Познать свой народ, разобраться, какие мы на самом деле — дано нам через родной язык. Каждый народ прежде всего и дольше всего сберегает в своей языковой сокровищнице слова, выражения, наиболее для него потребные, ключевые, раскрывающие народное мировоззрение. С ними народ не расстается всю свою историческую жизнь. Лингвисты подсчитали, что из ста наиболее употребительных слов тех языков, которые имеют многовековую письменную историю, за тысячу лет утрачивается, замещается другими словами только пять процентов. Встреться мы с нашими пра-пра-прадедами, мы бы поняли их, а они — нас! Выходит, мировоззрение народа, а оно выражено в словах, очень устойчиво, жизненный опыт языка сто крат богаче опыта жизни каждого отдельного человека, говорящего на этом языке как на родном. Именно язык учит нас жизни, рисует нам русскую картину мира, подсказывает, как вести себя, как действовать по-русски. А имя наше — русское — хранит в себе древнее представление о нашем национальном идеале.

Самоназвание народа обычно восходит к различным понятиям, с которыми народ связывает себя, выражая свой идеал совершенства. В своем имени народ может утверждать: мы — люди, а другие — нет. Так марийцы называют себя — мари, что значит «человек», цыгане именуют себя — рома, что тоже значит — «человек», чукчи называют свою народность — лыгьороветлян, то есть — «настоящие люди».

И в этом их нельзя укорять, такова древняя психология народа, выбравшего себе такое имя.

Народ может именовать себя и так: мы — свои, другие — чужие; так называются шведы — свей, швабы, в имени которых корень свои. Порой народ принимает имя великого предка, обозначая для себя идеалом пример его жизни. По имени легендарных праотцов прозываются иудеи и чехи.

Есть народы, в имени которых явственно слышится название древней родины, — таковы поляки и итальянцы.

Случается и трагичное, когда вместо родного племенного имени народ принимает на себя прозвище, каким он зовется у других народов, что свидетельствует о духовной исчерпанности национальных сил — редчайшем явлении в истории. Вот мы немцев называем немцами, прежде мы всех иностранцев называли немцами, поскольку они не понимали нашей речи и были для нас как бы немые, так вот мы зовем немцев немцами, французы их называют алеман, англичане их именуют джоман, но сами-то они как называли себя, так и продолжают называть — только дойч. Нас, русских, латыши и литовцы издревле называют кривас, фины столетиями именуют вене, но нам и в голову не приходило принять какое-либо из этих названий. Почему же сегодня мы покорно принимаем чуждое для русских имя россиянин? Это что, свидетельство нашей национальной исчерпанности?

Какие же идеалы храним мы в своих национальных именах — русские и славяне? Имя славяне связано с понятием речи и слова. Славяне — те, кто говорит, говорит понятно и разумно, в отличие от других, то есть славяне — опять же свои, разумно говорящие, понятные друг другу, в отличие от чужих. Глагол слыть, существительное слово — вот корни имени славянин. В старину, повторяю, всякий народ заключал в свое имя свой идеал человеческого совершенства. Славяне — народ, оценивший сокровище слова настолько, что принял его в свое имя. И каким же издевательством на фоне ясности смысла нашего племенного имени выглядит псевдонаучное толкование имени славяне, предлагаемое нам некоторыми лингвистами, а именно: «жители влажных долин», короче — болотные обитатели.

Другое наше имя — русские — как только ни пытались исказить, корень этого слова кому только ни стремились приписать. Немецкая по своим истокам теория утверждает, что так назывались норманы, пришедшие володеть русскими в X веке, то и имя наше нам дано якобы чужеземцами. Другая теория, русская по происхождению, говорит, что имя русский возникло от названия крохотного притока Днепра — реки Рось (хотя по названиям рек народы никогда себя не прозывали). Неоспоримое решение важнейшего для нас, русских, вопроса дал академик О.Н. Трубачев, который доказал, что имя русский восходит к корню славянскому и индоарийскому руке- или роке-, что значит — «белый, светлый». То есть русы — народ белый, народ Света. Согласно описаниям арабских источников, в которых задолго до появления славянской письменности впервые зафиксировано имя русы, это были высокие люди со светлой кожей, светлыми — русыми волосами, синеглазые; в буквальном смысле слова — белый, светлый народ. И сами русы называли свою страну — Русь — буквально — белый свет, единственно возможное для жизни место, Родина. Все, что вокруг, не заселенное русами, не обжитое ими, Русью, то есть белым светом, для них не являлось. Может, потому и не заримся мы никогда на чужие благоустроенные до нас земли, а осваиваем — делаем своими, обжитыми, родными, земли дикие, до того пустынные, трудно проходимые, постепенно преобразуем их в белый свет.

В старину говорили: стоять на руси, что означало — не прячась, быть на виду, на открытом месте, а еще выводили душу на русь, то есть распахивали ее перед людьми настежь. Русь в нашем исконном представлении и есть настоящие люди, и потому в сказках Баба-яга, хранительница потустороннего мира, приговаривает при встрече с героями-странниками: «Тьфу-тьфу, русским духом пахнет!» — людским, значит, человечьим духом. А всякого пришлого, чужого мы именовали — нерусь, что было равнозначно понятию — не наш человек, да и человек ли.

Все русское связывалось нами с великой силой и крепостью. И потому русак — это не только серый русский заяц, который назван так не по одной лишь масти: он и больше и крепче европейского беляка; и русак — это не только самая крупная на Черном море сельдь. Но русаком зовут еще и камень, который идет на жернова, — самый крепкий и мощный монолит, который не расколется и даже не треснет.

Слово русский связывается в нашем сознании с мощью, подчас суровой и непреодолимой. Мы сами же, не немцы какие-нибудь, прозываем крепкий мороз — русским, мы и северный холодный ветер величаем русским ветром. Есть у нас и русский час, заключающий в себе невесть сколько времени, бывает и русское бреди сухо по самое ухо. Наши сила, размах, удаль не напрасно зовутся русскими, они признаны иноземными народами непомерно большими, непрактичными и нелогичными. А нам — как раз мера по душе. И вот же любому русскому ясно, что значит: «не стерпело русское сердце», это когда крепясь перед неправдой до последнего, вдруг выходишь из себя и кидаешься в рукопашную доказать — есть еще правда на земле. И не терпит русское сердце неправды не только в малых делах суетного быта, ной в мировых пожарах войн и нашествий.

Заманчива, притягательна русь и русские для тех иноземцев, что сердцем тянутся к нашим добру и силе. Для таких людей в русском языке есть слово русеть. Обрусевшие «немцы» постепенно обживаются среди нас, принимают русский быт и дух. Но русские долго присматриваются к ним, сохраняя некоторую отчужденность в напоминании — «обрусевший» немец, француз, турок, крещеный татарин, башкир, чуваш… При этом с гораздо большей отчужденностью, с налетом презрения мы именуем своих, русских, перекинувшихся к чужакам, мы зовем таких русских онемеченными, ополяченными, офранцуженными, отуреченными, ожидовленными…

Обратите внимание на идеал человеческого совершенства, изначально заключенный в наших племенных именах: словене — народ Слова, русские — народ Света, то есть добра, племя Белых людей.

Но сегодня мы допустили, что имя наше — русские — терпит и гонения, и клевету. Кто только ни кинулся, точно по команде затравщика, с остервенением грызть, рвать наше святое имя. Старый, испробованный прием: там, где славное имя сразу нельзя уничтожить, — а истребить его можно только с русским народом, — имя это нужно оболгать, измарать, обгадить, опошлить, навязать ему чуждые значения, сделать его посмешищем, символом глупости, то есть так отвратить от него умных и запутать невежд, чтобы они с готовностью отказались от него, с радостью приняли другое прозвание, лишь бы не позорить себя причастностью к ошельмованному имени.

Нашим именем русский, открыто издеваясь над нами, называют ныне то, что русским никак не является. Как поганые грибы множатся «русское лото», «русский банк», «русский проект», «русское радио», «русское видео», и, конечно же, с особым удовольствием смакуют — «русская мафия». Сейчас вот место захоронения ядерных отходов в Челябинской области называется могильник «Русь». И явно, и символично мечтают белый свет похоронить в ядерной грязи.

Многие из активно эксплуатирующих наше национальное имя, показали себя кто бессовестным обиралой, кто грязным развратником, кто жуликом-проходимцем. А пошерстите хозяев этих «русских заведений», там вы не найдете ни одного русского, «русским лото» владеют чеченцы, «русское видео» в руках евреев, «русское радио» прямо заявляет, что оно русское только потому, что вещает на русском языке.

В то же время у действительно русских их национальное имя отнимают, в прессе и в эфире замелькали абсурдные фигуры — татарстанец Иванов, карелец Сидоров, башкортостанец Петров, а все они, вместе взятые, именуются россияне, будто подкидыши из никому неведомого племени.

Одни из нас видят в том неприкрытое издевательство, каково русскому человеку изо дня в день слышать: татарин Сайтов, чеченец Умалатов. россиянин Кузнецов. Другие усматривают в подмене застарелую болезнь прежде большевистского, а ныне демократического интернационализма, — раньше имя русский вытеснялось безродным советский, теперь оно изгоняется при помощи безродного россиянин.

Так всегда ненавидевшая русских Польша прозвала нас по латинскому образцу в XVII веке. Но все мы понимаем, что тонкая игра, затеянная с нашим национальным именем, есть расчетливая обработка национального рассудка и памяти народа, и многие русские, кто привык к кличке советский, очень легко поменяли ее на россиянин. Так бездомный, безродный пес откликается на любое прозвище, лишь бы покормили. Нынешней власти и нужны именно россияне, а не русские, потому что русские помнят, что у нас родная земля, единое Отечество, что у нас одна на всех судьба, общая Православная Вера и родной для всех нас язык, и история не раз показывала, что против русских войной идти опасно, непосильно, недаром враги говорили про нас: «русского «мало убить, его еще и повалить надо». А вот россияне себя в истории никак не проявили — ни славы, ни чести, ни доблести.

Чтобы понять, кто мы — русские, вглядитесь в лица русских детей. Ведь нас почти что отучили любоваться их ясными, светло смотрящими на мир глазами, мы перестали узнавать свою породу в их русоголовых ликах. Ведь ни у одного народа нет таких волос — русых. Неяркие, неброские, они внезапно отливают благородным золотом, словно солнечным светом, как отсветом доброты, коей наполнены все русские. Приходит время, когда мы должны с дерзновением исповедывать свою русскость и крепить себя спасительной мыслью о том, что все еще остаемся народом Добра и Света.

Надо помнить и детям своим заповедывать, что мы славяне, — народ Слова, что мы, русские, — племя Света, мы — нация Белых людей.

Все народы в своем языковом сознании хранят особые ключевые слова, которые емко определяют взгляд на мир, приоритеты и ценности мировоззрения. В английском языке, согласно новейшим исследованиям, ключевым является выражение common sense — здравый смысл, для немецкой языковой картины мира важнейшим словом предсказуемо оказалось ordnung — порядок. А вот ключевым, коренным понятием русского национального самосознания было и есть слово свой.

Открытие это сделал академик О.Н. Трубачев при реконструкции древнейших понятий славянской культуры, лежавших в основе строительства дома, семьи, государства, Веры. Эти понятия живы в нас и по сей день, они суть идеалы, образцы, установки жизни русского человека. Хотя найдется много желающих поспорить с тем, что идея своего как лучшего, доброго и правильного пронизывает всю русскую жизнь. Ведь нам внушают обратное, что русская-де натура широка, всеохватна и всечеловечна. Мы давно привыкли мыслить себя в облике этакого простеца, гостеприимно распахивающего двери в свой хлебосольный дом любому инородцу, настежь открывающего свою душу любому иноверцу, усердно прислуживающего всем им.

Однако язык наш — первый свидетель того, что русские никогда не были настежь распахнуты для чужаков, что они честно и нелицемерно разделяли мир на своих и чужих. Свои первоначально были для русских люди одного рода, одной крови, ведь древний корень suo-означал «рождать», и, следовательно, свой — это родной, единокровный.

Такое понимание слова свой выражено в формулах народной мудрости: «свой своему поневоле брат», «всякая сосна своему бору шумит», «свой свояка видит издалека».

Поскольку свой — родной, то из этого смысла вырастало понимание своего как всего Богом установленного, Богу угодного, правильного. Вот законы русской жизни по-своему, то есть так, как нам Бог положил: «живи всяк своим умом да своим горбом», «всякому зерну своя борозда», «всякая избушка своей крышей крыта».

Понятие свой изначально несло в себе мысль о богоданности всего, чем богат русский человек в этой жизни, — здоровья, имения, родни, доли. В слове здоровье (съ-доровье) в крохотном обломке древнего suo — (съ) хранится память о том, как виделась русским людям телесная крепость: съ-dorv значило «свое древо», древо доброго корня, так что здоровье представлялось русским людям не их личным достоянием, а родовым наследием, в полном соответствии с современными представлениями генетики о наследственности. И сколь символично, что русское приветствие «здорово», «здравствуй» содержит в себе тот же самый корень. Здороваться, то есть желать здоровья при встрече, принято у нас многие столетия. Еще в IX веке византийский император Константин Багрянородный в своем трактате «О народах» упоминал, что славяне приветствуют друг друга «здраво, брате, сестрице». Больше тысячи лет назад мы были все те же: желали при встрече крепости нашему древу-роду.

Это существенно отличает нас от других народов, вкладывающих в свои приветствия самое важное для них. Для англичан таковым является дело: «How do you do? — Как действуешь?» Для итальянцев характерен иной тип приветствия, утверждающий стабильность жизни: «Come sono? — Как стоишь?» Одно из приветствий китайцев: «Ел ли ты сегодня», а вот русские не задают вопросы при встрече, они желают, даруютдоброе слово во благо рода и семьи.

В слове счастье (съ-частье) мы видим, каким оно представлялось русским — своей долей, своей частью, отпущенной Богом человеку по заслугам или грехам его родителей: «Всякому свое счастье; в чужое счастье не заедешь», «Чужого счастья не займешь». Поэтому русское счастье могло быть трудным, даже горьким, такое счастье и название имело особое — горе-злосчастье. Русское счастье нужно было выстрадать, вымолить, заслужить. Русское счастье как доля, судьба, участь никак не совпадало с представлениями о счастье западноевропейца или китайца, у которых счастье связывалось исключительно с материальным благополучием. Мы урожденно знаем: «Счастье в нас, а не вокруг да около».

И даже смерть (съ-мерть) представлялась русскому человеку своей, если она была естественной, природной, от одряхления. Выражение умереть не своей смертью до сих пор напоминает нам об этом. А коли смерть — своя, то русские ее и не боятся и повторяют в поговорках: «Смерть русскому солдату свой брат». «Двум смертям не бывать, а одной не миновать». «Прежде смерти не умереть». Эта всегдашняя готовность встретить свою смерть, она ведь, как жена, Богом суждена, делает наш народ воистину бесстрашным, то есть пренебрегающим смертельной опасностью, готовым рискнуть головой. Язык наш питает русское бесстрашие.

Русский всегда бывал убежден, что свое — это подходящее именно для него, то есть хорошее, доброе, благое, даже смерть во время свое. Так рождались правила русской жизни, в которой «всякому свое любо-дорого»: «всякая птица свое гнездо хвалит», «свой хлеб сытнее», «свой уголок всего краше», и даже «свой сухарь лучше чужих пирогов».

Поскольку свое — это все родное и Богом данное, то русские понимали, что Родина, Отчизна, земля предков тоже — свои. Потому и сохранилось в русском языке выражение во своя си — к себе домой, в свои пределы, на родину. Потому искони не глянулась нам чужбина: «За морем веселье да чужое, а у нас и горе да свое», «на чужой сторонушке рад своей воронушке».

Замечательно, что именно с пониманием своего как родного, богоугодного, правильного связано у русских представление о свободе, то есть возможности действовать по-своему, ведь корень этого слова тот же, что и в слове свой. Свободный — это сам свой, принадлежащий себе, вспомним, что есть у нас и выражение «сам не свой», то есть подчинившийся чужому — человеку ли, идее, не суть. Свое говорит русскому о его свободе: «Своя рука — владыка», «Не князь, не дворянин, а в своем дому господин», «В своем гнезде и ворона коршуну глаз выклюет». Неволя, плен, тягота, несчастье, связывающие свободу человека, именуются по-русски «не свой брат»: и голод не свой брат, и палка не свой брат, а «своя волюшка-раздолюшка». И если говорить о самодостаточности земной жизни в представлении русских, то вся она в словах «свитка сера — да воля своя».

Конечно, пронизавшее все русское сознание понятие свой могло рождать и такие уродства, как «моя хата с краю». Это когда взгляд человека выше своей избы и двора не возлетывал. Но все же русские из рода в род берегли коренной, древний смысл этого слова. Свое — это Вера, Родина, единокровные и единоверные братья, счастье и здоровье, и даже смертный час. И главное: свое — это свобода жить и действовать по законам отцов, а не по принуждению иноземцев.

Мы постоянно слышим, что русские — не народ, спаянный кровью, родственный по крови, а конгломерат людей, объединенных общностью культуры и территории. Оброненное кем-то из писателей «поскреби всякого русского, непременно отыщешь татарина», стало чуть ли не аксиомой в ходу у политиков, размывающих понятие русский, а заодно для всякого явилось входным билетом в среду русского народа. Дескать, каких только кровей — татарских, кавказских, немецких, финских, бурятских, мордовских. — в русском ни намешано. Нас усиленно убеждают, что мы, русские, очень разные по крови, что мы не из одного корня проросли, а явились плавильным котлом для многих народов, когда-либо набегавших, заходивших, приблудившихся на нашей земле, и мы всех их принимали, впускали в дом, брали в родню.

Действительно ли мы, русские, представляем собой скопище, сплав, плавильный котел, сборище из сошедшихся на Русь племен, как нас в том убеждают? Тогда мы вовсе не народ, а население, ведь народ — это люди, нарождающиеся из одного рода, ветви одного корня, искры одного кресала. Население же — все, кто поселился рядом, без разбору рода-племени. Народ спаян кровью, народ умеет различать своих и чужих, поэтому в каждом старике видит отца, в ровеснике — брата, в девушке — сестру, в старухе — мать, вспомните, еще недавно были в ходу обращения к совершенно чужим, но русским людям — отец, мать, сестренка, братишка, сынок, дочка, тетенька, дяденька.

Обратите внимание, как многозначно слово брат — наше русское мужское обращение к своим же русским мужикам — и как оно меняет форму в зависимости от того, в какой среде и обстановке звучит. Если нужно установить дружеские отношения с незнакомцем, к нему обращаются: «Послушай, брат!» Когда незнакомого о чем-то просят, его зовут: «Помоги, браток!». Коли дело дошло до укора или попрека, то звучит обычно укоризненное: «Чего ж это ты, братец!» В криминальной среде скорее обратятся друг к другу «братаны». У моряков в ходу «братишки». В любом нетрезвом мужском коллективе возникают «братуха» и «братка». Все это формы одного и того же слова брат, обозначающего кровную родову, но употребляемого русскими по отношению именно к неродным людям, чаще всего и вовсе незнакомым им.

Подобные обращения возможны только в среде своего народа, ведь никому и в голову не придет позвать — дочка! — маленькую китаянку, режьте вас, но вы никогда не обратитесь — матушка! — к пожилой таджичке, у вас язык не повернется сказать — отец! — иудею в хасидской шляпе.

Сейчас эта традиция отмирает, нам пытаются навязать общее обращение по примеру французского мадам и месье, английского мистер и миссис, немецкого герр и фрау, прилаживают к этим моделям сударя и сударыню, навязывают господина и госпожу, приспосабливают гражданина и гражданку, внедряют товарища. Но ничего не выходит.

Не приживаются такие обращения. Но само намерение изжить русские родственные формы общения — очень опасная примета того, что русский народ постепенно соглашается стать просто русскоязычным населением — «россиянами», сдаться на потребу пришлому чужомулюду, раствориться в нем, выродиться в массу смуглявых потомков, исчезнуть как русские с лица земли.

Надо развеять этот миф, разорить бастионы лжи, громоздящиеся на шатких подпорках «поскреби всякого русского.». Давайте поскребем, да не с помощью политического толерантного словоблудия, а обратившись к научным достижениям антропологии, науки о биологических видах человека. Эти знания точны, получены научным экспериментальным путем, постоянно обновляются, и потому не получится у наших противников отовраться тем, что они устарели. Поскребем и увидим, что русский из поколения в поколение, из рода в род, все тот же русский, а не татарин, не печенег, не половец, не скиф, не монгол, он — русский! И вот почему.

Выдающийся антрополог, исследователь биологической природы человека А.П.Богданов в конце XIX века писал: «Мы сплошь и рядом употребляем выражения: это чисто русская красота, это вылитый русак, типично русское лицо. Можно убедиться, что не нечто фантастическое, а реальное лежит в этом общем выражении русская физиономия. В каждом из нас, в сфере нашего «бессознательного» существует довольно определенное понятие о русском типе» (А.П. Богданов. Антропологическая физиогномика, М., 1878). Через сто лет современный антрополог B.C. Дерябин с помощью новейшего метода математического многомерного анализа смешанных признаков приходит к тому же заключению: «Первый и наиболее важный вывод заключается в констатации значительного единства русских на всей территории России и невозможности выделить даже соответствующие региональные типы, четко ограниченные друг от друга» («Вопросы антропологии». Вып. 88, 1995). В чем же выражается это русское антропологическое единство, единство наследственных генетических признаков, выраженных в облике человека, в строении его тела?

Прежде всего — цвет волос и цвет глаз, форма строения черепа. По данным признакам мы, русские, отличаемся как от европейских народов, так и от монголоидов. А уже неграми и семитами нас и вовсе не сравнить, слишком разительны расхождения. Академик В.П. Алексеев доказал высокую степень сходства в строении черепа у всех представителей современного русского народа, уточняя при этом, что «протославянский тип» весьма устойчив и своими корнями уходит в эпоху неолита, а, возможно, и мезолита. Согласно вычислениям антрополога B.C. Дерябина, светлые глаза (серые, серо-голубые, голубые и синие) у русских встречаются в 45 процентах, в Западной Европе светлоглазых только 35 процентов. Темные, черные волосы у русских встречаются в пяти процентах, у населения зарубежной Европы — в 45 процентах. Не подтверждается и расхожее мнение о «курносости» русских. В 75 процентах у русских встречается прямой профиль носа.

«Русские по своему расовому составу, — делают вывод ученые-антропологи, — типичные европеоиды, по большинству антропологических признаков занимающие центральное положение среди народов Европы и отличающиеся несколько более светлой пигментацией глаз и волос. Следует также признать значительное единство расового типа русских во всей европейской России». Русский — европеец, но европеец со свойственными только ему физическими признаками. Эти признаки и составляют то, что мы называем — типичный русак.

Антропологи всерьез поскребли русского, и что же отскребли? Никакого татарина, то есть монголоида, в русских нет. Одним из типичных признаков монголоида является эпикантус — монгольская складка у внутреннего угла глаза. У типичных монголоидов эта складка встречается в 95 процентах, при исследовании восьми с половиной тысяч русских такая складка обнаружена лишь у 12 человек, причем в зачаточной форме. Еще пример. Русские имеют в буквальном смысле особую кровь — преобладание 1-й и 2-й групп, что засвидетельствовано многолетней практикой станций переливания крови. У евреев же, например, преобладающая группа крови — 4-я, чаще встречается отрицательный резус-фактор. При биохимических исследованиях крови оказалось, что русским, как и всем европейским народам, свойствен особый ген РН-с, у монголоидов этот ген практически отсутствует (О.В. Борисова. Полиморфизм эритроцитарной кислой фосфатазы в различных группах населения Советского Союза. «Вопросы антропологии». Вып. 53, 1976).

Новейшие исследования генетиков показывают, что геном человека обладает особой голографической памятью, которая существует в виде электромагнитных полей, размечающих, подобно проекту, «будущее пространство — время человеческого организма». Это означает, что уже зародыш человека проецирует при помощи электромагнитных полей, исходящих от его хромосом, весь будущий взрослый организм со всеми наследственными признаками на всех стадиях его развития. Доктор биологических наук П.П. Гаряев доказывает, что такую же голографическую память имеет и кора головного мозга человека, «задающая ментальные, смысловые и образные пространства», которые определяют действия человека в обществе (П.П. Гаряев. Лингвистико-волновой геном. Теория и практика. Киев, 2009, с. 154). То есть научно установлено, что цельный русский антропологический тип и архетипы русского мышления, выраженные в особой русской психологии и типичном русском поведении, — устойчивые признаки и передаются по наследству благодаря генетической памяти поколений.

Получается, как русского ни скреби, все равно ни татарина, никого другого в нем не сыщешь. Это подтверждает и энциклопедия «Народы России», в главе «Расовый состав населения России» отмечается: «Представители европеоидной расы составляют более 90 процентов населения страны и еще около 9 процентов приходится на представителей форм, смешанных между европеоидами и монголоидами. Число чистых монголоидов не превышает 1 млн. человек». («Народы России». М., 1994). Несложно подсчитать, что если русских в России 84 процента, то все они — исключительно народ европейского типа. Народы Сибири, Поволжья, Кавказа, Урала представляют смесь европейской и монгольской рас. Это прекрасно выразил антрополог А.П. Богданов в XIX веке. Изучая народы России, он писал, опровергая из своего далекого далека сегодняшний миф о том, что русские вливали в свой народ чужую кровь эпохи нашествий и колонизаций: «Может быть, многие русские и женились на туземках и делались оседлыми, но большинство первобытных русских колонизаторов по всей Руси и Сибири было не таково. Это был народ торговый, промышленный, заботившийся зашибить копейку и затем устроить себя по своему, сообразно созданному себе собственному идеалу благополучия. А этот идеал у русского человека вовсе не таков, чтобы легко скрутить свою жизнь с какой-либо «поганью», как и теперь еще сплошь и рядом честит русский человек иноверца. Он будет с ним вести дела, будет с ним ласков и дружелюбен, войдет с ним в приязнь во всем, кроме того, чтобы породниться, чтобы ввести в свою семью инородческий элемент. На это простые русские люди и теперь еще крепки, и когда дело коснется до семьи, до укоренения своего дома, тут у него является своего рода аристократизм. Часто поселяне различных племен живут по соседству, но браки между ними редки».

На протяжении тысячелетий русский физический тип оставался устойчив и неизменен и никогда не являлся помесью разных племен, населявших временами нашу землю. Миф развеян, мы должны понять, что зов крови — не пустой звук, что наше национальное представление о русском типе — реальность русской породы. Мы должны научиться видеть эту породу, любоваться ею, ценить ее в своих ближних и дальних русских сородичах. И тогда, возможно, возродится наше русское обращение к совершенно чужим, но своим для нас людям — отец, мать, братишка, сестренка, сынок и дочка. Ведь мы на самом деле все от единого корня, от одного рода — рода русского.

Как легче всего ослабить, обескровить народ? Ответ прост и проверен веками. Чтобы ослабить народ — его надо раздробить, раскроить на куски и убедить образовавшиеся части, что они есть отдельные, самостийные, сами по себе, даже враждебные друг другу народы. В истории известны разделение сербов — на сербов, хорватов, боснийцев, черногорцев; дробление немцев — на австрийцев и немцев. Эти разделения сопровождались государственным дроблением и ослаблением мощи великих европейских народов. Горький опыт разделения нации имеем и мы, русские. В середине XIX века мы беспечно приняли так выгодную полякам, немцам, евреям идею дробления русских на три самостоятельных «народа» — русских, украинцев и белорусов. Новоиспеченным народам — украинцам и белорусам — стали спешно создавать отдельную от русского народа историю. В самостийных украинских учебниках 20-х годов XX века украинцы повели свое происхождение от «древних укров». Украинцам и белорусам изготовили собственные литературные языки — украинский и белорусский, которые подражали польским литературным моделям, хотя в ту пору малорусское и белорусское наречия русского языка, именно так они именуются в словаре В.И. Даля, отличались от русского литературного языка, как диалекты Смоленщины или Вологодчины, и языковеды по сию пору не находят на картах четких границ между говорами русскими, белорусскими и украинскими. Народная языковая стихия доказывает их родство, однако ж украинский литературный язык, напротив, стремится отсечь украинцев от русского корня. Исследования выдающегося слависта академика Н.И. Толстого убедительно доказывают, что литературный украинский — искусственное новообразование, на треть состоит из германизмов, немецких слов, на треть — из полонизмов, слов польского языка, и на треть — из варваризмов, наречия поселян Украины.

Зачем же было дробить единый русский народ, рушить его целость? На территории Австрии в XIX веке жило много православных славян, именовавших себя русскими или русинами. Будучи подданными австрийского императора, они сознавали свою причастность к русскому народу, что очень беспокоило австрийскую власть. Ну, как можно было австрийским властям мириться с положением в Галиции, где в русских избах на стенах висели непременно два портрета — австрийского императора и русского Царя, и на вопрос о значении портретов, крестьянин-русин обычно отвечал: «Это его величество австрийский император, а это наш русский Батюшка-Царь». Австриякам на своих землях да и полякам, чьи территории входили в то время в состав Российской Империи и тоже были густо населены русскими, нужно было избавиться от русской «пятой колонны» в собственных пределах. И работа закипела. Идея переделывания русских в «щирых украинцев» была щедро профинансирована австрийским правительством. Во Львове, входившем тогда в состав Австрии, историк М.С. Грушевский сочинил «Историю Украины-Руси», где князей русских Владимира Святославича, Ярослава Мудрого, Владимира Мономаха поименовали украинскими князьями, писателей Николая Гоголя и Николая Костомарова принялись называть великими украинскими писателями и переводить их труды на украинский язык, который, в свою очередь, был сотворен из тех самых полонизмов, германизмов и варваризмов так, чтобы ни в коем случае не походил на русский литературный язык. Переводы эти выглядели довольно дикими. К примеру, шекспировская фраза Гамлета «Быть или не быть: вот в чем вопрос?» в так называемом литературном украинском переводе Старицкого получила не свойственную благородному принцу датскому базарную развязность: «Буты чи не буты: ось-то заковыка?»

Поначалу царские власти в России не отнеслись всерьез к этим, казалось, невинным забавам либеральной львовской и киевской интеллигенции, подстрекаемой австрийцами и поляками к самостийности, власти сквозь пальцы смотрели на намеренное раздувание обиды малорусов на великорусов за то, что называют себя великими русами, а их малорусов — малыми. Но эта обида, как заразная болезнь, прочно укоренялась в сознании многих украинцев, с готовностью отвергавших свое русское имя в силу того, что оно малорусское, и принявших себе национальное имя в честь Украйны — окраины Руси.

Вот так вредоносная идея, всего-навсего словесная игра, затеянная с национальным именем русский, смогла расчленить и ослабить единый народ, породить взаимную неприязнь у единокровных братьев. И сколько теперь нужно усилий, какую громадную гору неприязни и лжи нужно ниспровергнуть, чтобы побороть эту вредоносную идею, а вместе с ней и искусственное разделение русских на три «восточнославянских народа» — русских, украинцев и белорусов.

Ныне, наконец, получило здравое научное объяснение именование Руси — Великой, Малой и Белой. Согласно исследованиям академика О.Н. Трубачева, название Великороссия никакого самовозвеличивания перед другими странами, другими народами не выражает. Как слово Великобритания образует пару с материковой Бретанью — древнейшая колонизация острова шла оттуда, так имя Великая Русь образует пару с именем Русь, прежде в глубокой древности, обозначавшим область Киева, откуда шло освоение русскими земель к северу и востоку. Это типичный случай называния колонизованных земель термином Великий, так в истории известны не только Великобритания, но и Великая Греция, Великопольша и Великая Моравия, все эти территории когда-то были освоены из материнских очагов — Бретани, Греции, Польши и Моравии. Вот почему рядом с Русью Великой появилась Русь Малая — Малороссия, название малая, подобно нынешнему малая Родина, всегда имело смысл Руси изначальной, материнского очага, вокруг которого образовалась Великая Русь. И никакого уничижения малороссов в этом названии нет, так же как нет никакого шовинизма великороссов в именовании великорусский. Долго сохранялись следы прозывания нынешних украинцев русскими, до сих пор на крайнем западе Украины существует область, которая по-прежнему зовется Подкарпатская Русь, а поляки, немалые усилия приложившие, чтобы малорусы звались украинцами, в своей среде до недавнего времени словом Русь обозначали именно Украину. Так что наши названия Великая и Малая Русь есть объективные указатели широкого продвижения по своей земле народа русского, свидетельство освоения русскими огромных пространств из Киевского материнского лона, а вовсе не знак столь не свойственных нашему народу кичливости и хвастовства.

Не таит мнимых обид, напротив, указывает на древнее единение русского народа и название Белая Русь — Белоруссия. Это имя, как показали исследования академика О.Н. Трубачева, является частью древней системы цветообозначения сторон света. В этой системе северная часть страны обычно именовалась черной (и в истории сохранилось именование северо-западной части Руси Черная Русь), красным цветом (по-древнерусски червонным) обозначалась южная часть страны (в летописях известна Червонная Русь), а белой именовалась западная часть Руси. В системе древнего цветообозначения сторон света, согласно реконструкции, было и название для восточной стороны — Синяя или Голубая Русь. Но ее следов в письменной истории не обнаружено. А вот сохранившееся до сего дня имя Белая Русь показывает, что это всего лишь западная часть великой Русской земли, — часть целого, а не нечто обособленное и независимое.

Даже самое малое внимание к этим вопросам развеивает взаимные обиды и разногласия. Но кому-то очень хочется, чтобы мы, русские братья, по-прежнему вели свары между собой. Скажем, раздувают в обиду добродушные взаимные прозвища, которые давались украинцами русским, а русскими украинцам, как давались они вятским, пошехонцам, пермякам. Русских украинцы звали москалями и кацапами. Ну и что тут обидного? Как говорится, назови хоть горшком, только в печь не сажай! Москаль — всего-навсего москвич. На Украине так называли всех, кто вышел не с Дона и не с Украины. А в Сибири москалями и москвичами величали всех русских, включая украинцев, кто жил за Уральским хребтом, то есть в Европе. Кацап — вообще загадочное слово, оно не имеет однозначного истолкования, и именно потому, что его происхождение не понятно, нет причин считать его обидным для русских. Точно так же нет причин для обид при назывании украинцев хохлами, это лишь образное подчеркивание особого, свойственного запорожским казакам чуба — клока волос на бритой голове — символа казачьей чести. Только чужак, человек чужой крови и не нашего воспитания, может истолковать такие прозвища как обидные. Ведь никто не стесняется этих именований в русских и украинских фамилиях и не считает собственные фамилии — Хохлов, Москалев, Кацапенко — неприличными, обидными.

Русские, украинцы, белорусы — суть один народ, ибо рождены из одного русского корня, единокровные братья и братья по Вере. Наречия украинское (малорусское), белорусское и великорусское произошли из единого древнерусского языка и отличаются друг от друга меньше, чем немецкие диалекты между собой. Потому и русским, и украинцам, и белорусам, помня наше родство, надо уметь пренебрегать ухищрениями врагов русского единства и русской силы, пытающихся нас разделять и ссорить. Формула нашего национального разделения, универсально высказанная в завещании польского русофоба Мерошевского, должна стучать в наши сердца, не давая забывать о том, что русские, украинцы и белорусы есть один язык, один род и одна кровь. Вот что Мерошевский завещал всем вековечным недругам народа русского: «Бросим огня и бомбы за Днепр и Дон, в самое сердце Руси, возбудим ссоры в самом русском народе, пусть он разрывает себя собственными ногтями. По мере того, как он ослабляется, мы крепнем и растем».

Как полюбить своих — русских, украинцев, белорусов, казаков, — если видишь в них целое скопище пороков и недостатков, если раздражают в соседях хохлацкое упрямство, русская безалаберность, белорусское простодушие, казацкое ухарство… Эта неприязнь выражается в вечном нашем недовольстве самими собой: «Нам, русским, хлеба не нужно, мы друг друга едим». Оказывается, чтобы полюбить своих, каких бы то ни было — ленивых, беспечных, нахрапистых, упертых или простодырых — достаточно взглянуть на чужих, на другие, рядом живущие народы, в которых нам бывают неприятны как раз черты, отсутствующие в типично русском характере. Нас коробят немецкие расчетливость и порядок, еврейские алчность и эгоизм, кавказские стремление к первенству и агрессивность. Вот тогда-то мы начинаем любить и ценить своих — русских, украинцев, белорусов, казаков, а повадки и нравы своих кажутся нам милее и краше всех, пусть даже таких полезных для жизни свойств чужаков. Это чувство любви к своим, особенно ярко вспыхивающее при нашествиях чужих, инстинктивно и безотчетно определяется архетипом нашего русского мышления, издревле положившего границу между своими и чужими.

Наши предки тысячелетиями соседствовали с самыми разными племенами, и это соседство оставило по себе память в нашем языке, который, как известно, хранит опыт многих поколений народа в сжатых и емких формулах, отточенных бедствиями и невзгодами русской истории.

Как же представлены в русском языке понятия о чужих? В них отчетливо прослеживаются отрицательные характеристики: чужие, значит, не свои, уже одно это заставляет русского человека быть настороже и сравнивать обычаи, язык, религию чужаков, их нравственные законы, их внешний вид с нашими традициями, языком, верой, внешностью… Причем все свое подсознательно представляется нам лучшим, является для нас эталоном красоты, совершенства, истинности и праведности. Так уж устроен человек, что все окружающее его помимо своей воли он оценивает мерилом родного — идеального для него жизнеустройства.

И какими же видим мы чужаков, встретившихся нам на историческом пути России? Исследования этнологов и лингвистов показывают, что очень уж неприглядны чужие в русских глазах. В гуще любого народа чужой опознавался по ряду ключевых признаков: непривычная внешность, чуждый запах, физическое строение тела, кажущееся аномальным, неприятный на слух и непонятный язык. Поведение чужака — «неправильное» с точки зрения местной традиции и местных бытовых обычаев. Народы, особенно в древности, часто не признавали в чужаках даже присутствия души, приписывали им способности к колдовству, магии и оборотничеству, считая их пришельцами из другого мира. Само слово чужой — исконно звучавшее как туждь, указывает на то, что пришлый человек искони воспринимался как пришелец «от-ту-да», из-за границы знакомого и привычного мира, а потому требовал к себе настороженного и опасливого отношения.

Все увиденное и услышанное русскими в результате общения с мирными и немирными соседями, создавало определенные стереотипы — образы разных народов обретали конкретные неприязненные черты, устойчиво хранящиеся в национальной памяти. Стереотипы эти настолько устойчивы, что результаты исследований восприятия чужака, проведенных в конце XIX века в Белоруссии, полностью совпали с подобными исследованиями в конце XX века! Сто лет революций, войн, интернационального воспитания, миграций и смешения народов не оказали ни малейшего влияния на негативные представления русских и белорусов о поляках, евреях, цыганах и немцах. Все как было, так и осталось.

И что же думают русские, а также белорусы и украинцы, живущие в центре Европы, о своих соседях на протяжении последнего тысячелетия? Ну, во-первых, что у них неприятные, некрасивые, непонятные языки. Ведь с точки зрения носителя традиционной культуры, человеческим или культурным статусом обладают только свои. А потому язык чужой может восприниматься либо как «язык животных», либо приравниваться к немоте.

Русские искони полагали, что все другие народы — «немцы» — немтыри, немые, не владеющие человеческим языком. В представлении русских иноязычные чужаки не столько разговаривают, сколько пищат, клекочут, гнусавят, бормочут, визжат, свистят, кричат, гыркают. Все это признаки звериности незнакомого языка, раздражающего слух непонятностью и оттого кажущегося всегда особенно громким.

Чужие народы обозначались у русских, белорусов, украинцев даже особым цветом — черным. Черными назывались цыгане, евреи, ныне это же слово приложилось к народам Кавказа и Средней Азии, в изобилии приехавшим к нам в среднеевропейскую Россию. Их так и именуют собирательным термином — черные. Причем этот признак «черный» роднил чужаков с персонажами народной демонологии — чертями и дьяволом. В русских диалектах черный, черняк означало не только инородца, но и черта. В русских представлениях, судя по нашим сказкам и быличкам, инородцев и нечистую силу объединяют пристрастия ко всякого рода греховной деятельности — изготовлению вина, табака, игральных карт. Часто и черти предстают в русских сказках в виде чужака — жида, пана, немца.

Еще более знаменательно восприятие народами чужих как не-людей в противопоставлении своим, как воистину людям. Это весьма архаичное представление о зверином образе чужака сказывалось, к примеру, в русских поверьях о том, что чужих можно опознать по необычному виду нижних конечностей. Чужаки либо одноноги, либо не имеют пяток, либо кривоноги и косолапы. Именно в силу звериного стереотипа чужакам приписывали порой даже людоедство. У русских людоедами обычно выступали евреи, литва и чудь. Косматость в русских поверьях — устойчивый признак звериности чужака. А еще чужие, по убеждению русских, украинцев и белорусов, плохо пахнут, буквально, как животные. Со времен Средневековья известны общеевропейские представления о запахе евреев, издревле неприятен был русским и запах цыган. Оказалось, и в наш цивилизованный век, по данным экспедиционных исследований последних лет, в Полесье и Подолии — самой сердцевине белорусского мира — представления о специфическом запахе чужого, по которому легко опознать инородца, широко бытуют до сих пор.

Чужаков народные стереотипы рассматривают как людей нечистых, в отличие от своих — чистых. Противопоставление чистый — нечистый имеет в культуре особый смысл. Нечистота, полагали наши предки, — это не только грязное, неприятное, загаженное, но и безнравственное, непристойное, порочное. Чистое же — это все новое, первое, целое, свое и потому священное. Чужие воспринимались русскими как нечистые в бытовом отношении. Этот взгляд распространялся на весь уклад жизни — пищу, обиход, даже на болезни, которым приписывался статус чужих. Такие болезни, как короста и парша, считались присущими только чужакам.

Нечистота инородцев равно касалась и греховности нравственной, неправедности чужой религии, что заставляло русского человека интуитивно избегать посторонних верований, не стремясь вникать в тонкости иноверного учения, ритуалов и обрядов. Своя вера именовалась русскими — правая вера, а вот чужие религии как только ни прозывались: и поганая вера, и песья вера, и немечина хитрая, и безверная, бусурманская, кривая вера, смрадная вера. И хотя русские прекрасно сознавали, что «все один Бог, что у нас, что у них», но упорно стояли на своем «Русский Бог велик». Это явление так называемой «национализации» Бога очень важно для русского самосознания. На этом зиждется стойкое хранение религиозной традиции, на этом основывается русская готовность умереть за Веру и за Христа. Отречение же от Веры Православной, переход в другую религию — в «польскую», «немецкую», «татарскую или турецкую», в «жидовскую» веру — рассматривается русскими как отречение от своей национальности. Не случайно же существовало два однотипных прозвища для иноверца — нечисть и нехристь. Отрекшиеся от «русской» Веры перестают быть своими и переходят в категорию чужих. А вот обратное явление — когда иноверец принимал крещение, — не означало обязательного признания его русскими своим. Евреи-«выкресты» навсегда оставались чужими, к ним относились с подозрением из-за множества примеров неискреннего принятия иудеями христианства, что представлялось русскому человеку самым страшным преступлением. Наши пословицы и поговорки предупреждали о вероломстве выкрестов: «Табак моченый, что конь леченый, что жид крещеный да недруг замиренный», — все едино, мол ненадежны, а еще говорится «жида перекрести да под лед спусти».

Чужие, согласно нашим русским архетипам, — это пришельцы из другого мира — от-ту-да. Они не вполне подобны нам физически и нравственно, некоторые чужаки и вовсе имеют черты звериности, дикости, иные подобны нечистой силе. У них непонятный, а потому неприятный и неблагозвучный язык. Они имеют собственного бога и собственную веру, которые не святы и отличаются от русского Бога и русской Православной Веры.

Названные здесь архетипы восприятия чужого народа русским сознанием — это не суеверия или заблуждения, это не пресловутый русский шовинизм или фашизм. Это нормальный фактор национального развития любого народа. Без разделения на своих и чужих невозможна суверенная, самобытная и безопасная жизнь никакого народа, ни единого племени, ни одного самого крохотного этноса и ни одной самой громадной нации. В политике очень важно это понимать, чтобы не допускать принижения и умаления одних народов и возвышения над ними других. Но власть в России игнорирует этот важнейший принцип мирного сосуществования народов, из-за чего мы стоим на грани глобальных этнических войн, грозящих распадом нашего государства. Приведу лишь один пример из множества опубликованных сегодня в открытой печати фактов.

В конце 2010 года в России стартовала программа по переселению северокавказских народов в среднеевропейскую Россию в связи с тем, что на Северном Кавказе очень высокая безработица. Первыми их приняла Пенза. Как сообщали газеты: «Каждый переселенец обойдется казне в 330 тысяч рублей. Муниципальные сельские образования, то есть деревни и села Пензенской области, обязывались предоставить переселенцам землю, жилье и рабочие места. Только на выкуп жилья для кавказцев в бюджете Пензенской области предусмотрено 40 миллионов рублей. Чтобы предоставить жилье первым переселенцам, губернатор Пензенской области Василий Бочкарев предложил расформировать малокомплектные сельские школы, чтобы поселить в них кавказцев. Причем дагестанец или ингуш может приехать, прожить здесь три месяца, получив подъемные 53 тысячи рублей и уехать назад домой, а может и остаться, если ему здесь понравится».

Характерна и предсказуема была реакция русских на это современное нашествие чужаков по инициативе государства. С форума в Интернете процитирую лишь несколько откликов на это сообщение: «Где это в Дагестане и Ингушетии русским строят дома?» «Да еще сколько русских без гражданства живет! А сколько наших у себя, в России, без жилья, без земли, без работы? Вот и делайте выводы!» «25 миллионов русских за границей бросили, предали и предают, — людоеды!» «Правильно, если тараканов еще и подкармливать, они так расплодятся, сам покинешь такую квартиру». «Благодарные пензенцы, стоящие на перронах, кто чем выражают радость приезду долгожданных гостей — вилами, ломами, кастетами, некоторые — обрезами». «Надо как партизаны в Великую Отечественную — под откос вместе с их хозяевами». «Я честно не представляю из них колхозников в нашей полосе, это даже не баранов пасти». «Не надо нам этого счастья — кавказцев, цыган, евреев. Они душили друг дружку веками, теперь нас душить будут.

Это люди другой культуры, у них другие ценности». «А за 330 тысяч рублей много русских бы приехало. У нас в деревне беженец из Казахстана, русский, горбом по копейке дом построил для себя и детей. Ему ни гроша не давали». «Когда русские бежали с Кавказа, им никто ничего не давал — ни денег, ни работы, ни жилья». «Безумцы не ведают, что творят!» «Еще как ведают. Межрасовые конфликты — это шанс шайке удержаться у власти». «Оптимальный вариант переселения — Новая земля — и не убежать, и не прожить долго». «Где, когда коренному населению, пожелавшему работать в сельском хозяйстве, оказывалась такая поддержка? Аим — пожалуйста! Дискриминация — налицо». «Выделять такие деньги потенциальным боевикам! Когда свое население ниже плинтуса. Такого унижения коренного населения нет нигде в мире. Что-то жиды не расселяют по своей территории палестинцев. Россияния для них — страна экспериментов». «Вот так решает проблему с демографией наша власть: звери — плодитесь, а русские — вымирайте. Коренное население настойчиво замещают кавказцами». «Включите ящик, и вам объяснят, что русские много пьют и воруют. А работают мало и плохо. И очень капризные. И вообще им не повезло родиться немцами или китайцами». «Наши власти распространяют раковую опухоль по всему телу России». «Наши — не распространяют. Это чужие, кремлевские, пакостят». «Уважаемые жители Пензы. Забудьте про нормальную жизнь. К вам едет небритый и наглый чернослив». «Чернослив! Это точно! Чернота, которую сливают». «Они отличаются от русских людей, как рыси от домашних кошек». «Люди регионов, куда будут переселять кавказцев, должны вооружаться, а русский народ должен объединиться на этом горе и сплотиться». «Это предательство!» «Нет, это не предательство! Предательство — это когда свои своих предают. А здесь я своих не вижу. Скорее планомерное вытеснение русского населения».

Что видим мы в этих откликах? А то, что отношение к чужакам у русских за тысячи лет ничуть не изменилось. Налицо все те же архетипы, действующие как сигнал опасности для национального сознания. Посмотрите, как русские здесь именуют пришельцев: зверями и черными, они сравнивают их с насекомыми, с болезнью, с диким животным. Они не признают их своими и возмущены, что власть считает чужаков больше своими, чем нас, русских. Они готовятся к отпору. Они накапливают ярость к власти, презирающей русские правила общежития разных народов. Является ли преступным то негативное, что сказано о переселении чужих в исконно русские земли? Нет! Ибо никому не дозволено считать преступными образ мысли и образ жизни целого народа, живущего на своей собственной земле. Надо с ним считаться и его уважать, чтобы не получить новой межэтнической резни.

Сегодня русский образ мысли, русские архетипы поведения как раз попираются в угоду пришлым народам. Словом ксенофобия стращают тех, кто недоволен нашествием чужаков на родную землю. Словно припечатывают позорным клеймом, вменяют уголовную 282-ю статью — возбуждение межнациональной розни. Подобная статья есть только в российском законодательстве, другие европейские государства не позволяют себе политических преследований из «соображений демократических». А у нас в России, причем только для русских, изобретено пугало, именно русским пытаются заткнуть рот Уголовным кодексом, стращают тюрьмой, штрафами, чтобы натиском пришельцев умалить наше национальное преобладание в России. И многие русские поддаются страху быть обвиненными в ксенофобии, подавляя в себе свой национальный инстинкт самосохранения, основанный на природных архетипах.

Что же такого страшного в этом понятии? Ксенофобия — естественное для каждого народа неприятие чужого, отторжение чужого, чтобы не утратить свою собственную самобытность. Почему, скажите на милость, мы обязаны любить чужие народы? В народах, по меткому замечанию великого русского философа А.С. Хомякова, как и в людях, есть страсти, и страсти не совсем благородные. Раньше философов с историками, неблагородные страсти чужих народов подметил наш русский язык, запечатлев неприятие чужаков. Русский язык накопил в себе множество ксенофобских образов и выражений. В лингвистике их называют ксенонимы.

На основе наименований других народов русский язык творил слова с обобщенными представлениями об этих народах, в языке оставался след общения с соседними народами. Как известно, картина мира нашего языка многократно богаче картины жизненного, исторического опыта даже целого поколения, не говоря уже об опыте отдельного человека. Какой же опыт накопил в себе русский язык за века межнационального общения?

Исследователи-этнолингвисты провели кропотливую работу по изучению ксенонимов русского языка и установили: ксенонимы — это негативная оценка чужаков, образное обозначение внешних врагов, топтавших русскую землю на протяжении всей нашей истории. На основании ксенофобных слов русского языка лингвисты выяснили, кто из народов мира вредил русским больше всего. Предсказуемо оказалось — татары.

Вспомним чертополох, зовущийся в говорах татарник, чирьи и нарывы, именуемые барин-татарин. Сохранилось и меткое русское выражение о больной голове: татары в башке молотят. Вспомним, что незваный гость сравнивается в русской поговорке с татарином. Еще на Руси горько шутили: «Ешь медведь татарина — оба не надобны». Не жалует русский язык и немцев. О язвах на коже в Сибири говорят: немцы сели, тараканов в России прозывают прусаками, швабами и немцами. Саранчу именуют шведами. Отложилось в памяти русского потомства, как татары, немцы, шведы в трудные для русских времена, подобно полчищам насекомых, вторгались на наши земли, истребляя все на своем пути. Осталась в русском языке недобрая память о поляках. От имени мазовецких поляков пошло русское прозвище мазурик, то есть вор, пройдоха. Помнит русский язык французское нашествие. С тех пор завелось в русском языке слово шаромыжник от французского cher ami — дорогой друг, так голодные французы, скитаясь по холодной России в 1812 году, просили-канючили у крестьян чего поесть. С тех пор это слово означает — шатун и плут. Ругательство шваль народилось от французского chevalier. А еще в языке осталось «голодный француз и вороне рад».

Русские имеют древнюю привычку хранить имена своих исторических врагов в кличках домашних животных, психологически точно выверенный путь преодоления страха перед врагами. Если именем врага назвать кота или собаку, то враг перестает быть страшным. И впрямь кошачье прозвище Мурзик напоминает нам о том, что этих хитрых, умных, ловких животных наши предки метко сравнивали с мурзой, татарским князем, вековым поработителем русского народа. Или вот в Сибири широко распространена собачья кличка Кучум, разумеется, в честь сибирского хана, побежденного Ермаком Тимофеевичем. Собак черной масти, причем исключительно дворняжек, в России непременно кличут Цыган. А теперь прикиньте, сколько бродит по России рыжих, вороватых, драных котов по кличке Чубайс. И с каким удовольствием дают русские люди этим самым котам-чубайсам пинка за их шкодливость и воровство, перебарывая свой страх перед убивающей нас государственной машиной, в которой настоящий Чубайс — один из главных маховиков. Почему имена врагов русского народа оказываются в кличках домашних животных? Во-первых, как я уже говорила, так преодолевается паралич воли перед лицом орудующего против нас противника. Во-вторых, наш язык исправно выполняет свою традиционную обязанность — сохранять в народной памяти имена врагов нации. И вот представьте, пройдетдвести-триста лет, русский народ преодолеет последствия разрушительной деятельности Чубайса, но имя этого персонажа язык донесетдо потомков в виде презрительной клички самых помойных и самых визгливых животных рыжей масти. Ничего не поделаешь, такова русская народная благодарность за чубайсовские дела, такова историческая злопамятность языка.

Русский язык хранит память о народах, ходивших на нас войной. Татары, шведы, поляки, немцы — с ними все ясно — внешние враги и постоянные приграничные соперники. Но вот что интересно, этнолингвистикой установлен парадоксальный факт: почему-то два народа, никогда не выступавшие против русских открытой войной, удостоились в русском языке наибольшего количества ксенофобских наименований. Эти два народа — цыгане и евреи. Причем их именами называют в русском языке вещи, которые похожи на настоящие, но только внешне. Разбавленную самопальную водку называют цыганское молоко, козу кличут жидовской коровой, луну — цыганским солнцем, мелкий короткий дождик, как ни на что не годный, прозван у нас жидовским дождем, сильный мороз — цыганским жаром. Жидками русские зовут кусачих насекомых и домашних муравьев, жидами зовут воробьев, которые тучей налетают откуда ни возьмись и сильно вредят крестьянским посевам. Цыганской рыбой прозвали головастиков, вроде и рыба, а не настоящая, жидолкой зовут мелкую рыбешку гольца, не годящегося в пищу. Интересно, что этими этническими названиями метят в русском языке опасные ядовитые растения, физалис, к примеру, зовут вишня жидовская. В Малороссии жидками именуют поганки, гриб-дождевик русские называют цыганский табак. Цыганское золото, еврейское золото — всякий поддельный под золото металл. Немалый перечень прилипчивых заразных болезней удостоены той же этнической меты: лишай — жид-жидовин, сибирская язва — жидовка, озноб — цыганский пот.

Что же хотели передать своим потомкам наши предки, закладывая свой жизненный опыт в самую надежную, самую верную, самую крепкую память — язык. Предупреждение. Пока не обрели собственного опыта общения с другими народами, быть всегда настороже с опасными для нас, русских, этническими соседями. Приведу свидетельство лингвиста Е.Л. Березович, специально изучавшей проблему лингвистической ксеномотивации и опубликовавшей результаты своих исследований в журнале «Вопросы языкознания» (М.,2007, № 1): «Предсказуем тот факт, что лидерами по количеству вторичных номинаций, по накалу экспрессии в лексике восточнославянских языков, а также целого ряда других европейских языков будут цыган и еврей, обозначения этносов, которые на протяжении многих веков являются чужими среди своих для восточных славян».

Цитирую строго научный журнал и в нем сугубо научную статью, откуда взяты примеры, цитирую для того, чтобы меня не обвинили все в той же пресловутой ксенофобии. В цитируемой мною научной статье из журнала «Вопросы языкознания» читаем, что не только русские, украинцы и белорусы жалуют соседние народы таким неприветливым образом. Другие народы Европы сохранили для своих потомков те же предупреждения. Англичане, например, имеют ксенонимы для своих вековых врагов — шотландцев, ирландцев, голландцев, а также для цыган и евреев. Немцы нарекли ксенонимами поляков, чехов, русских и опять-таки цыган и евреев. Поляки и чехи наградили ксенонимами немцев, чехов, шведов, русских и опять же евреев, цыган. Научный факт, как против него попрешь, однако к немцам, полякам и англичанам у судов наших претензий нет, они есть только к русскому народу, причем это касается ксенофобии по отношению только к евреям. Вот загадочный парадокс: цыгане не заставляют русских отказываться от своих представлений о них и не волокут нас в суд, чтобы заставить изъясняться к ним в любви. Немцы, поляки, шведы тоже помалкивают, не изъявляя намерений склонять нас к симпатиям. И только за евреев отечественная Фемида тащит всякого в уголовную ответственность. Почему в нашей стране судебные органы так страстно желают, чтобы мы разом и сильно полюбили евреев?

Немало споров ведется вокруг пресловутого слова жид, которое сегодня судами почти всегда признается оскорбительным и почему-то разжигающим межнациональную рознь и за которое ныне можно получить срок по 282-й статье УК за разжигание межнациональной розни. На самом деле в употреблении этого слова нет ничего преступного.

О религиозном понимании слова жид писал выдающийся исследователь древнерусской культуры академик Ю.К. Бегунов: «Значение и смысловая нагрузка термина «жид» во многих современных публикациях соответствует его специфическому православному пониманию в том виде, в котором оно выражено в официальном учении Православной Церкви. Слово «жид» используется в общепринятом в православии смысле как характеристика религиозных экстремистов и фанатиков, сатанистов-христоненавистников, деятельно исповедующих расистские и христоборческие положения Талмуда и Шулхан-Аруха. В значительной части мировой политической и исторической литературы, в частности — в русской полемической литературе с древнейших времен (см. например, знаменитое «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона (XII в.) — под жидами понимаются потомки тех богоборцев, которые требовали у римского прокуратора Иудеи Понтия Пилата смерти Иисуса Христа».

«Термин «жид», — пишет далее в своем исследовании академик Ю.К. Бегунов, — не является ни унизительным, ни оскорбительным, — ни по признаку национальной, ни по признаку религиозной принадлежности, хотя и может субъективно восприниматься таковым отдельными лицами (например, еврейскими расистами и иудейскими религиозными экстремистами) в зависимости от их мировоззренческих установок. С точки зрения современной науки, наиболее адекватным содержанием этого термина является обозначение воинствующего антихристианина, чьи убеждения и действия основаны на вере в собственную национальную исключительность и богоизбранность с ветхозаветных времен для господства над всеми народами земли.

Первое церковное упоминание о жидах мы встречаем в тексте Евангелия. Апостол Иоанн говорит о «праздниках жидовских» (Евангелие от Иоанна глава 6, стих 4), о том, что «жиды искали Его (Иисуса)», «жиды спорили между собой» (Евангелие от Иоанна, глава 7, стих 11, глава 6, стих 52). Апостол Павел в послании к галатам (глава 1, стихи 13–14) говорит, что он, «будучи вжидовстве, премного гнал Церковь Божию и разрушал ее», «преуспевал в жидовстве паче многих сверстников». В многотомных «Житиях святых» святителя Дмитрия Ростовского, изданных на русском языке в 19021910 годах и многократно переизданных в наши дни по благословению Патриарха Московского и Всея Руси Алексия Второго, в Житии преподобного Евстратия Постника читаем: «Жидовин начал ругаться над святым Евстратием так же, как отцы его над самим Господом Иисусом Христом., Жидовин распалился гневом, схватил копье и пронзил пригвожденного. Тело святого мученика жидовин, сняв с креста, ввергнул в море».

Необходимо отметить, что сам по себе термин жид не может быть признан характеристикой национальной или религиозной принадлежности того или иного лица, равно как и оскорбительной кличкой по национальному или религиозному признаку. В русской культурной традиции существуют различные точки зрения на его содержание и смысл. Специальная еврейская энциклопедия Брокгауза и Ефрона так определяет это понятие: «Жид, жидовин — славянская форма латинского judaeus (юдэус) и древнерусское народное название еврея, удержавшееся в русском законодательстве до конца XVIII в.; название жидовин употребляется также в официальных документах XVII в. Жид как презрительное название — более позднего происхождения; оно возникло, когда вместе со средневековой религиозной письменностью в Московскую и Южную Русь проникло представление о еврее как о коварном, низком существе, что и отразилось в ряде пословиц и поговорок. В русской прогрессивной печати название жид исчезает, начиная с воцарения Александра Второго, и когда в 1861 году малороссийский журнал «Основа» стал употреблять название жид, это вызвало в печати и обществе глубокое негодование; по этому поводу редакция выступила с ответом, объяснив, что жид в народном украинском представлении не имеет общего с бранным термином. Ныне употребление жид в украинской и русинской печати сделалось обычным. У других славянских народов жид до сих пор сохранился как народное название».

Знаменитый русский историк Александр Нечволодов пишет: «Мы именуем иудеев жидами, а не евреями, как их часто называют многие русские писатели новейшего времени, и делаем это потому, что Евер, предок Авраама, считается родоначальником семитических племен, в том числе и арабов; иудеи же происходят от потомков Иуды, почему на всех европейских языках для них имеются названия, происходящие от слова Иуда: юде (по-немецки), джю (по-английски), жюйф (по-французки), жид (по-польски) и т. д.; Наши летописцы, а также историки Карамзин и Соловьев тоже неизменно называют иудеев жидами».

О жидах писали многие русские классики: Пушкин в поэме «Скупой рыцарь». Достоевский в «Дневнике писателя», Даль в специальном исследовании «Разыскание об убиении евреями христианских младенцев и употреблении крови их», Жуковский в поэме «Странствующий жид», Кюхельбекер в поэме «Вечный жид», Куприн в рассказе «Жидовка».

Выдающийся богослов и историк митрополит Санкт-Петербургский Иоанн (Снычев) говорил об этом термине так: «Жидовство, жидовское иго есть иго христопродавцев, которых следует вполне конкретно называть жидами, а не евреями, как иногда неправильно пишут. Нам надо не бояться называть вещи своими именами. Здесь борьба вероучений, а не национальные разногласия. Это надо четко понимать».

В целом можно сделать вывод, что в православном понимании жиды — это сатанисты-богоборцы, которым Христос сказал: «Отец ваш дьявол» (Евангелие от Иоанна, глава 8, стих 44). Именно в таком смысле используют этот термин апостолы Иоанн и Павел, отличая жидов от ветхозаветных иудеев, среди которых было много будущих христиан».

В какой же степени это понимание унаследовал современный русский язык? В отношении слова жид толковые словари русского языка предлагают широкий спектр мнений: «Жид — разговорное, сниженное название еврея (с оттенком пренебрежительности)» (Новейший словарь русского языка. М., 1998), «Жид — разговорное, устаревшее, грубо-просторечное для обозначения еврея» (Словарь русского языка АН СССР. М., 1985, т. 1. стр. 385). Как видим, данные определения подчеркивают не оскорбительный характер этого слова, а лишь сниженность оттенков его значения.

Особое значение слова «жид» приводит В.И. Даль в Толковом словаре: «Жид, жидовин, жидюк, жидюга, жидова или жидовщина, жидовье — скупой, скряга, корыстный скупец. Жидовать, жидоморничать, жидоморить — скряжничать, добывать копейку вымогая, недоплачивая и пр.» (В.И. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1994, т. 1. стр. 1346). Даль доказывает, что в живом русском языке слово жид не всегда используется как полный синоним слова еврей, а обозначает лиц с наклонностями к мошенничеству, стяжательству, вымогательству, причем как в еврейской, так и в русской народной среде. Где же здесь оскорбительные характеристики или набившее оскомину «разжигание» некой розни, якобы тлеющей тусклыми угольками во всех русских душах, если ее так легко разжечь одним лишь употребление слова жид?

Сегодня многие русские люди, опираясь на христианские представления о «жидах-богоборцах», вкладывают и свое собственное понимание в лексему «жид», для них это термин, обозначающий представителя преступного сообщества, основанного на морали превосходства над другими народами и консолидированного по национальному признаку, что не всегда обязательно. Подобное разграничение терминов еврей и жид очень важно для современного русского языка, ведь оно позволяет разделить в языке лиц еврейской национальности, не принадлежащих к еврейским мафиозным группировкам, от представителей еврейских этнических преступных кланов. Если мы являемся носителями русской православной традиции и нам присуща русская языковая «картина мира», то такое употребление слова «жид» для нас естественно, поскольку мы вкладываем в этот термин не оскорбительное значение, и не уничижительные характеристики, распространяемые на весь еврейский народ. Напротив, мы отделяем преступные мафиозные группировки, основанные на этнической общности, от всего еврейского народа, который не может нести в себе этих негативных черт. Именно благодаря термину «жид» мы разграничиваем сегодня этническую преступную группировку и весь еврейский народ, доказывая, что народ не может отвечать за деяния преступников, хоть и организованных по национальному признаку.

Беспристрастные лингвистические исследования показывают: ну, не любят русские евреев. Не любят — и точка, и нелюбви этой уже много веков. Язык исправно хранит эту нелюбовь в своей картине мира, и что же нам теперь, родной язык забыть, чтобы под суд не угодить? Ведь немало с древности поводов скептически взирать на этих наших соседей. Например, в 60-х годах прошлого века в египетском городе Александрии нашли при раскопках папирусное письмо на древнееврейском языке. Письмо датировано десятым веком и стало знаменитым потому, что в нем впервые в истории зафиксировано древнейшее упоминание славного города Киева, упоминание его в ту пору, когда у древних русичей и письменности-то еще не было. Но самое замечательное в египетской находке — его содержание, о котором принято умалчивать. В этом письме еврейская община города Киева просила евреев города Александрии дать кров и оказать помощь своему соплеменнику, сбежавшему из древнерусской столицы, чтобы не отдавать долги своим русским заимодавцам. Словно древний Березовский или Абрамович из десятого века прислал нам привет в этом александрийском письме. Хочешь не хочешь, напрашиваются обобщения, которые в языке русском уже давно сделаны.

Исторический опыт наших предков передается русским языком в наследство молодым поколениям, а нынешнее племя накапливает свой опыт общения с чужаками. Так возникли в нашем языке чурки, по сути это всего-навсего ироническая переогласовка вполне невинного этнонима тюрки, обозначающего народы многоплеменной Средней Азии. Слегка подправив звуковой облик слова, русский язык вложил в него свой горький современный опыт общения с этими народами, а молодежь постаралась расцветить этот опыт собственными впечатлениями — чуреки, чурбаны. Запретить это невозможно, наказывать за это бессмысленно. Да и как вы сумеете это запретить, если только узбеков и только в одном Санкт-Петербурге насчитывается, по заявлению узбекской диаспоры, пятьсот тысяч человек! Это же восьмая часть населения огромного города! Представьте себе, чтобы к нам в таком количестве нагрянули немцы, мы бы сразу сказали, что город оккупирован. А это как называть?

Существует лишь одно политическое средство преодолеть межнациональную вражду — не заселять русские территории чужаками, иначе они разделят судьбу прежних пришлых самозваных прусаков, шаромыжников, мазуриков, фрицев, каждый из которых на себе испытал, что значит воевать с русскими.

На деле замышляется преступное стравливание народов России с целью отвлечения их от социальных, экономических бедствий и этнического вымирания. И это происходит не в силу дурного воспитания или врожденной порочности людей разных этносов. Враждебность вспыхивает как инстинкт национального самосохранения, и в этом инстинкте действуют такие архетипы национальной неприязни, как отвращение к чужому языку, неприятие чужих обычаев, отстраненность от чужой религии, враждебность вплоть до физического отвращения. Повторяю: эти архетипы национальной неприязни — научно установленный факт, и умные политики, желающие мира в полиэтнических сообществах, должны умело соблюдать баланс компактного проживания коренных народов на своих землях и справедливого распределения между ними общегосударственного достояния. Однако властью абсолютно игнорируются научные основы мирного сосуществования народов. Власть целенаправленно ввергает нас в межнациональные конфликты. Созданы условия для свободной миграции огромных масс населения, что привело к усилению чуждых этнических элементов на коренных русских территориях. В Москве русских, украинцев, белорусов, всех вместе взятых, 4 миллиона 200 тысяч человек. И это из 11 миллионов жителей столицы. Осуществляется усиленное финансирование национальных республик и мизерная государственная поддержка коренных русских областей. По официальной статистике, на одного жителя Нечерноземья приходится 1.900 рублей дотации в год. А на одного жителя Ингушетии — 14 тысяч целковых. Территории Сибири и Дальнего Востока стихийно заселяют китайцы. В 90-е годы в Россию ежегодно прибывало 500–600 тыс. китайцев. С 2002 года это цифра достигла миллиона. Если все будет оставаться как есть, то при нарастании эмиграционного потока китайцев и катастрофическом вымирании русских, уже к 2025 году китайцев в России будет больше, чем русских.

К чему это приведет? К межнациональной резне. Народ, испытывающий сильное внешнее давление со стороны чужаков, под действием архетипа неприятия чужих инстинктивно непременно начнет этому сопротивляться. Иначе это не народ. Начало всплеску межнациональных конфликтов уже положено. Во-первых, развязанная властью межэтническая и религиозная война на Кавказе, которой власть никак не может или не хочет положить конец. Во-вторых, скинхедовское движение в центральной России и Сибири, которое зло пресекается жесточайшими приговорами нашей молодежи. В-третьих, этнические мафиозные группировки и кланы по всей стране, которым попустительствует власть, что уже привело к мятежу на Манежной площади. Эти политические действия провоцируют глобальный межэтнический взрыв.

Нам доходчиво объясняют, что переселение народов Кавказа в сердцевину России обусловлено высокой безработицей в Дагестане и Ингушетии — 57 процентов населения здесь безработные. Но тогда почему в том же Дагестане процветает и узаконено русское рабство? На глазах у всей страны телевизионная программа «Жди меня» разыскала десятки русских мужиков, которые, оказывается, пропали без вести на кирпичных заводах «безработного» Дагестана. И найти пропавших помогло не местное МВД, нет, не милиция-полиция схватила за руку рабовладельцев, Министерство труда республики Дагестан вызволило по запросу телевидения эти проданные в рабство русские души, которые наверняка стояли у них на налоговом учете. И никаких уголовных дел за похищение людей, никаких зачисток этого невольнического рынка.

Народам Кавказа, Средней Азии, Китая сегодня много дозволено в нашей стране. Но дальновидные и мудрые политики из их же среды прекрасно понимают, что эта вольница до времени, — до межэтнического глобального взрыва. А то, что сегодня называется добровольным переселением дагестанцев и ингушей, через несколько лет окажется депортацией кавказских народов с их родных земель. Ведь эти народы по сути лишают родины. Их обесточивают, поселяют вне родной среды обитания, что также преступно, как и создание невыносимых для выживания условий русскому народу при нашествии чужаков.

Русское население, если знать русскую историю, никогда не примирится с чужеродным владычеством. Рано или поздно сработает национальный инстинкт самосохранения. Но и кавказские народы не из тех, кто готов подчиняться. Межнациональная резня — вот ожидаемый и просчитанный властью результат, который нам необходимо предотвратить.

С одной стороны, замысел понятен. Власть искусственно создает ложную мишень для всплеска гнева русского народа, этот гнев ожжет мелких кавказских и среднеазиатских торговцев, рынки и магазины, но не коснется властителей, уже готовящихся побивать обе стороны и засаживать пассионарных русских героев в тюрьмы и лагеря. С другой стороны, власть, спасая свою преступную голову от неминуемого народного гнева за учиненный геноцид, создает условия для распада России на осколки этнических мелких республик по примеру распада СССР. Вот чего нам надо опасаться, вот чему мы обязаны противостоять.

Русский человек, разделяя мир на своих и чужих, не забывал о разделении на друзей и врагов. Если понимание, что в мире есть свои и чужие, необходимо для сохранения национальной самобытности народов и их независимости, то деление окружающего мира на друзей и врагов требуется для крепости национальных государств.

Значение слова друг весьма прозрачно. Друг — это другой, такой же, как я, подобный мне, а, значит, единый со мною в помыслах и поступках, потому и говорится: «в друге себя любишь», оттого на Руси «друг денег дороже». Истинная русская дружба проверяется временем: «Будешь друг, да не вдруг», «Старый друг лучше новых двух».

Друг — особо доверительное обращение у русских. Нам невозможно отказать тому, кто просит: «Послушай, друг!», «Сделай, будь другом!». Ведь в словах «будь другом» содержится древняя клятва верности, готовность принять в соратники того, к кому обращаешься с просьбой. И самые лучшие в жизни поступки, бескорыстные и искренние, русские совершают «не в службу, а в дружбу». В нас заложено нашим языком «любить друг друга» и «жить дружно», артельно, сообща, ватагою друзей: «Дружно — не грузно, а врозь — хоть брось». И поговорка о настоящей дружбе, когда надо вместе пуд соли съесть, сохраняет точный счет проверки друга временем. Пуд соли два человека могут съесть, десять лет разделяя общую трапезу.

Разумеется, язык предостерегает от безоглядности и неразборчивости в выборе друзей: «Рад другу, да не как себе», предостерегаем «дружиться — дружись, а за топор держись».

Понятие друг в русском языке гораздо шире, чем смыслы слов свой и брат. Другом для русского можетстать и чужой, если он принимает русское предложение соратничества «будь другом», что означает быть не только и не столько задушевным приятелем, но прежде всего членом дружины, соратником, боевым товарищем. Древнерусская дружина как раз и состояла из давших клятву верности другов-соратников, воинов-однополчан.

На формуле «будь другом!» построено многоплеменное русское государство, которое на основах дружбы и мирного соседства этой клятвой соединяло с русским народом другие племена и народности России. Эта же формула «будь другом!» рождала военные союзы, начиная от русско-половецких походов Владимира Мономаха и заканчивая объединенными силами Варшавского Договора против НАТО. Особенность русского человека в том, что он в друге видел названого брата. У нас такое представление сохраняется в понятиях воинского братства, монашеского братства, медицинского братства и сестричества. Возможно, это связано с тем, что понимание дружбы как соратничества, как воинского братства, а, значит, готовности к жертвенному подвигу за други своя, всегда было нам столь же дорого, как и кровное родство. Это удивительное для других народов русское свойство предопределило имперскую мощь нашего народа, который принимал на правах дружбы другие племена в свою страну, давал им равные с собой права, уважал их самобытность, просвещал Православием, но не принуждал к крещению. Такая черта свойственна исключительно русским, строившим свою Империю не на принуждении и завоевании, а на добровольном вхождении народов в государство. Так были присоединены Грузия, Армения, Осетия, Абхазия, Казахские улусы. Там, где племена просто жили на своей земле, не имея государственных потенций, а это и башкиры, и чуваши, и мордва, и буряты, и множество других сибирских племен, — они оставались жить по своим оседлостям, их никто не сгонял в резервации, их никто не отстреливал, как это случилось в Америке с индейцами.

Друг и свой равно дороги русскому — древний архетип мышления жив в нас и сейчас.

Понятие о друге в архетипах русского мышления постоянно сопрягалось с представлением о враге. Эти два слова образовывали такое же смысловое противопоставление, как свой и чужой.

В слове враг содержится древний корень верг-, означающий, согласно исследованиям академика О.Н. Трубачева, что враг — это извергнутый из человеческого сообщества, изгой, отторгнутый людьми. Слова, которыми описывается значение слова враг — недруг, неприятель, супротивник, супостат, — свидетельствуют о том, что враг — это бывший друг, отвергнутый и изгнанный за измену или другое злодейство из дружины или иного содружества: «не вспоя, не вскормя, ворога не наживешь». Врагом, согласно русским представлениям, может быть и свой по крови человек, и чужак. Враг — в первую голову изменник и предатель, пренебрегший нашим русским добром и нарушивший верность дружбе. И если к чужаку отношение у русских настороженно отстраненное, то к врагу — непримиримо враждебное. Когда враг — бывший свой, его презирают как изгоя и предателя, им брезгуют и сторонятся его, как протухшей падали. Если же враг — чужой изменник дружбе, то тогда в русской душе вздымаются два негодующих чувства — отстраненная неприязнь к чужому и яростная мстительность к врагу, потому что опасность, исходящая от пришельцев, страшнее, чем от врагов своего рода-племени, когда в них видят супостатов и противников.

Чувство самосохранения как архетип поведения заставляет русских занимать национальную круговую оборону.

Схватка русских со своими врагами-инородцами в уральском поселке Сагра в 2011 году показала всей России, как это происходит на деле. Цыгана, поселившегося здесь, приняли по-соседски, дружески. Когда же он оказался злодеем и предателем, травившим русских ребятишек наркотическим зельем, его справедливо сочли врагом. Попытки мирно вразумить цыгана, выселить его из среды своих только ухудшили положение русского поселка: чужак вызвал для подмоги таких же, как сам, пришельцев — азербайджанцев из числа местной наркомафии. Вооруженные до зубов, они явились усмирять взбунтовавшееся «русское быдло». Вот когда полыхнула в жителях Сагры ярость, вот когда восстала дремавшая прежде русская воля. И девятеро с охотничьими ружьями и топорами русских мужиков обратили в бегство полсотни врагов-чужаков, вооруженных автоматами Калашникова. Один русский против пяти пришлых врагов-чужаков — нормальный счет для победы, если к русскому приходит осознание, что его родную землю попирают чужаки, если русский начинает видеть в чужих не друзей-соседей, а врагов.

И все же в отношении к врагам наш народ, в отличие от иных, к примеру, азиатских или кавказских народов, проявляет удивительные бесхитростность и благородство. Мы предпочитаем сначала улаживать недоразумения мирно, бесконфликтно, путем переговоров и уговоров, потом мы предупреждаем врага о нападении. Этот древний архетип поведения проявился еще у князя Святослава Храброго, по свидетельству Нестора-летописца, бросавшего вызов неприятелю: «Иду на вы!» Русские и сегодня таковы, в отличие от тех же горцев, которые бьют сразу, без предупреждения. Азиат — тот и вовсе нападет исподтишка сзади, бьет в спину. Осуждать за это их невозможно, таковы архетипы их национальных характеров. Нашумевшая история гибели девятнадцатилетнего русского москвича Ивана Агафонова от внезапного удара, подло нанесенного чемпионом мира по боевому самбо дагестанцем Расулом Мирзаевым, демонстрирует нам, как действуют два архетипа. Русский парень не был готов к удару, он не ждал, что на него нападут без предупреждения, ибо у русских это не принято. Горец же не собирался предупреждать о нападении, это не в правилах кавказцев, ибо многовековой опыт научил их тому, что в честной борьбе они русским проигрывают. Их стереотип поведения с врагами, а врагом у кавказца может являться любой не свой, — нападать внезапно. От вероломно нанесенного Расулом Мирзаевым удара в голову Иван Агафонов погиб.

У русских совершенно иной стиль поведения. Сначала русские пытаются решить конфликт миром, вступают в переговоры, но и тогда, если мирные переговоры ни к чему не приводят, русские все равно не нападают, в ход идет брань — словесная оборона.

Вдумаемся, что такое русская брань, имеющая тот же корень, что и слово оборона.

Брань — это оборона словом, предостережение врага, что будет убит, если решится сопротивляться. Таков еще один архетип русского поведения: от чужих мы прежде обороняемся словами и лишь потом пускаем в ход кулаки и дубины. Именно потому, что русские прежде битвы предупреждали противника о его непременном поражении, множество русских бранных слов имеют значение «мертвый». Таков смысл, например, слова падла, это просто «падаль». Или стерва, опять же буквально значит «мертвечина». Вспомните, у нас в русском языке есть слово стервятник — питающийся падалью. Значение «мертвого» и в слове зараза, оно восходит к глаголу «заразить», отсюда поразить, то есть убить. Так что ругательство зараза исконно обозначало убитого.

Похожее значение имеет слово мразь, — погибший от холода. Сволочь — мертвая, сухая трава, сволоченная в кучу и приготовленная к сожжению, и тоже образ поверженного врага. Все эти ругательства — падла, стерва, мразь, зараза, сволочь, — изначально являются предупреждением супостату: вот что станется с тобой, если сунешься. Вслед за русской бранью могло следовать только истребление врага.

Накануне схватки у русских принято переименовывать врагов из людей в животных, мы словно снимаем с себя ответственность за убийство именно человека, видя в нем зверя. Мы именуем противника тупой скотиной, шелудивым псом, паршивой собакой, грязной свиньей или поганой гадиной, а то и просто тварью, то есть животиной. Интересно заметить, что никогда при этом не используются названия хищных и опасных животных — волка, медведя, кабана, сохатого, ибо перед ними не всякий выстоит.

Так что ритуальная задача русской брани — наилучшим образом подготовить воина к бою с врагом, деморализовать противника угрозой погибели и воодушевить себя тем, что имеешь дело не с человеком, а с животным, существом слабее, глупее и ниже тебя.

Употребление русской брани по отношению к своим ближним в силу огромной энергетики произносимых слов, исконно обозначавшим мертвечину, наносит урон их здоровью и духу, разрушает тех, кого мы любим. Поэтому брань между своими — это разор русского единства и удар по нашему национальному здоровью, недопустимые сейчас, когда русский народ и без того переживает сильнейший натиск чужаков.

Есть ли сегодня у русского народа друзья в мире? Жизнь показывает, что нет. И призыв русской пословицы держаться за топор в крепкой дружбе важен как никогда. Зато у нас появилось огромное количество врагов-инородцев — бывших друзей, предавших и обманувших, порушивших вековую клятву «будь другом». Мы их и вправду вскормили, вспоили, обеспечили безопасность и независимость, дали начатки культуры и образования. И теперь окружающие нашу страну Таджикистан, Казахстан, Армения, Азербайджан, Грузия, Литва, Латвия, Эстония воспитывают в нас сознание того, что свои, даже враги, сто крат милее и ближе чужих, хоть и друзей.

Давно замечено: если хотите человеку понравиться, почаще называйте его по имени, чем расположите к дружбе и симпатии. Имянаречение — особое священнодействие, без которого рожденный в мир человек как бы не существует. Сам акт имянаречения понимался и понимается по сей день как «вложение имени» в существо, это явствует из этимологии слова имя. Индоевропейское en-men, ano-men согласно «Этимологическому словарю славянских языков» (т. 8, с. 227228), означает «то, что внутри человека», его суть. Имянаречению у русских придавалось огромное значение. По имени, говорили у нас, и житие. Имя влияло на судьбу новорожденного, определяло его характер, становилось его сущностью.

Русский человек от рождения прозывался именем, данным родителями. Из древности до нас дошли княжеские языческие имена Святослав, Святополк, Борислав и Вячеслав, Владимир и Ярослав. Корень свят-означал здесь сверхчеловеческую, божественную силу: у Святослава — это сила его славы, у Святополка — сила его воинственности. Называли высокородные славяне-язычники своих детей именами с корнем слав-, обозначавшем высшую хвалу их божественному избранничеству. Имя Ярослав означало ярую, как солнце, славу, у Вячеслава слава должна была быть вящей — то есть самой большой среди всех, Борислав, нынешний Борис, по сути своего имени должен был бороться за свое божественное избранничество. А вотязыческое имя Владимир в древности звучало как Володимер, означало буквально «имеющий власть».

Дошли до нас и языческие имена людей именитых, княжеских посадников и воевод — Добрыня, Горыня, Путята, Вышата. В них тоже вложен сущностный смысл: Добрыня — человек добротный, Горыня — могучий, как гора, Путята — путевый, правильный, а Вышата — стремящийся к высокому в жизни, к власти и силе.

Народ попроще не мудрствовал в прозывании своих детей. Ребятишек именовали по счету — Третьяк, Шестак, прятали от сглаза и колдовства, наделяя младенцев странными именами Ненаш, Неждан, Невзор, чтобы не завидовали злые люди и не пожелали им чего плохого. Именовали ребенка и по той поре, когда он родился — Вешняк, Зима, Осеня.

После Крещения Руси все коренным образом изменилось. Каждому русскому человеку помимо традиционного славянского прозвища давалось имя святого, в честь которого он был крещен. Имена крестные были чаще всего неславянского происхождения: греческие (Георгий, Татьяна), древнееврейские (Иоанн, Мария), латинские (Роман, Валентина). И маленький русич жил с двумя именами — семейным и крестным. Крестные имена быстро обрусели. Георгий стал Егором и Юрием, Евдокия — Авдотьей, Михаил — Михайлой, Даниил — Данилой, Евсевий — Овсеем, Иоаникий — Аникеем, Анастасия — Настасьей, Елена — Оленой… Имя означало судьбу человека по благочестивому примеру его святого покровителя. Так что постепенно древние славянские имена отошли в небытие, сохранившись лишь в прозвищах, которые мы сегодня находим в фамилиях: Ненашев, Невзоров, Нежданов, Третьяков, Шестаков, Вешняков, Зимин, Есенин.

Сложная структура русского имени, которое ныне состоит из имени, отчества и фамилии, сложилась не вдруг и отразила всю особость отношения русского народа к своим именам. Посмотрите, как пренебрежительно обращаются со своими именами западные народы. Прежде они величаво брали себе по нескольку христианских имен Анна-Мария-Тереза, Жан-Пьер-Густав. А ныне обходятся коротким, вроде собачьей клички — Эн, Джон, Пол, Алан, Ник.

У нас же все не так. Русские постепенно, из века в век, наращивали свои имена. Сначала у нас долго бытовало одно лишь имя, потом имя с отчеством и прозвищем для бояр и князей, потом имя с отчеством или с прозвищем для всякого, а затем вместо прозвища каждый человек приобретал фамилию к имени-отчеству. И каждый русский человек, простой и высокопоставленный, бедный и богатый, умный и не очень, сегодня именуется обстоятельно и величаво по фамилии, имени, отчеству, неся свою суть в личном имени, память о своем отце в отчестве и почет своего рода в фамилии.

Для чего нужна наша сложная структура русского имени? Обходятся же западноевропейцы без отчеств, и неплохо себя чувствуют. Русская особая форма имени помогает нам определить свое место в семье, в роду, в нашей стране и в мире. Для нас это значимо, для них — нет. Давайте посмотрим, что значат для нас наши русские имена.

У русского человека имеется личное имя (для различения в семье): Василий, Петр, Иван. Чаще всего оно употребляется в уменьшительном виде: Вася, Петя, Ваня, так, как нас зовут с детства. У русского человека имеется также отчество — семейное имя человека (для различения его в роду): Иванович, Петрович, Степанович. И обращения Степаныч, Иваныч, Петрович в ходу у русских как знак почтения и солидности. Фамилия — родовое имя человека — выделяет его в общине, в своей стране, так как фамилия — это имя по прозвищу или имени главы рода. Но есть и четвертая составляющая человеческого имени — имя племенное — наша национальность. Русские выделяются у себя в стране по национальности среди татар, башкир, бурят, евреев, калмыков. Национальность — это часть русского имени, необходимая нам для различения своих и чужих в собственном государстве. И когда в российском паспорте у нас изъяли графу «национальность», у русских тем самым умышленно обкорнали имя, пытаясь замутить значимое для каждого народа различение своих и чужих.

Для международного общения существует иное — особое именование. Вспомним, как еще в X веке в Константинополе называли себя русскими не только русские витязи, но и варяги, пришедшие вместе с русскими в Византию военным походом, так как было престижно принадлежать к русскому племени, известному в окрестных странах. Так и сегодня бурят или якут, даг или адыг не назовется в Европе и Америке бурятом или якутом, дагом или адыгом, а непременно скажет, что он русский, чтобы определить свою принадлежность к великому государству русского народа. Точно так же граждане Китая, а там насчитывается более сотни различных народов, представляются как китайцы, а граждане США, этого плавильного котла народов и рас, как американцы. Всем им престижно принадлежать великой державе, и все они желают как можно определеннее выразить свое гражданство.

Процесс прирастания людей иных национальностей к какому-либо великому народу и государству как раз и происходит через присвоение себе имени, сходного по форме с именем титульной нации. У нас в России нерусское имя или прозвище приобретает в таком случае облик и форму русской фамилии.

Давайте разберемся, какие в нашем языке фамилии исконно русские, а какие приспособились под русские, русифицировались.

Русские фамилии образуются с помощью особых окончаний: на — ов — Миронов, на — ев — Разуваев, на — ин — Палицын, на — ский — Петровский, на — их — Гладких. Русские фамилии происходят от крестных имен. Егоров, Егоршин, Егорычев, Егорин, Егоркин, даже Горкин — все они ведут свое начало от христианского греческого имени Георгий. Русские фамилии происходят от названий профессий: Кузнецов, Ковалев, Коновалов, Горшенин, Гончаров, Бондарев, Бочаров, Чекмарев, Топоров, Сапожников, Рукавишников, Кожемякин. Возможны в русском языке и прозвища в качестве фамилий. Борода (видать, выдающаяся была она у человека) и Бородин (потомок этого самого Бороды), Глазун (глазастый товарищ) и Глазунов (из рода того Глазуна), Кривуля (что значит — одноглазый) и Кривулин (потомокодноглазого), Щербак (беззубый) и Щербаков (сынок щербатого), Базан (этот отличался крикливостью) и Базанов (потомок крикуна). Или вот прозвище Шемяка — и фамилия Шемякин, их сложнее определить: оказывается, ши-мяка — «тот, кто мнет шею», то есть забияка, драчун. Были на Руси и Рожемяки, те, кто не прочь намять не только шею, но заодно и рожу.

Русское прозвище било не в бровь, а в глаз, метко, жестко, безжалостно высвечивало и высмеивало недостатки человека, как бы предупреждая окружающих о неожиданностях, которые ждут их при общении и делах с носителем такого прозвища. Ведь это же надо догадаться прозвать человека Гузном, а таких Гузновых, Огузовых, Гузкиных, Гузеевых немало бродило по Руси. Гузно, Гузка, Огузок — это зад, и прозывание таким имечком свидетельствовало о мерзейшем характере его носителя. Или вот Крысин, Крысюк, Крысько, понятно, что произошли от прозвища Крыса. И какой же надо было быть крысой, чтобы прилипло ктебе это противное прозвище. Потомки таких Крыс и Гузок нередко наследуют те же качества. Посмотрите, сколько в нашей власти подобных личностей с «говорящими» фамилиями и столь же одиозными характерами. К примеру, Грызлов (председатель Государственной Думы, и Грызунов (министр печати). Понятно, что не от светлости и бескорыстия их предки приобрели столь отталкивающие прозвища, видать, те еще были грызуны. И потомки их сегодня оправдывают наследственную фамилию, догрызают наше Отечество. А вот еще одна говорящая фамилия высокопоставленного лица — Шахрай. На юге России так зовут мошенников. И наш Шахрай, прославившийся мошенническим продавливанием ельцинской Конституции, достойный потомок своего предка. А еще было прозвище для разбойников и мошенников — Жиган или Зюган. Говорящая фамилия у бывшей депутатши — спортсменки Хоркиной. Хорька, хорек — таково нелестное прозвище ее предка, и посмотрите, как к лицу эта фамилия наследнице. Ну, и конечно, нельзя пройти мимо фамилии Чубайс. Чубайс (чубайсь, чубась, чубысь) — в мифологии русских — сверхъестественное существо типа домового. Этот бес представлялся в виде крысы с большим животом и «ликом вроде человеческого». Согласно русским мифологическим представлениям, он способен вселяться в жилища по воле злых колдунов. Сказки поведали нам, что Чубайс обычно тушит огонь в очагах и требует выкупа с хозяев («все в амбарах поберет, из сусеков заметет»). Среди зловредных привычек Чубайса называют то, что он «мычит и блеет, квохчет и лает, корову и собаку гонит в буераки, курку и козлищу тянет в логовище». Еще в славянских мифах рассказывается, что Чубайс «не ест он ни жита, ни мяса, не пьет ни вина, ни кваса, а питается людскою бедою». Удивительно, как эти повадки воплотились в характере Анатолия Чубайса, еврея по матери с фамилией Сагал, и русского по отцу с такой значимой фамилией Чубайс.

Однако немало родовых фамилий достойно гордости и чести, недаром говорилось детям: не посрами фамилию, береги честь смолоду. Давайте проследим, как формировалась наследственная фамилия боярского рода Романовых, давших России трехсотлетнюю царскую династию.

У истоков этого генеалогического древа — выходец из русского рода Литвы Андрей по прозвищу Кобыла, потомок Ивана Камбилы, переиначенного в более понятное русское прозвище Кобыла. Это прозвище не было унаследовано сыновьями Андрея Кобылы, они приобрели свои собственные прозвания, в том числе Семен Андреевич по прозвищу Жеребец и Федор Андреевич по прозвищу Кошка. Сын Семена Андреевича Александр стал Жеребцовым, но имел и собственное прозвище Синий. Сын Федора Кошки Иван стал просто Кошкиным, а его внук Захар Иванов Кошкин положил начало новой фамилии того же рода — дети и внуки Захара стали прозываться Захарьиными. Внук Захара Роман дал новое имя своим потомкам, они уже именовались Романовыми: Никита Романович, его сын Федор Никитич Романов и его внук — первый царь династии — Михаил Федорович Романов.

Иногда бывает, что фамилия по форме русская, происходит от местных названий — от деревни, поместного владения или города, где проживал человек. В старом фонде русских фамилий мы найдем лишь немногочисленные старинные дворянские прозвания, Борисоглебский, Печерский, Краснопольский, сохранились и подобные фамилии духовных лиц — священников, дьяконов, дьячков, пономарей, их называли по именам приходских церквей, где те служили: Успенский, Рождественский, Предтеченский, Покровский.

Но вот среди массы русских фамилий лингвисты выделяют целые пласты иноязычных родовых имен, приобретших русский грамматический облик. Так среди относительно недавно документированных фамилий встречается очень много образований от местных названий — от городов и местечек, и это обычно еврейские фамилии географического происхождения. Фамилия Варшавский или Одесский ни в коем случае не может быть русской, это фамилия исключительно еврейская, обозначающая лицо, прибывшее из Варшавы или Одессы. У нас сейчас много таких фамилий на слуху: Шполянский — выходец из черниговского еврейского местечка Шпола, Могилевский — из Могилева, Житомирский, разумеется, из Житомира.

Иноязычная по происхождению фамилия, замаскированная под русскую, безошибочно указывает на нерусское происхождение ее носителя. Выделим наиболее известные иноязычные корни в составе русифицированных фамилий России.

Очень существенен в составе фамилий России польский элемент: Пржевальский, Циолковский, Врубель. Эти знаменитые люди из обрусевших польских родов. Белорусские отголоски найдем в фамилии Гастелло. Сербские истоки обнаружим в знаменитых фамилиях — Вучетич (вуче по-сербски — волчонок), Гурко (Гурк — правитель сербский из Гургий).

Фамилии тюркского происхождения в русской истории бытуют во множестве. Это Аракчеев, Деникин, Бегичев, Коллонтай, Куинджи, Шахматов, Юсупов, Шереметьев, Карамзин, Аксаков, Баскаков, Басманов, Мурзин.

Особая история с немецкими фамилиями в России. До XVIII века немецкие фамилии подвергались нещадной русификации, изменялись до неузнаваемости. Булахов, а также Булаховский — это географическое название Булах в Баварии. Носитель такой фамилии — из немецкого рода выходцев из тех земель. Миллеров, Крамеров, Шольцев — корни этих фамилий немецкие. Но в XX веке, особенно во времена двух мировых войн, их число в России резко сократилось. И если в современных источниках мы встретим немало немецких по форме фамилий, то это в большинстве еврейские фамилии. Ведь новоеврейские фамилии образуются в немалой части из генетически немецких элементов.

Вот небольшой обзор таких приспособившихся к русским языковым условиям еврейских фамилий, которые сегодня выдаются то за немецкие, то за польские, то за русские.

Лившиц — еврейская фамилия от географического названия Лебшютц, местечка в Верхней Силезии в Чехии. Познер — еврейский выходец из польского города Познань, а Певзнер — еврей родом из немецкого города Пильзень. Паустовский — еврейская фамилия от населенного пункта Паустов в Бессарабии. Образование на — ский вообще распространено среди еврейских фамилий. Ашкенази — фамилия из древнееврейского Ашкеназ, означающее «еврей немецкого происхождения». Адмони — тоже еврейская фамилия, это слово на древнееврейском означает «красный, румяный, рыжеволосый», но что интересно, эта еврейская фамилия переведена на немецкий язык — Ройтблат, Ройтман, а также на русский язык — Краснобородов. Еврей Адмони становился в Германии Ройтманом, в России — Краснобородовым. Впрочем, он мог и не менять своей фамилии, если ему в том не было нужды.

Вот и вполне русская с виду фамилия Живов на самом деле является переводом фамилии еврейской. По-древнееврейски хаим — означает жизнь. Поэтому существует множество еврейских фамилий с этим корнем — Хаимович, Хаимсон, Хейм, их переводили на французский и итальянский языки — так возникли Виван, Видал, Витал, на немецкий язык — так получилась фамилия Гутлебен. А на русский язык эта фамилия переведена как Живов.

Оригинальный тип среди еврейских фамилий составляют фамилии-аббревиатуры. Кац, Катц, или Коц не имеют никакого отношения к немецкому названию кошки. Они образованы из начальных букв ритуального титула, по-древнееврейски kohen cedek «жрец-праведник». Многие еврейские фамилии представляют собой образования от личных имен. Например, Орлик — от Арон, Носик (Носсек) от Натан (Насан).

Значительное количество еврейских фамилий происходит от названий занятий, как традиционных профессий, так и культовых функций. Каган, Каганов, Каганович, Коган, Когановский, Коген по происхождению из древнееврейского «жрец, священнослужитель». Левит, Левитин, Левин, Левитан — тоже от еврейского «священнослужитель». Сагалов, Шагал, Шагалов, Сагалаев, Сегалов, Сигалов, Сигаль — все эти слова имеют общую основу, составленную из начальных букв культового термина segan levieh «левит, слуга, помощник левита».

Фамилии Шапир, Шапиров, Шафиров, Сапгир, Сапфиров происходят от древнееврейского корня женского имени Сапфира «Прекрасная». Перец, Перетц — из обозначения еврейского обряда обрезания. Под фамилией Викторов, а еще и Вигдоров скрывается еврейское имя Авигдор, Абигдор, происходящее из португальского «судья».

Знаменитая фамилия первого российского президента — также является фамилией еврейского происхождения. Она ведет свое начало от женского имени Элька, Эльца, еврейские фамилии Элькин, Эльцин обозначали лиц еврейского племени. Фамилия Ельцин лишь слегка подверглась русификации. Взамен начального э она получила е, подделываясь под корень ель, елка. Но даже конечный суффикс этой фамилии не русифицирован, этот суффикс цин пишется через и, а не через ы, как в русском языке — в фамилиях типа Солженицын, Курицын, Птицын.

В связи с фамилией Ельцина следует указать на особенность еврейских фамилий, которые образованы от женских личных имен еврейского происхождения: Доркин, Элькин, Хавкин, Дворкин (отДвойра), Сюткин, Малкин, Минкин и т. п. При этом суффикс - кин является обломком немецкого корня из идиш kind, что означает «дитя, ребенок». Доркин — дитя Доры, Хавкин — ребенок Хавы. Элькин, Эльцин, Ельцин — чадо Эльки-Эльцы.

Русификация фамилий у евреев заходит достаточно далеко. Так же, как они меняют имена, преобразуя их в подобные христианским — Борух становится Борисом (древнерусское имя Борислав), Гершель превращается в Григория или Георгия, Мойша мимикрирует в Михаила, как и фамилия Мендель превращается в Медведева, Соломонкин — в Соломкина, Шлемов — в Шеломова.

На примере еврейских фамилий хорошо видно, как в культуре России происходило прирастание людей иного рода-племени к чуждой им нации и культуре через именование, путем приспособления их родовых имен к русским условиям бытования. Бывало, конечно, что вслед за приспособлением имени сам выходец из чужого рода — племени постепенно обретал русское самосознание и постигал русскую культуру. Чаще всего в России это происходило не с евреями, а с немцами, поляками, даже французами и итальянцами, умевшими и хотевшими деятельно, верой и правдой служить нашей стране. Но не все народы способны врастать в нашу нацию безболезненно для русских. Русификация некоторых народов имеет горькие для нас последствия.

Приспособление иноязычных имен и фамилий к русским языковым условиям чаще всего корыстно — прикинуться своими среди русских, чтобы получить равные права на участие в русской политике и русской культуре. Это внедрение проходило в разные эпохи развития государства Российского, когда в него врывались то ищущие службы и уставшие от своей европейской тесноты немцы в XVIII веке, то толпы бегущих от революционной гильотины французов в начале XIX века, то семейства перебиравшихся всеми неправдами через черту оседлости евреев в конце XIX — начале XX веков. Немецкий карьеризм, французское тщеславие, еврейская алчность разжигали в пришельцах жажду повелевать русскими и прокладывали путь к власти в России, что особенно проявилось после Октябрьской революции 1917 года, в эпоху, которая именуется православными русскими провидцами «игом иудейским».

Чужие, мимикрирующие под русских, вносят в наш язык свои представления и устои, которые могут отчасти менять русскую языковую картину мира, образуя в ней искаженные чужими архетипами образы.

Об этом пагубном влиянии предупреждал еще в начале XIX века великий русский просветитель А.С. Шишков: «Каждое вводимое в употребление чужеязычное слово не только отнимает у разума свободу и способность распространять и усиливать свой язык, но приводит язык и разум в бессилие и оскудение».

Бессилие и оскудение языка, а через него и разума приводят к оглуплению, отупению нации, к неспособности человека опознавать за иноязычными словами замаскированное ими зло. В начале XIX века вместе с бежавшими от революции французами в России явилась мода на французский язык, который стал «знаком отличия» дворянского сословия от «темного и невежественного» народа. Французские слова, французские обороты речи наводнили высшее общество. Формы обращения, приветствия и прощания, весь языковой обиходный ритуал, соединявший наш народ вне зависимости от сословий и состояний в одно целое, стали у элиты особыми, иноязычными, уродуя мировосприятие дворянства и лишая его чувства братства к своему народу. И тщетны были мольбы А.С. Шишкова, убеждавшего высший свет в великой опасности увлечения чужим языком. Приведу его слова в их убедительной полноте, ибо они звучат ныне весьма современно: «Сами французские писатели изображали нрав народа своего слиянием тигра с обезьяною; а когда же не был он таков? Где, в какой земле самые гнусные преступления позволялись обычаями и законами? Взглянем на адские, изрыгнутые в книгах их лжемудрствования, на распутство жизни, на ужасы революции, на кровь, пролитую ими в своих и чужих землях: и слыхано ли когда, чтобы столетние старцы и не рожденные еще младенцы осуждались на казнь и мучение? Где человечество? Где признаки добрых нравов? Вот с каким народом имеем мы дело!. Долго мы заблуждались, почитая народ сей достойным нашей приязни, содружества и даже подражания. Мы любовались и прижимали к груди нашей змею, которая, терзая собственную утробу свою, проливала к нам яд свой, и, наконец, нас же за нашу к ней привязанность и любовь уязвляет. Не постыдимся признаться в нашей слабости. Похвальнее и спасительнее упасть, но восстать, нежели видеть свою ошибку и лежать под вредным игом ее. Опаснее для нас дружба и соблазны развратного народа, чем вражда их и оружие. Очевидный, исполненный мерзостей, пожарами Москвы осиянный, кровью и ранами нашими запечатленный пример должен нам открыть глаза и уверить нас, что мы одно из двух непременно избрать долженствуем: или, продолжая питать склонность нашу к эгоистическому народу, быть злочестивыми его рабами; или прервав с ним все нравственные связи, возвратиться к чистоте и непорочности наших нравов и быть именем и душою храбрыми и православными русскими».

Призыв А.С. Шишкова к очищению языка и нравов от французской заразы не возымел действия на русский высший свет. Восстание декабристов высветило всю пагубность этого влияния. Брожение умов и разложение нравственности в продолжение всего XIX в. имели ту же самую чужеязычную закваску. А потом в XX веке повторились на русской земле все ужасы кровавой французской революции: царь с царской семьей на плахе, поруганная вера, разрушенные храмы, младенцы, осужденные к смерти в утробах матерей.

Сегодня слова А.С. Шишкова вновь звучат для нас современно и своевременно. Только касаются они американского англоязычного мира, захватившего Россию в свои лукавые сети. Не спеша, исподволь начиналась англоязычная мания. Сначала среди европейских языков, изучаемых в средних школах, стал самым популярным и востребованным английский. Затем в число самых модных и читаемых авторов попали Фолкнер, Сэлинджер, Хемингуэй, Миллер. Возник бешеный конкурс в институты иностранных языков на переводческую специальность, хотя эта профессия относится исключительно к сфере обслуживания и сродни должности водителя, охранника и повара. Замелькали интервью побывавших в Америке, что-де «американцы очень похожи на нас, русских, такие же открытые, общительные, радушные люди», что это «умный, спортивный, чрезвычайно предприимчивый народ, который свято верит в Бога, чтит свободу превыше всего, уважает чужие ценности».

Сегодня мы, как и А.С. Шишков когда-то, принуждены признать, что были жестоко обмануты, и по простодушию своему, прижали к груди змею, впрыснувшую в нас свой зловредный яд. При ближайшем знакомстве с Америкой и американцами выяснилось, что они оказались крайне не похожими на нас. Язык английский хранит архетипы завоевания и стяжательства, а в идеалах американцев заложены себялюбие и индивидуализм.

Злонамеренной ложью оказалась даже пресловутая «спортивность» и «деловитость» американцев, позорящих свою страну непомерной жирностью и паразитизмом жизни, а равно и глупостью, сопутствующей этим порокам. Но даже сегодня, когда пелена упала с наших глаз, мы продолжаем по инерции плутать, путаясь в старых сетях американских понятий, навязанных нам одновременно с болезненной манией любви к Америке.

Демократия, что так манила в конце 80-х годов, либералы, которые были властелинами дум в 90-е, правовое государство, которое оправдывало в конце XX века разрушение «империи зла» — нашей великой державы, — ныне уже истлевшие фетиши, которые народ метко перетолковал, сообразуясь с собственным опытом жизни: демократия прозывается дерьмократией, либералы — либерастами. Хитроумно внедренная в нашу экономику приватизация обличена опамятовавшимся народом как прихватизация, но обесцененные эти слова, словно троянские клячи, протаскивавшие в наше сознание разрушительные для нации понятия, сменились новыми заимствованиями из американского лексикона. Общечеловеческие ценности, толерантность и угроза ксенофобии придавили всплески русского национального самосознания, термины приватизации и инвестиции маскируют преступления власть имущих, выражения мировое сообщество и гражданское общество прячут от нас диктатуру мирового правительства, проводником которой является так называемая российская элита, обслуживающая интересы глобализма.

Называть все это своими именами трезво и честно мыслящим людям удается, но натиск американомании столь массированный и всеохватный, что глупцы не успевают разобраться в опасной сути маскирующих враждебные действия слов, и продолжают глупеть дальше.

Еще один пример того, как пагубно могут влиять чужеродные слова на нравственное состояние нашего народа. Благодаря современному еврейскому влиянию разошлась по Руси страшная для русской души матерная ругань. Что такое мат? Открытое именование детородных органов, что издревле в русской среде считалось признаком наглости, нечистоты. Само слово наглый означало человека, способного обнажиться, явиться нагим на людях. Наглого русские с брезгливостью сторонились, как нарушившего завет целомудрия. Далее, матерная брань — намеренное оскорбление человека клеветой. Это объявление в нецеломудрии не только его самого, но и его близких, родных. Нас часто пытаются убеждать и делают это именно евреи, такие, как министр культуры М.Е. Швыдкой, доктор филологии В.М. Живов, что матерщина-де возникла в глубокой древности и не имела, да и сегодня не имеет оскорбительного смысла, что-де русские люди были просты как дети, их плотские отношения были беспорядочны. И это зеркально отразилось в языке. Ложь, намеренная ложь с целью порушить в наших душах остатки чистоты!

На протяжении тысячелетий отношения в семье у славян и русских были основаны на строгой верности. Блуд наказывался лютой смертью или в лучшем случае битием. Блуд являлся несмываемым позором для всего рода. И потому до сих пор сохранилось оскорбительное наименование ублюдок, то есть рожденный в блуде. Даже намек на блуд — оскорбление. А матерщина — это уже не намек, это обвинение, это бесчестие семье и роду оскорбляемого.

Существуя на самой дальней периферии языка, эти запретные в быту слова вспоминались русскими очень редко. Но в считаные десятилетия XX века они заполонили разговорную речь, разойдясь сначала в среде мелких ремесленников и торговцев, среди которых в городах был велик еврейский элемент, затем попали в рабочие и солдатские казармы, оттуда перекочевали в крестьянские семьи. Специфика матерной брани в том, что она, будучи словом нечистым и запретным, несет на себе огромный заряд злой энергии. Именно поэтому ею удобно было пользоваться всякому, кто хочет и не может выразить точным, образным, энергичным словом свою мысль, и заменяет ее словом матерным, буквально разговаривая матом.

Почему я изначально предполагаю еврейские источники распространения мата, как языка запретного, нечистого, оскорбительного в России? Потому что архетипы еврейского мышления не считают нечистым все, что именуется в русском языке матерными словами. Не испытывая стыда, пребывая в состоянии постоянной наглости — раздетости, такие люди легко используют мат и пускают его как заразу по русской земле.

Именно еврейское словотворчество и еврейская деятельность породили в России еще одно чуждое нам, пагубное языковое явление — криминальный жаргон. Жаргон — специальное наречие преступного мира, скрывающего за непонятными для непосвященных словами свои тайные, опасные для окружающих намерения и планы. Такой жаргон называется блатным. А кто себя именует блатными? Сегодня это уголовный мир России без разбору народов и сословий, но само слово блат имеет давнюю историю. Оно ведет свое происхождение из идиша, еврейского жаргона немецкого языка. Блат означает кровь. Так с советских времен сохраняются у нас выражения доставать по блату или у него там блат. По блату достать — когда твои единокровные, евреи то есть, тебе помогают добыть желаемое, а иметь блат — это когда в нужном месте в нужное время встречаешь своего, опять же еврея, и он тебе помогает. Когда уголовников называют блатными, тоже понятно, ведь они повязаны между собой кровью, только не собственной, а кровью своих жертв. Из блатного жаргона пришли в русский язык многие слова, которые сейчас кажутся вполне безобидными, на самом же деле они имеют оскорбительный смысл. Так из блатного жаргона мы восприняли слово быдло, польское по происхождению, оно означает — скот, приуготовленный к убою. Жаргон вбросил в общее употребление и слово лох, оно тоже заимствовано из польского, где «льоха» означает свинья. Ребятишек на жаргоне называют пацаны, в переводе с идиш — рабы, слуги. Все это попытка унизить и оскорбить, причем совершенная в тайне от непосвященных. Блатной жаргон — не только и не столько язык, недоступный непосвященным, сколько тайное оскорбление непосвященных, к примеру, чужих для евреев народов, в данном случае — русского.

Тайно оскорбить, издеваться за глаза — повадка подлая, трусливая, низкая. И она, как нельзя ярче, отразилась в карточной игре. Наиболее популярна карточная игра в так называемого «дурака», а кто дурак? В этом надо разобраться. Игральные карты созданы специально для поругания Христа руками и словами самих же не ведающих о том христиан. Вся символика карт — христианская символика, знаки мученичества и смерти Господа нашего Иисуса Христа на кресте. Сам Святой Крест в картах именуется крести или трефа, причем трефный на идиш означает скверный. Знак бубны — символ четырехугольных римских гвоздей, которыми пригвоздили Господа к кресту. Пики — символ римского оружия, которым было пронзено Святое Тело Господа на кресте. Знак черви — образ губки, смоченной уксусом и желчью, той, что пытались напоить Спасителя во время его смертных мук. А мы, христиане, в это «играем», да еще крест называем, прости Господи, трефой, не ведая, что это означает, да еще козырем, то есть кошерной картой (кошерный означает — очень хороший, годный именно для евреев), «побиваем», то есть подвергаем поруганию крест. Такое тайное поругание Христа в обычае у сил зла.

Сейчас жаргон вбросил в русский язык новое словцо для обозначения выходцев с Кавказа, преимущественно мусульман: хач или хачик. Но хач по-армянски означает крест, хачик — это армянское имя, означающее христианин, и мы, русские христиане, с брезгливостью и раздражением именуя мусульман, заселивших русские города и села, хачами, невольно ругаем крест и христианство, исполняя тайный замысел, с которым вброшены эти слова в русский обиход.

Уже эти три явления — матерное сквернословие, блатной жаргон и карточное поругание христианства, ставшие, как это ни прискорбно, принадлежностью русского быта и обживающие тихой сапой русскую культуру, — показывают, что мимикрия чужаков, не изменивших в русской среде архетипов своего пришлого мышления, оборачивается для русского народа тяжелыми духовными болезнями, исцеление от которых требует времени и огромного напряжения национальных сил.

А чужаки, внедрившись в культуру, обосновавшись в политике, подделываясь под русских в быту и языке, торопятся для укрепления своих позиций в России навязать нам новые определения русского народа. Русские, — убеждают нас лукавые пришельцы, — это те, кто знает русский язык. Русские, — настойчиво внушают нам чужаки, — это все, кто живет в России и считает ее своей Родиной, и потому возможны — русские буряты, русские калмыки, русские евреи. Наглым натиском подобных, противоречащих науке и жизни внушений у нас отнимают главные признаки русскости — русскую кровь, русскую породу, русскую картину мира, русский тип поведения, — размывают четкие, выработанные тысячелетиями границы между своими и чужими, превращая Россию в плавильный котел для выведения новой человеческой породы — россиянской. Русский дух наш противится этому, и надежда воскресения угасающих русских сил — наш язык, который вопреки чужеродной экспансии способен воспитывать и растить новые поколения истинно русских людей.