Глава 18
Старое зеркало

Аня спустилась на лифте и пошла по Ленинскому проспекту в сторону метро. Конечно, Юра бы мог и подвести до дома, но он не предложил, а она не стала намекать, для него важнее было сейчас исполнить свои отцовские обязанности, чем роль заботливого брата.

– Все-таки, – думала Аня, следуя вдоль череды добротных зданий, вобравших в себя всю казенную внушительность сталинской эпохи, – я Юру явно недооценивала, считала, что он обычный карьерист и приспособленец, что, разумеется, в нем и присутствует, но он неожиданно показал и другую сторону своей личности. Оказывается, ему присущи также романтика и энтузиазм неведомого. Странно, почему я этого в нем раньше не замечала? Может потому, что сама до недавнего времени была… ну, недочеловеком что ли? Личностью наполовину, без своей главной, знающей части. А сколько он, оказывается, всякой информации насобирал по аномальным зонам и необъяснимым явлениям! Как-то не вяжется это с образом карьериста, приспособленца и сотрудника КГБ, к тому же, сотрудника внештатного, если по простому, то осведомителя. Хотя, возможно, он сейчас более высокую должность занимает. Интересно, какой отдел КГБ занимается проблемой всяких там бермудских треугольников и червоточин? И вообще, что их может интересовать в этой проблеме, которой всегда занимались в основном люди не от мира сего, а то и вовсе сумасшедшие – по крайней мере – с точки зрения психиатров, я-то знаю, что далеко не все сумасшедшие – настоящие сумасшедшие. Неужели он рассчитывают проблему в своих целях использовать? Как-то не очень это вяжется с образом твердокаменного чекиста, вроде Таниного отца. Хотя, с другой стороны, может и вправду кто-то достаточно близко подошел к открытию вормхолов, и они рассчитывают, что этими тоннелями можно будет практически воспользоваться? Разумеется, наложив на все это величайшую секретность. Интересно, какие мысли по использованию фантастических свойств червоточин могут прийти в голову какому-нибудь современному товарищу Берии? Вряд ли его всерьез заинтересовала возможность космических путешествий. Можно ли на минутку представить себе товарища Берию в космическом скафандре на «пыльной дороге далеких планет»? Но совсем другое дело использовать эти тоннели у нас, на земле, для мгновенной переброски и возвращения агентов в любую точку земного шара для каких-нибудь диверсий, уничтожения неугодных лиц, выкрадывания секретов, мгновенной переброски войск в любое, ранее недоступное место. Да и вообще, мало ли для чего! Наверное, в мою голову не придет и тысячной доли идей по использованию вормхолов в шпионских целях, которые могут прийти в голову шефу госбезопасности! А если их, ко всему прочему, можно использовать как машину времени и влиять из прошлого на настоящее, то здесь и вовсе безграничные возможности открываются, тут и вообразить себе трудно, какие идеи по воцарению безграничной власти могут родиться в подобном сознании.

На мгновение у Ани возникла решительная мысль отказаться от затеи брата по поводу ее трудоустройства, поскольку ей пришло в голову, что психогенератор, с которым она расправилась 11 лет назад – детская игрушка по сравнению с теми перспективами, которые раскрывает использование вормхолов в категории логики начальников госбезопасности. Однако вслед за этой мыслью появилась прямо противоположная. Если тогда, в детстве, Провиденциальные силы подключили ее еще ребенком к проблеме психогенератора именно для того, чтобы она его в конечном счете уничтожила, то не случайно ли она и сейчас оказалась в подобной ситуации? Нет, надо обязательно соглашаться на Юрино предложение, ведь только таким образом она сможет проконтролировать ситуацию с этими червоточинами и вмешаться, используя свои паранормальные возможности, если они и вправду подойдут вплотную к решению данной проблемы. Нет, человечество еще не готово к подобным открытиям, уж она-то теперь знает, какой катастрофой для земной цивилизации может обернуться практическое использование вормхолов! Вот когда-нибудь, когда человечество станет гораздо лучше, когда с земли исчезнут войны, вражда, зависть и желание одних подчинять своей воле других – вот тогда использование вормхолов станет возможным и даже необходимым.

На мгновение Аня почувствовала интуитивную уверенность, что опасность гораздо серьезнее и исходит она вовсе не от КГБ, и дело тут вовсе не в червоточинах – по крайней мере в Юриной интерпретации этого явления. «Существуют ли они вообще»? – Тут же задала Аня вопрос через свой недавно открывшийся информационный канал. Но сразу же почувствовала знакомый блок неведомой силы, перекрывающий любую информацию свыше на эту тему, словно сила эта специально следила за тем, чтобы именно она, Аня Ромашова, 19 лет, без определенных занятий не получила истинный ответ на свой вопрос.

– Тут не червоточины, тут что-то другое, – подумала Аня, – но что, тогда? Даже предположения никакие в голову не что идут.

Пока девушка размышляла таким образом, объявили остановку «Проспект мира», и она с удивлением поняла, сидит в вагоне и что практически не помнит, как садилась в метро и как ехала, настолько была погружена в свои мысли.

– Надо же, – удивилась Аня, – или я настолько своими мыслями увлеклась или это какие-то новые мои свойства, связанные с восстановлением личности. Это, наверное, опасно, а вдруг вот так, полностью уйдешь в свои мысли, и поедешь не туда или вообще под машину попадешь! Все-таки рискованно в такой степени полагаться на автопилот.

Тут она сообразила, что надо выходить, вскочила в буквально закрывающиеся двери и без приключений добралась до своей квартиры уже хорошо понимая, куда она идет и что вокруг происходит.

– Ну вот, продолжала размышлять Аня, снимая куртку и причесываясь, – завтра начнется совсем другая жизнь, появятся новые знакомые, какая-то пока трудно представимая научная деятельность. Хотя, кое-какое представление о научной деятельности в области паранормальных явлений я все же имею, как-никак целый месяц была объектом пристального изучения и подопытным кроликом в лаборатории. Слава Богу, теперь я все это помню. Впрочем, если быть точной, я никогда этого и не забывала, а та девица, которая жила в этой квартире до вчерашнего дня, была в значительной степени не я. Такое впечатление, что я теперь в другом теле поселилась и полностью поглотила бывшую обитательницу. Хотя и на данный момент я не совсем полная личность, поскольку помню лишь часть того, что с моей знающей половинкой произошло после разделения за эти одиннадцать лет. Даже странно подобным образом вопрос ставить, но чувствую, что именно так: одиннадцать лет у меня не было физического тела, им владела моя жалкая, бездарная половинка, а с истинной «мной» происходили поразительные, чрезвычайно важные события часть из которых я вспомнила, а часть еще предстоит вспомнить. Выходит, продолжая эту мысль, человек вообще главные события проживает после своей смерти, ведь мое одиннадцатилетнее внетелесное бытие можно именно с посмертием сопоставить. К тому же поле моих странствий разворачивалось не в каком-то промежуточном астрале, а на самом дне изнанки Шаданакара. А ведь это было только начало путешествия, даже вообразить трудно, куда меня потом могло занести. Помнится только прыжок в рубиновую зыбь и ощущение чего-то зловещего за этой проницаемой мембраной. Так и осталось неизвестным, что это был за мир, но ясно, что по-прежнему нечто инфернальное. Интересно, за эти годы я только по кругам ада путешествовала или и в Эмпиреи успела вознестись? Только почему-то нет ощущения что мне в Раю посчастливилось побывать. Неужели я такая грешная, что достойна была только преисподнюю увидеть? Вон Данте и там и там побывал, правда описание Рая у него какое-то невнятное получилось, он явно с этой задачей не справился. Другое дело – ад, вот тут его талант в полной мере раскрылся. Очевидно мы, люди, по своей природе больше к тьме тяготеем, если ад описывать у нас получается, а Рай – бессильны, никому это толком не удавалось. Может я все же там побывала, но ощущения никакого не осталось по той же причине: воспоминания об Эмпиреях очень трудно удержать в памяти. А вспомнить я должна, просто обязана, иначе я по-прежнему неполной остаюсь, да и о таинственной миссии, что на меня возложена, я так ничего и не узнала, и что-то мне подсказывает, что я ее так и не осуществила, и для ее осуществления я должна быть законченной, а не так, наполовину. А теперь эта неожиданная история с червоточинами и черными дырами! Ведь не случайно же такое совпадение: возвращение моей знающей половинки и неожиданное предложение брата. Уж от кого-кого, а от него я меньше всего подобных предложений ожидала. Наверное эти два события каким-то образом связаны и связаны так же с той миссией о которой я должна вспомнить.

Аня попила чаю с бутербродами и собралась было включить телевизор, но тут взгляд ее упал на известное уже нам старинное зеркало (если бы его увидел наш давний знакомый Андрей, он возможно бы очень удивился, поскольку Анино зеркало было точной копией его зеркала) и она передумала по части телевизора, вспомнив, что сегодня утром зеркало показало ей несколько забытых сценок из ее раннего детства.

– на данный момент, – подумала девушка, – самое главное – это восстановить события моего потустороннего путешествия, что-то мне подсказывает, что-то мне подсказывает, что они каким-то образом переплетаются с тем, чем мне предстоит заниматься в Юрином КБ. А интуиция не должна обмануть, что-то с этими вормхолами не так, они явно имеют отношение к моей истории. Надо ее каким-то образом дальше просматривать, вот только как? Три дня назад все спонтанно получилось, но где гарантия, что в перспективе я снова нечто подобное переживу. А такое чувство, что к изучению проблемы червоточин надо подойти во всеоружии, иначе я могу каким-то образом дров наломать.

Еще некоторое время поразмышляв на эту тему, Аня пришла к выводу, что разумнее всего будет поэкспериментировать с зеркалом, а вдруг через него она сможет выйти на продолжение столь не вовремя прерванной истории о ее инфернальных странствиях.

Аня встала с дивана и подошла к антикварному раритету, который, по словам мамы, стоил безумно дорого и был изготовлен в 18 веке мастером Булем, поставщиком двора его величества… в общем кого-то из Людовиков, мама и сама толком не знала.

– Конечно, – думала девушка, внимательно всматриваясь в свое отражение, – что ж тут удивляться, что это зеркало обладает какими-то мистическими свойствами! Даже обычные, говорят, обладают, а уж такое древнее, да к тому же изготовленное знаменитым мастером для короля. А может он и сам был мистиком или масоном, в то время многие увлекались мистикой и спиритизмом, не случайно именно в 18 веке вышли на историческую арену такие великие посвященные, как Сен Жермен и граф Калиостро! В средние века их бы просто сожгли и постарались уничтожить саму память о них.

Аня еще раз посмотрела в зеркало, на секунду в ее сердце закрался тревожный холодок, как перед осознанным шагом в неведомое, но это была уже совсем другая Аня, которая таких шагов сделала невесть сколько. Поэтому, не обратив внимания на тревогу, девушка сдвинула ментальный тумблер, переведя тем самым свое восприятие на другой уровень, спектр частот которого она не улавливала в обычном состоянии. На мгновение она почувствовала легкую дурноту, ей показалось, что освещение комнаты изменилось, словно все цвета сдвинулись в красную часть спектра, а зеркало словно бы превратилось в мутный экран, по которому бродила красноватая рябь, явно выступающая из плоскости зеркала. Его поверхность словно бы стала жидкой и переливалась из верхней дуги багета в нижнюю. Одновременно с этим пропало и отражение. Аня интуитивно чувствовала, что пока не вышла на нужные показатели, еще сдвинула точку сборки куда-то влево, и увидела, что красноватая рябь начала перегруппировываться, обретать другие цвета, словно бы в этом хаосе формировались какие-то пока неясные изображения. Вскоре муть исчезла, зеркало обрело глубину, и Аня увидела сценку, аналогичную тем, которые она наблюдала утром. Сначала она даже не могла понять, какое эта сценка имеет к ней отношение: в комнату входит молодая женщина («Да это же мама, – удивилась девушка, – я ее не помню такой молодой, а комнату – помню, это – Зарядье, только, кажется, мебель была по-другому расставлена, тогда шкаф не перегораживал комнату на две половинки»). В руках у мамы был тряпичный сверток, из которого выглядывало маленькое, сморщенное спящее личико.

– Господи, да это же я! – ужаснулась Аня, – неужели я такой была! Ужас! Судя по всему, я недавно родилась и это меня из роддома принесли.

Тем временем вслед за мамой в комнату вошел также еще достаточно молодой папа – счастливый и возбужденный, а за ним маленький, лет шести мальчик, лицо которого, в отличие от родительских, выражало явно иное настроение. Судя по всему, мальчик едва сдерживался, чтобы не разреветься.

– Ну конечно, – подумала Аня, – кончилась его лафа и безграничное право на внимание родителей и он еще не знает, как в дальнейшем будет ситуация разворачиваться. Скорее всего он понимает, что не родной для мамы, а мама, разумеется, переключила все внимание на меня, новорожденную. Он, небось, перестав быть центром вселенной, ощущает себя незаслуженно обиженным и ненавидит этот маленький сверток. Такое впечатление, что он этого первого дня долго не мог простить.

Тем временем мама положила драгоценную ношу на кровать и начала разворачивать. При этом папа неуклюже суетился вокруг нее, очевидно не очень впопад давая советы – все же он имел опыт рождения Юры. А Юра, судя по всему (звуки не долетали из плоскости зеркала), из чувства протеста затеял капризы и непонятно с какой целью начал дергать маму за подол платья, чего-то требуя. На это мама ему что-то достаточно резко ответила, но это не возымело действия, поскольку настойчивые приставания не прекратились. Тут уже вмешался папа, что-то строго ему сказав, после чего Юра затеял истерику, лег на пол и стал дрыгать ногами. Мама прекратила свое занятие, явно сдерживаясь поглядела на папу (очевидно трюк с истерическими конвульсиями до сей поры прокатывал безотказно, но сейчас ситуация изменилась) и тот, очевидно выйдя из себя и сделав такое жесткое лицо от которого даже Ане стало не по себе, приподнял Юру за шиворот над полом, резко поставил на ноги и сказал ему что-то такое, отчего сын тут же прекратил вопить, и лицо его стало настолько жалким и напуганным, что Аня его даже пожалела. Сцена закончилась тем, что Юра с пришибленным видом поплелся куда-то вглубь комнаты и выпал из кадра. А мама взяла папу за руку и явным смущением начала ему что-то говорить, очевидно упрекая за слишком жестокое обращение с ребенком.

Тут Аня подумала, что эту сцену вряд ли стоит смотреть дальше – а вдруг зеркало запечатлело всю историю ее семьи, которая разворачивалась перед ее незримым оком, и вышла из измененного состояния сознания.

– Очень показательная история, – подумала девушка, убедившись, что к ней вернулось нормальное восприятие, – правда к моим нынешним проблемам она не имеет никакого отношения. Но хоть теперь становится более понятным, почему Юра меня так терроризировал в раннем детстве. Теперь видно, что в первое время после моего рождения ему приходилось не сладко и, судя по всему, больше всего ему доставалось от папы, мама, похоже, его старалась не трогать, поскольку мучилась комплексом совестливой неродной матери. Однако это зеркало интереснее всякого кино, по телевизору, обычно, такую галиматью показывают!

Решив сегодняшний вечер посвятить изучению информации, запечатленной каким-то непонятным образом в старинном зеркале, Аня поставила перед собой стул со спинкой, поскольку поняла, что эксперименты с измененным состоянием сознания требуют более устойчивого положения, чем стоя. Контроль за положением тела отвлекал внимание, а полный уход в измененное состояние мог привести к падению. Усевшись в кресло, девушка вдруг поняла (эта информация пришла к ней, как знание очевидного), что, в зависимости от положения внутреннего тумблера, можно наблюдать тот или иной период запечатленной информации, в конкретном случае – информации о ней, только появившейся на свет. Столь ранний период своей жизни она увидела потому, что наобум сместила точку сборки в красную часть спектра, возникшего на внутреннем экране, то есть в самое его начало. Соответственно, перемещая ее по цветам и оттенкам спектра, можно попасть в тот или иной отрезок своей жизни, вплоть до настоящего в его фиолетовой части. О перемещении во времени можно дополнительно судить по тому, в какие тона окрасится окружающий мир.

– Спасибо за подсказку, – подумала Аня, – хотя, неизвестно, кому спасибо. Это все равно, что океану сказать «спасибо» за купание. Просто я в силу обстоятельств оказалась рядом с океаном, а кто-то другой от него далеко находится и либо не знает, что океан существует, либо знает, что он существует, но не знает, в какую сторону идти. А третий и знает, что океан существует, и знает направление, но ему просто лень это расстояние преодолеть. А что касается меня, то я и не помню, как это расстояние преодолела. Нет, разумеется, в этом заслуга Варфуши, но сам тот факт, что я смогла его увидеть и вступить с ним в контакт, говорит о том, что у меня паранормальные способности и до этой встречи были. Ведь никто из моих близких его не видел и не слышал, хотя первые два года Варфуша все время рядом со мной находился. Интересно, а откуда у меня этот дар возник, ведь и мама, и папа были совершенно обыкновенными людьми, и когда их Коновалов тестировал, то не выявил у них экстрасенсорных способностей. Это странно, ведь Варфуша называл меня «королевной» потому мол, что я каким-то образом оказалась потомком Меровингов – династии франкских королей. Но ведь тогда мама или папа тоже должны были бы быть потомками Меровингов, но на них это почему-то никак не сказалось. Тут же – как ответ на невольно заданный вопрос – в ее сознании открылся информопакет с краткой справкой о том, что потомками Меровингов были и папа и мама, и тот факт, что они встретились – крайне редкое событие. Таким образом, ген Меровингов передался Ане и по маминой, и по папиной линии. Именно поэтому этот ген оказался у нее в проявленном состоянии. И у папы и у мамы ген королевской крови находился в рецессивном, подавленном состоянии и потому паранормальные способности у них не проявились.

– Теперь также ясно, – подумала Аня, – почему я оказалась экстрасенсом, а Юра – нет. Юра-то потомок Меровингов только по папе, а значит и ответственный за паранормальные способности ген у него присутствует в рецессивном, непроявленном состоянии. Однако, интерес ко всему необъяснимому у него, как оказалось, присутствует, что как-то не очень вяжется с фигурой карьериста и приспособленца. Интересно, а когда эти способности впервые у меня проявились? Попробую ко этот вопрос зеркалу задать, такое чувство, что оно может на конкретные вопросы в виде изображений отвечать.

Аня мысленно сформулировала вопрос зеркалу, вошла в измененное состояние сознания и почувствовала, что внутренний тумблер сдвинулся влево, но на этот раз остановился не в красной, а оранжевой части спектра, а комната тут же окрасилась в оранжевые тона, как на специальной фотопленке. Такая же оранжевая рябь побежала и по зеркалу, словно по вертикальной плоскости стекающей воды, а затем Аня увидела динамичную картинку уже в обычных тонах.

В детской деревянной кроватке с высокими перильцами на круглых спицах, за которые удобно хвататься и вставать на ножки, спала трехлетняя девочка, в которой Аня вновь узнала себя, и вроде бы в комнате она находилась одна. И хоть было темно, сама девочка казалась словно бы освещена собственным белесоватым свечением. Какое-то время ничего не происходило, затем Аня почувствовала, что ее точка сборки самостоятельно поехала куда-то вверх, словно зеркало взяло управление Аниным внутренним видением на себя. Одновременно реальность отраженной в зеркале комнаты (той, заряднинской) стала распадаться на какие-то доселе невидимые элементы, и Аня поняла, что входит в царство сна спящей девочки.

В зеркале появился мрачный переулок, доселе Ане незнакомый, и по этому переулку шла девочка, лет десяти в длинной белой ночной рубашке, ярко выделяющейся своей белизной на общем темном фоне глубоких сумерек.

– Это ее сон, – подумала Аня, – вернее, мой. Что-то я его не припомню… хотя переулок этот мне что-то напоминает. Да, кажется во сне я туда не раз попадала, но сам этот сон не помню. Любопытно, почему девочка, лежащая в колыбели – совсем маленькая, ей здесь не больше 3 лет, а по переулку идет гораздо более старшая, десятилетняя. Может, это какой-то чужой сон? Да нет, вроде это я, – мысленно констатировала Аня, когда идущая по мрачному переулку девочка, оглядываясь, повернула к ней свое лицо. – А может так оно во сне и бывает, я же не помню, что мне в три года снилось! Позже, правда, я всегда во сне казалась себе старше, чем на самом деле. Хотя в последнее время мой возраст во сне и наяву вроде бы сравнялся.

Тем временем девочка перешла на другую, более широкую улицу, и Ане показалось, что эта улица напоминает ей уже что-то более конкретное, похоже, это одна из улочек Зарядья, по которой она когда-то часто гуляла с мамой, а позже и одна, правда названия этой улицы она не помнила. Если по ней идти прямо, никуда не сворачивая, то попадешь на Красную площадь, до которой тут рукой подать. Разумеется, во сне улица заметно отличалась от реальной, и узнавались скорее какие-то ощущения, общий фон, но в этом и не было ничего удивительного, ведь во сне даже если видишь какое-то место из реальности – оно всегда будет деформировано законами сновидения. Через какое-то время девочка в ночной рубашке и вправду вышла на широкую площадь, которая во сне, очевидно, соответствовала Красной площади, правда тут все опять перепуталось, и вместо невысокого зиккурата – мавзолея Ленина – громоздилось гигантское сооружение Бог знает какой высоты. Причем, при ближайшем рассмотрении, этот диковинный небоскреб оказался собранным из всех кремлевских башен и зданий самым удивительным образом переплетенных между собой, а всего остального комплекса, включая и саму кремлевскую стену Аня так и не обнаружила. Вероятно, все дело было в тумане, который висел сразу же за странным сооружением, и сквозь эту пелену ничего невозможно было разглядеть.

– Наверное, – подумала Аня, – это чудовищное сооружение и есть кремль, похоже здесь весь кремлевский комплекс спрессован и перекручен. Вон – Спасская башня явно просматривается, вон – Грановитая палата, вон – храм Василия Блаженного.

Кстати, храм Василия Блаженного оказался в самом низу сооружения, диковинно переплетенный с другими кремлевскими церквями, названия которых Аня не помнила, остальные же, светские здания, также переплетенные, шли выше, и там уже невозможно было разглядеть, какое именно здание или башня находятся в том или другом месте, разве что наиболее известные, вроде Спасской или Третьяковской башен, которые располагались сразу же над крышей храма Василия Блаженного. В общем – абсолютный архитектурный нонсенс, тем не менее, поражающий воображение своими размерами и причудливостью.

– Видимо, – подумала Аня, – во сне таким вещам не удивляешься, но видеть такое со стороны! Никакому Гауди не придет в голову нечто подобное нагромоздить, а если и придет, то законы тяготения не позволят.

Тем временем девочка в зеркале подошла к той части сооружения, где узнавался храм Василия Блаженного, и с удивлением стала его рассматривать, и в этот момент сбоку сооружения открылись высокие ворота, и оттуда начали выходить люди весьма богомольного вида, в основном старички и старушки в платочках, словно там только что закончилась служба. Аня подумала, что девочка, наверное, сейчас войдет внутрь, но та упорно что-то разглядывала на стене, и как только она (взрослая Аня) решила узнать, что так пристально разглядывает ее малолетний двойник, как стена сразу же приблизилась и стало видно, что на темном кирпиче все отчетливее проступает фреска в виде иконы. Поначалу икона показалась Ане одной из многочисленных версий Богородицы с маленьким Иисусом на руках, но по мере того, как образ становился все более отчетливым, она поняла, что это не Богородица, и у женщины, облаченной в классический библейский гематий, из-под которого пробивались длинные рыжие локоны, совсем другое лицо. На руках же у нее сидел явно не мальчик, а девочка, причем очень похожая на Аню Ромашову, ту, что спала в кроватке и видела этот сон.

– Навна, – почему-то пронеслось в голове у Ани, и в этот момент девочка, стоящая около образа, упала на колени и зарыдала. При этом Аня явственно ощутила волну ее чувств, и что это были не слезы горя и обиды, но катарсические, очищающие слезы сложного религиозного чувства, включающие в себя и восторг, и покаяние и поклонение, и сострадание ко всем тем, кто не способен увидеть то, что увидела и почувствовала она, а также острую горечь, что подобное прикосновение к чуду мимолетно и очень скоро придется возвращаться в свой скучный и неприветливый земной мир. Почему такие чувства вызвала у девочки фреска, Аня так и не поняла, казалось бы изображение было немо и неподвижно, да и вокруг стояли лиловые и не очень радостные сумерки, и само сооружение скорее пугало, чем вызывало какие-то светлые чувства. Тем не менее, слезы градом катились по счастливому лицу девочки, фигура которой и сама все ярче и ярче начинала светиться белым туманным свечением. А затем что-то произошло и девочка исчезла, растворилась. Вскоре и весь сумеречный мир, ее окружающий, и циклопическое сооружение погрузились во мглу, а на экране зеркала на мгновение воцарилась вибрирующая темнота напряженного ожидания, при этом Аня точно знала, что вскоре будет продолжение. В ее сознании уже затеплилась некая память-ощущение этого чрезвычайно яркого сна, правда конкретные образы она по-прежнему не могла вспомнить. Через несколько секунд плоскость зеркала начала светлеть, а затем очень быстро, словно отдернули штору, проявилась вся картина.

Перед Аней открылась холмистая равнина, покрытая высокой изумрудной травой, динамично раскачивающейся словно от дуновений нежного летнего ветерка. На одном из таких невысоких холмиков по пояс в траве сидела все та же десятилетняя девочка в ночной рубашке и играла с локонами густой шелковистой травы. Трава, при этом, словно бы плясала вокруг девочки веселую камарилью, то припадая к ее колышущейся от ветра одежде, то, словно по команде, сгибаясь ниц, то радостно щекоча ее ладони и лицо, когда она нагибалась к той или иной веселой прядке. Картина девочки среди травы проявлялась в зеркале в определенном ракурсе, помимо равнины было хорошо видно ясное голубое небо и перистые облачка, сияющие светом и радостью летнего утра словно бы в ожидании чего-то чудесного.

Аня чувствовала, что девочке очень хорошо и ясно на душе, все мрачные мысли и ожидания полностью покинули ее, и в сердце разливалась простая чистая радость текущего момента незамутненного ничем. Тут Аня увидела, что перистые облачка над девочкой начинают розоветь, как на рассвете или закате (солнца с этого ракурса не было видно), и ей показалось это странным, поскольку в мире, судя по всему недавно расцвело, а до заката оставался длинный летний день. Тем не менее, облака интенсивно розовели, что никак не сказывалось на общем фоне ясного солнечного утра, у которого и так света вдоволь. И тут Аня толи почувствовала, что ощущает девочка, толи вспомнила этот давнишний сон раннего детства, но она ясно поняла, что сверху и позади девочки по настилу из перисто-ребристых облаков движется ОН, великий, невообразимый – она не нашла в себе смелости сказать «Бог», но точно знала, что на него нельзя смотреть. Почему – этого ее чувства не объясняли, она просто знала, что это так, знала это и девочка на экране, и как тогда, у фрески-иконы, упала навзничь, но не заплакала: это был неописуемый позитивный восторг. Аня у зеркала вдруг отчетливо вспомнила это всеопрокидывающее чувство, испытанное во сне, когда она осознала, что ее души коснулось нечто бесконечно величественное, на что нельзя смотреть, но можно испытывать невыразимый восторг его присутствия. Аня все надеялась, что ОН все же появится на облаках, идущий оттуда, со спины девочки и она сможет увидеть то, чего не могла увидеть девочка, распростертая среди высокой травы лицом вниз, однако картина прервалась так же внезапно, как и первая, закончившаяся катарсическими слезами. Последнее, что Аня поняла, это то, что девочка, распростертая в траве, смеется, причем как-то по-особенному, по детски, как не смеются взрослые люди в самом счастливом расположении духа. Это был словно бы звон тысяч валдайских колокольчиков откуда-то издалека.

Но тут изображение подернулось туманом, и Аня вдруг осознала, хоть никто ей об этом не говорил, что в первом случае перед фреской девочка испытала касание женского аспекта Божества, а во втором, небесном – мужского. Бог-Мать – Бог – Отец – Святой дух в сердце.

Перебивка кадра и на сей раз длилась недолго. Пелена с зеркала сошла, как и появилась, и перед Аней развернулась новая картина. На этот раз девочка в ночной рубашке стояла на берегу огромного, до горизонта озера (Аня почему-то знала, что это именно озеро, а не море) с сияюще-белой поверхностью. Может именно эта белизна и навевала мысли об озере, поскольку Аня никогда не видела море белого цвета, тогда как даже небольшое озеро, особенно в закатные часы может обрести серовато-белый оттенок. Таким же белым был и песчаный берег, и небо над головой, и самая естественная мысль возникшая у Ани по поводу этой картины была: «Беловодье – русская Шамбала. Кажется Рерих писал о том, что вход в мистическое Беловодье расположен где-то на Алтае, неподалеку от горы Белуха».

Тут внимание Ани привлекло какое-то движение и она увидела, что неподалеку от девочки бегают и резвятся два чудесных зверя. Как и все вокруг они были белого цвета, поэтому наша героиня их даже не сразу заметила. Первый зверь напоминал длинногривую лошадь, но над его глазами располагался длинный прямой рог, и сей факт тут же превращал лошадь в мистического единорога. Другой же зверь был гораздо массивнее и имел длинную, до земли шерсть, так что ног его почти не было видно. Пожалуй этот зверь больше всего походил на яка, среди которых, как известно, немало белых особей. Оба этих зверя весело носились по побережью, играли в догонялки, иногда забегали по колено в воду, вызывая веселые волны и обозначая место своих прыжков мириадами брызг, которые, словно проходя сквозь призму, начинали играть россыпями крошечных радуг. Продолжая резвиться и играть, звери подбежали к девочке и остановились напротив нее как вкопанные. Тут, очевидно, между ними и маленькой Аней произошел беззвучный разговор (что звери могут разговаривать, у взрослой Ани с самого начала не было сомнений: мало того, что это сон, да к тому же – страна волшебная), и после того, как что-то было решено, изящный единорог пригнулся, став на передние колени, девочка легко вскочила ему на спину, и оба зверя с юной всадницей на спине единорога помчались вдоль по побережью. При этом помчались, что называется, «прямо на камеру», которая по мере приближения диковинной компании стала отъезжать вбок. Когда же они, словно вихрь, промчались мимо, зеркало долго глядело им вслед, пока компания не скрылась из вида. Затем произошла резкая смена кадра, местность изменилась, куда хватала взгляда, расстилалась равнина, до горизонта покрытая шелковой изумрудной травой, и по этой траве неслась все та же троица, а прямо перед ними, куда, очевидно, чудесная компания и держала путь, возвышалось несколько странных одинаковых строений. Отдаленно они напоминали Эйфелеву или Шабаловскую башни, то есть сквозные, со множеством перекладин, но сооруженные не из металла, а из хрусталя или какого-то другого, прозрачного и сияющего материала. До этих хрустальных строений звери со всадницей доскакали довольно быстро, и выяснилось, что эти башни не такие уж и высокие, не больше сторожевой вышки в поле. Соскочив с единорога поблизости от одной из хрустальных башен (местность до самого горизонта оказалась усеяна подобными строениями), девочка обняла за шею каждого зверя и быстро шагнула в промежуток между хрустальными балками, и тут Аня увидела, что там, за балками скрывается маленькая кабинка, возможно лифт, в дверях которого девочка и скрылась, после чего кабинка действительно поехала куда-то вниз. Тут зеркало в очередной раз подернулось туманом, что, как видно означало какой-то новый переход, и когда пелена рассеялась, девочка и вправду оказалась в новом месте. Где и когда она вышла из этого хрустального лифта страны сна, было неведомо, сейчас же она шла по тропинке величественного бора с корабельными соснами, подпирающими кронами небо, и буквально в следующее мгновение эти сосны расступились и девочка оказалась на высоком обрывистом берегу величественной реки. Справа и слева возвышался сосновый бор, на противоположном, уже низком берегу, вплоть до горизонта раскинулись заливные луга вперемешку с низким ивняком, и над всем этим великолепием средней полосы, прямо в воздухе парил пятиглавый красный терем, словно сошедший с красочной иллюстрации к русским народным сказкам. В нем не было вычурного величия средневекового западно-европейского замка, но веяло чем-то исключительно нашим, родным, в чем-то даже лубочным, скоморошьей Русью, словно в этом удивительном сне ожила Палеховская или Федоскинская живопись и неведомым образом повисла в воздухе над прозрачной гладью величавой реки. Девочка в удивлении застыла напротив терема, который висел в воздухе примерно в ста метрах на уровне высокого берега, и тут дверца распахнулась и на пороге появилась прекрасная статная женщина в длинном платье со сложными руническими узорами красного и голубого цвета, покрывающими платье в несколько колец. У женщины были пшеничные незаплетенные волосы, шелковой волной спадающие ей до пояса, а голову венчала драгоценная диадема, играющая всеми цветами радуги. Женщина улыбнулась девочке лучезарной улыбкой, и что-то ей сказала, сделав приглашающий жест рукой, словно предлагала перелететь разделяющее их расстояние, однако девочка почему-то все топталась у крутого берега и не решалась прыгнуть.

– Чего это она? – подумала Аня, – вернее, правильно сказать, – чего это я! По-моему нет ничего проще, чем летать во сне!

Однако девочка все чего-то боялась, словно во сне действует земное притяжение. Видя, что гостья не решается прыгнуть, женщина покачала головой, затем вынула из складок одежды огромный белый цветок, похожий на розу, однако с гораздо большим количеством лепестков и подула в него. Тут же из цветка начали вылетать огромные желтые пчелы, словно бы отлитые из маленьких золотых самородков. Их становилось все больше, хоть цветок явно не мог вместить в себя такое количество крупных насекомых, они затеяли веселый хоровод вокруг головы женщины, и после того, как та сделала жест рукой в сторону стоящей на берегу девочки, внушительный рой переместился к порогу терема и начал формировать воздушный мостик от терема до берега. Вскоре весело шевелящийся и достаточно проницаемый настил дотянулся до босых ступней девочки, стоящей на самом краю обрыва, и та, преодолевая какую-то непонятную нерешительность, ступила на живой, сверкающий золотом мостик.

– Сего она боится, – продолжала удивляться Аня, – это же сон! Хотя я действительно в детстве высоты боялась, а во сне подсознательные страхи довольно часто проявляются. Но неужели я уже в три года страдала этой фобией? А впрочем я и сейчас ее боюсь, правда во сне, а наяву, может поэтому у меня и левитация не получилась.

По мере продвижения девочки по живому мосту тревога ее нарастала, Аня хорошо ощущала эту усиливающуюся волну, почувствовал это, очевидно и женщина на крыльце терема, лицо ее отразило сожаление и она покачала головой. В этот момент девочка окончательно поддалась страху, на это чувство, очевидно, отреагировали пчелы, и вместо того, чтобы уплотнить мостик, тем самым придав девочке уверенность, они, напротив, зашевелились еще сильнее. Затем живой мостик начал распадаться и девочка полетела вниз, правда падение ее, как это часто бывает во сне, уподобился падению Алисы в кроличью нору, и похоже, этот факт успокоил маленькую Аню, и паника, поселившаяся в ее сердце в самом начале уступила место тихой радости кружения осеннего листа. И снова, видимо отреагировав на внутреннее состояние девочки, пчелы дружным роем хлынули вслед за ней и, догнав уже у самой поверхности реки, окружили ее со всех сторон, легко подняли в воздух и отнесли к ногам своей величественной хозяйки. Картина заметно приблизилась, и тут Аня поняла, что золотой рой состоит уже не из пчел, а из огромного числа маленьких буквочек, и в какой момент пчелы превратились в эти буквочки, Аня так и не могла припомнить. Словно бы желая показать неведомому зрителю мелкие детали, картина подплыла еще ближе, буквы стали видны совсем отчетливо, и среди тысяч и тысяч знаков Аня узнала представителей самых разнообразных словарей: кириллицы, глаголицы, латиницы, санскрита, иврита, фарси, разнообразные рунические знаки и многие другие, Ане неведомые. Эти золотые буквы вились вокруг девочки, которая отвечала на какие-то вопросы статной величественной женщины и все теснее и теснее концентрировались вокруг головы ребенка, подчиняясь едва заметным пассам, которые непрестанно совершали руки женщины. Вскоре этот рой окончательно спрессовался в золотую корону, которая зависла в нескольких сантиметрах над головой девочки и на ней отчетливо проступила буква М. Тут Аня вспомнила, что уже однажды видела эту корону, когда над ней, шестилетней манипулировал Варфуша с целью вытащить из буферной зоны астрала в ближайшее к земле отражение защитный терафим – корону Меровингов – охраняющую Аню от воинства тьмы, как потомка королевского рода, ведущего свои кори от самого Иисуса из Назарета и Марии из Магдалы. Неожиданно картинка погасла и зеркало снова подернулось туманом, и тут в сознании Ани прозвучали слова, хотя до сей поры все картинки разворачивались на плоскости зеркала совершенно безгласно: «Печать Логоса» – пропел долгим эхо глубокий мелодичный женский голос, и Аня почему-то знала, что голос этот принадлежит Навне – соборной душе России.

– Так вот что означает эта астральная корона Меровингов, – подумала девушка, – она ведь нематериальна и ее невозможно взять в руки и водрузить себе на голову. «Печать Логоса» – это наверное означает, что я была в три года помечена провиденциальными силами, как отдаленный потомок рода Христова. Варфуша тогда мне вкратце историю рода Меровингов рассказывал.

Перед ее мысленным взором всплыло золотое облако составленное из сотен и тысяч самых разнообразных буквенных знаков, и почему-то сразу – как антитеза увиденному, как некий противоположный полюс – появилось серое облачко, составленное из черно-белых единичек и ноликов.

– Где-то я видела это облако, – удивилась девушка, но, как ни пыталась, вспомнить никак не могла.

– Жалко, – подумала Аня, – что это зеркало только зрительные образы показывает, очень хотелось бы узнать, что мне тогда эта женщина говорила. Почему же я ничего не помню, ведь такие сны должны на всю жизнь запоминаться? Впрочем, все же, наверное, не те, что мы в трехлетнем возрасте видим. Как видно после этого сна во мне паранормальные способности и открылись. Или это все же на другую тему?

И тут, словно бы снова отвечая на Анин вопрос, зеркало в очередной раз прояснилось и на нем возникло изображение. Аня вновь увидела трехлетнюю девочку, эта девочка сидела в своей кроватке и зевала. Похоже, она только что проснулась и не исключено, что после того чудесного сна. В комнате было довольно светло, и ни мамы, ни папы, ни Юры в этом ракурсе Аня не видела – толи их не было в комнате, толи они еще спали – зеркало ничего по этому поводу не объясняло. Впрочем вскоре выяснилось, что девочка в комнате не одна. Неожиданно из темного угла, словно бы выйдя прямо из стенки, возник маленький человечек величиной со средних размеров куклу – по крайней мере ростом он был гораздо меньше трехлетней девочки, и озираясь, смешно засеменил через комнату по направлению к Аниной кроватке. Человечек выглядел этаким лубочным горожанином конца 18 – начала 19 века, в косоворотке навыпуск, широких штанах, заправленных в хромовые сапожки, с бородой и в лаковом картузе, причем из бороды и волос почему-то то тут, то там торчали желтые соломинки. Более всего привлекала внимание огромная связка ключей, болтавшаяся на поясе человечка и свисавшая чуть ли не до земли, в с другой стороны фигурировал здоровенный костяной гребень. В общем – типичный домовой, изображенный художником Билибиным для книги знаменитого русского этнографа Афанасьева. Правда было и отличие, поскольку маленький домашний дух казался полупрозрачным, причем более заметным в затемненных местах, попадая же в полосу яркого света он становился почти невидим. На девочку он сначала не обратил ни малейшего внимания, было ощущение, что он бывал тут постоянно и не боялся, что кто-то его может обнаружить, но на этот раз, очевидно, все вышло иначе. Девочка явно увидела непрошенного гостя, но нисколько его не испугалась, встала на ножки, правда вылезти из кроватки мешали высокие перила, засмеялась и что-то оживленно начала говорить, показывая на домового пальцем, судя по всему обращаясь не к нему, а к кому-то, кто был дома, но не попадал до сего момента в ракурс зеркала. Тут же на ее радостный крик (к сожалению, сцена продолжалась в режиме немого кино) прибежала мама в ночной рубашке, а следом за ней и папа. Маленькая Аня стала им тут же что-то оживленно объяснять, показывая пальчиком на застывшего настороженно посреди комнаты человечка, при этом родители вначале несколько ошарашено, затем явно с нарастающим раздражением осматривали комнату, затем начали ей что-то говорить. При этом папа несколько раз подходил к тому месту, на которое указывала девочка, проводил рукой, показывая что там ничего нет, впрочем домовой, которого ни мама, ни папа явно не видели, тут же мгновенно смещался в сторону, корча при этом девочке уморительные рожи. После он и вовсе пошел отплясывать в присядку, вызвав бурный восторг у девочки и тревожное недоумение мамы и папы, которые, так ничего и не увидев, вскоре начали ее отчитывать, вызвав целый поток слез непонимания. Вскоре родители удалились как следует отчитав девочку, она же, какое-то время тихо поплакав, улеглась на подушку, повернув личико через спицы перил кроватки к домовому, который уже с важным видом копошился неподалеку от ящика с Аниными игрушками, и что-то горькое прошептав и надув пухлые щечки, помахала домовому ручкой. Тут домовой оставил свое непонятное копошение и, мгновенно переместившись, оказался в кроватке у девочки, расположился на корточках у нее в ногах, и что-то начал ей объяснять, показывая в сторону ушедших родителей, очевидно объясняя ей, что те не способны его увидеть. Та же, судя по всему, никак не могла понять, как это можно не видеть очевидного. Во время этой беседы вновь появилась мама и, разумеется не видя домового, вновь начала отчитывать девочку, потом потрогала ее лоб, желая убедиться, нет ли ку той жара, пожала плечами и вновь удалилась из кадра, при этом домовой продолжал оставаться в ногах у девочки и смотрел на нее с явным сочувствием. Судя по всему, после очередного маминого появления, новые знакомые перешли на мысленный язык: между ними явно продолжался обмен информацией, при этом домовой вроде бы продолжал говорить вслух, но родители его явно не слышали, а девочка теперь уже молчала, но судя по тому, как домовой то замолкал, то кивал своей лохматой, бородатой головой, девочка явно говорила ему что-то мысленно. Похоже, она жаловалась домовому на родителей, поскольку вскоре лицо ее начало кукситься и девочка уже совсем было собралась разреветься, но домовой, очевидно желая ее отвлечь, начал показывать ей всякие фокусы. Для начала он достал из-за пазухи огромного сахарного петушка на палочке и протянул девочке, но не успела та дотронуться до лакомства, как петушок рассыпался на десятки маленьких красных петушков, которые затеяли веселый хоровод вокруг маленькой Ани. Вскоре хоровод перерос в шуточную потасовку, и Аня, забыв о наказе домового, весело рассмеялась и захлопала в ладоши. На смех ее тут же прибежала мама, снова, разумеется, ничего не увидела и снова начала девочку отчитывать, при этом взрослая Аня поняла, что речь шла о том, что непослушная врунишка-дочка не дает спать родителям рано в воскресенье, что папа всю неделю работал на износ, и теперь у него единственный день, когда он может отдохнуть и Аня ему мешает своими глупыми выходками и выдумками. Если так пойдет дальше, то папа может серьезно заболеть, поскольку у него и так плохое здоровье после ранения на фронте. Эти слова (или что-то в этом роде) очень испугали девочку, и в тот момент, когда лицо ее приняло выражение страха, веселые петушки вокруг ее головы и сам маленький домовой внезапно исчезли – и тут уж девочка разревелась всерьез, очевидно в связи с утратой новоиспеченного друга. В следующее мгновение плоскость зеркала снова подернулась туманом.

– Какой интересный эпизод, – подумала Аня, машинально глядя в мутную поверхность зеркала, – и как так могло получиться, что я ничего об этом не помню? Конечно, воспоминания событий трехлетнего возраста вполне могли угаснуть – какие-то проблески воспоминаний у меня только лет с четырех появляются, и все же, мне кажется, такая чудесная сцена должна была запомниться. И самое главное, если я допустим, после этого чудесного сна, где получила инициацию от Навны, стала видеть разных духов и Бог его знает, чего еще, то почему я не помню, что до Варфуши каких-то других домовых встречала? Ведь по идее я их должна была и в 4 и в 5, и в 6 лет встречать, вплоть до того дня, когда я с Варфушей познакомилась, но что-то не припомню, чтобы я домовых и прочих элементалей на каждом шагу видела. Ну да, были проблески ясновидения, иногда я будущее предсказывала, но все же ничего чудесного в моей жизни до встречи с Варфушей не происходило. Может у меня эти способности на короткий момент после того сна появились, а потом снова на три года исчезли? А может все дело в страхе, что папа на меня рассердится и заболеет! Вполне такое могло быть, ведь домовой исчез в тот момент, когда я за папу испугалась.

Тут поверхность зеркала снова начала светлеть и вновь появился тот же ракурс комнаты в Зарядье, но на этот раз маленькая Аня (ей по-прежнему было в районе трех лет) сидела в одиночестве около ящика с игрушками и извлекала оттуда то какие-то кубики, то дешевую тряпичную куклу, то старого облезлого плюшевого мишку, то зайца, то обезьянку. Вскоре началась обычная детская игра, где каждая игрушка получила свою роль и стала участницей маленького спектакля, может «Веселая семейка», может «Детский сад» или «Школа» – точную тематику было сложно установить, но игрушкам приходилось становиться то участниками чаепития, то отвечать уроки, то выслушивать Анины нотации, в которых девочка скорее всего копировала свою маму, то читать книжки, то укладываться спать. Взрослая Аня уж было подумала, что это сцена была просто случайной записью зеркального видеомагнитфона и не содержала в себе ответа на поставленный вопрос, связанный с парапсихологическими истоками маленькой Ани Ромашовой, однако вскоре стало понятно, почему «умное» зеркало выбрало именно эту сценку. Неожиданно в самый разгар игры, когда Аня перешла к лечебной тематике, организовав, по-видимому больницу доктора Айболита с перевязками, питьем лекарств, постановкой градусников и всего прочего, что она могла перенять из бессмертного произведения Корнея Чуковского, с игрушками стало происходить нечто необычное: каждая из игрушек на какое-то мгновение стала прозрачной, и Ане показалось, что там, внутри плюшевых мишек, зайцев и кукол словно бы что-то живет, движется, бьется.

– Это сердце что ли? – подумала взрослая Аня, но, пожалуй, это нечто больше походило на маленькую птичку, бьющуюся или просто скачущую в клетке. Затем каждая из игрушек подернулась туманом, и этот туман, вернее маленькие облачка начали подниматься вверх, над игрушками. Вскоре каждое облачко приняло свою, индивидуальную форму, и эти формы, как Аня поняла, являющие душу каждой из игрушек ожили, стали подвижными и, судя по всему, разумными. Эти души игрушек были отчасти похожи на своих материальных прототипов, но имели и свои отличительные особенности. Например, плюшевый мишка с полуоторванным носом, весьма грязный и потрепанный, являл собой трогательное существо с огромной головой и ушами, больше напоминающее тогда еще неизвестного детям Чебурашку, а кукла-замарашка Катя – маленького эльфа в чепчике, ночной рубашке и с полупрозрачными стрекозиными крылышками за спиной. Каждая игрушка обрела некий обобщенный образ, и даже вполне абстрактные кубики обзавелись ручками, ножками и веселыми рожицами. Тут Аня заметила и еще одну особенность: несмотря на то, что каждая игрушка имела свою индивидуальную душу, отражающую ее особенность и индивидуальность, все они имели некое едва уловимое сходство: и в чертах личика, и в чем-то еще, трудноуловимом, угадывалась их хозяйка – в одних игрушках в большей степени, в других – в меньшей. Особенно маленькая Аня Ромашова узнавалась в маленьком эльфе Катюше, в ту пору – любимой Аниной кукле. Души игрушек, оторвавшись от своих неподвижных оболочек, затеяли в веселую суету вокруг Ани, кто-то обсыпал ее светящейся невесомой пыльцой, кто-то разноцветными лепестками, тут же превращающимися во что-то другое, и девочка, несколько не испугавшаяся чудесной метаморфозы своих любимцев, начала радостно смеяться, играть с непоседливыми эйдосами. Тут, в какой-то момент, очевидно забыв, что это невозможно, она медленно поднялась в воздух (очевидно играть с летающими душами, самой оставаясь на полу, было не очень вежливо), что привело любимых игрушек в еще больший восторг. Не прошло и 5 минут, как девочка научилась довольно сносно парить в воздухе, хотя до стремительных пируэтов игрушечных эйдосов ей было еще очень далеко. Впрочем она быстро осваивала новые навыки и, в конечном счете, вместе с невесомой братией, довольно сильно расшалилась, что в итоге закончилось весьма плачевно. Аня зацепилась платьицем за люстру и не сообразив, что ее держит, сильно рванула вперед, отчего хлипко висящая на крючке старая люстра оборвалась и обрушилась вниз. О том, какой при этом случился грохот можно было только догадываться. И снова одновременно с испугом, возникшем на лице девочки, прекратились и все чудеса: растворились в воздухе чудесные игрушечные эйдосы, а сама Аня вслед за люстрой полетела вниз, правда способность к левитации покинула ее не полностью, поскольку снижалась она довольно плавно, кругами, словно падающий с дерева осенний лист, и довольно плавно приземлилась прямо на своих плюшевых друзей. Не успела девочка прийти в себя после приземления, как в ракурсе зеркала появилась мама (очевидно она была на кухне, так как между падением люстры и маминым появлением прошло не менее полу минуты). Она как вкопанная остановилась перед разбившейся люстрой, затем перевела взгляд на Аню, которая, испуганная, сидела среди своих плюшевых игрушек несколько в стороне от разбитой люстры. Затем состоялся неслышный диалог между мамой и малышкой, при этом взрослой Ане оставалось только догадываться, что в свое оправдание говорила девочка, поскольку этого эпизода в своей жизни она совершенно не помнила. Судя по всему, девочка начала рассказывать чистую правду, поскольку лицо ее озарилось радостными искорками, что, разумеется, совершенно не могло удовлетворить маму, не верящую ни в какие чудеса. В конечном счете мама рассердилась и девочке сильно попало, правда в конце, когда малышка разревелась (ужасно обидно, когда ты говоришь правду, а мама, самый дорогой человек на свете тебе не верит и называет выдумщицей и вруньей), лицо мамы уже свидетельствовало больше о тревоге, а не о гневе, она снова трогала девочке лобик и щупала пульс. К тому же чувствовалось, что и сам факт падения люстры оставлял ряд вопросов, поскольку, каким образом трехлетний ребенок ухитрился сбить люстру, висящую более чем в трех метрах от пола (потолки были, как и положено старому фонду, очень высокими) оставалось совершенно непонятным: она и игрушку-то не могла забросить на такую высоту.

На пике этого забавного инцидента зеркало вновь покрылось туманом, а когда вновь прояснилось, то в истории появился уже новый персонаж. Аня сидела на стуле и с тревогой глядела на высокого тучного мужчину в белом халате, который о чем-то говорил с мамой, периодически задавая вопросы девочке. Затем шли сцены осмотра: доктор стучал молоточком девочке по коленкам и локтям, заворачивал ее нижние веки и осматривал глаза, заставлял дотрагиваться до кончика носа пальцем, с закрытыми глазами и многое еще. Затем доктор ушел, оставив рецепт, а после этого девочка и мама еще несколько раз показывались в плоскости зеркала в момент приема лекарства, которое Аня послушно глотала и запивала водой. Продемонстрировав описанные эпизоды, зеркало потемнело, словно экран в кинотеатре по окончании сеанса и больше уже не оживало. Очевидно оно имело в виду, что дало исчерпывающий ответ на все поставленные вопросы.

– Так, – подумала Аня, – все ясно. Очевидно лекарство, прописанное доктором возымело действие, и я перестала видеть параллельные потоки реальности и утратила способность летать. Оказывается я не случайно имела уверенность, что когда-то летала! Мало того, я даже забыла, что со мной происходило в тот период, словно тогда впервые утратила свою знающую половинку. Правда после встречи с Варфушей у меня все снова возобновилось, но, насколько я помню, далеко не сразу, как в трехлетнем возрасте. Я даже занималась специальными медитациями, чтобы свои способности оживить. Теперь картина более-менее ясна, спасибо тебе, волшебное зеркало! Значит именно по этой причине я не продолжила знакомство с тем симпатичным домовым и не завела кучу знакомых среди обитателей параллельных реальностей, пока в 5 лет не встретилась с Варфушей и, как потом выяснилось, встреча эта оказалась не случайной. Ну ладно, с техникой просмотра прошлого, которое отвечает на какие-то поставленные вопросы – разобрались. Единственное и серьезное неудобство состоит в том, что зеркало это, похоже, показывает только то, что происходило непосредственно перед ним, и это значительно снижает его информационный потенциал. Интересно, а если сдвинуть точку сборки в область настоящего, в фиолетовую часть спектра, то что оно покажет? Обычное отражение? Что-то мне подсказывает, что в измененном состоянии сознания оно должно показывать мне что-то другое.

Вечер экспериментов был в разгаре, и Аня, не задумываясь перевела свой внутренний тумблер в фиолетовую часть спектра (способность видеть яркие цвета перед мысленным взором появилась у нее сразу после того, как она воссоединилась со своей знающей половинкой), затем открыла глаза. Как и в предыдущие эксперименты со смещением точки сборки, цветовая гамма комнаты тоже сдвинулась в фиолетовую часть спектра, впрочем в измененном состоянии сознания Ане была присуща особая сосредоточенность, поэтому уже в следующее мгновение она видела только плоскость зеркала, а вся остальная комната словно бы уплыла из сферы ее восприятия. На этот раз, несмотря на измененное состояние сознания, зеркало выглядело вполне обычным, и Аня тут же увидела свое обычное отражение, правда в иной цветовой гамме, словно на фотографии подвергнутой специальной обработке. Долгое время в отражении ничего не менялось, и девушка даже встала со стула и подошла к зеркалу поближе, возможно желая рассмотреть детали – а вдруг зеркало все-таки показывает что-то не так. Тут она поняла, что и вправду видит совсем не то, что видела буквально мгновение назад, и как это произошло она не могла вспомнить. Тем более был странен тот факт, что ей почему-то казалось, будто бы она продолжает видеть саму себя. Однако это была уже не она, хотя весь интерьер, находящийся в комнате соответствовал прежнему: это была ее комната, но вот глядел из зеркала некто другой. Аня даже перевела взгляд вниз и ощупала лицо и одежду, однако она оставалась самой собой, прежней, хоть зеркало свидетельствовало об обратном. Тогда она сделала несколько жестов и гримас, и с удивлением констатировала, что и изображение в зеркале повторило ее движения, хоть и совсем в ином облике. На нее с большим интересом смотрел молодой человек примерно ее возраста: худощавый, высокий, с темными вьющимися волосами почти до плеч и тонкими аристократическими чертами лица, правда не очень выразительным подбородком. Самое любопытное в этой ситуации было то, что Аня узнала это лицо, хоть и была уверена, что никогда в жизни не встречала этого красивого парня. И однако же он был хорошо ей знаком, правда не как живой человек, а как образ, как тот, кого она часто видела во сне, а просыпаясь – никак не могла вспомнить его лицо. Теперь же она точно знала, что это он, ее принц, ее половинка, с которым, помимо смутных сумбурных снов, у нее были две метафизические встречи в астральных проекциях, о чем мы подробно писали в первой книге цикла «Девочка и домовой». Встречи эти произошли при посредстве домового Варфуши: первый раз она встретила его у моря Вечности в образе десятилетнего мальчика а второй раз – во время ее астрального путешествия в будущее (которое для сегодняшней Ани давно стало прошлым) уже в возрасте гораздо более близком тому, в котором он предстал перед ней в зеркале сейчас. Других встреч она на данный момент не помнила, хотя внутри зрело смутное чувство, что и впоследствии она видела его и не раз. Ко всему прочему, она хорошо знала, как зовут этого молодого человека: из зеркала на Аню глядел, загадочно улыбаясь, главный герой наших предыдущих книг – Андрей Данилов.

– Вот так сюрприз, – подумала Аня, пятясь от зеркала и снова усаживаясь на стул. При этом, в какой-то момент, глядя на отражение, она поняла, что отступает от зеркала уже не Андрей, а она сама. – И что бы это могло значить? Явился принц из снов, чтобы усадить меня на белого коня и в качестве невесты умчать в свое волшебное королевство? Увы, это было всего лишь отражение, к тому же без коня, короны и шпаги. Да и вообще, в трениках и не очень новой футболке он как-то плохо тянул на звание принца, – (Андрей и вправду одет был как-то уж слишком по домашнему). – А впрочем и я в нынешнем виде не особенно тяну на спящую принцессу. Да и вообще, какая я принцесса? Инфантильная троечница, сторонящаяся мужчин и сидящая на шее у брата! Впрочем времена самобичевания заканчиваются, скоро все изменится, и в новом статусе, думаю, образ принцессы мне куда более к лицу! Не зря же меня Варфуша еще маленькой девчонкой королевной называл. И корона Меровингов где-то там, в ином измерении, надо мной витает. И все-таки, что означает появление этого человека в качестве моего отражения? Может с ним можно в контакт вступить? Хотя – вряд ли, он в точности повторяет мои движения и ведет себя как реальное отражение каким-то образом подменившее мое собственное. Однако нехорошо оставлять загадку неразгаданной, нужно попробовать что-то сделать, а может – он сам сделает, откуда я знаю! Я даже не знаю, есть ли сейчас на земле этот Андрей или нет – а может это вообще не Андрей! Варфуша и тогда толком ничего не объяснил, а уж к сегодняшнему дню все еще больше запуталось. Я только знаю, что этот якобы Андрей тоже потомок Меровингов и больше ничегошеньки.

Аня снова подошла к зеркалу вплотную, причем отражение Андрея снова подменило ее собственное, и попыталась наладить с ним телепатический контакт через отражение. К сожалению, ничего у нее не получилось, она словно бы натыкалась на глухую стену, как когда пыталась получить информацию о вармхолах. В измененном состоянии сознания она не уверенно держалась на ногах, а тут ее и вовсе качнуло вперед и она уперлась рукой в зеркало, вдруг с удивлением почувствовав, что рука ее проваливается внутрь, в зазеркалье, в ничто. В следующим момент Аня поняла, что ее втягивает внутрь зеркала неведомая сила, и утратила мироощущение.