Что отличает народы друг от друга в физическом смысле — изучает антропология. Философы, историки, лингвисты, психологи задаются вопросом, что представляет собой дух народа и чем отличаются народы друг от друга духовно. Так что же входит в понятие «природный русак», «истый англичанин», «настоящий немец», «истинный француз»? Характер, привычки, убеждения, обычаи и представления создают особенные свойства каждого народа, они зримы и ощутимы, причем эти особенные свойства задаются человеку его родным языком. Именно в языке на протяжении тысяч лет сохраняются архетипы этнического мышления и поведения, которые и отличают народы друг от друга. Именно язык предоставляет возможность обнаружить и раскрыть первообраз слова, и задан он как вечная ценность, которая множится в течение времени в новых и новых словах с тем же корнем.

Посмотрите, как развивается, плодоносит архетип мысли в слове рука. Изначально рука значит хватающая, держащая. Затем это слово приобретает высокое значение — властная сила. Из этих двух значений проистекают — руководить, поручаться (брать под свою власть). Так рука превращается из понятия о физическом органе в символ власти и силы.

Не только мысль каждого народа направляется словом его родного языка, но и образ жизни народа, его видение мира и своей роли в нем зависят от слова. Но что самое опасное: через язык возможно ослабление народов, когда человеку навязываются представления и обычаи, образ мысли и видение мира, отличающиеся от тех, что заданы его родным языком. Осознание национальных архетипов мышления и поведения психологи называют душевной гигиеной, укорененностью человека в своем прошлом, наследственным свойством его природы. Душевная гигиена необходима сегодня русским как никогда, ибо разум наш всячески пытаются замутить. Поскольку изменить архетипы мышления, сломать их практически невозможно, так как они даны в родном языке, в его корневом запасе, то их пытаются именно замутить. Человек с помутненным разумом — душевнобольной, — вот то состояние, к которому неуклонно ведут наш народ. Поэтому перед русским народом стоит задача очистить от мути свои исконные представления — архетипы национального мышления или, проще говоря, русский разум.

Архетип подсознания — популярный сегодня в науке термин, и это не случайно. Человеческая цивилизация зашла в тупик, увлекшись идеями прогресса и борьбы с предрассудками, отвергая традицию и духовность. Человечество заболело невиданными доселе болезнями: отказом от деторождения и создания семьи, эпидемией психических заболеваний, самоубийств, повальной одержимостью пороками, которые ведут личность и народ к самоуничтожению вопреки инстинкту выживания, который свойственен всему живому. Превращение человечества в управляемую, безнациональную биомассу, в биороботов осуществляется методами нейролингвистического программирования (НЛП), то есть, как выражаются специалисты, «переписыванием текстов человеческих душ».

В поисках выхода из этого тупика современная философия, психология, социология обратились к изучению защитных механизмов сознания человека и обнаружили, что наше сознание исконно контролировалось подсознанием. В человеческом подсознании заложены инстинкты и рефлексы, заставляющие нас действовать разумно — в соответствии с задачей продолжения рода, с целью выживания своего народа, и с замыслом Творца о каждом отдельном человеке и о народах в целом.

В русском языке это противопоставление сознания и подсознания соответствует двум дополняющим друг друга понятиям — уми разум. Ум — категория сознания, благое для человека свойство. Но ум не является для русских признаком сугубо положительным, добрым, ведь недаром говорят «на ум взбрело», «с умом жить — мучиться», «от ума сходят с ума», «с умом подумаем, а без ума сделаем». А вот разум в представлении русских — безусловно положительное качество. Если ум может завести человека в беду, то разум — никогда. Недаром русские пословицы гласят: «ум без разума — беда», «ум разумом крепок», «разум не велит — ума не спрашивайся», «ум разуму подспорье», «ум за разум заходит» (это когда ум подавляет разум), «где ума не хватит, спроси разума»… Эти вековечные начала народной мудрости свидетельствуют, что разум обитает не в человеческом мозгу, разум — это свойство души. А душа и есть кладезь подсознательного.

Архетип подсознания или архетип мышления — термин, введенный Карлом Густавом Юнгом . Мы употребляем его в силу выразительности и точности формулировки: архетип, то есть «древнейший тип», — исконно заложенная в человеческой душе модель и образец инстинктивного поведения под влиянием врожденных, по наследству передающихся импульсов. Психологи говорят, что архетипы мышления — это пра-мысли, пра-образы мыслей. А мысль невозможна без слова, она неразрывна со словом, она облечена в слово. Значит, без языка действие архетипов мышления невозможно. Именно в языке следует искать и формы выражения таких архетипов для защиты от нейролингвистического программирования.

Мысль действительно облечена в слово, но и само слово несет в себе мысль. Именно слово, являющееся выразителем исконно заложенной в него мысли, определяет образ мышления и поведения большинства человечества. Как это происходит? Психолог К.Г. Юнг говорил о подобных случаях, что мысли словно «всплывают» в голове человека. Однако «всплывание» мысли должно осуществляться из какихто глубин. Психологи метафорически именуют их «глубинами подсознания», «наследием жизни предков», лингвисты же до сих пор спорят о языковых источниках «всплывания мыслей».

На этот счет существует несколько гипотез. Одна из них утверждает, что «элементарные мысли», «пра-мысли» хранятся в корнях языка. Такова высказанная академиком Н.И. Толстым идея о выделении семантического ядра — исходного значения слова. Причем, как полагают лингвисты В.И. Абаев, О.Н. Трубачев, Д.Н. Шмелев, память об исконном значении корня слова хранится даже в словах, уже утративших всякую связь со своим корневым прародителем.

Определяя исходные значения корней праязыка, мы будем говорить о пра-индоевропейском языке, из которого возрос праславянский язык — предок русского, — исконные смыслы слов праязыка существуют как генетически врожденное наследие предков, которое пусть и безотчетно, но надежно сохраняется в глубинах подсознания человека.

Вот индоевропейский корень *nw-несет в себе «элементарную мысль»: он обозначает «нечто новое, неизвестное, непознанное». Исконное значение этого корня установлено замечательным русским лингвистом Н. Д. Андреевым — это «обозначение перемен в окружающем мире», корень *nw cyщecтвyeт во всех индоевропейских языках. В русском языке такой корень присутствует не только в прилагательном новый (ср. латинское novus, греческое neo, английское new и т. д.), но ту же «элементарную мысль» о новом и неизвестном, о переменах и постоянном движении хранят в себе другие слова русского языка, в которых мы даже не подозреваем родства с прилагательным новый. Но такое исконное родство в них присутствует: но — союз, вводящий новую информацию, грамматический знак перемен, ныне — «теперь», буквально означает — «в новый день», ну — утвердительная частица, требующая от собеседника получения новой информации, ну — команда, даваемая лошади ездоком, сигнал к началу путешествия, то есть к получению новых впечатлений. Так что «элементарная мысль», которая содержится в древнем корне *nw-, сохраняющемся во множестве слов русского языка, определяет действия человека на получение новых знаний, новых впечатлений, новых известий, нацеленность на ожидание перемен.

Сколько таких пра-мыслей было в древнейшем языке человечества — неизвестно. Достоверно установлены 203 корня пра-индоевропейского языка и описаны их исконные значения. Это великое открытие, равнозначное в науке открытию периодической системы элементов Д.И. Менделеева, сделано лингвистом Н.Д. Андреевым, и он же показал, как из крохотного зернышка-корня, состоявшего всего из двух звуков в нашем пра-языке, произрастали, словно ветвистое дерево с мощным стволом, производные слова со множеством значений.

Установленные Н.Д. Андреевым 203 корня пра-индоевропейского языка с их реконструированными исходными значениями, породившими смыслы слов в современных языках, на сегодняшний день с достоверностью могут быть приняты как материальное — языковое воплощение архетипов мышления индоевропейских народов, что психологи называют коллективным бессознательным, свойственным этим народам, а антропологи — расовым типом поведения. Вот один из примеров расового типа поведения, определяемого языком.

Индоевропейское понятие муж, мужчина *хп-(греч. andros) исконно означало идущий впереди. Мужчина, по смыслу своего именования в индоевропейских языках, должен был быть вождем, ведущим — для семьи, для рода, обязан был направлять, продвигать свое дело, проводить свои идеи, искать и прокладывать путь в любом полезном направлении. В русском языке это понятие сохранилось в предлоге над, который говорит о превосходстве и предводительстве. Одновременно мужчина является носителем ума и мысли благодаря смыслу другого своего индоевропейского именования *mn-, сохранившегося, например, в русском слове муж и в английском man. То есть архетипы мышления, хранящиеся в языковых корнях, диктуют мужчине установку, что он является ведущим и думающим, заботящимся обо всех в роду и семье.

Понятие жена в индоевропейском языке означает рождающая, предназначенная для продолжения рода. Задача женщины согласно именованию — рождение детей. Архетипы мышления не закладывают в нее программы вождя или мыслителя. Жизнь женщины, согласно языковым представлениям индоевропейцев, оправдывается рождением детей.

Архетипы мышления, «элементарные мысли» хранящиеся в словах муж и жена, действуют независимо от нашего желания, мы подчиняемся им как инстинктам, эти инстинкты укоренены в поговорках, к примеру, муж — голова, жена — душа. Но врожденные языковые инстинкты входят в конфликт с меняющимся под влиянием внешних воздействий общественным статусом мужа и жены, мужчины и женщины в современной европейской цевилизации. Жена уравнивается в правах и предназначении с мужем, а тот перестает выполнять функции ведущего, главенствующего в семье и обществе. Результатом такого конфликта является высокая смертность мужчин, прежде всего в странах, где их роль наиболее принижена.

Почему сегодня в России так беспрецедентно много вымирает мужчин? Число умерших или погибших русских мужчин трудоспособного возраста, по данным Госкомстата, превышает число умерших и погибших женщин в четыре раза. Повторяю: в четыре раза больше гибнет в России мужиков по сравнению с женщинами, и войны как будто нет, и мор повальных болезней вроде бы не косит население, а вот мрут! Объяснить мор пытаются разными причинами: пьянством, наркоманией, высокой смертностью в дорожных авариях, сердечной недостаточностью, которая избирательно предпочитает именно молодых мужчин… Но эти объяснения не касаются главного: почему русские мужики не хотят жить? Почему спиваются, травятся наркотиками, бьются на дорогах, почему у них не выдерживает сердце?

Доктор медицинских наук Игорь Гундаров дал на этот вопрос наиболее исчерпывающий ответ: «Эпидемия сверхсмертности в России является результатом навязывания исторически и культурно чуждых для нас духовных ценностей. Тип мышления, всячески внедряемый в сознание русского человека, противоречит его нравственноэмоциональному генотипу, и вымирание нации является специфической реакцией отторжения на чужую духовность». Я бы сформулировала еще жестче: те задачи, которые ставит перед народом его язык, а именно язык, повторяю, направляет мысль человека в национальное русло, в условиях чужой духовной экспансии, невыполнимы. Человек отказывается от бессмысленной жизни, он интуитивно отказывается жить, не желая быть овощем на человеческой грядке.

Что происходит ныне в России с русским народом? Русские женщины еще кое-как выполняют свое предназначение, они рожают, пусть всего по одному, по двое, но производят на свет детей, и тем держатся за жизнь. Но вот русские мужчины в своей собственной стране, в своих собственных семьях перестали быть идущими впереди. Мужчина сегодня не может сам определять будущее — будущее тех, за кого он отвечает, будущее тех, кто вручен ему судьбой как идущему впереди. Взять хотя бы самую малую матрицу общества — семью. Прокормить ее мужчины в большинстве не могут. По последним данным Госкомстата, зарплату ниже прожиточного минимума получают сегодня в стране семнадцать процентов населения — 24 миллиона человек. А рядом с голодными семьями русских мужиков, не имеющих возможности прокормить своих детей, жируют, пируют, процветают, роскошествуют, упиваются баснословными богатствами чужие и чуждые для русской земли. А в целом получается при такой массовой нищете средняя зарплата в России 37 тысяч рублей! Но ведь и на такую зарплату крышу над головой в России не купишь ни в десять, ни в двадцать лет. Так что не может русский мужик быть идущим впереди своей семьи.

А где русскому мужчине быть идущим впереди в делах на благо своего Отечества, если промышленность загублена, сельское хозяйство деградировало, а землю распродают иностранцам. Законы писаны так, чтобы губить страну, а не созидать ее могущество. Русские же губить и разрушать свое не способны: тот, кто призван вести вперед — обязан вести к добру! Где же русскому мужику послужить Родине, чтобы оправдать свое имя идущего впереди? Негде!

И во власть, чтобы попытаться свергнуть скотство жизни, русскому мужчине вовек не пробиться. Там очередь из других, немужской ориентации, особых пролазных, хищнических способностей и нерусской хватки.

Что остается? Умирать. Не дорожа жизнью, просаживать ее в пьяном угаре, в наркотическом полусне, в бесплодных мечтаниях.

Всякий раз в истории, когда русским, идущим впереди, пресекали мирные пути созидания, они выходили на дорогу воинской битвы. Почувствовать себя воином, идущим впереди обездоленного, осиротелого, оскорбленного народа — вот единственно возможный спасительный путь для русского мужика. Этот сберегающий нацию опыт подсказывает нам, к примеру, сербский язык, в котором жена именует мужа — войно.

Глава семьи, женатый мужчина, по-сербски воин. Сербы, находившиеся под турецким владычеством пятьсот лет, знают, что выстоять порабощенному игом народу можно только тогда, когда его мужчины, мужи поголовно становятся воинами.

Вот и русским женщинам сегодня остается одно — следовать примеру сербских жен. Наши мужья, чтобы не потерять смысл своего существования, должны стать воинами. Это их единственная возможность выбрать путь идущего впереди. Иного пути спасти себя, свою семью, свой род, свой народ, свою Родину история не предоставляет.

Исходное значение слова мать — огромная, обширная, основная в жизни, и отсюда древнейший архетип матери, понятный человеку с рождения: мать — опора всего сущего (ср. однокоренные слова матерый, материк, матица), мать — корень всех человеческих начинаний и творческих устремлений, основа всяческого начала и конца. Привязанность к матери как к основе нашей жизни неизменно заставляет каждого возвращаться к родному очагу, напитываться здесь новыми силами и новыми вдохновениями.

Своеобразие русского национального сознания состоит в том, что архетип матери у русского человека напрямую соотносится не только с привязанностью к родившей его женщине, а равно и с любовью к родной земле, которая имеет отчетливые черты материнства.

«От земли взят, землей кормлюсь, в землю пойду» — так издревле говорили русские. «Земля еси и в землю пойдеши», — в лад исконному поверью вторит богослужебный чин. Это и есть понятие Родины. Ибо все мы рождены и живем в физическом, телесном смысле именно землей, в ней лежит прах наших предков, из которого взрастает все, чем кормятся новые поколения, и сами эти поколения в свое время тоже станут прахом и почвой для потомков. Земля и впрямь рождает нас и носит на себе и потому она — Родина, и потому она — Мать. «Добра мать до своих детей, а земля до всех людей». «Как ни добер кто, а все не добрей Матери Сырой Земли: всяк приючает семью до гробовой доски, а земля приючает и мертвого». «Нужна рыбе вода, птице вольная ширь поднебесная, а человеку нет ничего нужнее, как Мать Сыра Земля, — умрет, и то в нее уйдет».

Но не всякая земля — мать родная, та, где человек родился, ибо в ней лежат его деды и прадеды. Земля — это икона предков. И потому издревле перед лицом земли родной человек не мог солгать, и говорили в старину: «Не моги солгать — земля слышит!» И потому человек не смел выругаться черным словом, ведь по поверью, у того, кто ругается матом, земля три года под ногами горит. А еще русские твердо верили, что земля не принимает в себя после смерти тех, кто знается с нечистой силой, такие скитаются тенями среди живых, наводя страх и ужас, вот отчего колдуну в могилу вгоняли осиновый кол — чтоб не шастал по земле, раз она его не принимает, да не пугал добрых людей.

Клятвы перед лицом земли донесла до нас языковая память, то были обеты, слышимые поколениями предков: «В земле деды-прадеды лежат, из земли всякое слово слышат!» Считалось, что тяжких грешников земля ни на себе, ни в себе не держит, они проваливаются «сквозь землю», и потому в подтверждение добросовестности говорилось «да провалиться мне на этом месте!». В древности клялись: «Не роди Мать Сыра Земля!», что равносильно молитве-оберегу «Не дай Бог!». И еще сохранялась в народе клятва «Пусть прикроет меня Мать Сыра Земля навеки!», так говорили, принося обеты, осеняя себя правой рукой крестным знамением, а в левой держа ком земли. Братающиеся на жизнь и на смерть не только менялись крестами-тельниками, а вручали друг другу горсть земли. Поверье было, если собрать на семи утренних зорьках по горсти земли с могил добрых людей, то эта земля оборонит от бед и напастей.

Язычество дремучее! — вздохнет кто-то, но ведь сохраняется же в русском православии та же древность — и землю с могил святых Божиих носят православные как святыню, и в гроб почившего после отпевания кладут горсть освященной земли.

Да и вот это поверье всякому знакомо: кто не захватит с собой в чужедальний путь горсть родной земли — тот не увидит больше Родины. Отправляющийся в дальний путь потому и брал с собой горсточку родной земли, завязанную в тряпицу, что это частица мощей его прародителей, зримое благословение его народа. Вот что стоит за ныне еще здраствующим обычаем.

Сколько русских поговорок, основанных на особом понимании Земли Матери, карающей и милующей, заботливой и суровой, водится в нашем быту: «сквозь землю бы провалился», «земли под собой не взвидел», «да как его еще земля носит», «хоть из-под земли достань, легче в землю лечь»… Это впечатано в нашу генетическую память, это нерушимый архетип нашего национального сознания: земля — Мать, земля — Родина, земля — Икона предков, земля — Кормилица, земля — Целительница.

Именно кормилица и целительница! За что русский человек не уставал благодарить землю. Кто не почитает землю-кормилицу, тому она, по народному убежденью, не даст хлеба, не то что досыта, а и впроголодь. Кто сыновним поклоном не преклонится Матери Сырой Земле, выходя впервые по весне в поле, не пухом легким ляжет она на гроб того, а камнем тяжким. Мучимые лихоманками, выходили раньше в поле, клали поклоны на четыре стороны, приговаривали: «Прости, Мать Сыра Земля!» В болезни, при смерти в дальней сторонке, на чужбине человек стремится к одному — вернуться на Родину.

Именно инстинктом-архетипом можно объяснить, казалось бы, столь нерациональное завещание умирающих вдали от России — быть похороненными на родной земле и там упокоиться.

Многое из поверий уже утрачено, мы почти не осознаем, что родная земля — икона наших предков и многотысячелетняя толща останков благочестивых родов. Не осознаем этого настолько, что на старых погостах, скашивая их бульдозерами, строят сегодня развлекательные центры и гипермаркеты. Мы не думаем о том, что нас из земли может кто-то услышать, и потому, не стыдясь, сквернословим, лжем, подличаем. А главное — мы стали воспринимать землю как окружающую нас среду. Да, именно так — окружающую нас. А мы, стало быть, ныне живущие, — пуп земли. Каких только пакостей не претерпела от нас родная земля, мы вырубаем леса, поворачиваем реки, иссушаем болота, убиваем все живое на родной земле, не думая уже, что Она живая, что Она — святыня. Мы считаем ее только источником ресурсов, доходов и прибылей. Добрый сын так с матерью не поступает.

А ведь земля — Мать. В архетипах нашего русского мышления искони и навеки записано: Земля — Мать. Охватит, обступит человека горе, надсмеется злосчастье над его душой, задавит несправедливость или тоска, и кидается тогда горемыка ничком на землю, обхватывает ее, родимую, руками, припадает к родной земле, как в детстве к груди родной матери, выплачет свое горе, вырыдает все, что на душе, и легче становится. А почему к земле приникает человек — кто ж знает? Да только сердце подспудно ведает старое поверье «Держись за землю, трава обманет!». Держись за землю! За землю держись! Но если Земля — Мать, а это в тайниках нашей души, в архетипах мышления живет несомненно, то мы — ее дети, сыновья и дочери. Материнство земли заложило в нас животный инстинкт Ее защищать, заботиться о Ней как о Матери. Я повторяю — животный инстинкт. Все русские, родившиеся на русской земле, — по зову предков непременные защитники Родины, Матери Земли. Такая убежденность на протяжении веков хранила Россию и русских от внешних нашествий. Какой бы пришлый ни явился на нашу землю, под какой личиной бы ни скрывался чужак, его намерения выявлялись по тому, как он обходился с Матерью Землей нашей, с Родиной нашей русской. Топтал ее, терзал, разорял, губил цвет земли, — поднималась, хотя порой и не сразу, но непременно поднималась сила русская, вздымались сыны Родной Земли, сколько бы их ни осталось, постоять за Мать. Не было в том русском гневе никакой корысти, не себя защитить, не за родню заступиться, не свое добро отстоять, но именно за Родину Мать вставали люди русские. Знают наши враги этот исконный инстинкт русский, потому и внедряют в наше сознание толерантность — терпимость ко всякому пришлому, не нужному Земле русской.

В известном древнерусском стихе о Голубиной книге задается вопрос: «Которая земля всем землям мати?» И следует ответ: «Свято Русь земля всем землям мати». Тогда следует новый вопрос: «Почему же Свято Русь Земля всем землям мати?» — «А в ней много люду христианского, они веруют веру крещеную, крещеную богомольную, самому Христу, Царю небесному, Его Матери Владычице, Владычице Богородице, на ней стоят церкви апостольския, богомольные, преосвященные, Они молятсяБогу распятому.». Нельзя слова эти назвать проявлением русского шовинизма или самовозношения. Не только русские считали свою Родину матерью всех земель. Место Руси геополитики Европы и Америки называют heartland, то есть «сердце земли». Такой видели нашу землю другие народы планеты, и это подтверждается новыми исследованиями глобального потепления климата. В то время как по прогнозам ученых-климатологов Западная Европа, Америка, Австралия, Африка будут подвержены ужасным катастрофам, самым удобным и безопасным будет лишь одно место на планете — страна под названием Россия. Вот и зарятся на нашу Родину-Мать завидущие глаза и загребущие руки чужаков, вот чем объясняется исподволь управляемое нашествие на Россию некоренных народов — надо разбавить, растворить русский народ, чтобы истребить и истощить его сыновнюю силу, когда придет наш час постоять за Мать Сыру Землю — за нашу с вами русскую Родину.

В славянском слове отец заключено древнейшее значение — источник существования. Корень от-у слова отец — исконно тот же, что и в нашем русском предлоге от, который употребляется с родительным падежом. Отец — это тот, от кого ты происходишь, отец — это твой источник. Когда жена рожает от мужа, он становится отцом. Так отец в истоках русского языка именуется источником нашей жизни.

И еще одно слово обозначает отца в русском языке — батя. Оно восходит к индоевропейскому pater, английское father и немецкое fater имеют те же истоки. Корень этого слова сохраняет исконное индоевропейское значение — «защитник». Батя в русском представлении, как и в представлении других языков, — это защитник рода и семьи, тот, кто бережет и ограждает от беды, о чем и предупреждают русские поговорки всякого зарвавшегося сына: Не лезь поперед батьки в пекло. Подвергаться риску и опасности — это привилегия и обязанность отца — защитника семьи.

А еще есть мудрая поговорка, какую вспоминают русские обычно с запоздалым раскаяньем: Был отец — убил бы его, нет отца — купил бы его! А ведь как точна природная наша мудрость. Всякий сын бывает отцу поперечником, отцовское старое да надежное представляется ему отсталым и устарелым. И сколько таких раскаявшихся после отцовской смерти сыновей вспоминают эту поговорку! Вспоминают и тогда, когда растят уже собственных сыновей, таких же, как сами, поперечников, привередников и спорщиков.

Два смысла, связанные с именем отца в русском языке — источник нашей жизни и наш защитник, — ускользают ныне из сознания русских людей. Не всякий помнит и пятую заповедь Закона Божия: «Чти отца и матерь свою, да благо ти будет, да долголетен будеши на земли». Заповедь постановляет, в чем залог нашего благосостояния на земле и залог долголетия нашего рода, то есть детей и внуков. По сути же, почитание отца-матери как заповедь и как архетип мышления являются основой идеологии национализма. Национализм — это любовь к своей нации, единственная идеология, позволяющая народу выстоять в кошмаре глобализации. Любовь к отцу, а у отца — любовь к своему отцу — нашему деду, а у деда — почитание своего отца — нашего прадеда… Почитание старших в семье преобразуется у нас в почитание дедов и прадедов в роде, а любовь и уважение к своему роду выливается в любовь к родному народу.

Законы наследственности, прописанные в архетипах русского мышления так же, как и пятая заповедь, видят долголетие рода в сохранении доброго духа, передающегося от отца к детям, в преемственности добра и зла в роду: Каков батюшка, таковы и детки. У доброго батьки добры и дитятки. Яблоко от яблони не далеко падает. Сын в отца, отец в пса, а оба в бешеную собаку.

Каждый из нас, слыша эти слова от родителей, взрослеет в убеждении, что будущее нашей семьи и нашего рода, судьба и счастье наших детей — в наших руках. И не надо изучать биологические законы наследственности, штудировать генетику, чтобы понимать, откуда у наших детей изъяны и пороки — от нас самих.

У русских сегодня еще довольно крепко укоренена любовь к матери. Мало сыновей-дочерей, бросивших или презирающих мать. Но при этом в России властвует полное пренебрежение к отцам. Отчего это? От вас, отцы. Посмотрите на себя, во что вы превратились. Вы ли источник жизни для своих детей? Вы ли защита и оберег для своих семей? Нет. Повальное пьянство, от которого, согласно докладу ООН, к 2025 году в России вымрет 11 миллионов человек. Отсутствие воли и ответственности за Родину и детей. А сколько брошенных детей, сколько детей-бродяг, беспризорников. Это яблоки от каких яблонь? Вина отцов, отдавших в России власть чужеземцам и иноверцам, всегда расплатой падает на головы их детей. И в наших детях — трусливых, безвольных, не желающих думать и учиться, сквернословящих, наркоманящих, пьющих, мы должны узнавать себя. Только пороки и грехи детей удесятеряются, потому что они уже не сдерживаются усилиями родителей.

Народ, утративший отеческую любовь, нация, в которой нет почитания отцов, обречены на вымирание, точно также, как и семья, в которой отец — не защитник, а сын не чтит отца, уже не семья и не род. Этот архетип мышления надо очищать от мути в глубинах своей души.

Слышу скептические голоса: где уж очнуться горькому пьянице… Как никогда не имевшему воли к победе и успеху пытаться чего-то добиться в жизни. Разве можно встать на ноги, если ты провел на коленях всю жизнь. Не верьте этим лукавым рассуждениям! Вши и клопы одолевают нас не потому, что мы не можем от них отбиться, а потому что грязны, запущены, ленивы. Так что ж теперь, всем погибать из-за пьющих, расслабленных, безвольных, из-за тех, от кого заболело, завшивело тело народа. Будем отмываться и очищаться. Возможно, какие-то добрые дети поднимут из руин своих погибающих родителей, возможно, какие-то опамятовшиеся отцы вразумят падших детей. Для спасения нации надо восстановить в народе чувство отеческой любви. Таков закон национального выживания. Закон этот коренится в исконном названии Родины. Отечество — это ведь не столько наша земля, это прежде всего земля наших отцов, земля наших предков, передавших ее новым поколениям.

Отличительная черта нашего времени — наглое и упорное смешение представлений о добре и зле, когда человек зачастую уже не отдает себе отчета, что совершает зло, хотя различать добро и зло свойственно любому человеку. Но это понимание — «что такое хорошо, и что такое плохо» — во многом национально обусловлено.

Древние корни слов добро и зло в русском языке изначально несут в себе понятия хорошего и плохого. Причем добро и зло существуют в постоянном сопоставлении друг с другом, они — основная шкала оценок всего, с чем сталкивается человек в течение жизни.

В той же системе координат пребывает множество пар слов, соотносясь одно — с добром, другое — со злом, таковы: право и лево, верх и низ, прямо и криво, перед и зад, свет и тьма, белый и черный. По тому, как в русском языке эти слова распределяются в категориях добра и зла, мы можем судить о представлениях нашего народа о том, что он считает добрым, а что ненавидит и презирает как безусловное зло.

Итак, понятия добра и зла есть исходные установки, заданные нашим родным языком. В той же системе координат размещены противопоставленные друг другу пары слов, которые отражают представления народа о том, что для него хорошее, а что плохое. Таковы прежде всего слова правый и левый. Разумеется, они обозначают конкретно правую и левую стороны при ориентации человека, правую и левую руки, части тела. Но одновременно они хранят в себе представление о том, что правое — это добро, а левое — это зло. Вот почему в понимании русского народа править в государстве можно, лишь творя добро. Управлять, согласно нашему языку, должно лишь во благо. Если русские убеждаются, что власть имущие несут ему зло, они требуют исправления ситуации. Они интуитивно стремятся выправить свою жизнь, если власть не правит народом как должно.

Корень прав-необычайно плодотворен в нашем языке, вся человеческая деятельность, с точки зрения русского самосознания, освящена идеей правоты. Ключевое для нас понятие правда исконно означало свод правил, по которым живут русские люди. Первое русское собрание законов и правил называлось «Русская правда». Правду как правило русской жизни, жизни в добре, народ рассматривал как всепобеждающую силу: «Не в силе Бог, а в правде», «Деньги могут много, а правда — все».

Справедливость — основной принцип жизни русского человека, который готов терпеть материальные невзгоды и лишения, нужду и голод, несправедливость же моментально приводит его в ярость. Вспомните Манежную площадь, где против беззакония и государственного беспредела — против несправедливости — выступили наши дети — пятнадцати-, шестнадцати-, восемнадцатилетние мальчишки. Уж кажется, им-то где было научиться чувству справедливости, ведь они выросли в самые несправедливые за последние полвека времена! Но в том и дело, что это чувство — врожденное в русских и вздымается в наших душах на подсознательном уровне.

Насколько благим понятием правый пронизана вся наша жизнь, настолько слово левый носит в русском языке и сознании ярко негативную окраску. В нас стойки понятия — левачить, левак, гулять налево, добыть слева, продать налево, зайти слева… Все это о незаконных, неприличных, неприглядных, с точки зрения русского человека, делах. А как живучи установки, основанные на древнем представлении, что слева за плечом у нас хоронится нечистая сила и, чтоб не сглазить, надо поплевать на нее через левое плечо.

Еще вспомним наши древние выражения, которые никому объяснять не надо: встать с левой ноги, надеть рубаху на левую сторону.

Слово правда противопоставлено в русском языке понятию ложь. Правда для нас — это все, что не содержит в себе лжи, а ложь — не приемлемое для русского человека безоговорочное зло. Безнравственными для нас являются все производные лжи — обман, хитрость, ловкачество. Русская психология правдивости, честности резко контрастируете психологическими установками других народов, к примеру, иудеев, у которых данные понятия являются позитивными качествами, что отражено в их религии. Так что древнейшие пространственные ориентации правый и левый в архетипах русского мышления предстают категориями добра и зла. И понятия верх и низ, первоначально пространственные, оказываются признаками доброго — верх и злого — низ. Тело человека в древних, надежно хранящихся в подсознании представлениях, следует покрывать ниже пояса, прятать его от чужих взглядов, ибо там срам и стыд. Все, что относится к проявлениям физической жизни ниже пояса, рассматривается как подлежащее сокрытию, дабы избежать греха, впадения во зло. Оголившегося прилюдно человека именовали наглым, то есть обнажившимся и, следовательно, бесстыдным. А что такое стыд? Это слово сродни понятиям стужа, студить. Стыд — это когда телу холодно, то есть когда человек раздет. Не зря существует и глагол издеваться, что значит раздеваться, не чувствуя холода и стыда и тем самым выказывая свое бесстыдство.

Напротив, верх человеческого тела, прежде всего лицо, должно быть открыто, лицо в представлении русских непременно несет в себе черты добра. Если лицо человека не выражает добра, его по-русски называют рожей, харей, мордой, и бьют русские люди, заметьте, не по лицу, а исключительно по морде, ибо по лицу, согласно нашим исконным установкам добра и зла, бить нельзя. Лицо — это верх человеческого существа, на лице должна быть печать добра. По-русски, если есть охота вдарить негодяя, приходится прежде переименовать его лицо, назвать его рожей или мурлом, рылом или харей, то есть приравнять к звериной морде, и тогда с чистой совестью по морде вмазать. Так язык диктует нам правила нашего русского поведения.

Но не только человеческое тело рассматривается в русском языке как разделенное на злую часть — внизу, и на добрую — вверху. Понятие о вышнем как о духовном, представление о высоком как о лучшем и по праву главенствующем в социальной иерархии, воззрение на верховенство как на справедливое руководство нижестоящими — эти установки показывают, что всякий успех расценивается как восхождение на высоту, то есть как заслуженное превосходство и возвышение. В то же время слова ниц, навзничь, никнуть, нищий связаны не только с обозначением поникшего человека, они характеризуют всякое нисхождение, в том числе и духовное унижение, и нравственное падение, именуемое по-русски подлостью или низостью. В богословской картине мироустройства на высоте, в небесах, на горах, на облаках обитают Высшие Силы — Господь Бог и ангелы его, а нижние сферы, подземный мир, суть обиталище нечисти — демонов и самого сатаны. Поэтому власть имущие, те, что находятся на вершинах власти, согласно русским архетипам, должны быть непременно праведными, боголюбивыми и стремящимися к добру. Мы обычно долго пребываем в иллюзиях, что они таковы. Когда же открывается, что, находясь на высотах государственного правления, нами верховодят личности подлые и низкие, которым место в преисподней, вот тут поведение русского народа может стать непредсказуемым, он интуитивно, повинуясь национальным архетипам поведения, способен восстановить иерархию, соответствующую нашей русской картине мира. И народ будет стремиться по заслугам отправить власть имущих на дно ада, где им и надлежит по справедливости обитать.

Что интересно, и другие характеристики пространства — восток с западом — в русском представлении точно так же четко ориентированы в категориях добра и зла. Источником добра представляется восток. Это и понятно: для древнего человека новый день, как исток жизни, начинался с восхода солнца, движением его ввысь, а заканчивался закатом светила — падением его вниз. Архаические, вполне материальные представления сопрягаются и здесь с духовными понятиями. Звезду, знаменующую пришествие Христа, волхвы увидели на Востоке, храмы христианские обращены алтарем на Восток, ибо именно с Востока ожидается Второе пришествие Христа. У каждого народа, у каждой религии мира с Востоком связаны представления о явлении Божества, а с Западом — знамения человеческого падения и конца света. И доселе мы называем Западом не только Европу, которая действительно расположена к западу от России, но мы также именуем Западом и Соединенные Штаты Америки, разумея под этим словом наше древнее представление о мире зла, несущем России и русским одни невзгоды. Русская история вполне подтвердила интуитивное прозрение нашего языка: все самые страшные нашествия Россия претерпевала с Запада. Это и тевтонские рыцари в XIII веке, и Смута 1613 года, и нашествие французов в 1812 году, и две мировые войны XX века, и нынешняя оккупация России тоже пришла с Запада. С Запада же исходила экспансия самых вредоносных для русского народа идей — католицизма, реформации, масонства, еврейского коммунизма и такой же демократии…

Теперь рассмотрим категории человеческой ориентации, именуемые в русском языке как перед и зад. Они тоже являются привязанными к категориям добра и зла. Ведь что такое быть впереди? Значит, быть сильнее, умнее, выносливее, терпеливее других. Что значит — оказаться позади? Значит, что ты слаб, что тебе не хватает воли, выдержки. Это тысячелетние языковые представления о первенстве и отсталости. Они равно древни понятиям русского этикета, которые предписывают не поворачиваться к собеседнику спиной, ведь отворачивать лицо — это знак немилости или обиды. Даже переднее крыльцо и задняя дверь, задний двор — не такие уж и древние в историческом плане вещи, воплощают именно архетипы нашего мышления, упорно разделяющие переднее и заднее как хорошее и плохое, парадное и обыденное, чистое и грязное. Много веков и плохим приметам, несущим те же древние представления: надеть одежду задом наперед, значит вскоре быть битым.

Но ведь задом наперед у нас оказывается перевернутым целое государство. Люди, не достойные быть впереди, руководить, возглавлять, пробились в вожди и лидеры нации. Явные злодеи, торгаши и маркитанты, лихвари и спекулянты, выставляются вперед, напоказ как праведные государственные мужи, а подлинные герои и подвижники отодвигаются на «задний план». Положение задом наперед и с ног на голову в русском представлении не только шатко и неустойчиво, оно губительно и опасно для народа и требует скорейшего исправления, чтобы восстановить исходный древний архетип добра и зла: когда вести народ вперед должны лучшие из него, а все недостойные плестись в обозе.

Пара слов день и ночь в связи со своими природными свойствами света и тьмы оказываются носителями добра и зла. Образы света и тьмы вмещают в себя и понятия белый и черный. Белый цвет — символ добра, света, чистоты и обновления жизни. Черный — образ скорби, зла, мрака, страха и смерти. Этот символический цветовой контраст также врожденно присутствует в нашей душе. Скажешь — светлый человек, и все ясно, и никому ничего не надо объяснять. А обронишь — темная личность или черный человек, — и припечатаешь эту личность так, что никаким мылом печати не смоешь. Возвращаясь к современной политике: чем больше мы видим темных личностей и черных людей в нашем правительстве, в средствах массовой информации, даже объективно, физически черных, тем больше осознаем, что эта тьма несет нам зло и неправду. Наш язык помогает нам убеждаться в этом.

В категориях добра и зла сориентированы и противопоставления слов прямой — кривой, простой и лукавый. Конечно, преимущества прямоты и невыгоды кривизны на дорогах и перепутьях всем ясны. Но этими же словами описывают духовные понятия: прямота, как свойство характера и тип поведения представляется русскому человеку безусловным добром, а кривизна видится нам несомненным злом, пороком, достойным презрения. Не зря существует древнее выражение кривить душой, значит лгать, изворачиваться, лицемерить. Простота — та же прямота, еще и с готовностью простить всякого перед тобой провинившегося, — явное добро и преимущество перед лукавством, которое есть уклонение от прямого пути. Простота и прямота, по убеждению русских, сильнейшие и лучшие свойства человеческого духа, они умножают даже физическую силу человека. Из таких вот исконных установок и проистекает природное русское качество преданности и верности, а также русское презрение к предательству и измене как производным кривизны и лукавства. Вот почему никогда никто нас не убедит, что изменник Горбачев, что предатель Ельцин, развалившие государство, — это хорошие, добрые люди. Наш язык противится таким уверениям всеми своими смыслами, как бы сегодня ни возносили иуд и какие бы памятники им ни ставили из белого мрамора. Даже белизна и чистота самого мрамора, конечно же, неслучайно выбранного скульптором материалом памятника, не спасает предателей, потому что в нашем представлении они, безусловно, черные люди, темные личности, криводушные, низкие и лукавые.

Во врожденных русских понятиях о добре и зле мы видим тяготение к свету и отторжение тьмы, предпочтение белого, то есть чистого, светлого, и отрицание мрачного, черного, нечистого, безусловное служение правде и деятельная ненависть ко лжи и кривде, приверженность к честности и прямоте, осознание себя правым, белым народом, стоящим на началах добра и истины. Язык диктует нам необходимость целомудрия и стыдливости, требует презирать наглость и бесстыдство, отвергать предательство и измену.

Все это архетипы наших представлений о добре и зле. От них не отказаться, их невозможно забыть, ибо они в крови, в генах нашего языка. Нашего подсознания. Именно с этими архетипами добра и зла, укорененными в душе нашего народа, ведет борьбу дьявол в лице современных власть имущих. Потому что невозможно вести народ во тьму, если он инстинктивно рвется к свету. Весьма трудно руководить народом, который хочет идти к правде, а его погружают в ложь и погибель. Без этих путевых вешек, которые вырубили, выжгли, выпололи на нашей русской дороге насаждением лжи, пороков, откровенного поклонения злу, многие русские превращаются в скот. Но в том-то и грядущая близ беда современных властителей, что окончательно вытравить эти понятия из нас невозможно. Их можно замутить, заглушить, затоптать, заболтать, но не уничтожить. Даже самые малые не вытравленные, не выполотые корешки нашего языка, рано или поздно прорастут, дадут обильную поросль и плоды. Плоды русского добра и русской правды.

В архетипах русского мышления жизнь человека от рождения до смерти оценивается как путь, как движение, осмысленное или бессмысленное, направленное или хаотическое, но непременно движение. Не случайно христианские проповедники говорили о путешествии человека по морю житейскому. Море по-гречески звучит как понт — путь. Древние индоевропейские народы передвигались на далекие расстояния водным путем, отсюда неслучайные соединения в языках — море греческое — путь по-русски. Означающие езду reid и raid в германских языках, однокоренные русской реке. Индоевропейское berg-берег созвучно, односмысленно русскому беречь — спасаться от невзгод на берегу житейского моря.

Каковы же русские представления о пути жизни, о дорогах, сопутствующих нашему бытию? Ведь именно ими определяется русский смысл жизни.

В Словаре Владимира Ивановича Даля путь означает всякую дорогу, ездовую накатанную полосу, ходовую тропу. Всякому встречному радушно желают: Путь-дорожка! Счастливого пути! Однако, как это всегда бывает в языке, слово путь имеет более общий смысл: способ достижения, направление движения — путь человеческой жизни, направляемый Богом. Поэтому мы говорим: Пути Божии неисповедимы. Поэтому старшие наставляют младших: Ходи всегда путем правды. На путь истинный мы наставляем, когда разумеем пользу, разумность, толк человеческой жизни. От путей неправедных предостерегаем детей: В этом деле пути не видится. Делаешь не путем. Человек у нас именуется непутевым, если по неразумию не имеет заботы о смысле своей жизни, или беспутным, если сознательно отказывается следовать по жизни прямым и честным путем.

С представлением о прямом пути связана русская идея праведной жизни — жизни путной, осмысленной, пройденной с пользой, жизнь по Божьим заповедям: За Богом пойдешь — добрый путь найдешь, жизнь по заветам отцов: Слушайся добрых людей, на путь наведут. Правило не дорожное, а жизненное, которым наставляли молодежь русские: не ищут дороги, а спрашивают. Ведь дорогой традиции, дорогой обычая проходило и проходит каждое новое поколение. Само слово обычай — означает нечто навек установленное, чему люди обыкли, или навыкли, то есть научились. Обычаям надлежит учиться, чтобы их исполнять.

И еще одно важнейшее представление о правильном пути жизни коренится в архетипах мышления русского человека: Нужный путь Бог правит. Бог пути кажет. Это очень важно для всякого колеблющегося, для нерешительных и робких это спасительная мысль, заставляющая собираться с силами, сосредотачиваться и двигаться вперед!

Мы не всегда отдаем себе отчет, как много в нашей нравственной жизни связано с представлением о пути-дороге. Ведь что такое наши поступки — это поступь по дороге жизни. Мы привычно говорим: войти в сделку, вступить в договор, следовать советам старших, а ведь в основе всего этого лежит идея следования, вхождения, поступи.

Отец ведет за собой детей, муж — жену, оттого она издревле называлась водимою, и, смотря по тому, как люди шествуют за своими вожатыми, составлялся приговор об их поведении, и само поведение наших близких, выходит, зависит не только от водимого, но и от ведущего. Нарушение уставов и законов мы называем проступком, преступлением, и действительно с этими словами соединена идея совращения с настоящей дороги и переступания законных границ: кто не следует общепринятым обычаям, тот человек беспутный, непутевый, заблудший. Сбившись с дороги, он осужден блуждать по сторонам, идти не прямым, а окольным, кружным путем. Сама же дорога — жизненный путь воспринимается русским мышлением как путь прямой, свернуть с него — значит блуждать кривыми дорожками, развращенным называли человека, отвратившегося от прямого пути.

Напомню еще одно суеверие, связанное с дорогой и хорошо знакомое всем нам. Как обломок древних инстинктов сохранилась примета: собрался на дело, возвращаться нельзя, — успеха не будет. За древним поверьем стоит запрет на всякое движение вспять, а, следовательно, мощный позыв к продвижению вперед и только вперед. Возможно, этот инстинкт руководил продвижением нашего народа на Север и в Сибирь, на Дальний Восток и Аляску. Именно этот инстинкт — запрет на возвращение породил великую державу на шестой части суши. Отвращение к движению вспять, пока не достигнешь поставленной цели, лежит в основе открытий русских путешественников, освоения новых земель, вообще в основе интереса ко всему новому и неизведанному. И этот инстинкт столь живуч, что окаменел в суеверии, нарушать которое и сегодня решается далеко не всякий.

А вот выражение — перейти кому дорогу — до сих пор употребляется в смысле повредить успеху, заградить путь к цели. Отсюда примета — тому, кто отправляется из дому, не должно переходить пути, если же это случится — не жди добра. Встречный-поперечный, встав поперек дороги, дает понять — это моя земля, двигаться дальше не могли. Сохранившееся в суеверии представление влияет на людей, которым переходят дорогу, предупреждая о трудностях предстоящего пути.

Вспомним еще одну трогательную русскую примету: день, когда уезжает кто-нибудь из родичей, пол в доме обычно не метут, чтобы не замести ему следа, по которому он бы мог возвратиться под родную кровлю. Издревле считали, как метель, заметая проложенный след, заставляет плутать, так, заметая след отъехавшего родича, можно помешать его возврату. Русские люди бережно хранят память об ушедшем страннике, свято веря в его возвращение.

Наш язык уподобляет дорогу разостланному холсту, доныне говорится — полотно дороги. Народная загадка — ширинка — всему свету не скатать — разумеет дорогу. И недаром существует обычай: когда кто уезжает, ему вослед машут платочками — чтобы путь лежал скатертью, так и говорят — скатертью дорога, дабы путь оказался ровен и гладок.

Архетип мышления, что жизнь — это путь, что движение неизбежно, что надо непременно двигаться, следовать путями жизни, заставлял русского человека торить новые стези. Побеждали энергия и риск, ведь стоячая вода гниет, под лежач камень и вода не течет, а камень лежа мхом обрастает.

Вековечная русская мечта — увидеть край света, то место, где свет клином, — вела наших предков. Необъятная наша Русь делала дороги неизбежной частью жизни. Домоседство русскому не свойственно. До сих пор уму непостижимо, как дерзновенно осваивали русские далекие суровые земли, искали воли, рисковали головой, заселяли гигантские пространства, которые назвали потом Великой Русью. Великую Русь могли открыть, освоить, обжить только великие люди, богатыри, волевые, сильные, расчетливые да приметливые, всегда готовые в путь.

Не зря на русской земле с ее психологией жизненного пути явилось казачество. Казак — в переводе с тюркского бродяга. Говорили на Руси — казачьему роду нет переводу, что были и будут у нас пассионарные, смелые и дерзкие любители вольной волюшки, не способные ходить под ярмом по кругу. Но то не азиатские скитальцы, не кочевники перекати-поле без роду-племени. Русские казаки — вольные люди, расширявшие границы нашего государства, бившие царю челом новыми землями. Ермак Тимофеевич, завоевав Сибирское ханство, покорив Кучума и договорившись с множеством мелких местных князьков об их подданстве, не сам взялся править покоренной землей, он поклонился этой землей Царю-Батюшке. Одна забота была у русского человека, торившего новые пути-дороги, — о родной земле, чтобы она, родимая, была просторнее, богаче, крепче, под одной могучей дланью.

Так что в наших архетипах мышления исконно заложено, что жизнь — это путь, не топтание на месте, не лежание на печи, а именно путь — волевое, энергичное движение к цели. С младых лет и накрепко на всю жизнь усваивал русский человек, что путь жизни должен быть прямой, без кривизны и лукавства, иначе ты беспутный, непутевый человек, забулдыга. С прямого пути нельзя сворачивать, ибо уходишь от Богом назначенной судьбы. С пути нельзя возвращаться назад! Следовать по пути жизни — значит, руководствоваться обычаями предков. Вот те черты, которые составляют цельную русскую натуру, неиссякаемые родники величия и размаха русского человека: правила русской жизни: только вперед и прямо, не сворачивать, не кривить ни душой, ни дорогой, никогда не пятиться, а значит — никогда не сдаваться!

Двадцатилетие неокапиталистического развития России создало два противостоящих друг другу имущественных слоя — богатых, как правило, представители бизнеса и высшего чиновничества, и бедных, заполняющих все иные социальные страты нашего общества — интеллигенцию, крестьянство, рабочих, а также вышедших из этой среды пенсионеров и молодежь. По данным Госкомстата, 80 процентов населения России пребывает в бедности и нищете, и лишь двадцать — в достатке. При этом богатые богаче бедных не в десять, в сотни раз! когда месячный доход одних — тысячи рублей, других — миллионы долларов! Такая чудовищная диспропорция социального и имущественного неравенства сопровождается в средствах массовой информации ее идейным обоснованием, когда населению внушают, что подобные явления закономерны и естественны для капитализма, и теперь одним предстоит нескончаемо прозябать в состоянии беспросветной нищеты, а другим даровано счастье получать сверхприбыли. И тем, кто хочет перескочить пропасть от бедности к богатству, волей-неволей придется жить по законам капиталистического мира, где человек человеку — волк, где каждый сам за себя, где нет места жалости и солидарности, где воспитание индивидуализма — норма жизни. Общество получило чудовищные результаты нацеленности богатых на сверхприбыли любой ценой: безудержный рост цен на жизненно необходимые энергоресурсы, некачественные продукты питания, фальшивые лекарства, смертельно опасный алкоголь, вредное для здоровья лечение. Произошел слом национальной

психологии, многие русские ринулись жить по канонам западноевропейской цивилизации, резко отличающейся от нашей русской цивилизации ценностными ориентирами и языковой картиной мира. Западноевропейские ценностные установки и языковую картину мира очень точно охарактеризовал философ Эрих Фромм в фундаментальном труде «Иметь или быть»: «Общество, принципами которого являются стяжательство, прибыль и собственность, порождает социальный характер, ориентированный на обладание, и как только этот доминирующий тип характера утверждается в обществе, никто не хочет быть аутсайдером, а вернее, отверженным; чтобы избежать этого риска, каждый старается приспособиться к большинству, хотя единственное, что у него есть общего с этим большинством, — это только их взаимный антагонизм».

В чем главное отличие языковой картины мира русского, которого рьяно принялись перевоспитывать в духе приобретательства и вожделения богатства, от языковых представлений европейца — англичанина, француза, немца? Отличие в том, что европеец всегда стремится к обладанию, приобретательству, жаждет проглотить и присвоить весь мир, недаром Фромм роняет обобщающую фразу — «никто не хочет быть аутсайдером», а русский — русский предпочитает просто жить и действовать.

Различие проистекает из коренного расхождения наших языков в видении мира, отношении к миру. Ключевой для европейских языков — общеиндоевропейский корень, выражающий значение приобретательства — латинское habeo, английское have, немецкое habe, греческое eho. Этот корень организует грамматику прошедшего времени данных языков, он лежит в основе английского слова happiness (счастье), он коренится в английском chopping (покупки), составляющем сегодня средоточие жизненных целей у человека общества потребления. И в русском языке, конечно же, сохранился этот древний индоевропейский корень, но в каких же словах: хапать, хавать, хватать, хитить. В отличие от европейских языков в русском языке этот корень не участвует ни в каких грамматических структурах, он вообще находится на периферии языка, обозначая весьма неприглядные для русского мышления понятия — хитрость, хищничество. Слова, синонимичные понятиям стяжательства, рвачества, делячества, воровства, захватничества. Причем habeo, have, habe ни в коем случае не переводятся на русский язык словами с таким же корнем, уж слишком негативны эти речения, они последовательно заменяются у нас глаголом иметь. Хотя глагол этот обладает совершенно иным исконным языковым смыслом — корень им-означает — «внутренне присущий, свойственный чему-либо», этот корень содержится в слове имя, где обозначает внутренние свойства человека или вещи, этот корень, пусть и не участвует в грамматике русского языка, но образует множество глагольной лексики, которая описывает манипуляции человека с другими людьми и вещами — принять, взять, обнять, перенять, унять, снять, отнять, разнять, разъять. Слова имущество и имение содержат тот же корень. Но в отличие от хапанья и хватанья, данные слова означают вполне нейтральные с русской точки зрения понятия, не несущие стяжательского, грабительского смысла.

Другие же русские слова, связанные с приобретательством, также не имеют подобного индоевропейского корня: приобрести буквально значит — найти, получить — взять по случаю, добыть и достать — достигнуть существующего, овладеть и обладать — получить власть над вещью. Так что понятия об обладании в русском языке и в западноевропейской картине мира — разные. И конечно же, различны взгляды на жизнь в свете этих понятий.

Главное различие состоит в том, что у западноевропейца подход к миру — захватнический, у русского же — бытийный, что сказывается практически во всех областях нашей жизни — в обучении, в общении, в любви и браке, в вере и религии, и даже во власти. К примеру, обучение по принципу приобретения подразумевает приобретение знаний, их накопление путем механического запоминания, как собирание товара, купленного за деньги. Обученные таким образом люди становятся обладателями коллекций чужих мыслей, идей, высказываний, при этом они не склонны думать и творить самостоятельно, вырабатывать собственные идеи. Методика тестирования — наилучший способ проверки подобных знаний, не случайно она внедряется в нашу образовательную систему именно сегодня вместе с западными принципами обучения.

Обучение по принципу бытия подразумевает использование полученных знаний для выработки собственных представлений и идей. Учение, наука, навык, обычай — все это русские слова, обозначающие соединение получаемых знаний с жизнью, с собственным опытом. Творческое задание — сочинение, многовариантное решение задачи, проект, изобретение — формы приобретения и проверки знаний при этом принципе обучения.

Столь же различны в западноевропейской и русской картинах мира подходы к общению и принятию решений. Общение по принципу приобретения представляет собой отстаивание своей точки зрения как собственности, которую не хочется потерять. В таких спорах не рождается истины, здесь с чем спорщики пришли, с тем и уходят, безуспешно попытавшись переубедить друг друга. Политически подобное явление воплощено в европейском понятии parlament, буквально означающем место для речей. Совместная выработка решений в подобных случаях оказывается трудно достижимой, если вообще возможной. Именно поэтому в европейской и американской деловых культурах столь популярны методы воздействия на партнеров, разработанные Дейлом Карнеги в книге «Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей», выстроенные на притворстве, лицемерии, обольщении собеседника, с тем чтобы добиться от него нужного решения или согласия.

Общение по принципу бытия, напротив, подразумевает живой интерес, открытость собеседнику, в том смысле, что он может быть полезен нам опытом, идеями, информацией своим оригинальным взглядом, своей логикой, неожиданностью мышления. Только в таких спорах могут быть успешно выработаны коллективные решения, в русской деловой культуре они выражены в слове совет, понимаемый как согласное общее речение и одновременно как собрание людей для совместной выработки решения. При этом замечено, что русского довольно легко переубедить, заставить отказаться от своего мнения, ибо он не рассматривает его как собственность и способен увлечься жизненно актуальными доводами, приводимыми собеседником. Именно в этом кроются причины пресловутой русской доверчивости и восприимчивости к новым заманчивым, случается, что и абсурдным идеям.

Подобные различия находим во взглядах русских и западноевропейцев на власть.

Власть, воспринимаемая властителем как приобретение, удерживается им как богатство и влечет за собой непременную узурпацию с применением силы. Такая власть ради власти сопровождается излишествами, которым сопутствует нарастающая некомпетентность. Именно поэтому западноевропейская цивилизация выработала множество мер, называемых демократическими институтами, ограничивающими пребывание руководителей во власти.

Власть, организованная по принципу бытия, строится на ответственности руководителя перед подчиненными, а, следовательно, обязывает его быть компетентным в управлении. Эта власть, основанная на долге и совести, не регулируется законами и выборными технологиями, именно такая власть представляется в русской политической жизни идеалом.

Даже в Вере западноевропеец и русский в корне отличаются друг от друга. Вера, строящаяся на принципе обладания, — это получение ответов на вопросы бытия, ответов, которые не нуждаются ни в каких доказательствах, они сформулированы в виде догматов. Человеку надлежит их усвоить, чтобы освободиться от тяжелой необходимости самостоятельно мыслить, искать решения трудных жизненных вопросов. Католическая церковь с ее жестким догматизмом, непонятным народу латинским богослужением, отпущением грехов за деньги, жесткими катехизисами является наглядным примером Веры, основанной на принципе обладания.

А вот Вера, опирающаяся на бытие, — это живое общение с Богом, сердечная молитва, самостоятельный поиск ответов на мучающие нас вопросы, это поиски смысла жизни, опять же через самостоятельное проникновение в Св. Писание, словом, то, что называется богообщением и не может быть сковано догматизмом и жесткими канонами. Именно такова Православная Русская Церковь, где служба изначально понятна и доступна любому человеку, катехизисы отсутствовали, а отпущение грехов за деньги полагали кощунством.

Даже взгляды на любовь и брак у нас с западноевропейцами не схожи. Любовь, опирающаяся на идею обладания, — это стремление покорить другого, сделать его своим приобретением. На любовь смотрят почти как на лишение свободы. Отсюда проистекают брачные контракты, движения феминисток, выступающих за освобождение женщины, измены и разводы как бегство на свободу и поиск новых предметов обладания.

Любовь, основывающаяся на идее бытия, созвучна именно русским представлениям о жизни, это существование двоих как «единой души и единой плоти», отсюда очень точно по смыслу выражено «моя половина», потому как только в единстве, только вместе муж и жена образуют единое целое. Такая любовь не требует обязательств и брачных договоров, потому что изначально зиждется на идеальной установке — дойти вдвоем, рука об руку до гробовой доски, жить долго и счастливо и умереть в один день.

Достаточно доказательств, что основные пласты жизни у европейцев и русских организованы по-разному. Но ведь в русскую картину мира сегодня активно внедряют именно западноевропейские образцы обучения, общения, власти, веры и любви. В образовании нас переводят на поголовное тестирование, учителей открыто, в документах именуют предоставляющими образовательные услуги. В общении заставляют жить по законам Карнеги, убеждая нас в необходимости притворяться, чтобы подчинить, подмять под себя собеседника, не желающего расставаться со своей точкой зрения. Во власти нам навязывают убежденность, что ответственность и долг властителям не нужны. Их задача, дескать, подчиняться законам, которые тем временем власть имущие переделывают под свое безответственное правление. В Вере нас приучают к католическому догматизму, запрещая думать и рассуждать. В любви нам навязывают идею физического и материального обладания с закономерно следующими из нее брачными контрактами и так называемыми «гражданскими браками» как наименьшим ограничением свободы.

К счастью, все это действует в России плохо, не приживается пока, потому что в русском языке существует мощное противоядие — преграда для представлений, основанных на западной по происхождению идее обладания. Вот примеры разных национальных типов поведения в истории. Выдающийся русский лингвист А.А.Шахматов, получив письмо от своих земляков, крестьян Саратовской губернии о царящем там голоде, отказался от места адъюнкта Российской Академии наук и уехал на родину, чтобы помочь крестьянам преодолеть голод и эпидемию. С другой стороны, великий Гегель, получив приглашение работать в престижном университете, живо откликнулся письмом к ректору: «А сколько кулей полбы я буду получать за свои услуги университету?» И это естественное восприятие мира русским ученым и немецким мыслителем. Оно исходит из языка. В русском мы знаем формулу владения — у меня есть. Собственность по-русски не завоевывается и не захватывается, это то, что дано, и точка. В немецком же формула владения — Ich habe, в английском — I have. У нас этот корень, напоминаю, представлен в слове хапать. Завоевательность, напор, стремление получить прибыль любой ценой кроются в корне этого слова, вот почему оно получило у нас весьма пренебрежительный оттенок.

Формула владения у меня есть в русском языке бытийна. И русская грамматика тоже основана на понятиях бытия, а не обладания. Именно глагол быть формирует наше будущее время, сослагательное наклонение. Этот глагол в качестве нулевой связки участвует в русской формуле собственности — вместо подчеркивания мой сын, мой дом, моя машина мы чаще говорим — у меня сын, у меня дом, у меня машина. Наконец, именно бытийный корень бы-содержится в словах, обозначающих обладание и связанные с ними действия: добыча, добывать, прибыль, прибыток, сбыт сбывать.

Само слово богатство показывает, что русские воспринимают нажитое имущество как достаток, дарованный Богом, значит, за свое достояние перед Богом отвечать, с умом и душой им распоряжаться.

Показательно отношение русских и к деньгам — символу богатства и накопления. Пословицы и поговорки нашего народа концентрирующе выставляют деньги второстепенной областью человеческой жизни: «Деньги не голова: наживное дело». «Не деньги нас наживали, а мы — деньги». «Деньги — забота, мешок — тягота». «И то бывает, что и деньгам не рад». Богатство в русских представлениях связано со злом и пороком, оно не радует и не спасает душу: «Богатому черти деньги куют». «Через золото слезы льются». «Деньгами души не выкупишь, пусти душу в ад, будешь богат». Русское убеждение, хранимое пословицей: «Деньги могут много, а правда — все», — показывает многовековое критическое отношение нашего народа к наживе. О том, что это отношение остается неизменным и по сей день, свидетельствует пренебрежительное современное именование денег различными «эвфемизмами»: деревянный (рубль), зелень, капуста, бакс, бакинский рубль (доллар). Они наследуют такое же пренебрежительное отношение к деньгам на Руси, когда копейкой называлась монета с изображением Георгия Победоносца с копьем, а рублем (буквально: обрубком) — часть драгоценного металла, отсеченного от слитка гривны.

Торговля в русском менталитете, в отличие от западноевропейского, — дело не почетное, хотя и необходимое. Корень этого слова торг-исконно означает «исторгать». «вырывать», «вытягивать», то есть извлечение прибыли при торговле изначально расценивалось как «вырванное, отторгнутое у кого-то имущество». Не обманешь — не продашь, — такова поговорка, выказывающая русское отношение к торговле. И именования людей, занимающихся торговым промыслом, при всей нейтральности значений рано или поздно в нашем языке приобретают негативный оттенок: купец, торговец, торгаш, продавец, лавочник, приказчик. Сегодня негативные оттенки стремительно обретают слова бизнесмен, менеджер, банкир.

Особенно выразительно в русском языке отношение к ростовщичеству, именуемому с древности лихвой. Лихва (излишек, прирост капитала, ссудный процент) и лихо (зло, рождаемое излишеством), — в русском языке слова одного корня.

Но самым мощным барьером приобретательству и накоплению в русской языковой картине мира является активное использование в языке слов со значением «дать, давать, дарить», противоположным идее накопительства и приобретательства.

Русское давай является важным фактором речевого общения. Мы говорим: давайте пойдем, давайте сделаем, давайте подумаем, давайте решим… В подобных формулировках содержится два важнейших смысла — это призыв к общинности (совместному деланию) и бескорыстию. Кроме того, слово дать является сигналом к самостоятельному и решительному действию русского человека, когда он принимает решение что-то сделать в общую пользу, помочь другому: дай-ка мне, дай-ка я! А ну, дайка! А еще слово дать является знаком чисто русского восхищения своим выдающимся собратом: Ну, ты даешь! Во дает! Уж он-то даст, так даст! Помимо этого слово дать оказывается формулой силовой защиты: Я те дам! Он тебе задаст! Поддай ему! Вообще слово дать побуждает русского человека к действию или поступку. Ребенку говорят: давай кушай, давай иди, давай учи, давай помоги. Благодаря языку русских приучают сызмальства именно к самоотдаче, отсюда устойчивые выражения — отдать долг, отдать жизнь, отдать честь.

Но именно такая языковая установка русского языка резко контрастирует с европейскими языками, где нет подобного призыва к самоотдаче, где поступки людей мотивируются лишь «ожиданием материальных выгод, то есть вознаграждений и поощрений, и призывы к солидарности и самопожертвованию не вызывают у людей никакого отклика» (Эрих Фромм «Иметь или быть»).

Сегодня нам навязывается именно такая социокультурная модель общества, в которой способами воздействия на людей полагают лишь материальное поощрение и вознаграждение, подкуп и подачки, обещания и посулы. В этой модели прибыль любой ценой, даже в ущерб другим членам общества, получает законные права. Но подобная социокультурная модель, безотказно действующая в Западной Европе и США, где она совпадает с языковыми представлениями народов, входит в глубокое противоречие с русской языковой картиной мира, формирующей совершенно иные представления о жизни и человеческом поведении, нежели западноевропейские языки. В основу идеалов русского народа положена идея справедливости, которая несовместима с захватом чужого и обманом ближнего. Здесь презирают или считают второстепенными наживу и прибыль, а почитают идеалами жертвенность и самоотдачу. Поэтому в России западная социокультурная модель общества, изуродовав души и мозги части населения, все же рано или поздно потерпит крах. Изменить картину мира народа можно лишь, заставив народ забыть свой родной язык.