Корпорация чекистов вцепилась во власть
(Интервью для «Новой газеты». Ведущий В. Береснев)
— Владимир Константинович, путинский режим часто сравнивают с советским (против чего, похоже, не возражает и сам президент). У вас есть ощущение, что вы приехали в ту же страну, которая променяла вас на Луиса Корвалана?
— Нет, сравнивать с тем временем глупо. Тогда был тоталитарный режим, а сейчас — авторитарный. Разница огромная. Тоталитарный режим от авторитарного отличается, во-первых, наличием идеологии, во-вторых, полной монополизацией на истину, а сегодня это уже невозможно. Россия — открытая страна: мы узнаем все, что происходит здесь, буквально в тот же день по Интернету. Это колоссальная разница: я-то помню, с каким трудом и риском нам удавалось собирать и распространять информацию о репрессиях в советское время. Сегодня есть выезд из страны, а раньше люди шли в тюрьму за чье-то право уехать.
— Зато современные государственники отличаются крутизной нравов. Раньше могли посадить в психушку, выслать на Запад, а теперь просто убивают.
— Это правда, убивали и тогда, но гораздо меньше, потому что такими вопросами ведало ЦК партии. Политбюро ЦК на всякий случай контролировало работу КГБ, помня о том, сколько людей погибло в тридцатые. Тот факт, что сегодня чекисты опять бесконтрольны, делает их еще более опасными..
И все же, поймите меня правильно: без советской планомерности много убить они не смогут. То, что они делают, это противно, преступно, но ни в какое сравнение не идет не только со сталинской эпохой, но и временами, когда мы жили. Тогда ты вышел на площадь, простоял 30–60 секунд и гарантировано получал три года лагерей. А сейчас подрались с ОМОНом, и пять суток Гарри Каспаров получил. Мне жалко Гарика, но это все-таки не три года лагерей.
— Прогресс уже есть: в Петербурге журналист Андрущенко получил два месяца.
— Я не оправдываю власти. Сажать по политическим причинам — позорно для любой страны. Но сравнивать с советскими репрессиями не надо, нынешнее время — сравнительно легкое. Я как профессионал вижу, насколько сегодня больше возможностей. Посадили в психушку Ларису Арап — и поднялась вся пресса на дыбы. И почти сразу выпустили. А раньше — где можно было поднять шум? Внутри страны это даже представить нельзя было. Нам надо было использовать западное радиовещание, западные правозащитные организации, а внутри страны протестовать было невозможно.
— Но ведь Путин действует постепенно. То, что было невозможно четыре года назад, возможно сейчас, а то, что трудно представить сейчас — например, массовые репрессии, — будет возможно, не дай бог, уже завтра. Тем более у нас подготовлен закон об экстремизме, позволяющий каждого второго объявить экстремистом.
— То, что в России общество апатично, вовсе не означает, что оно радуется этим нововведениям. Никто не может этому радоваться, потому что понимает: он может быть там завтра. Тем более при существующем милицейском произволе каждый понимает, что его могут ни за что схватить, избить, пытать. Другое дело — люди надеются, что, если тихо сидеть, это их не коснется. Это довольно типично для людей, и не только в России.
Однако корпорация ГБ вцепилась во власть совсем по-ленински и просто так не уйдет.
Там вдобавок большие деньги, а раньше были лишь идеология, положение, привилегии.
— Но золото партии ведь тоже было.
— У чекистов совершенно ломовые деньги, какие в СССР никому и не снились: они ведь все теперь — миллиардеры. Какой-нибудь Билл Гейтс изобрел целую систему, создал эффективную компанию, чтобы стать миллиардером. А эти что сделали? Просто присосались к нефтяной трубе — и сразу миллиардеры.
Одно остается неизменным: ГУЛАГ по-прежнему гуляет по стране. В советское время Россия была концлагерем, в ельциновское время — большой пересылкой, где порядка нет, никто ни за что не отвечает, убьют — и никто не заметит. А сейчас — красная зона, ментовская территория. Самое интересное, что в современной России приблатненные вожди, и это меня поражает. Они же вроде бы не сидели. Вот Путин говорит: мочить в сортире, но он же не понимает, что это такое. Это поза, самозванство, он прикидывается, что он — крутой. Ему эту фразу придумал какой-нибудь Павловский. На самом деле термин «мочить в сортире» пошел со сталинских времен, с лагерных бунтов. Как только начинался бунт, в первую очередь убивали стукачей, чтобы не рассказали, кто зачинщик беспорядков. Стукачей действительно мочили в сортире, потому что удобно: он большой, отдельный, в нем бесшумно убивали и сбрасывали в яму.
— Путин, конечно, блатную лексику не в лагерях изучал, но он рос в том послевоенном Ленинграде, где во дворах хорошо ботали по фене. А как чиновник формировался в бандитском Петербурге и, говорят, даже общался со многими криминальными авторитетами, ныне покойными или арестованными.
— Авторитета Барсукова (Кума) только сейчас арестовали. Мне кажется, что это был сигнал самому Путину: не вздумай уйти. Уйдешь — Кум запоет и много о тебе расскажет. Интересно, что тотчас после ареста Барсукова Путин заявил, что возглавит предвыборный список «Единой России».
— Так вы полагаете, что Путин — человек несамостоятельный и им манипулируют?
— Он выглядит человеком слабовольным. Я хороший физиономист: там, где я был, человека надо было оценить в 30 секунд. Входит новичок в камеру, и надо сразу понять, кто это. Поэтому (на основании своего опыта) я думаю, что Путин — слабый, жидковатый человек, мелкий, очень мстительный, неуверенный в себе, с большими комплексами. У него довольно типичный комплекс, свойственный людям малого роста.
— Но и Сталин, и Гитлер, и Наполеон были, мягко говоря, не очень высокими.
— Сталин был бандюга первоклассный, пахан. На Сталина Путин явно не тянет. Я думаю, что реальный рейтинг Путина — не больше 20 %. Врут они все: редко бывает, чтобы президент правил восемь лет и никому не надоел. Вот сейчас у Буша рейтинг 30 %, и это естественно: два срока оттянул, всем осточертел, с войной запоролся. Да и Путин с войной запоролся. Я думаю, что у президента и его окружения гораздо хуже ситуация, поэтому они так и бесятся. Зачем иначе было Марши несогласных разгонять? Все могло пройти цивилизованно: неужели Гарри Каспаров и Борис Немцов стали бы камнями кидаться, витрины бить? Разгон маршей — это лучшее доказательство, что официальные опросы и рейтинги — полная туфта, потому что люди, у которых рейтинг 80 %, не разгоняют мирных демонстраций.
Чекисты и в наше время были далеко не профессиональными: мы, маленькая горстка диссидентов, болванили их как хотели и в конечном счете выиграли. А сейчас у спецслужб уровень еще больше упал, потому что в девяностые годы наиболее профессиональные чекисты ушли в коммерческие структуры, занялись бизнесом. Сегодня это уровень Зарайского отделения милиции. Они не занимаются госбезопасностью, они занимаются выколачиванием денег.
— Но и профессиональный уровень оппозиции оставляет желать лучшего. Мне, например, не понять, зачем Березовский делает свои скандальные заявления о финансировании «оранжевой революции в России»? Он ведь лишь подтверждает основной постулат кремлевской пропаганды, что оппозиция — агенты Запада и беглых олигархов…
— Березовский человек загадочный. Я его знаю уже семь лет, хотя и вижу не чаще чем раз в год. Он заявляет о финансировании оппозиции, и врет при этом. Я ему сказал: Борис, сейчас меня будут выдвигать в президенты — не вздумай где-нибудь сказать, что ты мне деньги даешь, я тебе голову отпилю. Он мелко тщеславный мужик. «Это я придумала», — сказала лягушка-путешественница и шлепнулась в болото. Он ведь самому себе вредит: его уже англичане предупредили: будете делать такие заявления — лишим политического убежища. А он все равно вякает — глупо, бессмысленно и неправду.
— В моем представлении вы не столько политический деятель, сколько писатель, романтик. Вы стояли у основания маяковок, когда у памятника Маяковского в Москве публично читались крамольные стихи. Сейчас даже сложно представить, что общество можно пробудить от апатии стихами.
— На дворе была так называемая хрущевская оттепель, люди вдруг почувствовали себя раскрепощенными, много печаталось такого, чего потом не печаталось. Из этой эпохи произошел советский самиздат. Существовало множество литературных направлений — знаете, как в двадцатые годы. Встречались довольно талантливые ребята, например Леонид Губанов (лидер СМОГ — Самого Молодого Общества Гениев. — В.Б.), который написал: «Я тридцать седьмая карта, которую нечем бить». При этом нас все-таки ловили и били — занимались этим комсомольские оперативные отряды. - Тогдашние «Наши».
— Да, тогдашние «Наши». Еще выгоняли из университетов, но не сажали. Первые серьезные аресты случились в 1961 году, когда арестовали сразу семь человек.
В 1991 году, в первое свое возвращение в Россию, я читал у памятника Маяковскому стихи поэта Юры Галанского, останки которого привезли в Москву, — он погиб в лагере, и вот я читал его «Человеческий манифест»….
Главное, я же это придумал из политических целей. Тогда не было Интернета и нельзя было создать страничку вроде «Мы, антисоветчики», нельзя было повесить плакат: «Все, кто не любит советскую власть, приходите сюда». И я нашел такую форму: вроде бы ничего политического — ну да, читаем стихи запрещенных, расстрелянных поэтов — но приходили слушать одни антисоветчики.
2007 г.
