно. Более-менее был налажен и контроль за расходованием далеко не малых сумм денег.
Все поменялось с приходом команды Чубайса. Многократно опробованный канал доставки денег из-за подконтрольности Коржакову устраивать их перестал сразу. Параллельно с офицерами Службы безопасности Президента у них стала «работать» своя, собственная служба доставки.
Говоря канцелярским языком, «дело о коробке» состоит из нескольких разных эпизодов, пластов. Во-первых, это собственно коробка с деньгами, обстоятельства ее выноса и так далее. Во-вторых, те нарушения, которые следствие обнаружило в финансировании предвыборной кампании Ельцина. И в-третьих, обнаруженные следствием бумаги Фонда защиты частной собственности, который через компанию «Монтес Аури» обогащал Чубайса на рынке ГКО.
Как уже отмечалось, началось все с того, что 19 июня 1996 года, в самый разгар ельцинской избирательной кампании, два известных члена его команды, Аркадий Евстафьев и Сергей Лисовский, были задержаны при попытке вынести из Белого дома 538 тысяч долларов.
Лисовский и Евстафьев (первый – верный друг Анатолия Чубайса, второй – тоже свой для него человек) отвечали за «концертную» часть проекта «Голосуй или проиграешь!», и им нужны были доллары. Частично деньги предполагалось раздать артистам, ну и себя тоже не обидеть – выборы вообще самое благодатное время для воровства. Эти почти 539 тысяч долларов – деньги известного банка, одного из основных финансовых «спонсоров» команды Ельцина, – были привезены в кабинет Германа Кузнецова, замминистра финансов России, и оттуда должны были начать свое перераспределительное движение по частным карманам. Задержал их начальник отдела Службы безопасности Президента Валерий Стрелецкий. Как все это происходило, читатель уже частично знает. Но лучше обратиться к «первоисточникам», – к бывшему начальнику президентской охраны Коржакову.
«За неделю до задержания Лисовского и Евстафьева, – пишет он в газете «Стрингер», – Ельцин лично от меня потребовал немедленно разобраться с разворовыванием предвыборных средств. Собственноручно наложил резолюцию на мою докладную. В то время в мои обязанности члена Совета выборной кампании входил контроль за расходованием финансов.
Накануне задержания, 18 июня, мы ночью вскрыли сейф в кабинете Кузнецова. Там было 1,5 миллиона долларов. Сутки кабинет находился под наблюдением. Никто, кроме Кузнецова, в него не заходил. А после задержания выяснилось, что кроме 539 тысяч в коробке из-под бумаги для ксерокса в сейфе ничего не осталось. Как Кузнецов умудрился вынести полтора миллиона долларов, до сих пор не знаю. Не дали до конца разобраться».
12 июля 1996 года против Евстафьева и Лисовского было возбуждено уголовное дело…
Ниточки от «черного нала» привели к Чубайсу, но его самого трудно было привлечь к ответственности: Анатолий Борисович всегда вел себя крайне осторожно. Да, Евстафьев – его человек, Лисовский – его друг, все это знали, и по этому поводу поднялся шум. Казалось бы, Коржаков, Сосковец и Барсуков получили в руки стопроцентный козырь: с президентского благословения задерживают с поличным вороватых сотрудников штаба Чубайса. Вороватых потому, что вынесли-то они 539 тысяч, а расписку оставили совсем на другую сумму – клочок бумаги с надписью от руки: «500 ООО у.е. Лисовский».
Но они не учли, что их соперники тоже были неплохими шахматистами.
Коржаков поднял шум, но он не был заинтересован в скандале. Чубайс и «семья» это мгновенно поняли и сразу же аналогичный скандал закатили сами – дескать, провокация спецслужб, происки Коржакова и Барсукова. Раздались крики «Выборы под угрозой!».
Не обратил внимания Коржаков и на то, что команда Чубайса очень активно использовала дочь Ельцина Татьяну, которая ненавидела Коржакова и рьяно выступала перед отцом против него. Но главное, чего не учел Коржаков, было то, что Ельцин уже сделал для себя выбор в пользу Чубайса и его команды.
Так из минуса очень элегантно был сделан большой плюс.
Сопровождалось все это отвратительным враньем. Помните, как лгал загнанный журналистами в угол Чубайс: дескать, не было никакой коробки с деньгами, это все провокация КГБ. Честно говоря, до этого момента я относился к Чубайсу достаточно уважительно. После той пресс-конференции авторитет его в моих (да и не только) глазах упал ниже некуда: представить себе, как можно находиться в публичной политике, занимать высокие посты и лгать столь неприкрыто, практически на весь мир, было очень сложно.
Было сделано все, чтобы максимально «накрутить» Ельцина. В конце концов Ельцин был поставлен перед выбором: или уходит команда Коржакова, или говорит «до свидания» предвыборный экипаж Чубайса, а с ним и всякая надежда на переизбрание. Жажда власти взяла верх над одиннадцатью годами дружбы: президент немедленно уволил и Барсукова, и Коржакова, почти члена семьи, крестного его внука… Ну а дело стали аккуратно «заминать».
Что тогда удалось сделать в обстановке такой шумихи?
Как вспоминает Коржаков, уже в ту самую ночь, когда были задержаны Лисовский и Евстафьев, ему позвонила Татьяна Дьяченко и в ультимативной форме предложила отпустить обоих, а о происшествии забыть. Коржаков отказался. Тогда «семья» потребовала ареста Барсукова и Коржакова, но Генпрокуратура этого не допустила. Была попытка и меня заставить подтвердить слова Чубайса, сказанные им на пресс-конференции, что вообще никакой коробки не было, что все это кагебэшная провокация. Я отказался.
Отказался и стал вести независимое расследование.
Мы установили, что коробка была, что выносили ее именно Евстафьев и Лисовский, что это были деньги, которые шли на предвыборную кампанию, что Коржаков с Барсуковым действовали в рамках закона, и если уж привлекать кого-то к ответственности, то совсем не их…
Попутно выяснили, что Чубайс, Евстафьев и прочие создали структуру с романтическим названием «Монтес Аури», то есть «Горы золота», которая получила через созданный для этого Фонд защиты частной собственности беспроцентный кредит в 14 миллиардов рублей от банка «СБС-Агро». С помощью сложных операций на эти деньги были куплены ГКО, которые с большим «наваром» вскоре продали. Кредит после этого отдали, а «навар» положили в карман. Так, незапланированно, мы узнали, что Чубайс активно играет на рынке ГКО, а за его большие доходы приходится расплачиваться бюджетными деньгами.
Игроки ГКО получали колоссальные проценты: вкладывая в облигации 1 миллион долларов, уже через полгода они, практически ничего не делая, не ударив палец о палец, получали «навар» порядка 300 тысяч. Эта машина по деланью денег контролировалась узкой и сплоченной группой финансистов, где Чубайс играл первую скрипку. Конечно, на рынке ГКО могли играть все, но беспроигрышные правила знали единицы. Именно те 780 российских чиновников – игроков ГКО – и подтолкнули страну к августовскому дефолту.
Более подробно об этих «финансовых играх» я еще расскажу. Пока же лишь с горечью отмечу, что несоразмерные здравому смыслу, но формально легальные доходы этой финансовой верхушки фактически гробили страну, в которой они сами же проживали.
Как дальше развивались события? Давление на меня идет. Нам противодействовали вся государственная машина, пресса, Министерство финансов, весь аппарат президента, а затем и сам президент: Татьяна Дьяченко так сумела «обработать» отца, что его отношение ко мне резко ухудшилось, а претензии к Генпрокуратуре стали откровенно необъективными. Помните обошедшую страну картинку по телевизору, когда Ельцин сидел и принародно отчитывал меня за плохую работу? Почему он обрушил на меня этот поток бессвязных и бездоказательных обвинений? Истинная причина заключалась в том, что я не прекращал дело по коробке. А они очень боялись этого. Боялись, что кто-то дрогнет, даст показания, что-то вскроется – и посыплется вся порочная система финансирования президентских выборов.
Затем «удружила» Дума. Мы возбудили дело о нарушении правил валютных операций. По старому кодексу, если ты рассчитываешься валютой, тебя можно было сразу сажать за решетку. Если бы мы доказали, что доллары в коробке предназначены для оплаты работы артистов, – это был бы состав преступления. Но в 1997 году Государственная дума поспешно приняла новый Уголовный кодекс РФ. По новому кодексу эта статья декриминализировалась, а закон, смягчающий ответственность, всегда имеет обратную силу. Поэтому «валютная составляющая» преступления сразу же потеряла свою силу. Тогда мы переквалифицировали обвинение в «хищение в особо крупных размерах». Но требовалось установить, чьи деньги были украдены. И тут мы столкнулись с тем, что от этих денег отказались все. Мы попытались установить происхождение долларов по банковской упаковке, но Центробанк запросы Генпрокуратуры проигнорировал. Установить, чьи это деньги, в юридическом порядке было невозможно. Не встретили мы также поддержки ни в силовых структурах, нив Думе.
Это был настоящий саботаж. Апофеозом его стал приход ко мне в кабинет опытнейшего следователя Чуглазова, которому я поручил вести это дело. Чуглазова, на которого вообще нельзя было оказать какое-либо давление со стороны, и все это знали. И вот железный Чуглазов приходит ко мне и спрашивает: «Что делать? Ни на один запрос ответа не пришло. Нет помощи ни от МВД, ни от ФСБ, ни от Министерства финансов – ни от кого!».
Поработала «семья» как следует и над фигурантами дела. Сначала и Евстафьев, и другие свидетели дали показания, но потом дружно от них отказались, ссылаясь на 51 статью Конституции РФ, – с ними провели соответствующие беседы. Ельцин к тому времени победил на выборах, и нашим «подопечным», судя по всему, сказали: посмотрите, что стало с Коржаковым, Барсуковым… Вам нечего бояться, президент не сдает своих людей, «дело о коробке» благополучно будет похоронено. Все – после этого они уже никаких показаний не давали.
В народе же «дело о коробке» вызвало нечто вроде досады. Казалось бы, все ясно: вот деньги, вот те, кто их выносил… Почему же никто не наказан?
Вокруг же начали шептаться: вот, Скуратову не удалось разобраться…
…Да, посмотрел бы я, как справился бы кто-то другой с такой ситуацией! Я даже сейчас удивляюсь, как я из всего этого сумел выйти без особых потерь. Ведь я же должен был и лицо свое «сохранить», и сделать так, чтобы невиновные люди (Барсуков и Коржаков) не пострадали.
Как только Ельцин вновь был избран президентом, обстановка вокруг следствия о вынесенных в коробке долларах сразу же стала складываться все более и более угрожающе.
А дальше произошло то, о чем я уже писал. Следствие оказалось полностью заблокированным. Началось беспрецедентное, массированное, просто неприличное давление на следователей, на прокуратуру, на меня…
В конце концов я пришел к горькому выводу, что еще немного – и это расследование станет для меня скорее всего последним. Либо я остаюсь на посту Генерального прокурора, а следователи на своих местах, либо нас в самое ближайшее время заменит кто-нибудь более послушный. Поняв, что бороться бесполезно, следователи прекратили дело. Конечно, я знал, что прекращено дело было по формальной причине (декриминализация валютной статьи), что состав преступления был налицо, но тем не менее с их решением согласился. Это был мой сознательный, но вынужденный выбор, поскольку я ясно понимал: обстоятельства, к сожалению, складываются так, что выиграть этот эпизод нам не удастся.
Сейчас я думаю – все ли возможности тогда были использованы, чтобы довести дело до конца? Может быть, надо было в ответ на противодействие самому провести демарш – что-то вроде демонстративного ухода в отставку? Я – профессор, доктор наук, человек научного склада. Поэтому уход из Генпрокуратуры меня нисколько не пугал и особо в смысле карьеры не волновал.
Конечно, расследованию это вряд ли помогло бы, а вот прокуратуру я бы «подставил» – ведь работа тогда только-только стала налаживаться. Я отчетливо понимал, что за мной стояла целая система, тысячи людей, судьбы которых во многом зависели от меня.
После тяжелого раздумья я пришел к решению, что предавать их своей отставкой не имею права.
* * *
Да, с коробкой «семья» меня додавила: нужно было, наконец, решать: либо после такого наката я пишу прошение об отставке и ухожу еще в 1997 году, либо остаюсь и это дело прекращаю.
Я пошел на компромисс, я уступил…
Не могу еще раз не отвлечься, в данном случае – на цитату из книги Б. Ельцина «Президентский марафон»: «В дальнейшем проверка показала: состава преступления в действиях Лисовского и Евстафьева… не было. Все обвинения оказались необоснованными».
Все это – ложь. Ельцин даже словом не обмолвился в книге о сути обвинения, намеренно нигде не написал о фабуле дела. То, как было на самом деле, читатель теперь знает.
* * *
А деньги из коробки, все 539 тысяч долларов США, так и остались бесхозными. Дескать, «я – не я, и коробка не моя!». Александр Коржаков, коль уж не нашлось у них хозяина, шутливо предлагал оформить все эти тысячи как клад и получить положенные по закону 25 процентов вознаграждения. Но решение пришло другое: по просьбе Комитета Госдумы по охране детства и материнства мы отдали всю эту сумму на нужды людей. Деньги ушли на хорошее дело, мы проконтролировали.
