Народный писатель

Яркое самобытное творчество Павла Петровича Бажова, автора сказов «Малахитовой шкатулки», — книги, которая по праву вошла в сокровищницу отечественной литературы, прочно связано с жизнью горнозаводского Урала — этой колыбели русской металлургии.

Выдающийся советский писатель, писатель-большевик П. Бажов принадлежал к коренному уральскому рабочему роду. Семья Бажовых — это несколько поколений горнозаводских мастеров, людей «огненного труда». Дед и прадед писателя были крепостными рабочими и всю жизнь провели у медеплавильных печей на барских заводах.

П. Бажов родился вблизи Екатеринбурга (ныне г. Свердловск), на Сысертском заводе, 28 января 1879 года. Талантливость трудового народа рано раскрылась Бажову. Быт, нравы, обычаи уральских горнорабочих, людей суровых и упорных в труде, смелых на выдумку, людей «с полетом», будущий писатель видел и познавал, сам живя и формируясь в их среде.

С глубоким уважением вспоминает Павел Петрович Бажов о своих первых воспитателях — заводских стариках. Старые рабочие, «бывальцы», являлись хранителями народных горняцких легенд и поверий. Это были не только народные поэты, но и своеобразные историки. Они-то и научили будущего писателя видеть и понимать красоту и богатство горного Урала, гордиться мастерством простых людей из народа.

На Урале сама земля рождала легенды и сказки. Неисчерпаемы богатства здешних недр, неповторимо своеобразна красота этого горного края с его лесистыми горами, глубокими прозрачными и холодными озерами, высоким небом и тенистыми падями. Горщики, рудобои, рудознатцы, медеплавильщики, чеканщики, камнерезы — все, кто неразрывно был связан своим трудом с природой Урала, искали объяснений происхождению «земляных богатств» и создавали легенды, в которых нашла воплощение горделивая любовь русских людей к родной земле.

Были и легенды бережно передавались в рабочих семьях из поколения в поколение, они завещали помнить о неисчерпаемых сокровищах уральской земли, не только уже открытых, но и главным образом о тех, какие еще не найдены и хранятся в горных недрах. Так Азов-гора в сказах неизменно называлась — «самое дорогое место». Позднейшие изыскания показали, что догадки старых горщиков были и смелыми и верными — местность вокруг Азова хранила в своих недрах многообразные ископаемые: медные руды, залегания редчайшего по качеству белого мрамора и богатые золотые россыпи. Мечты «первых добытчиков» облекались в кладоискательские сказы, в которых говорилось о несметных богатствах, о кладах, скрытых в горах и охраняемых «тайной силой» — гигантским змеем Полозом, его дочерьми Змеевками, девкой Азовкой или Хозяйкой горы. «Тайная сила» не допускала человека к сокровищам земли. Но смелый рудокоп или старатель преодолевал все препятствия, побеждал «тайные силы» и овладевал кладами. Народная фантазия в сказочных образах поэтически воплощала силы природы, с которыми вступали в единоборство горщики-рудознатцы.

Имелась и другая разновидность «тайных сказов» — «разбойничьи», или сказы о «вольных людях», то есть о крепостных рабочих, бежавших с заводов от подневольного, рабского труда. Они объединялись в ватаги, вольницы, чтобы с оружием в руках отстаивать свою свободу. Эти сказы народная память связывала с Азов-горой и старым рудником Гумешки. Азов-гора и Думная служили некогда «вольным людям» наблюдательными вышками. Отсюда они могли следить за движением обозов с товарами и за появлением карательных отрядов. Гумешки были обнаружены в 1702 году, но уже при открытии оказались старым заброшенным рудником; кроме рудокопных ям, здесь нашли остатки кузницы. Очевидно, в старину тут находился стан одной из ватаг, долго отсиживавшейся у Думной горы и имевшей в своей среде «плавильщиков» и «ковачей», изготовлявших необходимое оружие.

«Тайные сказы» этого типа прославляли смелость и отвагу вольных мастеров, воплощали народный протест против угнетения и бесправия русских трудовых людей, тех, что добывали «земляные богатства», плавили руду, варили сталь. Молодой уральский фольклор (он насчитывал всего лишь около двух столетий жизни, возникнув в XVIII веке вместе с промышленностью Урала) являлся, как и по сей день является, фольклором творимым, а не устоявшимся, и представлял собой рабочие семейные предания, отдельные фантастические образы, первоначальные наброски легендарных сюжетов.

Таково поэтическое наследие, какое получил П. Бажов от своих предков — уральских горнорабочих. Необходимо было отобрать здесь все наиболее ценное и претворить в своем творчестве. Эту задачу смог успешно разрешить писатель, взращенный той же средой, что рождала горнорабочие «тайные сказы». Справедливо отмечалось нашей критикой, что Бажов не обработчик уральского фольклора, а сам творец-выдумщик, что он принадлежит к талантливой семье уральских народных поэтов-сказочников.

Родители будущего писателя постарались дать единственному сыну образование, вывести его в «люди». Бажов мальчиком уехал в г. Екатеринбург и поступил в то же самое училище, где более двадцати лет назад учился и писатель Д. Н. Мамин-Сибиряк. Позднее П. Бажов переезжает в г. Пермь (теперь г. Молотов) и через шесть лет, в 1899 году, заканчивает знаменитую пермскую духовную семинарию, из которой в разное время вышли такие деятели культуры и науки как Д. Н. Мамин-Сибиряк, изобретатель радио А. С. Попов, публицист и краевед И. М. Первушин, собиратель прикамского фольклора В. Н. Серебренников и многие другие. Биограф Мамина-Сибиряка Б. Д. Удинцев указывал, что уже в 60-х годах «пермская семинария была настроена довольно бунтарски. В ней работала постоянно действующая подпольная библиотека с журналами и книгами по политическим, экономическим и точным наукам». В 1899 году П. Бажов стал народным учителем. Свой трудовой путь он начал в глухой уральской деревне Шайдуриха (возле Невьянска).

Тесно спаянный многообразными жизненными связями с горнозаводской рабочей средой П. Бажов был глубоко заинтересован и судьбой родного края и судьбами талантливых уральских «умельцев». Будущий писатель с горечью наблюдал, как хищнически разворовывались богатства Урала жадными, невежественными заводчиками» помещиками и купцами, как хозяйничали в русской промышленности «привозные» проходимцы из разных стран, которые, как правила, ничего в горном деле не понимали.

Видел он и другую сторону уральской дореволюционной жизни — талантливый русский рабочий класс, который, вопреки гнету разного рода захребетников и тунеядцев, создавал горную промышленность, развивал и совершенствовал методы своего труда.

В течение пятнадцати лет Бажов каждый год во время школьных каникул пешком странствовал по родному краю, смотрел, «как люди живут», пытливо изучал труд камнерезов, гранильщиков, сталеваров, литейщиков, оружейников и многих других уральских мастеров, беседовал с ними о тайнах их ремесла и вел обширные записи. Так накапливалось «своеглазное знание» — тот запас живых и непосредственных наблюдений, который позднее лег в основу всего творчества писателя В эти годы Бажов по существу проходил свои жизненные «университеты», получал подлинную политическую закалку, наблюдая в гуще уральской жизни те процессы, о которых говорил В. И. Ленин в своей работе «Развитие капитализма в России».

«Образуя район, — до самого последнего времени резко отделенный от центральной России, — писал В. И. Ленин, — Урал представляет из себя в то же время оригинальный строй промышленности. В основе „организации труда“ на Урале издавна лежало крепостное право, которое и до сих пор, до самого конца 19-го века, дает о себе знать на весьма важных сторонах горнозаводского быта. Во времена оны крепостное право служило основой высшего процветания Урала… Но то же самое крепостное право, которое помогло Уралу подняться так высоко в эпоху зачаточного развития европейского капитализма, послужило причиной упадка Урала в эпоху расцвета капитализма"'.

В. И. Ленин указывал, что и реформа 1861 года, отмена крепостного права ничего не изменила в условиях жизни и труда на Урале: «…самые непосредственные остатки дореформенных порядков, сильное развитие отработков, прикрепление рабочих, низкая производительность труда, отсталость техники, низкая заработная плата, преобладание ручного производства, примитивная и хищнически-первобытная эксплуатация природных богатств края, монополии, стеснение конкуренции, замкнутость и оторванность от общего торгово-промышленного движения времени — такова общая картина Урала».

Картину упадка и застоя горнозаводского дела на Урале видел и осмыслял сын уральского рабочего класса П. Бажов Позднее, в автобиографических очерках, он рисовал состояние тогдашних заводов Так, о заводе Полевском, где прошло его детство, писатель вспоминает: «Завод умирал. Давно погасли домны. Одна за другой гасли медеплавильни. С большими перебоями на привозном полуфабрикате работали переделочные цеха». Марксистская литература, с которой в эти годы познакомился молодой народный учитель, помогла ему понять сущность трагических противоречий, определявших жизнь трудового населения Урала, породила активное стремление найти из них выход. Предреволюционные годы в жизни П. Бажова были периодом, когда шло его идейное и политическое формирование, закономерно приведшее будущего писателя уже в 1918 году в ряды коммунистической партии.

Октябрь 1917 года знаменует наступление новой эпохи в жизни страны, в жизни народа. П. Бажов с первых дней революции отдается борьбе за утверждение подлинно народной — советской власти. Добровольцем уходит он на фронт и с 1917 по 1921 год участвует в гражданской войне Именно в это время Бажов берется за перо: «Вероятно, никаких литературных работ у меня не было бы, если бы не революция», — писал он позднее Он редактирует дивизионную газету «Окопная правда», пишет очерки, фельетоны, рассказы. Литература сразу же становится для него оружием бойца.

В армии П. Бажов ведет большую партийную работу. Он зачисляется в «особую советскую роту красных орлов полка», являвшуюся не чем иным, как группой военных политработников Его назначают начальником информационного отдела штаба 29-й дивизии Позднее П Бажов участвует в создании партизанских отрядов Алтая и Сибири.

В 1920 году он находится на партийной работе, является членом Семипалатинского губкома партии.

Годы гражданской войны, когда писатель-большевик с боями прошел по Уралу, Сибири и Алтаю, — обогатили его яркими, незабываемыми впечатлениями Он видит свой народ смелым и талантливым в революционном творчестве, в создании нового общества. В боевых испытаниях мужает и зреет писатель. По окончании гражданской войны П. Бажов остается на газетной работе. Семь лет (1923—1929) он работает в «Крестьянской газете» (Свердловск). В качестве корреспондента разъезжает по уральским деревням и заводам, печатает очерки и статьи о том, как «перешевеливается» старая жизнь. В 1924 году выходит его первая книга — «Уральские были», в которой писатель дает зарисовки, воспоминания о дореволюционном быте Сысертских заводов. «Уральские были» открывают цикл историко-публицистических очерков Бажова: «За советскую правду», о сибирских партизанах — 1926 год; «Бойцы первого призыва», к истории полка Красных Орлов-1934 год; «Формирование на ходу» (история Камышловского полка) — 1936 год, и другие.

Писатель обдумывает и начинает ряд литературных произведений. Под шутливым псевдонимом «Егорша Колдунков» выпускает он детскую повесть «Зеленая кобылка» (1939), в которой рассказывает о трудовом быте горнозаводского населения Урала, о том, как в рабочей среде формировались чистые, благородные характеры, как воспитывалось уважение к труду, к мастерству, как росли революционные настроения. Позднее Бажов продолжил эту повесть второй автобиографической книжкой — «Дальнее-близкое» (1949). Обращаясь к прошлому, писатель искал в исторических, социальных условиях жизни своих героев истоки драгоценных черт народного характера, раскрытию которых он посвятил лучшие страницы своих произведений Определяя, что же главное в его детской повести «Зеленая кобылка», он писал:

«В библиографических заметках отмечают: „живо, весело, занятно и коротенько передается содержание. Вот и все, а о главном никто даже не упоминает. Так и быть, скажу, „о чем мечталось, когда писалось“. Приключения мальчуганов, помощь революционеру — все это лишь фабульные крючочки и петельки. Главным ставилось другое и совсем не маленькое. Хотелось по-другому показать условия воспитания ребят в средней рабочей семье, в противовес тому, что у нас нередко изображалось. Да, была темнота, но не такая беспросветная, как в „Растеряевой улице“, в подъячевских рассказах или даже чеховских «Мужиках“. Были и нужда и материальная ограниченность, но ребята не слабосильными росли: из них ведь выходили те мастера и подмастерья, которые играючи ворочали клещами шестипудовые крицы и подбрасывали в валок тяжелые полосы раскаленного железа.

…Ребята очень рано начинали себя сознавать ответственными членами семьи. Пойти на рыбалку значило — «добыть на ушку, а то и на две», сходить в лес — принести ягод или грибов. Причем количественные и качественные показатели нередко проверялись совсем посторонними людьми — «Ну-ка, покажи, что наловил! Сколько набрал?» — И ты волнуешься, что скажет этот неожиданный судья. А дома эти показатели подвергаются дополнительному обсуждению. Разве это не интересные явления общественного воспитания?

А спорт и соревнование прошлого?

Спорта в привычном для современного читателя виде не было, но ребята все же знали, кто сильнее, кто ловчей, кто лучше плавает, лучше бегает, более меток не только среди своих ближайших товарищей, но и у «врагов» — в соседних улицах. Ведь это же все измерялось, проверялось, всячески взвешивалось. И еще «заединщина» — это не обычная школьная дружба, это явление не городское и не сельское, а именно заводское, своего рода отражение в детской жизни того, что у взрослых выражалось понятием — наша смена, человек нашей смены».

И в очерках «Уральские были», и в детской повести «Зеленая кобылка», и, позднее, в автобиографической книжке «Дальнее — близкое», рисуя жизнь горнозаводского населения, писатель стремился раскрыть внутренний мир своих героев, показать, как и в чем они, эти уральские мастера, находили силы противостоять страшному давлению подневольной жизни до революции. Сказы П. Бажова говорят о неиссякаемости творческих сил народа, о моральной стойкости русских людей, которых не мог сломить жестокий социальный гнет, условия крепостного рабства, а позднее власть голого «чистогана».

Основной темой книги сказов «Малахитовая шкатулка», над которой писатель работал с 1936 года до последних дней своей жизни (он умер 3 декабря 1950 года), является тема творческого труда, тема рабочего класса, показанного — в его историческом и трудовом новаторстве.

Вся работа, предшествовавшая созданию этой книги, была для писателя периодом исканий, в процессе которых определялась основная тема его творчества, выработался тот своеобразный стиль, та особая форма философского поэтического сказа, какие составляют характернийшие черты художественной манеры Бажова.

Сборник сказов «Малахитовая шкатулка», объединявший четырнадцать произведений, вышел впервые отдельным изданием в 1939 году. Затем из года в год «Малахитовая шкатулка» пополнялась все новыми и новыми сказами. В ее состав вошли сборники «Ключ-камень», горные сказки (1942), «Сказы о немцах» (1943), цикл сказов о русских сталеварах, чеканщиках и т. д. (1944—1945), «Сказы о Ленине» (1944—1945) и, наконец, группа сказов-былей последнего пятилетия (1945—1950).

Все эти циклы сказов в их естественном сочетании представляют единое целое и правомерно объединяются под общим заголовком — «Малахитовая шкатулка». Книга принесла автору всенародную славу. Страна высоко оценила светлые, жизнеутверждающие произведения уральского сказочника. В 1943 году П. П. Бажов был удостоен высокой награды — Сталинской премии. В 1944 году правительство награждает писателя орденом Ленина.

Наряду с напряженной и плодотворной творческой работой Павел Петрович отдавал силы большой и разносторонней общественно-политической деятельности. Он руководил Свердловским отделением Союза советских писателей, редактировал альманах «Уральский современник», был делегатом первой Всесоюзной конференции сторонников мира и неоднократно выступал на Урале с докладами и статьями в защиту мира.

В 1946 году 10 февраля, а затем вторично 12 марта 1950 года П. П. Бажов избирался от Красноуфимского избирательного округа депутатом Верховного Совета СССР.

П. П. Бажова как писателя создала Октябрьская революция, великая партия Ленина — Сталина.

В сказах книги «Малахитовая шкатулка», обращаясь к прошлому и рисуя старинный горнозаводский Урал, он стремился показать, как формировались благородные черты русского революционного характера и что подготовило и сделала возможным возникновение социалистического государства. Бажов рассматривал прошлое родного края с позиций победившего революционного народа, в свете исторического опыта советской страны, строящей коммунизм. Он неоднократно подчеркивал, что «занимался вопросами старины своего края не в качестве перелицовщика, а пытался осветить эту старину с позиций другого мировоззрения и старался найти в ней то, что еще не было показано». Писатель стремился добиться, чтобы заговорил своим подлинным голосом горнорабочий Урал, — Урал, обогащенный опытом социалистической революции. Недаром у Бажова существенные изменения претерпевает образ рассказчика. В ранних сказах он выступает как заводской старик, еще захвативший период крепостных предприятии; в сказах последнего времени рассказчик-это участник гражданской войны и зачинатель стахановского движения. Связь с сегодняшним днем устанавливается прямая и непосредственная.

Идейное звучание сказов «Малахитовой шкатулки» глубоко современно. Эта книга поэтически воспевает труд, превращающийся в творчество. Главная тема «Малахитовой шкатулки» воплощена у Бажова в трех частных, ей подчиненных; в теме мастерства, теме счастья и теме человеческого достоинства. Первой из них посвящен цикл сказов о мастерах, который занимает центральное место в творчестве Бажова. Основной мотив этого цикла — противопоставление труда творческого — труду ремесленному.

Истинное мастерство — это новаторство, а не педантичная ремесленная добросовестность. Настоящий мастер только тот, кто непрерывно совершенствуется, кто пролагает новые пути в труде.

Герой одного из сказов Бажова захотел все ремесла «своей рукой» перепробовать («Живинка в деле», 1943). Посмеивались над ним сначала друзья да родичи, а Тимоха все же на своем поставил: ремеслам обучился и в каждом деле «до точки дошел». Только было это ремесленное знание правил, а не мастерство. Понял это Тимоха, когда попал в выучку к углежогу деду Нефеду. Принял тот его с лукавым уговором: «От меня тогда уйдешь, как лучше моего уголь доводить навыкнешь». Простое дело у Нефеда — уголь жечь, да победить старого мастера Тимоха не смог. А секрет-то был в том, что дело у Нефеда на месте не стояло, все вперед двигалось: совершенствовал свою работу Нефед. И учил он Тимоху «не книзу глядеть — на то, что сделано», а «кверху — как лучше делать надо». Учил искать «живинку» в каждом деле. Она ведь «впереди мастерства бежит и человека за собой тянет. Так-то, друг!»

Живая душа любого дела, его «живинка» — это неугасимая творческая мысль, вечное стремление к совершенствованию. Истинное мастерство определяется умением смело, новаторски мыслить. Об этом поэтически говорит сказ «Иванко-Крылатко» (1943), рисующий единоборство двух мастеров — немца Фуйко Штофа и русского паренька Иванки из семьи старых златоустовских мастеров. Состязание на лучшую чеканку сабель идет между двумя умелыми мастерами. Здесь дано столкновение различных принципов труда — ремесленного и творческого.

Немец Фуйко дело свое знал. Он «руке с инструментом полный хозяин и на работу не ленив». Чистая, четкая у него чеканка, и «позолота без пятна», и рисунок по правилам, а вот «живым не пахнет». Мастерство его мертво, ибо это ремесленничество, не одухотворенное поэтической фантазией. Иное Иванко, это — «Мастер с полетом». Он не боится отступить от затверженных правил, не боится прибегнуть к смелой творческой выдумке. Иванко учится у самой природы и вносит в свое искусство ее неиссякающую и вечно обновляющуюся поэзию. Нарисовал Иванко на боевой сабле не пустое украшение, условных коньков, а таких коней, какими он знал их в жизни, — стремительных, на полном бегу, словно крылатых.

Образ, созданный Иванкой — крылатые кони, — возмутил заводских педантов, они прогнали юношу с завода. Но именно этот рисунок и обнаружил подлинного мастера. Иванко — мастер-поэт, ибо он подымается до образных обобщений. Поиски нового — вот что определяет истинного мастера. Эта мысль положена в основу и второго мотива того же цикла сказов о мастерах, а именно мотива творческих исканий художника в процессе воплощения своего поэтического замысла.

Творчество мастера-поэта раскрывается в сказах Бажова не только как вдохновенное озарение, а прежде всего как познание и труд. От художника требуется не пассивное созерцание и слепое копирование природы, но овладение всеми ее тайнами, проникновение в самую сущность материала. Об этом говорят сказы Бажова, и в первую очередь его программные вещи, такие, как «Каменный цветок» (1938), «Горный мастер» (1939), «Хрупкая веточка» (1940), «Железковы покрышки» (1942).

Два первых сказа повествуют о творческих муках, об исканиях молодого камнереза Данилы. Задумал мастер воплотить в камне красоту простого лесного цветка. Но не дается ему малахитовая чаша, над которой он трудится, и не радует ее внешняя отделанность. Нет в ней жизни, а следовательно, красоты.

«То и горе, — жалуется Данила-мастер, — что похаять нечем. Гладко да ровно, узор чистый… а красота где? Вон цветок, самый что ни есть плохонький, а глядишь на него — сердце радуется. Ну, а эта чаша кого обрадует?» («Каменный цветок»).

Это только ловко сделанная вещь, то есть сделанная ремесленно, а не творчески. Данила же стремится, чтобы, глядя на его чашу, люди забывали об искусстве мастера и видели простой живой цветок. В этом, по мнению молодого камнереза, и заключается истинная сила мастерства. Данила хочет понять свой материал, «полную силу камня самому поглядеть и людям показать». Но здесь-то молодой мастер и совершает ошибку: он не идет дальше наблюдений, дальше подражания природе. Материал подчиняет его себе. Данила не привнес в работу творческой выдумки, поэтической обобщающей мысли и поэтому-то терпит неудачу.

Посчастливилось ему было: в поисках материала для своей чаши нашел он подходящую «малахитину». «Большой камень-на руках не унести, и будто обделан вроде кустика. Стал оглядывать Данилушко эту находку. Все как ему надо: цвет снизу погуще, прожилки на тех самых местах, где требуется… Ну, все как есть». Но хотя Даниле казалось, что камень «ровно нарочно для его работы» создан, — чаша не вышла. Выточил мастер «чашу, как у дурман-цветка, а не то… не живой стал цветок и красоту потерял». Не понимая еще причины своей неудачи, молодой мастер обращается за помощью к Малахитнице. «Не могу больше, — жалуется Данила Хозяйке горы, — измаялся весь, не выходит. Покажи каменный цветок». И несмотря на ее уговоры — «может еще попытаешь сам добиться», — настаивает на своем.

Не всякому дано видеть «каменный цветок». Растет он тайно в горе у Малахитницы. Сказочный образ «каменного цветка» символизирует красоту самого материала, ту красоту, что заложена природой и в обломке камня, и в куске дерева, — словом, в любом материале, какой требует усилий мастера, чтобы стать произведением искусства Кто увидел «каменный цветок», тот «красоту понял» и в силу этого становится «горным мастером».

«Горные мастера» — выученики Малахитницы. Они живут и трудятся в подземных владениях Хозяйки Медной горы. Их труд чудесен, они обладают умением придавать жизненность, казалось бы, мертвому материалу. Работа их «от нашей, от здешней, на отличку… У наших змейка, сколь чисто ни выточат, каменная, а тут как есть живая. Хребтик черненький, глазки… Того и гляди — клюнет».

Исполнилось желание Данилы-камнереза, проник он в тайную красоту природы, в красоту самой материи. Но этого оказалось мало. Материал не может подсказать всего того, что должен найти сам мастер, опираясь не только на свои наблюдения над природой, но и обязательно на способность к образному обобщению.

«Ну, Данило-мастер, поглядел? — спрашивает Хозяйка.

— Не найдешь, — отвечает Данилушко, — камня, чтобы так-то сделать.

— Кабы ты сам придумал, дала бы тебе такой камень, а теперь не могу. — Сказала и рукой махнула. Опять зашумело, и Данилушко на том же камне, в ямине-то этой оказался. Ветер так и свистит. Ну, известно, осень».

Бажов подчеркивает первостепенное значение человеческой поэтической выдумки. Пусть у молодого мастера только родится замысел, «камень ему будет по его мыслям», — обещает Хозяйка горы.

В поэтическом образе Хозяйки Медной горы у Бажова воплощена сама уральская Природа, вдохновляющая своей красотой человека на творчество, открывающая ему свои сокровенные тайны. Фольклорный образ Малахитницы претерпел здесь существенные изменения. Если в горнорабочих «тайных сказах» Малахитница — это только хозяйка горных недр, оберегающая свои сокровища, то у Бажова она является хранительницей секретов высокого мастерства. Больше того, она — воплощение вечной творческой неудовлетворенности.

Даниле-камнерезу, молодому мастеру, лишь начинающему трудный путь творческих поисков, противопоставлен старый малахитчик Евлаха Железко-мастер, овладевший вершинами своего искусства. Совершенство его мастерства в том, что, глубоко понимая сущность своего материала — малахита, «радостного камня и широкой силы», Евлаха умеет добиться гармонии между этим материалом и собственным поэтическим замыслом.

Фантазией мастера был создан такой узор на малахитовых покрышках, который, подчеркивая и выявляя характерные внешние особенности малахита: его неожиданные причудливые узоры, его меняющуюся окраску, так определяемую академиком Ферсманом («Цвета минералов»): «то бирюзово-зеленый, камень нежных тонов, то темно-зеленый с атласным отливом», — раскрывает этим путем внутреннюю сущность малахита, камня, в котором «радость земли собрана». Смотришь на малахитовые крышки к альбому, сделанные мастером, и видишь, что узор на камне — «как вешняя трава под солнышком, когда ветерком ее колышет. Так волны по зелени-то и ходят… Однем словом, мастерство!»

Мастерство Евлахи в том, что созданный им поэтический образ вешней травы в солнечный день, который так полно передает ощущение радости жизни, был найден и раскрыт в самом материале. И произошло это отнюдь не в процессе механического копирования рисунка самого камня, а путем создания образа-обобщения, то есть путем привнесения творческой выдумки.

Сказы Бажова утверждают, что воплотить творческую мысль в вещной форме можно только, покорив материю, подчинив ее воле мастера. Человек должен стать полновластным хозяином материала. Сказы Бажова рисуют этого мастера-победителя.

С темой творческого труда, мастерства в сказах Бажова тесно переплетается тема человеческого счастья. Ей посвящен особый цикл сказов — старательских, или сказов «о первом добытчике».

Героем этого нового цикла также является рабочий, но уже не камнерез, чеканщик или медеплавильщик, а опытный бывалый горщик, тот, что умеет «видеть нутро земли», и находит «знаки земных сокровищ». Таковы дедко Ефим, Кокованя, Семеныч, Никита Жабрей и другие. Образ опытного рудознатца пришел в творчество Бажова не из «тайных сказов», а непосредственно из реального быта горняков. Об удачливом старателе-рудобое поговаривали, что он знается с «тайной силой», дружит с Полозом, Малахитницей — «пособников имеет, да нам не сказывает», «словинку знает», «полозов след видел, потому и находит!» Такого опытного горняка, его власть над природой и воспевают сказы Бажова. Художник говорит о победе человека над природой, над ее «тайными силами», воплощенными в старательских сказах в большой группе сказочных персонажей. В цикле о мастерах действовала Малахитница, ее слуги — ящерки, ее ученики — горные мастера. В новом цикле появляется гигантский змей Полоз-хранитель золотых руд, его дочери Змеевки, бабка Синюшка, охраняющая бездонный колодец с самоцветами, девчоночка Огневушка-Поскакушка да козлик Серебряное копытце.

Народная сказочная фантазия всегда реалистична в своей основе. На это неоднократно указывал А. М. Горький, требуя, чтобы былинные и сказочные образы не смешивали с религиозно-мистической церковной фантастикой. Сущность сказочного народного образа заключается в том, что отвлеченное соотношение реальных явлений — понятие, идея — выступает здесь в осязаемой, зримой материальной форме. М. Горький указывал, например, что народная фантазия создала и крылатый образ ветра: невидимое движение воздуха олицетворено видимою быстротою полета птицы. Сказка воплощает понятия в живых персонажах. Так, в качестве героев в ней выступают такие идеи, как Правда и Кривда, или явления природы как, например, Дед-Мороз, Снегурочка, братья Ветры, и т. д.

Сказочные герои Бажова связаны именно с этой здоровой линией народной фантастики: они олицетворяют реальные явления природы. Золотая жила воплощается в образе змея Полоза, выход углекислой меди или ее разлом по цвету и форме напоминает ящерицу, синий туман над некоторыми месторождениями драгоценных камней подсказывает горщику образ бабки Синюшки и т. д. Фантастика здесь не что иное, как красочное, зримое поэтическое обобщение.

О сказочных персонажах, о сказочных событиях Бажов всегда говорит шутливо, с лукавой усмешкой. Рассказчик у него как бы сначала подсмеивается над доверчивым слушателем, причудливо вплетая в были небылицы — не любо, не слушай, а врать не мешай; — расцвечивает повествование красочными фантастическими узорами, не забывая, однако, время от времени подсказывать, как же в самом-то деле было. Приказчика Северьяна-убойцу и его «обережных» погребла под обвалом, конечно, не Малахитница, а сами рабочие («Приказчиковы подошвы», 1936). Выручил старателя Левонтия и его ребятишек не Полоз, а опытный горшик Семеныч («Про Великого Полоза», 1936).

Эта ироническая оценка самим же автором сказочного разрешения темы особенно явственно проступает в сказе «Огневушка-Поскакушка» (1940). Заблудился мальчуган Федюнька в лютую стужу и повстречал Огневушку-хозяйку верхового золота, которое хранится в верхних пластах земли. Подарила ему сказочная девочка «волшебную» лопату. Лопата старенькая, — говорит Бажов, — видать, немало ею поработано: «изоржавела вся, и черенок расколотый». Но в ней чудесные свойства: помогла она Федюньке зарубки сделать, место, где золото хранится, — отметить, а кроме того, «в снегу согрела и домой вывела». Фантастика событий здесь дается шутливо и легко расшифровывается. «Потянула тут лопата Федюньку и сразу из снегу выволокла». Но ведь «сперва Федюнька чуть не выпустил лопату из рук, потом наловчился, и дело гладко пошло…» Лопатка потому совершает чудеса, что ею движут человеческие руки. Волшебная сила, — заключенная в ней, не что иное, как умелость и сноровка этих рук. Рядом со старым рудознатцем в старательском цикле сказов Бажова встает второй герой — молодой золотоискатель, рудокоп, в котором опытные горщики и «тайная сила» пробудили ненасытную жажду исканий.

Это и есть тот «первый добытчик», кому посвящен новый цикл сказов. Таков мальчуган Федюнька, что упрямо ищет и находит Огневушку-Поскакушку; паренек Дениско, которому Никита Жабрей рассказывает о заветном месте, где водятся золотые самородки, имеющие форму лапотков («Жабреев ходок», 1942), и приисковый рабочий Илюха, какого полюбила Синюшка за смелую и веселую сноровку в труде («Синюшкин колодец», 1939), маленькие старатели — Ланко Пужанко да Лейко Шапочка («Голубая змейка», 1945) и многие другие.

Юным героям Бажова характерна чистота помыслов. Ими руководит не жадность, не стремление овладеть сокровищами, разбогатеть, а желание проникнуть в тайны природы. Посулила Илюхе Синюшка показать свои несметные сокровища, но не позарился на них юноша. Он пришел к волшебному колодцу, потому что слыхал: бабка-то красной девицей оборачивается.

Испытывает его Синюшка. Из колодца синий столб выметнул. Вышли одна за другой девушки — царевна в сосну ростом, с золотым блюдом, на котором «песок золотой, каменья дорогие, самородки чуть не по ковриге», за нею купеческая дочь с подносом из серебра. Но отказывается от этого богатства Илюха. И только когда обернулась бабка Синюшка простой девчонкой в синеньком платьице и синеньком платочке, да подала ему старое решето, полное ягод, и сказала: «Прими-ко, мил-друг Илюшенька, подарочек от чистого сердца», — тогда только, заглядевшись в синие девичьи глаза, принял дар Синюшки Илюха.

Мотив дружбы горщиков с «тайной силой», а подчас даже любви молодых старателей, рудобоев к Малахитнице, Синюшке поэтически выражает новое отношение человека к природе. Человек не преклоняется перед ее тайнами, не объявляет их непознаваемыми. Он не только противостоит силам природы, но и подчиняет их себе.

Так, в сказах Бажова, полных юмора и лукавого задора, в своеобразном переплетении реального и фантастики воплощается поэзия творческих исканий и неустанного изучения и познания действительности.

В противопоставлении и противоборстве положительных и отрицательных героев П. Бажов раскрывает тему человеческого достоинства.

Положительный герой сказов «Малахитовой шкатулки» — это человек труда, и именно в силу этого он обладает мужеством, стойкостью и моральной чистотой. Гордых, смелых людей рисует П. Бажов. Его герои видят и глубоко чувствуют красоту труда. Они непривычны услужать, кланяться, гнуть спину. Паренька Данилку взяли в казачки при господском доме: «…табакерку, платок подать, сбегать куда и протча. Только у этого сиротки дарования к такому делу не оказалось». Не вышло из Данилы «хорошего слуги», зато вышел чудесный мастер («Каменный цветок»).

Не кланяются герои сказов ни барам, ни богатству. Недаром заветная их мечта, что настанет время и «отнимут, поди-ка, люди у золота его силу» («Дорогое имячко», 1936).

Подросток сирота Дениска отказывается унижаться перед загулявшим золотоискателем Никитой Жабреем, который пригоршнями швыряет в толпу ребят конфета и серебряные рублевки.

Никита пробует сломить «гордыбаку». «Выхватил из-за пазухи пачку крупных денег и хвать ими перед Дениском. А тот, видно, тоже парнишка с норовом, говорит „…милостинку не собираю, а с собачьего бросу и подавно“. Никита от таких слов себя потерял: стоит — уставился на Дениска. Потом полез рукой за голенище, выволок тряпицу, вывернул самородку, — фунтов, сказывают, на пять, — и хлоп эту самородку под ноги Дениску, а сам кричит; „Не хвастай через силу! Эту ты у меня подымешь!“ Ну, а Дениско… Не поднял. Поглядел только да сказал: „Такой бы лапоток самому добыть лестно, а чужого мне ее надо“. Повернулся и пошел» («Жабреев ходок»).

Уважение к труду, а не к богатству — характерно и для юноши Дениски, и для старого малахитчика Евлахи Железко, о котором известно было, что «мастер, мужик с пружинкой», такого не купишь, сколько не сули, потому что «уважает человек свое мастерство. Дороже денег его ставит» («Железковы покрышки»).

Сказы Бажова показывают, что полноценная человеческая личность формируется только в процессе труда.

Наряду с поэтическими образами положительных героев в сказах даны сатирические образы отрицательных персонажей. Это или праздные вырождающиеся баре-заводовладельцы, или лакейские души — приказчики, надзиратели, «щегари». Объединяет их общая черта — неспособность и ненависть к труду.

О герое сказа «Сочневы камешки» (1937) говорится, что он «смолоду-то около господ терся, да за провинку выгнали его. Ну, а зараза эта — барские-то блюдья лизать-у него осталась. Все хотел чем ни на есть себя оказать. Выслужиться, значит. Ну, а чем он себя окажет? Грамота малая. С такой в приказные не возьмут. На огненную работу не гож, а в горе и недели не выдюжит».

Сочень избрал себе «ремесло по рылу — стал у конторы нюхалкой-наушником промеж старателей», то есть предателем и доносчиком.

О «Северьяне-убойце», приказчике из разорившихся дворян, тоже говорится, что в «заводском деле он, слышь-ко, вовсе не мараковал, а только мог человека бить» («Приказчиковы подошвы»). Невежество, ненависть к труду и людям труда разлагают самого Северьяна, превращая его в истязателя и садиста.

Северьян, Ванька Сочень, Яшка Зорко, Кузька Двоерылко и другие отрицательные персонажи сказов — это люди ничтожные, никчемные, это, — пользуясь горняцким термином, — «пустая порода». Их внутреннюю сущность П. Бажов раскрывает, прибегнув к излюбленному своему приему — вещей сатирической метафоре. Так, в сказе «Приказчиковы подошвы» Хозяйка горы карает «Северьяна-убойцу» за его лютые издевательства над рабочими. Она обращает приказчика в каменную глыбу. Но вот странность: когда пытаются добраться до Северьяна, убеждаются, что там, где должно быть его тело, — одна пустота, хотя вокруг — первосортный малахит. Метафора — «пустая порода» — обрела вполне материальный образ.

Гуманизм сатиры Бажова — воинствующий гуманизм, чуждый благодушия и слезливой сентиментальности: глубокая вера в человека закономерно соединяется с большой требовательностью к людям.

В сказах сороковых годов, особенно в послевоенные годы, П. Бажов выдвигает на первый план тему высокого этического значения человеческого труда. «Рудяной перевал» (1947), «Широкое плечо» (1948), «Васина гора» (1946), «Златоцветень горы» (1949), «Живой огонек» (1950) и другие сказы этого периода представляют собой обычно «случай из жизни», бытовой эпизод из рабочей практики, который П. Бажов силой мастерства подымает до уровня большого морально-этического обобщения. Рассказчиком, как и раньше, выступает старый бывалый горщик, он, оглядываясь на пройденный путь, подытоживает опыт, учит на простых, казалось бы, обыденных примерах, как надо достойно жить. Так «Васина гора», по гребню которой проходила граница заводской территории, — превращается в сказе в обобщенный образ жизненных трудностей, испытаний, неизбежных в труде препятствий, которые человек должен уметь преодолевать. «Вот видишь, — говорит сторож Василий мальчугану подручному, — гора-то на дороге силу людскую показывает. Иной по ровному месту, может, весь свой век пройдет, а так своей силы и не узнает. А как случится ему на гору подняться, вроде нашей, с гребешком, да поглядит он назад, тогда и поймет, что он сделать может. От этого, глядишь, такому человеку в работе подмога и жить веселее. Ну, и слабого человека гора в полную меру показывает: трухляк, дескать, кислая кошма, на подметки не годится».

Сказ «Широкое плечо» — на таком же подчеркнуто бытовом примере — говорит о силе единства трудящихся людей, о могуществе коллектива, а «Живой огонек» — о новом качестве мастерства, которое рождается от того, что «либо долголетние рабочие навыки хорошо освещены наукой, либо книжные знания прочно закреплены рабочей практикой».

Каждый из новых сказов П. Бажова зовет человека к совершенствованию, к уяснению новых принципов жизни, к их применению в повседневной своей практике.

В ряде сказов писатель подходит к изображению современности, поэтически повествуя о том, как новые условия человеческого существования — социализм — обуславливают дальнейшее развитие и обогащение лучших свойств народного характера. «Ныне вон многие народы дивятся, какую силу показало в войне наше государство, — говорит Бажов в сказе „Коренная тайность“ (1945), — а того не поймут, что советский человек теперь полностью раскрылся. Ему нет надобности свое самое дорогое в тайниках держать. Никто не боится, что его труд будет забыт, либо не оценен в полную меру. Каждый и несет на пользу общую кто что умеет и знает. Вот и вышла сила, какой еще не бывало в мире». Поэтичнейшие из своих сказов писатель посвятил вождям народов Ленину и Сталину: «Солнечный камень» (1942), «Богатырева рукавица» (1944), «Орлиное перо» (1945), «Старых гор подаренье» (1946), — стремясь раскрыть сущность народного понимания великих образов. Покидают два старателя уральские заповедные края, идут ходоками в Москву рассказать Ленину о богатстве горных недр («Солнечный камень»). Находят они здесь и поддержку и помощь: осуществляется их заветная мечта о том, чтобы стали эти богатства достоянием всего народа.

Каждый трудовой человек носит в своем сердце образ Ленина (сказ «Орлиное перо»). И это подымает, возвышает людей, открывает им в жизни широкие просторы да новые пути. Так герой сказа — старик-золотоискатель — повстречался однажды в жизни с ленинской правдой и понял тогда, что хоть «трудился много», а не высоко все же поднялся, были у него «крылышки маленькие, слабые». А как понял это, словно всю жизнь свою разглядел с высоты орлиного полета. Ведь ленинское слово «уму-разуму учит. Чтоб не больно гордились своими крылышками, а к высокому свету тянулись, к большим смелым делам».

Сказ «Старых гор подаренье» посвящен сокровенным ожиданиям и чаяниям народным, которые полностью осуществились в наши дни под руководством большевистской партии и товарища Сталина. Великий вождь «показал народу его полную силу», непобедимым оружием народного единства «разбил всех врагов и славу народную на самую высокую вершину вывел».

Об огромной проникновенной любви народа к Ленину и Сталину — великим учителям и защитникам трудовых людей — говорит писатель в своих сказах. Произведения П. Бажова глубоко народны, и не только по содержанию, но и по форме, по языку и стилю. В сказах «Малахитовой шкатулки» нашли яркое выражение коренные особенности русского народного языка: его образность, напевность и жизнерадостная эмоциональная окраска, основанная на столь свойственном русскому человеку юморе, то лукаво простодушном, то едком и язвительном, пронизывающем самую ткань народной речи. Еще великий русский поэт Пушкин писал: «…отличительная черта в наших нравах есть какое-то веселое лукавство ума, насмешливость и живописный способ выражаться». Это в полной мере определяет стилевые особенности бажовских сказов. В своем творчестве советский писатель возродил живой образный стиль лукавых народных сказочников, воспринятый им от горнозаводских сатириков и балагуров.

Язык сказов Бажова необычайно ярок и красочен. Иногда писатель выдерживает описания в одной цветовой тональности. Таков, например, сказ «Синюшкин колодец». «На полянке окошко круглое, а в нем вода, как в ключе, только дна не видно. Вода будто чистая, только сверху синенькой тенеткой подернулась, и посредине паучок сидит, тоже синий». Над водой стоит синий туман, из тумана возникает старушонка Синюшка: «Платок на голове синий, и сама вся синехонька». Бабка эта колдовская — она «всегда старая, всегда молодая», бывает что и юной девушкой обернется: «Платьишко на ней синее, платок на голове синий, и на ногах бареточки синие. А пригожая эта девчонка — и сказать нельзя. Глаза-звездой, брови-дугой, губы — малина, руса коса трубчатая через плечо перекинута, а в косе лента синяя».

Но чаще всего в сказах дается веселое переплетение красок. Вохряные блики и пламенеющая киноварь, певучий синий цвет рядом с мерцающим золотом, многообразные оттенки и переливы зеленого и, наконец, контрастные сочетания черного и белого — такова гамма красок в сказах «Малахитовой шкатулки».

Цвет у Бажова всегда выдержан в духе народной живописи, народной уральской вышивки — цельный, густой, спелый.

Цветовое богатство сказов Бажова не случайно. Оно порождено красотой русской природы, красотой Урала. Писатель щедро использовал все богатство русского слова, чтобы передать и многообразие цветовой гаммы, и ее насыщенность и сочность, столь характерные для реальной уральской природы.

Бажов неустанно работал над языком и стилем своих сказов. Если в его ранних произведениях еще можно обнаружить известные излишества в обыгрывании особенностей местного говора, в употреблении областных словечек и речений (это относится к очеркам «Уральские были», к повести «Зеленая кобылка» и ряду ранних сказов «Малахитовой шкатулки»), то в дальнейшем писатель, отнюдь не порывая с народной речевой основой своих сказов, отходит от этих увлечений и упорно трудится, стремясь достичь все большей ясности и образной полноты слова. П. Бажов любил и хорошо знал живую русскую народную речь. Он рассматривал ее в движении, в непрестанном развитии, внимательно изучал, что и как в ней отсеивается или закрепляется великим художником — народом.

Работе по расширению словарного состава сказов, по использованию всех речевых возможностей народного русского языка писатель придавал большое значение. «Вначале, когда приступал писать сказы, — говорил он, — было легко: целое поле свободных слов. А чем дальше, тем труднее. Оглядываешься на уже написанное. Нельзя одно и то же писать».

Писатель остерегался поспешности, опрометчивости в выборе слова. Он всесторонне изучал, взвешивал слова, прежде чем ввести их в ткань повествования.

«Ищу слова мучительно долго», — признавался Бажов. «Над словом работаю… Работа у меня ювелирная…»-шутливо, но верно определял свой стиль писатель. Он широко использовал самые принципы построения народной речи. Литературный, стиль книги «Малахитовая шкатулка» целиком основан на метафоричности, на органической образности народного языка. Из реального дореволюционного быта уральских горняков пришли в сказы Бажова такие выразительные слова и речения, как, например: «изробленный» человек, «изробился» — в применении к тому, кто потерял силы на работе; «приказчиковы подлокотники» — о барских холуях, прислуживающихся к начальству, «поддувающих» ему; старательское — «отощал песок», означающее, что исчезло, иссякло золото, и т. д.

Народная образность пронизывает всю словесную ткань сказов Бажова, имея не только речевое, но часто и сюжетное значение. Так, национальный характер мышления своих героев, уральских мастеров, писатель раскрывает, подчеркивая присущий им русский образный строй языка. Заводские «судари и присудари» допытывают веселого мастера Панкрата («Веселухин ложок», 1943), в чем секрет его искусства, кто ему подсказывает его прославленные расцветки и узоры на металле. Насмешливым лукавством пронизан иносказательный ответ русского мастера, который поясняет, что мастерство его доступно всякому, у кого «глаз с крючочком да ухо с прихваткой». Он поясняет: «Глаз такой, что на всяком месте что-нибудь зацепить может: хоть на сорочьем хвосте, хоть на палом листе, на звериной тропе, в снеговом охлопке. А ухо — которое держит, что ему полюбилось. Ну, там мало ли: как рожь звенит, сосна шумит, а то и травинка шуршит!»

Яркая метафорическая речь и породившее ее образное мышление раскрывают в русском мастере поэта, умеющего слышать и видеть природу во всем многообразии ее проявлений. В свойствах народной речи Бажов видит проявление народного характера. Обращение к речевой образности коренного русского языка позволяет писателю полноценно выявить идейный замысел своих произведений.

Язык и стиль сказов «Малахитовой шкатулки» основаны на напевности, живописности, яркой, сочной образности русской народной речи. Автор сумел широко использовать возможность емкого, меткого, эмоционального народного слова. Поэтому-то его сказы так богаты по мыслям и разнообразны по языку.

С большой любовью и гордостью писатель воспел в них великий русский народ и радостную красоту русской земли.

Писатель-большевик Павел Петрович Бажов все свое творчество посвятил рабочему классу, поэтически воплотив в образах положительных героев-русских «умельцев», новаторов, идущих путем смелых творческих исканий, тех, кто, никогда не удовлетворяясь достигнутым, совершенствуют свое мастерство.

Произведения П. Бажова освещены великим светом нашего времени, светом идей Ленина — Сталина. Писатель показал доблестный труд народа-создателя, его честь, славу и геройство. В этом глубокая органическая народность сказов Бажова.