Если человеческое тело подверглось такому действию, которое содержит в себе природу какого-нибудь внешнего тела, то душа человеческая будет созерцать это внешнее тело как действительно существующее или как присутствующее при ней до тех пор, пока тело не подвергнется другому действию, которое исключало бы существование или присутствие этого тела.

ясно. Ибо пока человеческое тело испытывает такое действие, до тех пор человеческая душа (по пол. 12 этой части) будет созерцать это действие на свое тело; т. е. (по пред. пол.) будет иметь идею состояния действительно существующего, которая содержит в себе природу внешнего тела, т. е. идею, которая не исключает существования или присутствия природы внешнего тела, а полагает его. Следовательно, душа (по королл. 1 пред. пол.) будет созерцать внешнее тело как действительно существующее и присущее себе до тех пор, пока будет испытывать, и проч., – что и требовалось доказать.

Те внешние тела, которые однажды произвели действие на человеческое тело, даже если они уже не существовали и не были присутствующими, душа может все-таки созерцать, как будто они были присутствующими.

Когда внешние тела так определяют жидкие части человеческого тела, что они часто ударяются о мягкие, то плоскости последних изменяются (по пост. 5). Отсюда следует (см. акс. 2 после королл. лемм. 3), что от этих плоскостей они отражаются иначе, чем обычно отражались прежде, что они и после того при своем произвольном движении, встречая эти новые плоскости, отражаются от них тем же способом, каким подтолкнулись к этим плоскостям внешними телами, и, следовательно, когда они, отразившись таким образом, продолжают свое движение, то оказывают на человеческое тело такое же действие, о котором душа (по пол. 12 этой части) будет мыслить вторично, т. е. (по пол. 17 этой части) душа вторично будет созерцать внешнее тело как присутствующее; и это столько раз, сколько жидкие части человеческого тела при своем произвольном движении будут встречать те же плоскости. Поэтому хотя внешние тела, которые оказали однажды действие на человеческое тело, и не существуют, душа все-таки будет созерцать их как присутствующие каждый раз, как будет повторяться это действие тела, – что и требовалось доказать.

Итак, мы видим, каким образом получается, что мы созерцаем как присутствующее то, чего нет, как это часто бывает. Может быть, это происходит и по другим причинам. Но мне достаточно было показать хотя бы одну из них, которой я мог бы объяснить все так, как если бы я объяснил это посредством истинной причины. Однако я думаю, что я недалек от истинной причины, так как все те постулаты, которые я принял, едва ли содержит в себе что-нибудь такое, что не подтверждалось бы опытом, в котором нельзя сомневаться после того, как мы показали, что человеческое тело существует так, как мы его чувствуем (см. коралл, после пал. 13 этой части). Кроме того (из коралл, пред, и карал. 2 пал. 16 этой части), мы ясно понимаем, какое существует различие между идеей, например Петра, которая составляет сущность души самого Петра, и между идеей того же Петра, которая находится в другом человеке, например в Павле. Ибо первая прямо выражает сущность тела самого Петра и заключает в себе существование только до тех пор, пока существует Петр; вторая же идея показывает скорее устройство тела Павла, чем природу Петра, и потому, пока продолжается это устройство тела Павла, душа Павла, даже если бы Петр и не существовал, созерцает его все-таки как присутствующего при нем. Далее, употребляя общепринятые выражения, мы будем называть те действия на человеческое тело, идеи которых представляют внешние тела как бы присутствующими при нас образами вещей, хотя они и не воспроизводят формы вещей; и когда душа этим способом созерцает тела, то мы будем говорить, что она воображает. И здесь, чтобы начать объяснение того, что такое заблуждение, я хотел бы, чтобы вы заметили, что воображения души, рассматриваемые сами в себе, не содержат в себе ничего ошибочного; другими словами, душа в том, что она воображает, не заблуждается, а заблуждается лишь поскольку она рассматривается как не имеющая идеи, которая исключала бы существование тех вещей, какие она воображает ей присущими. Ибо если бы душа, воображая несуществующие вещи присущими себе, в то же время знала, что этих вещей на самом деле нет, то эту способность воображения она, конечно, приписала бы преимуществу своей природы, а не недостатку; особенно если бы эта способность зависела только от ее природы, т. е. (по опр. 7 ч. 1) если бы эта способность души воображать была свободна.