Глава 29

Как только двери управления закрылись за моей спиной, я ощутила проявившееся во мне противное ощущение загнанности. Как постепенно нарастающая зубная боль, сначала почти незаметная, она медленно набирает обороты и в какой-то момент становится непереносимой. Мрачные, безликие стены, повсюду закрытые двери, выглядящие слишком уж неприступными, решетки на окнах, запахи чужого страха и гнева. Не самая комфортная, скажу вам, обстановка для кого-то похожего на меня. Но пока я вполне могу контролировать себя, и это радует. Допросная комната в управлении, куда меня привезли, была почти полным близнецом той, в которой мы встречались с Велшем. Только теперь я сидела на том привинченном к полу стуле. Больше часа я провела в одиночестве, просто пялясь на голые стены и щурясь от действующего на нервы освещения, подавляя нарастающую панику волчицы, чувствовавшей себя попавшей в ловушку. Потом явился какой-то парень, представившийся экспертом, и «откатал» на некоем электронном устройстве отпечатки моих пальцев. Потом я опять долго сидела в одиночестве. Я в курсе, читала об этом. Оставив меня одну, они просто ждут, пока я «дозрею», поддавшись тягостной атмосфере. Ну-ну. Затем оба агента не спеша вошли и расположились напротив, и если Фраммо сохранял невозмутимое выражение лица, то мелкий уродец Моровиц так и сиял довольством, бросив на стол несколько файлов.

— Что вас так радует? — спросила я. — Что, надеетесь получить повышение, поймав страшно опасную заучку с древними костями?

— Не стоит прибедняться, дорогая госпожа Мерсье. Предъявленное вам обвинение весьма серьезно, так что, думаю, у вас быстро пропадет настроение шутить. — Наглая предвкушающая улыбка агента стала еще шире.

Похоже, он был из тех, кто рвется в подобные службы именно ради таких вот моментов триумфа и ощущения власти над чужой судьбой. Такие люди мечтают стать хоть малюсенькими, но начальниками и как-то управлять судьбами других ради ощущения пусть кратковременного, но все же могущества. Мне не нравилось в нем все: и внешний прилизанно-идеальный вид, и торжествующая улыбка, и запах чего-то мерзкого и прогнившего глубоко внутри. Второй же агент был почти нечитаем, хотя я ощущала от него запах глубоко спрятанного недовольства и раздражения. Только не могла понять, на кого они направлены — на меня или на напарника.

— Итак, — продолжил Моровец, — как я понимаю, у вас нет собственного адвоката?

— Нет, — ответила я. — Мне как-то не приходило в голову, что у такой тихой и законопослушной гражданки, как я, может появиться в нем такая острая нужда.

Моровец ухмыльнулся, давая понять, что таковой гражданкой он меня не считает. Дальше я услышала тираду, которую хорошо уже знала по фильмам о моих правах и бла-бла-бла. Потом последовали формальные вопросы для официального установления моей личности и основных моментов биографии.

— Могу я наконец узнать, в чем конкретно меня обвиняют?

— Подозревают, — с ехидной рожей поправил меня агент. — Пока вы в статусе подозреваемой. И, конечно, можете, госпожа Мерсье. В наше управление поступила анонимная информация, что вы сотрудничаете с некой международной террористической группировкой и, пользуясь своими возможностями переправки без досмотра контейнеров с материалом для исследований, ввозите в страну высокотоксичные вещества.

— Прошу прощения, вы в своем уме? — Я бы рассмеялась в самом деле, если бы не понимала, что происходящее слишком серьезно. — Моя фамилия Мерсье, а не Медичи.

— Как я понимаю, это шутка, — поджал губы «мелкий».

— Зачем мне бы это могло понадобиться? — возмутилась я.

— Вы нам ответьте. Потому как сегодня во время обыска в вашей институтской лаборатории в контейнере с прибывшими к вам из Венесуэлы якобы древними костями был найден пакет с чрезвычайно токсичным веществом, которое уже пытались использовать в чудом предотвращенном теракте два месяца назад в одной из европейских стран.

Я вспомнила, что действительно получила неделю назад пересылку из Венесуэлы от моего тамошнего коллеги дока Мендозы с просьбой провести ряд тестов на нашем оборудовании. Но я пока еще даже не вскрывала ее — просто не было времени.

— Это полная чушь! Мануэль бы в жизни не пошел на это! Ни за какие блага этого мира! Мы ученые, а не чокнутые фанатики!

— Вот протокол изъятия. — На стол легли документы. — А это результат экспресс-теста. Мои слова подтверждены экспертизой. Может, обойдемся без вашей театральной игры, госпожа Мерсье, и не будем тратить время понапрасну. Просто скажите, кому и когда должны были передать тот пакет.

— Мне нечего вам сказать. — Я, закусив губу, откинулась на стуле.

— Ну что же, ваше право.

В этот момент дверь в допросную резко распахнулась и внутрь влетел взмыленный и до предела взбешенный Матиас Терч.

— Юлали! — позвал он меня. — Юлали, вы в порядке?

— Какого черта, Терч? — взвился Моровец, а второй вскочил, перекрывая ему дорогу. — По какому праву вы врываетесь и прерываете следственные действия? Немедленно покиньте помещение.

— Вы не обязаны отвечать на их вопросы, Юлали! — не обращая внимания на него, Матиас смотрел только на меня, шаря взглядом, словно мог определить визуально мое состояние. — Это все чистой воды подстава! Вы же понимаете, откуда ветер дует?

— Офицер Терч! — рявкнул второй агент, выталкивая его. — Вам мало отстранения? Хотите вылететь с работы совсем?

— Вам еще придется перед ней извиняться, Моровец. Вот уж поверьте моему слову! Юлали, просто молчите! — крикнул Матиас перед тем, как захлопнулась дверь.

— Вы, похоже, весьма неординарная женщина, госпожа Мерсье, — прожег меня злобным презрительным взглядом Моровец. — Насколько я знаю, на прошлой неделе вы были официальной девушкой Дина Норбита, который, несмотря на ваше расставание, сейчас стоит у нас на проходной и требует возможности увидеться с вами и даже пытается давить, используя большие связи своей семьи. Теперь вы уже невеста Северина Монтойи, и он был готов костьми за вас лечь, да и офицер Терч весьма неравнодушен к вашей судьбе, невзирая на то, какими проблемами ему это грозит. Не расскажете, чем вы так цепляете мужчин вокруг себя?

Мерзкий огонек в его глазах стал ярче.

— Может, я человек хороший, — дерзко ухмыльнулась я. — А может, в постели так офигительна, что забыть меня для мужчины не вариант. Как бы там ни было, лично вам, агент, это узнать никогда не светит. А теперь, думаю, я последую умному совету и просто буду молчать.

— Ваше право! — буквально выплюнул мелкий гад.

Следующие несколько часов прошли однообразно. Моровец распинался, обрисовывая мне, сколь плачевны мои перспективы из-за отказа добровольно сотрудничать с властями, и продолжал по кругу раз за разом задавать вопросы. Второй агент также вступил в игру, увещевая меня поступить умно и не губить свою судьбу. Он говорил мягко и доверительно, будто заворожить меня хотел. Ха-ха, два раза! Знаем мы эти приемчики. Я же, прикрыв глаза, смотрела в дальний угол допросной и думала о том, как хочу есть, пить и в туалет. Это сосредоточение на примитивном физическом дискомфорте помогало мне хоть как-то отгородиться от моего уже откровенно паникующего зверя. Большая часть моих сил уходила сейчас на борьбу со своей второй половиной. Наконец, когда мозг уже готов был вскипеть, появился некий тощий мужик в дорогущем костюме, заявил, что он адвокат, нанятый Северином Монтойей для моей защиты, и предложил мне подписать бумаги о согласии на то, что он будет представлять мои интересы. Назвался он Джефф Пробс, и мне показалось, что я где-то слышала это имя. Хотя, судя по его виду, он какой-то там суперский адвокат, так что неудивительно, что его имя на слуху. Я морально жутко устала и поэтому была страшно рада, когда мой новоиспеченный адвокат буквально за несколько минут аргументированного спора вынудил агентов прервать допрос и отправить меня в камеру. Потом, пообещав вскоре вернуться, он исчез. Оказавшись в замкнутом пространстве, я позволила себе затрястись от выходящего наружу напряжения. Никогда не думала, что так плохо буду переносить ограничение своей свободы. Северин сказал, что вытащит меня как можно скорее, и сейчас я готова была молиться на него, только бы он смог выполнить свое обещание. Вытянувшись на жесткой койке, я вынуждала себя сохранять внешнюю неподвижность. Потому как знала, что если пойду на поводу у раздирающего мои внутренности желания метаться из угла в угол, то очень скоро начну буквально бросаться на стены, разбиваясь в кровь. Вот сейчас я неожиданно поняла, как должна была себя каждый раз чувствовать волчица, когда я ее запирала. Каждым сантиметром кожи я ощущала, как замкнутое пространство давит на меня, выжимая из легких воздух и покрывая тело испариной. Я лежала и монотонно считала про себя, стараясь очистить разум от этого страха. Сбивалась из-за того, что волчица выла и рвала меня изнутри, и начинала заново. Господи, если не справлюсь с собой и это слишком затянется, я совершенно уверена, что не продержусь долго и начну биться в истерике. Я хотела наружу, прочь, вон отсюда! Не могу перенести того, что нет пути для бегства.

Мне показалось, что прошло безумное количество времени до того момента, как дверь камеры открылась снова и вошел мой адвокат в сопровождении охранника.

— Вставайте, госпожа Мерсье. Я добился вашего освобождения под залог. Агенты настаивали на том, что вас нельзя выпускать, и сумма из-за этого была назначена на мой взгляд запредельная, но вам повезло, что вас окружают весьма состоятельные мужчины с влиятельными связями, дорогая. Господин Монтойя и господин Норбит готовы были наизнанку вывернуться, чтобы только вы не оставались тут даже лишней минуты.

Я шла за Пробсом по коридору и, едва шагнув за дверь, вдруг очутилась в целой толпе людей, каждый из которых желал меня обнять. Северин, Лайла, Дин, Матиас, Камиль, Нести. Даже одна из моих лаборанток, Линда, была здесь. А еще несколько коллег из института и даже группа студентов, у которых я когда-то преподавала. Целая демонстрация в ожидании меня одной! Все улыбались, что-то говорили, тискали меня и целовали в щеки. Я растерянно щурилась на них всех, недоумевая, откуда вдруг в моей жизни взялось такое количество людей, которым не наплевать на меня? Внутри рос какой-то жесткий ком, мешающий дышать, смазывающий зрение. Вся пережитая паника и чувство потери свободы, а теперь еще все эти слова и прикосновения, от которых перехватывало дыхание… Всего этого вдруг стало чересчур, и я почувствовала, как по моим щекам течет теплая жидкость. Я пораженно провела по лицу и встретилась глазами с Северином. Поняв меня без слов, он обнял меня, заслоняя от всех остальных, словно окутывая собой, и я с облегчением буквально повисла на нем, чувствуя себя бескостной размазней. В этот момент я осознала, как мне было нужно все это тепло, что давали все эти люди вокруг. А больше всего то, что исходило от Северина. Я нуждалась в нем невыносимо остро.

— Госпожа Мерсье, мне нужно обсудить с вами несколько моментов, — услышала я голос моего адвоката.

— Все завтра, — отрезал Северин, не давая мне отстраниться и продолжая прижимать мое мокрое лицо к своей груди.

— Хорошо! Но не забывайте, что вам нельзя покидать страну!

— Расскажете это все ей завтра!

Мужчина уступил, поняв, что спорить с Монтойей бессмысленно. А Северин, наклонившись, подхватил меня, притискивая еще теснее.

— Спасибо всем, кто не остался в стороне и переживал за мою Юлали! — сказал он собравшимся. — Но мы вынуждены покинуть вас, так как моей девочке нужен небольшой отдых. Надеюсь, вы нас поймете. И помните — мы рады каждому, кто в трудный момент зарекомендовал себя как друг. Увидимся позже.

Я прижималась ухом и щекой к его твердой широкой груди и расслаблялась от этого гулкого звучания его сильного голоса, надежного тепла и чувства безопасности в его объятиях. Все попрощались с нами, и мой муж как ребенка понес меня к машине. У меня не было ни сил, ни желания даже попрощаться со всеми нормально. Я обязательно сделаю это потом.

— Твоя мама… — пробормотала я.

— Парни обо всем позаботятся, — тихо ответил Северин.

— Представляю, что она обо мне думает теперь. Она, небось, в шоке от всего. — Почему при всем изнеможении это важно для меня сейчас? Может, потому что это наверняка имеет большое значение для него?

— Это точно, девочка моя. Она едва с ума не сошла, представляя, что ты должна чувствовать, оказавшись взаперти. Да и я чуть не поседел, думая, как ты там совсем одна в замкнутом чужом пространстве. Клянусь, если бы Пробс провозился еще чуть дольше, мы бы с парнями взяли это хреново управление штурмом, но ты бы не провела там ни единой ночи.

Вижу, что он говорит совершенно искренне.

Я закрыла глаза, впитывая это новое ощущение. Отсутствие одиночества. Близость. Поддержка. Защита. Смогу ли я к этому привыкнуть? Наверное, да. Главное — не отпускать от себя то, что сейчас появилось внутри. Не давить его, а позволить расти, потихоньку, медленно и неуклонно.

Вздохнув, почувствовала, что борьба с паникой вымотала меня до такого предела, что я даже сидеть прямо не могу. Я опустила голову на колени Северину и свернулась клубком на сиденье, расслабляясь. Монтойя опустил руку в мои волосы, нежно проводя по ним.

— Откуда все узнали? — пробормотала я.

— На самом деле вся суета началась, оказывается, еще рано утром. Агенты искали тебя дома и пытались дозвониться. Но у тебя телефон сдох. Так что к тому времени, когда они доперли, где тебя искать, и привезли сюда, в новостях уже обо всем гудели. Дин примчался через полчаса после нас, а потом и этот твой полицейский подтянулся.

— А Линда?

— Кто?

— Моя лаборантка.

— А их со второй девочкой вызывали для опроса. Та, вторая, ну, стервозная такая, сразу свалила. А эта увидела нас и сказала, что тоже останется, будет ждать, чем все кончится. Типа, волнуется за тебя очень. Но мне кажется, она не поэтому осталась. Ну, по крайней мере не только поэтому, — Северин фыркнул себе под нос.

Он перебирал мои волосы, и мне ужасно нравилось ощущать, как напрягаются мускулы под тканью на его бедрах, когда он жал на педали, управляя Ти-Рексом. Глаза почти закрывались.

— А почему? — сонно спросила я.

— Ну, могу тебе сказать, что она хочет Дина. — Пальцы замерли в моих волосах, будто Северин ждал моей реакции.

— Хорошо, — сказала я.

— Хорошо? И ты не ревнуешь? — Рука на моей голове дрогнула.

— Нет. Она вроде неплохая, а Дину не нужно быть одному. Может, у них что-то и срастется.

— Может. Только я не уверен, что он уже готов ее заметить.

Я задремала и проснулась, когда меня опять понесли как ребенка. Северин занес меня в наш трейлер и, раздев нас обоих, отправился в душ. Я чувствовала своей поясницей, как его возбужденный член упирается в меня. Но мой муж деловито, хоть и не без нежности, вымыл меня и отправил в постель. Потом было почти принудительное кормление, потому что глаза мои то и дело закрывались. Он заботлив, но я чувствую, что Северин по-прежнему напряжен и голова его наполнена какими-то тяжелыми мыслями.

— Прости, что так вышло, — пробормотала я, сворачиваясь под его боком.

— Нет, — тихо, но веско сказал он. — Я прекрасно понимаю, что что-то происходит, Юлали. Поэтому сейчас ты отдохнешь, а потом мне все расскажешь.

Я подняла голову.

— С чего ты взял? — напряглась я.

— Юлали, я осознаю, что ты считаешь меня самовлюбленным болваном, который ничем не интересуется, кроме своей драгоценной задницы. Но не думай, что я уж полный идиот. Я чуял запах крови от того письма, на твоем доме вчера кто-то написал угрозы, а от этого белобрысого копа сегодня так несло раскаянием и виной, что у меня чуть насморк не начался. Клянусь, если бы я не был настолько озабочен твоим положением и не столько свидетелей, я бы прижал его и выдавил всю правду до последнего слова.

— С чего ты взял, что это связано с ним? — я спрятала лицо в подушку.

— Лали, ты мне сказала, что понятия не имеешь о том, что тебе инкриминируют. И я, ни секунды не сомневаясь, верю тебе. Хотя если бы даже ты влезла в какое-нибудь дерьмо, я бы не бросил тебя. Постарался бы вытащить, а потом разбирался зачем и почему. Но если ты непричастна к тому, что они нашли в твоей лаборатории, то остаются два варианта. Либо ты недостаточно хорошо знаешь тех, с кем сотрудничаешь, либо тебя тупо подставляют. Сложив угрозы и это, мы получаем одно. Ты, моя девочка, полезла туда, куда, как кто-то считает, тебе не следовало бы соваться. И я искренне надеюсь, что ты мне расскажешь. И тогда я буду хотя бы знать, чем именно я тебе не позволю заниматься дальше.

Сонливость отступила от меня, и я села.

— Погоди, что ты имеешь в виду?

— А имею я в виду, что ты не станешь больше ни одной минуты заниматься тем, что хоть как-то угрожает твоей жизни или здоровью. Не важно — физическому или психическому. — В голосе Северина металл. Пока еще смягченный бархатом, но однозначно металл.

— Что ты пытаешься мне сказать, Монтойя? Что ты рискнешь запретить мне делать то, что я хочу?

— Да! — Одно короткое слово, но оно падает между нами, как стотонный камень.

— Ты не посмеешь! — напрягаюсь я.

— Испытай меня. — В его голосе Арктика.

— Пошел ты!

— Хватит! — рявкает он так, что стены дрожат. — Достаточно этого дерьма, Юлали! Я потакаю тебе, и ни хрена хорошего из этого не выходит! Если ты сама не в состоянии избегать таких ситуаций, где твоя жизнь подвергается опасности, это сделаю за тебя я.

— Что это, по-твоему, значит?

— Это значит, что ты отныне не передвигаешься куда бы то ни было без сопровождения. И ты больше не занимаешься чем бы то ни было, во что тебя втягивает этот придурок коп.

— Ты обещал, что не станешь давить на меня и вмешиваться в мою работу! Никогда! — Мне хочется злиться, но мои эмоции слишком истощены за сегодня, и я просто срываюсь в унизительные слезы.

— После того, как я сегодня утром видел оружие, нацеленное в твою грудь, и после того, каким было твое лицо при выходе из той каталажки, можешь считать, я меняю условия нашего договора в одностороннем порядке. — Слова Монтойи режут меня по-живому.

— В таком случае я просто ухожу отсюда на хрен!

— Черта с два! Ты моя жена, моя пара и шагу не ступишь, пока я тебе не позволю. — Северин возвышается надо мной, и я чувствую, как его сила Альфы вырывается наружу и впивается в мое тело, скручивая своей властью. — Хватит играть в гребаную независимость! Ты — моя, и место твое рядом со мной! Все эти твои заморочки, на поводу у которых я шел, не привели ни к чему, кроме еще больших проблем! Поэтому мы решим твои трения с человеческим законом, а дальше тебе придется следовать нашим древним обычаям!

Я просто не могу поверить, что Монтойя сейчас со мной так поступает. Я словно тону в темноте и боли, что умудрилась дотянуться до меня из прошлого своими мерзкими щупальцами.

— Я не буду подчиняться, — тихо рычу я в ответ, утирая слезы. — Ты такой же, как он! Я не буду подчиняться ни ему, ни тебе!

— Спи сейчас. А потом проснешься, и мы поговорим, — приказывает мой личный тиран.

Опустившись на постель, он властно обхватывает меня, но его прикосновение больше не ощущается как защита, забота и покой. Это оковы, клетка. Такая же, как сегодняшняя камера. Как страх прошлого. Я не буду сидеть в клетке. Ни за что.

Я еще долго лежу, прижатая к его сильному, горячему телу, но больше не чувствую тепла. Вскоре усталость побеждает, и я вырубаюсь. Просыпаюсь от того, что я одна в постели. Монтойи нет, но я слышу, как тихо работает телевизор в зоне гостиной. Тихонько поднимаюсь и на цыпочках крадусь в сторону двери. Словно стремительная тень передо мной вырастает Микаэль. Он не улыбается и только грустно смотрит мне в глаза.

— Значит, ты все-таки мой тюремщик? — усмехаюсь я.

— Охранник. Не только я. Каждый, — отводит он глаза.

— А если я этого не хочу? Ты не подумал, что мне это не нужно?

— Подумал. Но ты должна это решать с мужем. Ты теперь моя стая и семья, и я умру за тебя, если потребуется, без раздумий. Но приказ Севера я нарушать не стану. Вернись, пожалуйста, обратно.

— А если откажусь? Что, будешь силой держать?

Микаэль молчит и только шумно сглатывает, не оставляя сомнений в ответе. Я знаю свои возможности. Я не противник сильному самцу, и я уступаю. Я найду выход. Всегда, всегда есть шанс вырваться и убежать. Должен быть.