Глава 3
Провал в прошлое

Итак, Аня решила прогуляться по Ботаническому саду и ВДНХ до метро ВДНХ, тем более погода, прохладная и сухая, весьма комфортная для ноября, к подобной прогулке располагала. К тому же и день будний, а значит и народу поменьше. Аня еще до смерти мамы любила одинокие прогулки без какого-то строго намеченного маршрута, и раньше, когда они жили в Зарядье, она еще ребенком облазила весь центр, правда большое скопление людей всегда ее раздражало, за те же несколько лет, как они переселились на проспект Мира, Аня освоила другие маршруты, и одним из них был как раз тот самый – Ботанический сад – ВДНХ, либо наоборот, поэтому дорогу обратно она хорошо знала и не боялась заблудиться. Впрочем у нее вообще было какое-то особое чутье маршрута, и она всегда находила нужное место, не особо блуждая и даже не спрашивая прохожих. Это чутье выручало ее и в лесу, в незнакомых местах, куда они, порой, попадали с мамой или знакомыми во время походов за грибами, – чрезвычайно любимым Аней занятием, – и только благодаря ее интуиции они всякий раз благополучно выбирались на дорогу. Когда же она оказывалась в лесу одна, то вообще могла шляться где угодно, не чувствуя ответственности за других, и всегда легко находила нужное направление. С лесом у нее были какие-то особенные дружеские отношения, и там ее еще больше донимали уже привычные дежавю, ей все время казалось, что лес раньше она видела и воспринимала как-то по-другому, как-то более персонализировано, правда, как обычно, ничего конкретного вспомнить не могла. Было и еще одно свойство: почему-то в таких малопосещаемых и удаленных от милиции местах она совершенно не боялась ни хулиганов, ни насильников, ни маньяков, чего почему-то боялись все ее знакомые (в том числе и мама), которая тем более волновалась, когда ее дочь уходила куда-то одна. Сама же Аня почему-то знала, что ничего такого, опасного для ее жизни и здоровья с ней произойти не может не только в лесу, но и вообще где-либо, и с ней действительно ничего непредвиденного ни разу не происходило во время ее продолжительных прогулок. То же самое касалось и уже гораздо более цивилизованного ботанического сада, где, по рассказам мамы нередки были случаи серьезного криминала.

Проехав несколько остановок на троллейбусе, Аня вылезла на остановке напротив центрального входа в Ботанический сад и двинулась вглубь окультуренного массива по прогулочной асфальтовой дорожке, усыпанной опавшими листьями и желудями. В троллейбусе она попыталась прочесть мысли у кого-то из немногих пассажиров, поскольку сам термин «парапсихология», постоянно упоминаемый Львом Матвеевичем, у нее в основном связывался с термином «телепатия». Несмотря на все попытки, мозги посторонних людей так и остались для нее закрытыми, а следовательно, печально констатировала Аня, никаких парапсихологических способностей у нее не пробудилось, а следовательно и обольщаться по поводу необычного гипнотического сна не приходилось.

«Что бы они там не говорили, – думала Аня, шурша свежеопавшей листвой, – ничего такого сверхъестественного я в себе не ощущаю, все как было, так и осталось, вот только галлюцинации и сон этот, гипнотический. Но мне кажется, к парапсихологии это не имеет никакого отношения, мало ли что может привидеться человеку, перенесшего такое горе, и потом полторы недели глотавшего таблетки горстями. Что же касается этого, как его… полтергейста, то действительно, труднообъяснимая история… тут действительно что-то потустороннее проявилось. Если, разумеется, Лев Матвеевич это сам не подстроил. Впрочем, мысль достаточно нелепая, зачем ему меня разыгрывать, к тому же все произошедшее так с моим сном совпало.

С другой стороны, откуда я знаю, а вдруг метод психоанализа включает в себя всякие психологические приемчики, чтобы человека из равновесия вывести? Вон у Ефремова в «Лезвии бритвы» описано, как доктор Гирин, чтобы к женщине вернулась речь, которую она потеряла во время стресса, специально ее в новый стресс вогнал, чтобы клин клином. А что все это с моим сном совпало – ну и что, возможно он сам его мне и внушил, а потом разыграл, что понятия не имеет, что мне там привиделось. Конечно, это ни в коей мере не объясняет того, что случилось вчера, но одно дело когда предметы в воздухе летают и обои загораются и другое, когда что-то кому-то привиделось, тут состояние сугубо субъективное и никому ничего не доказывает, как, впрочем, и не опровергает, одним словом – галлюцинации. Разумеется, если бы я сама в здравом уме видела полеты предметов и самовозгорание, тогда можно было бы твердо сказать, что в наличие явления объективного характера, хотя, с другой стороны, полтергейст часто сам по себе происходит и человек здесь не причем. Понятно, что хочется возомнить себя Нинель Кулагиной или Вольфом Месингом, но пока что ничего такого, что свидетельствовало бы о моей исключительности не случилось. Напротив – институт – провалила, нигде не работаю, живу на содержании брата, никаких особых талантов не имею. Самая обычная серенькая посредственность. Правда, говорят, что я красивая… ну и что, сама я этой красоты не замечаю. Другие красивые девчонки этим пользуются, заводят романы с интересными или богатыми мужчинами, не говоря уж о мальчишках, а я даже на это не способна, и доктор Левин это научным образом подтвердил: полная сексуальная индифферентность. Это ж надо, в наше время почти в двадцать лет, не будучи уродиной, девочкой оставаться, и даже пальцем не пошевелить, чтобы от этой обузы избавиться. Но ведь это же ненормально, чтобы мужчины не интересовали, не зря мне все девчонки говорили, что это просто неприлично! Все, на что я способна, это витать в облаках, читать запоем книжки и, как Золушка, мечтать о сказочных принцах, которых в жизни не существует. Так что, Анечка, – подвела она печальный итог, – как ни крути и что бы тебе не рассказывали о твоей исключительности, о которой ты сама абсолютно ничего не помнишь, на данный момент мы имеем полную несостоятельность в жизни, отсутствие цели и ориентиров. Все куда-то стремятся, чем-то увлечены, строят далеко идущие планы, а темя ничегошеньки в этой жизни не интересует: короче говоря – бездарность и неудачница. Ну а о том, что у меня никаких парапсихологических способностей нет – в этом я, по-моему, убедилась. Мысли читать не умею, а остальное и проверять нечего. Кстати, не только паранормальных, но и обычных, нормальных способностей у меня нет никаких. В школе училась тяп-ляп, ничего меня не интересовало, а работа секретаря в деканате – разве это работа! Место дл бездельников и неудачников, и зарплата соответствующая. Итак, – выходя на пик самобичевания, от которого она даже получала своеобразное мазохистское удовольствие, Аня начала загибать пальцы: в математике – ноль без палочки, с трудом на тройку натянула, хоть Юра мне и говорил, что в детстве я фантастическими цифрами в уме оперировала. Где все это? Да мне и двузначных чисел в уме не сложить. Гуманитарные науки – ну ладно, на четверочку, но разве это способности! Ну книжек много читала, но разве это признак таланта? Ничего особенного в этом нет, да и книги меня все какие-то потусторонние интересовали, а Горького и Толстого осилить не могла. Теперь, музыка: на музыкальных инструментах не играю, разве что собачий вальс на пианино. Правда голос неплохой и слух, но ведь сама же стесняюсь спеть перед кем-нибудь. Так что, Анечка, бездарность ты полная, и не обращай внимания на то, что брат вокруг тебя эту возню затеял, что ему там в голову пришло, неясно, он вечно какие-то авантюры затевает, и доктора такого же авантюрного в свою авантюру втравил. Так, дальше, – продолжала она свое самобичевание, – почти все девчонки и мальчишки стихи пишут, хотя бы в 15–16 лет, а я хоть бы один стишок написала… стоп! – тут она припомнила, что вчера во время странного наваждения – грез наяву – в сознании ее сами собой родились прекрасные строки о каком-то особом состоянии природы, вернее не родились, а их словно бы продиктовал посторонний голос, причем мужской, и хоть это стихотворение тут же забылось, но след остался глубокий, и Аня, давно увлеченная поэтами серебряного века (опять же Юра доставал практически не поступающих в продажу Анненского, Гумилева, Бальмонта, Цветаеву, Мандельштама, Белого) могла по достоинству оценить это стихотворение, при этом она четко помнила, что нигде ранее это стихотворение ей не встречалось. Откуда же возникли в ее душе эти стихи, ведь она никогда ранее ни строки не написала и очень завидовала тем, кто это умел. Хотя, ведь были еще и эти строки из ее детского, такого яркого и реального сна:

Вроде бы ничего особенного, но к горлу ком подкатывает. Она знала, что не могла нигде прочитать эти строки, а значит она их как бы сама сочинила, только во сне. А ведь точно помнит, что было и продолжение, не то, чтобы слишком длинное, но все-таки, только, как всегда, забыла. Однако же внутри нее все это было, пусть и на уровне подсознания.

Неожиданно, после произнесения четырех коротких строк, Аня ощутила, словно бы в ее голове белой вспышкой рассыпались миллионы мельчайших колокольчиков, одновременно с чувством кратковременного провала (правда сознание она не потеряла, хоть ее и качнуло в сторону). К счастью поблизости оказалась скамейка и Аня тут же на нее присела, боясь, что состояние усилится. Однако вестибулярные симптомы не усилились, хотя глаза ее заволокло туманом а в сознании вновь зазвучал мужской голос, и она могла поклясться, что именно этот голос продиктовал в ее голове вчерашнее стихотворение о какой-то природно-погодной стихиали под странным именем Флаг. И тут перед ее глазами (она их тут же закрыла, отчего эффект усилился) возникли странные фигуры, которые она увидела абсолютно отчетливо, словно смотрела открытыми глазами. В ней без труда узнавался тот самый герой ее детских и более поздних грез, загадочный Андрей Данилов, правда был он с волосами до плеч, облачен с черную кожаную куртку, кожаные штаны и высокие ботфорты, к широкому поясу была пристегнута изящная шпага, с рукоятью, усыпанной драгоценными камнями, а на шее висела цепочка с маленькой золотой коронеткой в качестве медальона. При этом восседал он на роскошном белом коне с простой черной сбруей – ни дать ни взять – сказочный принц, путешествующий инкогнито. Всадник неспешно ехал по красной, усыпанной мелким гравием дорожке, вокруг качались могучие столетние дубы и клены, и несмотря на то, что шума деревьев она не слышала, голос прекрасного юноши звучал отчетливо, и тут было произнесено все стихотворение, из которого прежде она помнила только четыре первые строки:

«Неужели я опять все забуду»? – промелькнуло в смятенном сознании Ани. В этот момент в голове словно что-то вспыхнуло, миллионы невидимых колоколец разлетелись по всей вселенной, и Аня почувствовала, что летит внутрь своего видения, навстречу юноше, замолчавшему после произнесения последней строчки. В то же мгновение она неведомым образом оказалась в его объятьях… стоп, но это был уже не принц в кожаном одеянии, это был мальчик в ковбойке и шортиках, и на шее его висела не золотая коронетка, а ониксовый медальон, который она когда-то, очень давно ему подарила… странно, с того времени он совсем не изменился. А она? А она теперь та самая девочка, в том самом платье, о котором в стихотворении говорилось: «Разве не этого платьица снег как дуновение вился во сне». А на шее у нее то самое ожерелье из жемчуга и кораллов, которое он ей подарил. Однажды их талисманы соприкоснулись, и они полетели куда-то вверх, навстречу солнцу… но почему сейчас они летят вниз, проваливаются, и она теряет его… теряет… руки обнимают пустоту…