Православное воинство, как свидетельствует русская история, — непобедимо, всегда вело исключительно оборонительные войны, но действовало сокрушающе. Единственное, что остается врагам Православия, пытающимся раз за разом разрушить Православный мир и его крепь — Россию, это раскрошить, надломить в нас стержень Веры. Как это делается? Ответ старца Паисия Святогорца: «Сегодня стараются разрушить Веру и, для того чтобы здание Веры рухнуло, потихоньку вынимают по камешку. Однако ответственны за это разрушение мы все: не только те, кто вынимает камни и разрушает, но и мы, видящие, как разрушается Вера, и не прилагающие усилий к тому, чтобы ее укрепить. Толкающий ближнего на зло даст за это ответ Богу. Но даст ответ и тот, кто в это время находился рядом: ведь и он видел, как кто-то делал зло своему ближнему и не противодействовал этому» (Старец Паисий Святогорец. Духовное пробуждение. М., 2007, стр. 24).

Дух воинства Христова, дух сопротивления злу, нависшему над миром должен сохраняться незыблемым в России, иначе не устоит и мир. А камни православного сознания, уже почти изъятые из оплота нашей Веры, мы обязаны восстановить, вернуть на их законное место, ибо каждый из нас даст ответ Богу за то, что сделал в эти тяжко трудные годы.

С детских лет мы слышали злобное определение Православной христианской Веры воинствующим сатанизмом «религия — опиум для народа». Но если всмотреться в состояние сегодняшнего православного клира, то ему навязывают ныне именно такое Православие. Каждый, кто ходит в храм или смотрит православные телепередачи, или читает книги о Православии, разве не ловит себя на мысли, если, конечно, он честен перед собой, что Православие ему моделируют как сладкую сказку, помогающую отвлечься оттрудностей сегодняшней жизни, как волшебную грезу, позволяющую забыть о невзгодах своих и Родины. Из Православия часто цинично делают хобби, вроде филателии или моржевания, стояние же в храме и беседу с духовником порой — даже подумать страшно! — уподобляют посещению экстрасенса или гадателя.

В понимании наших молитв, в воспитании христианских добродетелей произошел роковой сдвиг смысла, ктото упорно и кропотливо трудится над истончением, ослаблением нашей Веры, ловко подменяя подлинные понятия на мнимые.

В молитве Свете Тихий, к примеру, слово тихий в отношении к Господу давно понимаем по-русски, думаем, что это еле видимый, с трудом различимый нежный свет. А ведь Тихий Свет по-славянски значит — Свет утешительный, наполняющий душу смыслом бытия. Ибо тихий родственно слову тешить, а оно исконно подразумевало исполнять радостью, правдой, Верой, — всем, что делает человека светлее и чище, что приводит его к Богу. Царю Небесный, Утешителю, — обращаемся мыс молитвой к Духу Святому, разумея, что наитием своим Он исполнит нас правдою Божьей. Свете Тихий, — обращаемся к Сыну Божьему, веруя, что Он раскроет нам смысл нашего жизненного пути. Именно такое определение некощунственно приложимо к Господу Иисусу Христу, именуемому в молитве — Свете Тихий.

Или вот к Матери Божьей обращаемся — Теплая Заступница рода христианского, и опять нам неверно внушают, что это значит нежная, уютная, милая. Хотя ровно наоборот, Теплая Заступница по-славянски означает — горячая защитница наша. Теплота по-славянски — горячность. Почему и теплохладность — хуже холодности в Вере, ибо, смешивая кипение пристрастия и лед враждебности, получают вязкую жижу равнодушия и безразличия.

После таких вот смысловых подмен у церковнославянских слов тихий и теплый нам говорят, что теплота и тишина — отличительная особенность нашего русского Православия! Господь Иисус Христос предстает в таком истолковании нежным и тишайшим, а Матерь Божия нежной и уютной. Так из Православия изводят его коренную особенность — воинский дух, наполняют нашу Веру одной лишь созерцательностью, тишиной, теплотой, нежностью — одним лишь душевным комфортом.

В то же время страшные болезни духа среди православных и грехами сегодня считать уже не принято. Ну, кто сегодня искренне исповедуется вслед за Святителем Иоанном Златоустом: Господи, избави мя от всякаго неведения и забвения, и малодушия и окамененнаго нечувствия.

Неведение — бессовестность, когда человек не ведает, что творит зло, когда совесть сожжена, один серый пепел в душе. Забвением именуется утрата памяти смертной, стертость мысли о том, что за всякий свой поступок придется платить, забвение — это когда нет и малости памяти о Страшном суде Христовом. Малодушие сегодня не кажется опасным для человека, его толкуют как предтечу трусости, нерешительность в борьбе, не более, но на самом деле малодушие должно пониматься буквально, когда в человеке мало души, все существо его занято плотским, телесным, земными страстями, собственным благополучием, когда в малую душу его не вмещается мысль о Боге, любовь к Нему и к ближнему своему. Малодушие — когда ищут мелких, эгоистичных выгод в Вере и забывают, что основой и крепью Православия было не одно только обеспечение себя на этой земле здоровьем, богатством и прочими благами. Разве не малодушие, когда мы норовим с помощью Божьей устроить свои делишки и не замечаем при этом, что страна охвачена войной, но ни утрата территорий, ни нашествие иноплеменников нас не удивляют и не трогают, мы все о своем — об исцелении от болезни, о получении квартиры, о хорошей работе, о том, о сем. Но на войне спасаться в одиночку — дезертирство, и чье-то отдельное спасение, а вернее стремление благоденствовать, когда стонет в мучениях наша страна, — мерзость в очах Божиих.

Нам малюют наше Православие тихим, теплым, уютным, покойным. Нам кроят Православие без Страха Божьего, который есть суть и основа Веры. Вспомним слово Псалмопевца: «Начало Премудрости — Страх Божий». Для нас Страх Божий — корень

русского мужества, православной воинской отваги, основа решимости противостоять неправде. По слову Иоанна Златоуста, «именно Бог, а не другой кто потребует от нас отчета во всех делах наших». Великий святитель уже в свое время видел, как иссякает Страх Божий в христианах: «Но порядок этот извращен. Ибо ныне мы не столько боимся Того, Который некогда воссядет на судилище и потребует от нас отчета в делах наших, сколько страшимся тех, которые вместе с нами предстанут на суд». В этом равны между собой и правитель, и слуга, и судья, и подсудимый, и мучитель, и мученик.

Страх Божий крепит всю русскую жизнь. Ведь спрос на Страшном суде Христове будет жестким, и прежде всего за личное преуспеяние, если оно куплено кровавыми слезами ближних. Именно Страх Божий рождает в русских людях качества, которые в Православии именуются добродетелями и составляют основу характера русского народа.

Смирение ныне толкуют как самоуничижение. Неправда! Слово смирение самим корнем раскрывает перед нами свой смысл — состояние мира и меры в душе человеческой, какое бывает после горячей исповеди или искреннего раскаяния, добродетель смирения по-гречески передается словом симметрия, и оно тоже говорит нам о равновесии и мире в человеческой душе. Смирение — это когда не по нашему хотенью, а по Божьему изволенью, это когда не нашим умом, а Божьим судом. Со смирением наши воины побивали врагов Отечества, со смирением наши монахи молились о сокрушении нехристей-супостатов. Не личные страсти вели их в бой и становили на молитву, а смиренное осознание себя орудием Божьей Воли.

Есть среди русских природных добродетелей послушание, но только не стоит понимать его как телячью покорность чужой воле, нет! Изначальное значение слова послушание — «свидетельство». Христианское послушание — свидетельство святости воли Божьей, — святой Воли, которую человек видел и в православном Царе своей страны, и в своем духовном отце, и в своих родителях. Вот такое послушание выше поста и молитвы. Послушание же нечестивым правителям, лжепастырям, одержимым греховными страстями отцу-матери — это не послушание, ибо святости в таких людях нет никакой!

И вот еще терпение, оно тоже рождено страхом Божиим. Но только в старину это слово было лишено значения тупой безгласности, покорного безмолвствования в ответ на оскорбления и обиды. Корень слова терпение сродни слову трепет. В православном понимании терпение — это благоговейный трепет перед Господом, Его святостью и всем, что посылает Господь человеку как испытание. Терпение — это готовность принимать Волю Божию, то есть стойкость, ибо сказано в Псалтири: «Потерпи Господа, и да крепится сердце твое». А вот терпеть врагов Божиих, то есть благоговейно трепетать перед ними есть грех великий, а не добродетель. За такое терпение нам еще и отвечать перед Богом придется. Так что ставшее притчей во языцех русское терпение не безропотно. Наше терпение — это наша стойкость, она готовит нас к самому жесткому отмщению врагам Божиим и супостатам, поднявшимся против нашего Отечества.

Смирение — мир и мера в душе христианина.

Послушание — свидетельство о святости Воли Божьей в наших поступках.

Терпение — стойкость православной души.

По сути это три важнейших качества Воинства Христова, устрашаемого только страхом Божьим и потому не имеющего ни перед кем, кроме Бога, ни боязни, ни трепета.

Когда наступают великопостные дни, мы, православные, читаем ежедневно молитву св. Ефрема Сирина: Господи и Владыко живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия и празднословия не даждь ми, дух же целомудрия, смиреномудрия, терпения и любве даруй ми, рабу твоему. Ей, Господи, Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, яко благословен еси во веки веков. Аминь.

Что такое дух праздности? Слово праздный по-славянски не значит одно только сидящий без дела, но прежде всего порожний, опустошенный, вот и дух праздности не означает одно лишь безделье, ведь и безделье бывает порой вынужденным, а бурная деятельность подчас может оказаться бессмысленной или во зло. Преподобный Ефрем Сирин говорит в молитве именно об опустошенности души, когда в душе нет Бога, и это упраздняет, убивает душу, как обескровленность убивает плоть.

Дух праздности вовлекает человека в уныние, избавить от которого молит прп. Ефрем Господа. Уныние не столь безобидно, как нам порой кажется, уныние изначально разумело смертную тоску, вопль безысходности, от которого один шаг к отчаянию.

Любоначалие и празднословие — повседневные грехи суетной человеческой жизни, страсть к начальствованию, верховенству над ближним и пустоловие — речь, за которой нет ничего доброго для Бога и сердца.

Когда мы избавляемся от этих недугов души, то, по слову Ефрема Сирина, мы проникаемся духом целомудрия, а целомудрие в славянском языке не означает только девственную чистоту, оно должно быть понято буквально, как постижение полноты христианской истины, это дар Божий, а не наука, и потому целомудрен может быть и неграмотный, нецеломудренным, развращенным, буквально — повернутым спиной к истине, может быть самый ученый богослов.

Завершающие слова молитвы: Ей, Господи, Царю, даруй ми зрети моя прегрешения и не осуждати брата моего, — называют призывом к покаянию и прощению своих ближних.

Но что изначально стояло за этими словами, ведь сегодня покаяние — признание вины, а прощение — забвение обид, нанесенных ближними и врагами твоими.

В русской христианской традиции принято просить Бога оставить, отпустить грехи (здесь отражен древнееврейский обычай отпускать в пустыню козла — козла отпущения, возложив на него все прегрешения еврейского народа за год) и еще чисто по-русски принято молить Господа простить грехи.

Слово простить восходит к прилагательному простой, то есть прямой. У нас это значение сохранилось в выражении простой путь, что значит — прямой, есть еще слово простоволосый, когда волосы прямы, расправлены, не убраны под шапку или в косу.

В Евангелии сказано: Да будет око твое просто — призыв к тому, чтобы взгляд был прям. На Литургии возглашают: Премудрость прости. Услышим Святаго Евангелия чтение. Это означает: при слушании Премудрости будьте прямы, то есть примите Св. Писание без искажений.

Итак, простить исконно означало выпрямить, исправить. И это подсознательно понимает каждый ребенок, который, провинившись, говорит матери: мама, прости, я больше не буду.

Русское Православие понимало прощение грехов именно как их исправление. В этом, пожалуй, наша национальная особенность. Поэтому когда нашу Веру враги христианства в запале обличения нашей мнимой слабости именуют всепрощающей, они напрасно думают, что уязвляют русских. Русское Православие действительно имеет волевое начало и стремление прощать, то есть исправлять грешников, искоренять зло на земле.

Много сегодня говорят о покаянии, и почти всегда в понимание покаяния вкрадывается заблуждение, что покаяться значит признать вину на исповеди, не более, скажи только «виноват, батюшка», и вмиг свободен и чист. В этом понимании слово покаяние поддерживается его греческим соответствием метанойа, что значит перемена мышления, изменение взгляда на мир. Но русское воззрение на это понятие более глубоко и конкретно, оно основывается на исконном значении корня кай-в славянском языке.

В современном русском языке у слова покаяние, как и у слова раскаяние, как и у слова окаянный, как и у слова неприкаянный, как и у слова каяться, и это все однокоренные речения, — у них почти уже стерт исконный смысл. Давайте восстановим его.

Слово каять изначально понималось так — назначать цену, выкуп за грех. Вот почему окаянный — это человек, который обязан искупить грех, а покаянный — это тот, кто уже платит цену за свое преступление. Неприкаянный же человек — это не искупивший своей вины, не пришедший к покаянию. Вспомним выражение ходить как неприкаянный, оно означает, что человек, не расплатившийся за свою вину, буквально не находитсебе места на этой земле. Недаром цена (в древнем звучании — кайна) и покаяние — слова одного корня, хотя сегодня совсем не похожи друг на друга. Итак, покаяние есть наша вольная, осознанная плата за грех, выкуп за свое преступление. Но плата и выкуп — вещи конкретные. Тут одной виноватостью не обойдешься. Конечно, если ты обидел друга, приди, повинись перед ним, это будет соразмерной греху платой. Но если ты ограбил человека, твое покаяние — возврат награбленного, а не причитание перед ограбленным или перед священником, виноват, мол, больше не буду. Если убил неумышленно — повинной головой не обойдешься, искупи вину — воспитай сирот, поддержи вдову — вот твое покаяние! Когда же убийство с умыслом, злонамеренное, то покаяние преступника именуется казнью, и само слово казнь, в старину оно звучало — ка-язнь, есть искупление вины кровью согрешившего.

Вот что такое покаяние — вольное, осознанное искупление нами наших личных грехов не только словом, но и делом. Мы, по слову Евангелия, должны принести плоды покаяния.

Но есть грехи народные, в которых повинны всем народом, и все вместе несем за них наказание, как потомки, отвечающие за дела своих дедов и отцов. Вот как говорит об этом св. прп. Лаврентий Черниговский: «Русские люди будут каяться в смертных грехах, что попустили жидовскому нечестию в России, не защитили Помазанника Божия Царя, церкви православные и все русское святое. Презрели благочестие и возлюбили бесовское нечестие».

Давайте вдумаемся: если мы, народ русский, согрешили и своими руками разрушили Самодержавие огнем и мечом, а это так, и каждый из нас еще в недавние годы был болен и отрицанием монархии как исконного пути для России, и хулой на св. Царя-мученика, то нашим соразмерным греху покаянием должно стать восстановление Русского Царства огнем и мечом, спасение Родины воинским подвигом, искоренение бесовского, жидовского нечестия в России. Таково должно быть наше подлинное покаяние — вольное и осознанное искупление греха народа православного передлицем Божиим.

Кто принесет такое покаяние Господу? Афонский схимонах Никодим говорит: «За русский народ, за освобождение его от сатанинской власти недостаточно одних молитв, хотя бы и преусерднейших, — требуется всенародное покаяние с глубоким сознанием великого и тягчайшего греха — отвержения Божией власти над собой в лице Помазанника».

Что такое всенародное покаяние? Кто это — весь народ? Нам внушают, что это все жители державы от мала до велика, все без исключения и без изъятья. Но если мыслить весь народ так, то всенародное покаяние — вещь недостижимо фантастическая, в нее, что душой кривить, никто и не верит сегодня.

Да и где примеры, когда мы шли на покаяние и побеждали всем, без изъятья населением страны? С Евпатием Коловратом против татар собрались только лучшие, смелые, то есть те, кто посмел воспротивиться игу, и было их всего тысяча семьсот человек. С Дмитрием Донским на Куликово поле вышли самые отважные, презревшие свой страх и силу врага, и было их не более пятисот тысяч. С князем Дмитрием Пожарским встала калиброванная русская совесть и сила, но так ли многочисленна она была. Даже в Великую Отечественную воевала и работала на войну не вся страна, как сейчас принято думать, а всего 17 процентов населения, остальные, как и сегодня, просто жили, трудились, воспитывали детей, они, конечно, болели душой за победу, но не шли на смерть и жертвы за Отечество. И потому весь народ — это самые лучшие, самые смелые, самые отважные люди, — калиброванная русская сила и совесть, те, кто смеет встать против сегодняшнего инородческого ига. Так что призыв к всенародному покаянию — воззвание не ко всем, воззвание к лучшим из русских, и воззвание не к плачу о грехах, плачем мы о них уже много лет, а к ратному подвигу. И этой калиброванной русской силы, как в былые времена, хватит для победы!

К покаянию за грехи призывают русский народ и открытые наши враги, для себя разумея под этим плачущего, бьющего себя в грудь, рвущего на себе волосы в сознании вечной собственной вины русского Ивана. Но мы, русские православные христиане, помним, что действительное всенародное покаяние — это деятельное искупление наших грехов перед Богом и Родиной, мы с вами должны так покаяться, чтобы никому из врагов наших мало не показалось.

Две главные заповеди даны нам Господом Иисусом Христом для богоугодной христианской жизни и спасения души. Это заповедь «Возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею мыслию твоею». Вторая же подобна ей: «Возлюбиши искрения го твоего, яко сам себе», так написано в Евангелии от Матфея (Мф. 22, 37, 39). То же читаем и в Евангелии от Луки: «Возлюбиши Господа Бога твоего от всего сердца твоего, и от всея души твоея, и всею крепостию твоею, и всем помышлением твоим, и ближняго своего яко сам себе» (Лк.10,27). А еще в Евангелии от Иоанна: «Сия есть заповедь моя, да любите друг друга, якоже возлюбих вы. Больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя» (Ин.15, 12–13).

Искренний, ближний, друг — таковы в Русском Православии имена тех, кого Господь призывает любить, за кого мы должны быть готовы на самопожертвование. Значения этих слов ныне размыты, извращены.

Ближним сегодня нам предписано называть всякого встречного-поперечного, любого оказавшегося рядом, «в контакте» с нами — христианами. Другом именуется у нас просто хороший знакомый. А слово искренний и вовсе вызывает удивление, ведь для нас ныне это означает откровенный, не ложный ответ на вопрос, не более. И получается, что христианский призыв возлюбить искреннего, ближнего, друга своего понимается нами сегодня неверно, ибо эти слова в русском языке резко изменили свои значения.

Обратимся к исконному смыслу этих слов, чтобы увидеть, кого русский православный христианин должен почитать своим другом и ближним.

Слово искренний в славянском языке родственно понятиям искра и корень, означало — высеченный из общего кресала, духовно или кровно родной человек, ветвь одного со мною корня. Христианство всегда мыслилось единым духовным кресалом для всех, кто, взяв крест свой, идет за Господом Иисусом Христом, и потому понятие искренний мой именует только православного христианина, более никого!

Христианское выражение ближний мой имеет еще более узкий смысл. Согласно евангельской притче о милосердном самарянине, оказавшем помощь раненому разбойниками человеку, ближний — оказавший тебе милость, тот, кто откликается на твой зов о помощи, кто всегда готов быть близ тебя, рядом (Лк.10,29–37). На Руси же только родного человека называли близок. Вот и духовно родной, близкий — православный христианин — именуется нами ближним.

И совсем строго понималось искони славянское слово друг, означавшее только одно — соратник, разумело оно, что рядом с тобой другой такой, как ты. Други-воины на Руси составляли дружины. И слово друг родилось как обозначение ратников на поле боя, плечом к плечу отстаивающих свою правду, свою свободу, свою Веру.

Кто же христианину друг? Единомысленный, единодушный, соратник. Более никто! Вот за кого призывает Господь в заповеди положити душу свою. И при этом Он властно отделяет нас, христиан, от всех прочих, называя верных Ему друзи мои: «Друзи мои есте, аще творите, елика аз заповедаю вам» (Ин.15,13).

Но когда сегодня в друзья и ближние православным набиваются все иноверцы и, что невозможно еще недавно было вообразить, даже иудеи, это подрывает основы нашей Веры, выставляемой в виде непотребной женщины, готовой всякого заключить в свои объятия.

Заповедь любви, по слову Христа Бога, состоит в самопожертвовании за своих, в отдании всего себя за спасение жизни и души своих ближних: «Сия есть заповедь моя, да любите друг друга, якоже аз возлюбих вы. Больши сея любве никто же не имать, да кто душу свою положит за други своя. Вы друзи мои есте, аще творите, елика аз заповедаю вам» (Ин.15, 12–14). Это правило христианской жизни, на которое русская душа откликается с радостной готовностью, сегодня пытаются замутитьложными толкованиями, навязывающими нам сомнения в правильности слов Господа.

Читаем, к примеру, в Толковой Библии самоуверенные рассуждения некоего богослова: «Господь пока говорит здесь о самопожертвовании для друзей, а не для всех людей (какое Он проявил Сам). Это ограничение объема самопожертвования объясняется тем, что Господь жалел своих смущенных предстоящей разлукой учеников и не хотел предъявлять к ним требования, для них слишком тяжелые». За нелепо канцелярскими фразами об «объеме самопожертвования» отчетливо проступает страх этого так называемого богослова, что христианин нового времени вдруг, как в добрые старые времена, станетделить мир на своих и чужих, что он ополчится на чужих за своих. А как иначе понимать эти Христовы слова? Ведь очевидно, что самопожертвование за своих во исполнение заповеди любви к ближнему возможно только, если им грозит опасность от чужих, от врагов. В минутусмертельного риска заповедано православному христианину заступиться за други своя.

Но евангельская любовь к ближнему выдвигает и жесточайшие требования, ибо согрешающий друг или брат твой — живой укор тебе, не пресекающему его грех. Как в дурном воспитании детей виноваты родители, так и в грехе твоего ближнего есть доля твоей вины перед Господом. Господь полагает перед нами правило строжайшего спроса с наших ближних за зло: «Аще же согрешит к тебе брат твой, иди и обличи его между собою и тем единем. Аще ли тебе не послушает, пойми с собою паки единаго или два, да при устех двою или триех свидетелей станет всяк глагол. Аще ли не послушает их, повеждь церкви (то есть собранию верующих. — Т.М.). Аще же и церковь преслушает, буди тоебе якоже язычник и мытарь» (Мф. 18, 15–17).

Христианская любовь к ближнему — не слепое уступничество, а упорное требование к другу и брату твоему отвратиться от зла. Сила любви и мера требовательности в каждом человеке определяется высотой духа человека. Полководец, жертвующий собой во имя спасения Родины, терпящий лишения, превозмогающий собственный страх, не будет жалеть и воинов, следующих за ним, предъявляя им столь же суровые требования, как и к себе.

Сказано Господом «Возлюби ближняго своего, яко сам себе». Любовь к себе — жертвенность, готовность защищать Веру, милостыня, суровый пост, неустанная молитва, — дает право требовать того же от друга и брата, — от искреннего твоего, то есть так же сурово и строго, как себя, любить ближнего. У нас же почему-то принято считать, что любовь к себе — это эгоистическое потакание собственным прихотям, потому и исполняем заповедь любви к ближнему, как плохие няньки, балующие дурное дитя: ни тебе выпороть, ни прикрикнуть, чтобы опомнилось, ни в угол поставить. И когда нам говорят, что в желании спасти Россию надо каждому начать с себя, измениться нравственно, перестать грешить, тогда-де переменятся и все вокруг тебя, а нам кажется эта проповедь неисполнимой, ну, в самом деле, может ли целая страна — сегодня сплошь наркоманы, алкоголики, блудники, — вдруг разом перемениться к лучшему, — мы должны вспомнить, что жесткость и даже жестокость по отношению к грехам самого себя дают нам право быть суровыми и с другими людьми, требовать от них того же, что и от себя. Значит, исправившийся алкоголик должен воевать с этой болезнью в других, бывшие блудники и развратники открывать гибельность этого пути остающимся таковыми. Наркоманы, добившиеся исцеления, во спасение России обязаны вызволять коснеющих в страшной болезни. А люди, бросившие вызов безбожной власти сами, вправе звать на этот жертвенный путь других отважных.

В этом смысл личного самосовершенствования ради спасения всего народа, иначе каждая улитка в своей раковинке может сколько угодно заботиться о себе любимой, толку от этого не будет даже для самой улитки.

Наши святые подвижники уходили в пустыни для спасения своей души, но, пройдя жесточайшие испытания, вынеся лишения, получали от Бога благодать требовать с тех, кто приходил к ним за окормлением, исправления грехов, налагать на них прещения, благословлять на подвиги. Мы же ждем сегодня от старцев, чтобы они нас пожалели, несчастненьких, приголубили, напророчили чего-нибудь утешительного, и обижаемся, когда получаем обличение — дескать, не по-христиански как-то. Так вот, любовь к ближнему сурова у тех, кто сам к себе суров, жестока у тех, кто сам к себе жесток, требовательна у тех, кто сам с себя требует. И только такая любовь, а не слезливая жалость к грехам и немощам, есть поистине любовь христианская.

Святой Иоанн Златоуст сравнивает молитву с водой, та питает деревья, молитва — душу человека неодолимой крепостью. Еще молитва подобна несокрушимой крепостной стене и непоколебимой страже против сил бесовских. Молитва — свет для души, как солнце — свет для тела. Старца Паисия Святогорца спросили однажды: «Как усиливается Вера?» Он отвечал: «Вера усиливается молитвой. Человек, не возделавший в себе Веру из млада, но расположенный к этому, может возделать ее молитвой, прося у Христа прибавить ему Веру».

Благотворное влияние слов молитвы человек всегда познавал опытным путем: по молитве люди исцелялись, молитвами избавлялись от несчастий и бед, благодаря молитве сохраняли волю и присутствие духа в тяжких испытаниях. Причем давно замечено, что помогает в беде и молитва самого страждущего, и молитва о нем других людей, порой даже не знакомых ему, но доброго духа и святой жизни. Необычайно действенна молитва отца и матери за своих детей.

Наука сейчас сумела лишь приблизиться к тому, что называется у нас мистическим действием молитвы. Но даже в этом первом приближении становится ясно, как влияет на нас молитва к Богу. Выдающийся русский генетик П.П. Гаряев установил, что помимо молекулярной структуры, ДНК, — то есть наследственный аппарат всех живых организмов, обладает квантовой структурой, которая образует электромагнитные поля, излучающие информацию подобно антенне. Эти информационные поля по способам передачи и приема сигналов похожи на человеческую речь. Подобные друг другу в умении модулировать электромагнитные поля информации генетический аппарат и человеческая речь имеют способность принимать и понимать язык Творца, по гипотезе П.П. Гаряева, передаваемый также электромагнитным путем. Три речеподобные принимающие и излучающие информацию субстанции — Создатель всего сущего, именуемый в человечестве Богом, а также человек с врожденно дарованным ему знанием языка и его биологическая оболочка — тело с генетическим аппаратом, который уже при рождении содержит голографический проект нашего взрослого организма, — эти три субстанции взаимодействуют при помощи излучений волновой природы, из которых нам явственно доступна лишь человеческая речь.

Эта теория, подтвержденная экспериментально, доказывает, почему наша молитва к Богу бывает услышана, как бывают услышаны чужие молитвы о нас, и мы чудесным образом, без применения физических действий, способны исцеляться. Эта теория обосновывает даже чудо воскресения мертвых по молитве живых, она показывает возможность и злого воздействия словом со стороны злонамеренных людей, что ведет к сбою генетических программ человека, на которого обращено злое слово, и это также пресекается при помощи молитвы к Богу.

Верно сказано, что картина нашего языка — картина нашего мира. И покуда в нашем языке есть слова молитвы — наш мир рядом с Богом.

Первое, с чего начинают христиане молитву, это священные слова Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Древняя формула во имя сохранилась в русском языке, мы говорим: во имя чести, во имя славы, во имя детей, во имя дружбы, во имя любви, что означает для чести, для славы, для детей, для друга, для любви, то есть сделать что-то во имя — значит принести себя в жертву, причем в жертву в высочайшем смысле этого слова — бескорыстно отдать всего себя. Сознавая, что значит жить во имя чести, во имя славы или любви, мы никогда не признаем жизнь во имя наживы, во имя денег, во имя удовольствий.

Когда мы говорим Во имя Отца и Сына и Святаго Духа — мы себя в тот миг полагаем к подножию Пресвятой Троицы, мы себя и жизнь свою осознаем жертвой, такой же, как и жертва Господа Иисуса Христа, во имя тех же ценностей и идеалов. Это очень ответственные и высокие слова, потому с них и начинается Богослужение и молитвенные правила христиан — наши служение и жертва во имя завещанного, заповеданного Богом.

В молитвах своих мы обращаемся к Богу, и в именах Божиих выражаем свое познание Творца.

Первое имя Бога — Сый, что значит Сущий и Истинный, — Бог Истины, существующий вечно и беспредельно, безначально и бесконечно, несотворенно и нетленно. Сый — вечность и истинность Бога. Потому и взываем в молитве Святому Духу: Царю Небесный Утешителю, Душе Истины, Иже везде Сый и вся Исполняяй.

Благий — другое имя Бога, оно означает праведность, святость и благость Его.

Мы величаем Его Господь и Владыка, потому что Он господствует в мире. Именуем Царь и Вседержитель, потому что Он царствует в мире. Называем Творец и Создатель, ибо Он создал все сущее. Он для нас Пастырь и Спаситель, потому что опекает созданных Им и как Учитель наставляет своих учеников.

Все это — Господь Вседержитель, Спаситель Всеведущий, Царь Небесный, Всевышний Создатель, Пастырь Добрый, Творец Благий, Владыка Всемилостивый, — суть имена, отражающие наше понимание Господа, наше отношение к Нему.

А вот имена врага рода человеческого — дьявола люди так часто произносят всуе, не задумываясь о том, что по призыву имени бесовского и входят бесы в человека, чертыхаться, все равно что бесноваться. Дьявол — из греческого языка, сатана — по имени первого падшего духа — Сатанаила — тоже заимствовано нами из греческого языка, а греческим взято из еврейского. И слово демон — греческого происхождения.

В славянском языке два наиболее распространенных названия дьявола — черт и бес. Бес происходит от глагола бояться, слово с этим корнем в других языках означает — мерзость, гнусность, все отвратительное. Бес — нечто мерзостное, чего следует бояться. Слово черт родственно корню чары, что значит «делание зла, ненависть», то есть черт — ненавидящий и ненавистный одновременно. Беса по-русски и по-славянски называютеще словом враг, — тот, кто извергнут, отвергнут.

Вот и получается, что бес — мерзость и гнусность в очах Божиих, черт — ненавистный Богу и ненавидящий Всевышнего, враг — извергнутый из Лона Создателя и Творца нашего. Подумайте, как часто мы поминаем эти богопротивные имена, а ведь слова эти еще больше распаляют в нас ненависть, потому что духи злобы поднебесной немедленно откликаются на призыв, приближаются к нам, норовят уловить, ухватить, подхватить.

У дьявольских сил есть и другие имена, которые более отчетливо раскрывают их суть. К примеру, дьявола называют по-славянски клеветник. Прямое родство с клеветой, а клевета от глагола клевать, ловить значит. Сравните: у птицы — клюв, им она ловит добычу, рыба клюет, то есть ловится. И потому клеветник — ловец, расставляющий сети клеветы для своей жертвы.

Дьявола еще называют лжец или отец лжи. Ложь, если вдуматься, — когда на человека возлагают не должное, для него оскорбительное, обидное. В русском языке до сих пор существует выражение обложить непотребными словами. Отец лжи этому способствует.

И многие из нас переживали чувство огромной тяжести на сердце от оскорбления словом. Буквально, когда нас обложили черными словами.

Еще дьявола называют льстец, ведь лесть признается дьявольскими кознями. Сегодня не видит русский язык в этом слове ничего опасного, льстить — говорить в лицо человеку приятное, ему не свойственное и не присущее, задабривать его, втираться в доверие. Однако исконно лесть от глагола лить, — то, чем обливают, обволакивают, подобно гусенице в коконе, чтобы в приятной оболочке лести сделать человека нечувствительным к правде, непроницаемым для истины. Не страшным и грозным свойственно сатане завлекать грешника, а именно приятным, заманчивым. Лесть и льстец — самые подходящие для него слова.

Еще одно сатанинское имя — лукавый, в нем выражена суть искривления прямого пути к Господу. И последнее в этом ряду бесовских имен — неприязнь. Мы говорим в молитве «Но избави нас от неприязни». Неприязнь — не принявший Бога, еще одно имя дьявола.

Итак, слова, именующие Господа, имеют великую силу приближать нас к Творцу, делать слышимыми наши молитвы. Сатанинские же имена погружают человека в омут безверия и отчаяния, ибо несут в себе злой дух. Словом, мы сами определяем и выбираем, с кем идем по жизни, с Богом или с исконным врагом рода человеческого.

Заповеди закона Божьего мы чаще слышим в русском переводе, но очень часто переводы грешат неточностями в выборе слов и вводят нас в неправильное понимание уже самих заповедей. Давайте сравним Заповеди закона Божьего на церковно-славянском языке и на русском.

Первая Заповедь: Азъ есмь Господь Богъ твой, да не будут тебе бози инии разве мене. — Я Господь Бог твой, чтобы не было у тебя других богов кроме меня.

В русском переводе говорится о сонмище богов, среди которых надо выбрать Бога своего. Церковнославянский же текст Заповеди говорит только об одном — Боге Истинном, подчеркивает: Да не будут инии — бози — вот подлинный смысл, он в том, что все иное — идолы, силы природы, златой телец, страсти человеческие, словом, все, что склонен обожествлять человек, не является на самом деле божеством. И только Аз есмь Господь Бог твой.

Вторая Заповедь: Не сотвори себе кумира и всякаго подобия елика на земли низу и елика въ водахъ под землею да не поклонишися имъ ни послужиши имъ — Не делай себе идола и никакого изображения того, что на небе вверху, что на земле внизу, что в водах под землею, не кланяйся и не служи им.

Не сотвори себе кумира. Непонятно, зачем здесь понадобился переводслову кумир? Ведь кумир — это и есть идол, которому поклоняются как богу. Всякое подобие земного, тварного не сотвори для поклонения, — говорит Господь Бог в Заповеди, а в переводе что видим? Вместо подобия возникает. изображение, что абсолютно неверно. Подобие — сходство в лучшем, ибо корень доб-имеет значение добро. Этот корень есть не только в слове добрый, но ив бытовых понятиях удобный, сдоба, удобрение. Не чужды этому корню и слова, обозначающие высокое, к примеру, — преподобный. Подобие — это сходство в добром, в благом, вот почему у нас святые именуются преподобными — подобные Всевышнему в добре, во благе, источником которого является Господь. Заповедь предостерегает, чтобы люди не наделяли подобием — добром высшим, свойственным только Богу — земные тварные существа или вещи. А от чего предостерегает русский перевод этой заповеди: не делай себе никакого изображения., не кланяйся, ни служи им. В числе изображений того, что на земле — наши святые подвижники, того, что на небе — святые ангелы. То есть в русский перевод заповеди подспудно заложена идея иконоборчества, имеющая иудейские корни. Ибо именно иудеи отрицают всякое зримое изображение святости.

Третья Заповедь: Не приемли имене Господа Бога твоего всуе. — Не произноси имени Господа твоего напрасно.

Всмотримся в слово всуе, означает оно запрет поминать имя Божие в суете, без молитвы. Русский же перевод подсовывает иной, искажающий смысл, ведь напрасно значит без пользы, зря, то есть христианами подсознательно усваивается прагматический смысл обращения к имени Господа. Нас убеждают русским переводом, что к Богу надо прибегать не напрасно, а, значит, только с какой-либо целью. И эта опасная мысль въедается в сознание православных, которые даже молитву начинают воспринимать как торг: мы-де Тебе, Боже, приносим свои моления, аужТы нам подай, его просим!

Четвертая Заповедь: Помни день субботный еже святити его: шесть дней делай ми сотвориши в нихъ вся дела твоя, въ день же седьмый, суббота, Господу Богу твоему. — Помни день субботний, чтобы проводить его свято: шесть дней работай и совершай в них все дела твои, а день седьмый — день покоя, да будет посвящен Господу Богу твоему.

Вот малопонятное выражение: Помни день субботный еже святити его — но оно вовсе не означает проводить день свято, в переводе к тому же лукаво вставлено — в покое. Ведь тогда мы уподобляемся иудеям, запрещающим в субботу всякий труд, и святое времяпровождение понимающим только как чтение своего талмуда в синагогах, в то время как трудятся за них в этот день гои — иноверцы, уподобляемые евреями животным. Святити день субботный — говорит о том, чтобы, как жертву, посвящать этот день Богу. Как русские православные приносят Господу зримые жертвы: святят куличи, урожай, скот, принося, отделяя часть Богови, так и, по крайней мере, один день в неделю человек обязывается уделять Господу — служба в храме, бескорыстное служение ближнему, проповедь Веры христианской, все то, чем мы можем послужить Богу, а не только себе.

Пятая Заповедь: Чти отца и матерь твою, да благо ти будет, и да долголетен будеши на земли. — Почитай отца своего и матерь свою, чтобы тебе хорошо было и чтобы ты долго жил на земле.

Церковнославянское Да благо ти будетъ — вовсе не соответствуют русскому переводу — чтобы тебе было хорошо. Хорошо бывает за трапезой, на отдыхе, на природе, в бане, наконец. И только благо — высшее добро, которого человек удостаивается от Бога. Получается, что этим вот неправильным русским переводом нам лукаво внушается мысль о том, что почитание родителей влечет за собой земные удовольствия, а не благословение Божие. Таков подход к пониманию пятой заповеди можно расценить как вовлечение в жидовство, поскольку стремление человека, чтобы «ему было хорошо», расценивается Православием как греховный эгоизм, а вот иудеи как раз стремление к земному процветанию всячески приветствуют.

Церковнославянское выражение Да долголетен будеши на земли — тоже не соответствует русскому чтобы ты долго жил на земле. Долголетие — это не физическое пребывание наше в земной жизни, а благоденствие нашего потомства из рода в род, долголетие человека на земле, это когда, по слову пророка Давида, семя твое наследит землю. Но высокий смысл Пятой Заповеди в русской интерпретации умышленно переводят в личную плоскость — чтобы ты и только ты, бренный, то есть сотворенный из брения — грязи человек, долго жил на бренной земле!

Шестая Заповедь Не убий по-русски передана без искажений — Не убей.

А Седьмая Заповедь Не прелюбы сотвори переводится — Не прелюбодействуй. Прелюбы — если переводить на русский, буквально — измена любви, ведь приставка преили по-русски пере-означает через; сотворить пре-любы — переступить через любовь. Поэтому Седьмая Заповедь должна быть понята так — не изменяй любви, не преступай через любовь. Значение гораздо выше, чем предостережение против одного только прелюбодеяния, супружеской неверности. Нельзя изменять духу любви в дружбе, возбраняется отвращаться от любви к детям, к народу своему, к Отчизне, — ко всему, к чему Господь заложил любовь в природу человека.

Восьмая Заповедь звучит по-церковнославянски: Не укради. По-русски же зачастую читаем — Не воруй. Не укради — даже единократное посягательство на чужое не допускается, а не воруй относится только к закоренелому вору.

Девятая Заповедь: Не послушествуй на друга твоего свидетельства ложна. — Не произноси на другого ложного свидетельства. Эта заповедь против лжи. Не послушествуй — не свидетельствуй. Свидетель и послух означают разные виды свидетельств — через слух или зрение. Интересно вдуматься при этом в слово послушание, которое ныне настойчиво объясняют только как повиновение, и требуют от православных беспрекословного послушания-повиновения властям, начальству, родителям, духовнику, любому ближнему. К добру ли такое покорство? Полагаем, что изначальный смысл слова послушание есть именно свидетельство, именно этот смысл высвечивается в Девятой Заповеди. Если же мы проявляем послушание в виде повиновения требованию власти, начальства, духовника, родителя, то мы тем самым свидетельствуем о том, что данное нам приказание, требование или совет благие и не противоречат Заповедям Христовым. Здесь единственный раз русский перевод не искажает, а уточняет смысл заповеди.

Десятая Заповедь: Не пожелай жены искренняго твоего, не пожелай дому ближняго твоего, ни села его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякаго скота его, ни всего елика суть ближняго твоего. — Не желай жены ближнего своего, не желай дома ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, никакого скота его, и вообще ничего, что принадлежит ближнему твоему.

Заповедь против зависти, которая вместе с гордыней самый тяжкий из грехов человеческих, ибо из зависти и гордыни произрастают все остальные грехи. Зависть и гордыня — грехи сатанинские, ими одержим дьявол, посягнувший в самовозношении-гордыне стать выше Господа — Творца и Создателя всего сущего, возжелавший в зависти к Всемогуществу Творца соперничать с Богом.

Заповеди Закона Божьего воспитывают лучшие качества, без которых человек — не человек, так — дрянь и мразь. Четыре Заповеди посвящены Богу — они утверждают боголюбие, верность Имени Божьему, запрет святотатства, утверждение жертвенности. Шесть Заповедей — основа нравственности: почитание предков (по сути — утверждение национализма как нравственного закона человеческой жизни), запрет на убийство ближнего, запрет на присвоение имущества ближнего, заповедь против измены любви, возбранение лжи, отвращение от зависти. Так будем жить по Заповедям Божиим, как понимали их наши предки, читая и осваивая Закон Божий на церковнославянском языке, будем жить, правильно понимая смысл заповедей, отрицая жидовское нечестие их новых переводов.

Слова из славянского языка, обличающие наши грехи, от времени и частоты употребления стерты в своих значениях, потому и скользят мимо нашего сознания. Так давайте вдумаемся в их исконный смысл.

Грех — поступок, противный Закону Божию, вина перед Господом. Слово происходит от глагола греть, грех — это то, что жжет душу, совесть человека. Совесть называют гласом Божиим в душе. Потому любой человек, верующий и неверующий, не суть, согрешив, испытывает угрызения совести, совесть буквально грызет душу. Другие названия греховных поступков в церковнославянском языке — скверна, то есть мерзость, нечистоты души, беззакония, душетленные страсти.

Слово страсть резко изменило свое значение в русском языке, ныне это сильная любовь, безудержное влечение, но славянский язык хранит исконное значение этого слова, связанное с понятием страдания, страсть по-церковнославянски — именно страдание, страсти Христовы — нечеловеческие муки, которые принял Господь Иисус Христос. Но есть и страсти душетленные, страдания души, которые губят ее, ведут к духовной смерти. Если такой человек молится, перед тем не покаявшись, слышит ли его Бог? Больной вопрос, ведь сегодня толпы губителей Отечества и народа, сознательных убийц, воров, грабителей, которые важно стоят в храмах, величаво кланяются и прикладываются к иконам, молятся, наверное. И что? — их молитва, их жертвы, их поклонение угодны Богу? Думать об этом скорбно. Но вот ответ на мучающий нас вопрос у Григория Богослова: «Угодно ли знать отличительные свойства лукавого нрава? Это ненависть, зависть, клевета, это кичливость и гордость, корысть, страстное желание, это недуг славолюбия. Этими чертами отличается образ дьявола. Поэтому если очернивший себя подобными сквернами будет призывать Отца, то какой отец услышит его? Тот отец, что состоит в родстве с призывающим его человеком, а это отец не небесный, но отец преисподний».

Чтобы слышал наши моления не отец лжи, дьявол, а Отец наш небесный, Господь Бог, мы каждый вечер и перед святым причащением исповедуем свои грехи, то есть осознанно, открыто и искренне говорим о них в молитве к Богу. Грехи именуются вольными и невольными — то есть совершенными сознательно, по воле человеческой, и нечаянно, невольно. Обратите внимание на названия греховных страстей, когда читаете, к примеру, молитву перед святым причащением: слово гнев родственно слову угнетать, то есть подавлять другого, печалить ближнего — печь, как на углях, его душу; гордиться — значит уподоблять себя горе, высящейся над человечеством; завидеть — заглядываться на чужое добро, зариться на него, и тем уязвлять, то есть ранить свое сердце. Среди названий грехов есть редкие, почти забытые ныне слова — свада и нерадение. Свадить-значит сталкивать, ссорить людей, а не радеть о молитве или о ближнем означает не заботиться о них.

В повседневном исповедании грехов встречаем и другие забытые теперь именования дурных поступков: многостяжание — стремление к обогащению, скверноприбытчество или как мы сегодня это понимаем — лихоимство, доход от злых дел, противных Господу, редкое слово мшелоимство значит ростовщичество, ведь древнее речение мшел означает нарост (сравним слова мох — то, чем обрастает что-либо, и замшелый — обросший). Вот и мшелоимство есть доход, полученный в результате прироста данных в долгденег.

Помимо житейских грехов, связанных с земным существованием человека, есть болезни духа, которые сегодня подчас грехами и не считаются. Их называет святитель Иоанн Златоуст в своей молитве: Господи, избави мя от всякаго неведения и забвения, и малодушия, и окамененнаго нечувствия. Эти грехи можно понять, если вспомнить, какие им противопоставлены добродетели. Что такое неведение — бессовестность, отсутствие совестного осознания своих поступков. Забвением именуется утрата памяти смертной, той драгоценной мысли о Страшном Суде Христовом, которая может остановить даже самых тяжких злодеев. Малодушие сегодня не кажется опасным для человека, его толкуют как предтечу трусости, нерешительность в борьбе, не более, на самом деле малодушие должно пониматься буквально, это когда в человеке мало души, все существо его занято плотским, телесным, земными страстями, собственным благополучием, когда в душу его не вмещается мысль о Боге, любовь к Нему и к ближнему своему. Наконец, окамененное нечувствие — страшная духовная болезнь, которая еще именуется теплохладностью, — свойственное нашему времени животное состояние людей вне Веры в Бога, вне любви, даже вне страха, когда у человека сохраняются лишь животные рефлексы, когда он уподобляется скотам несмысленным и безропотно покоряется чужой злой воле.

Страшно, что сегодня человечество многие свои богопротивные поступки старается не считать греховными. И хотя совесть наша прекрасно все различает, ее усыпляют лживыми увещеваниями, что безбрачное сожительство, к примеру, это тоже брак, только гражданский, а вовсе не блуд; что работа банкира и жизнь на проценты с банковских вкладов никакого отношения к мшелоимству не имеют; что взятки чиновников — нормальная человеческая благодарность, а совсем не скверноприбытчество; что милицейский беспредел на улицах — исполнение обязанностей, а не лихоимство; что аборт — обычная медицинская операция, а не детоубийство. Но как бы нас не увещевали, не убеждали в обратном князья мира сего, каждый человек все равно совестью своей чувствует греховность содеянного им, но, попуская грехи, он все более и более сжигает свою совесть, ибо, напомню вам, слово грех происходит от слова греть, не очищенный покаянием грех становится очередным поленом, подложенным в костер, где горит, корчась в муках, наша христианская совесть. И сколько ходит по земле людей, у которых совесть сожжена дотла.

Есть в нашем лукавом мире и другая горькая крайность. Когда убийство или гнев без рассуждения принимаются за лютые грехи. Да так ли это? Как в таком случае понимать слова святителя Иоанна Златоуста о необходимости пресекать святотатство казнью осквернителя Божьего Имени, как исполнять его слова «подойди и освяти руку свою раною», если при тебе хулят Бога Истиннаго. Действительно эти слова великого святителя, творца нашей литургии, противоречат духу мира сего быть толерантными, терпимыми по отношению к осквернителям икон, поджигателям храмов, хулителям нашей Веры. За годы проповеди непротивления злу силой, за время пропаганды ереси толстовства, которую почему-то незаметно присвоили себе многие современные христианские проповедники, мы получили стада православных непротивленцев, не способных не то, что Веру свою оборонить от хулы, детей своих не умеющих защитить от поругания, от насилия на улицах, от явного их порабощения иноплеменниками. Да, эти православные непротивленцы не грешат против заповеди не убий, их грех страшнее: находясь в состоянии окамененного нечувствия, они отступают от первой заповеди Закона Божия, указующей на то, что Един у нас Господь Бог, Ему одному следует служить и поклоняться, а не потворствовать кумирам собственной трусости или малодушия.