Игривость есть радость, которая, поскольку она относится к телу, состоит в том, что одна или несколько частей его испытывают больше впечатлений, чем остальные (см. опр. ее в схолии пол. 11 части 3), и сила этого аффекта может быть так велика, что берет перевес над остальными действиями тела (по пол. 6 этой части), упорно держится в нем и потому препятствует тому, чтобы тело было способно испытывать многие другие впечатления; потому игривость (по пол. 38 этой части) может быть злом. Затем, скорбь, которая, наоборот, есть печаль, рассматриваемая сама в себе, не может быть добром (по пол. 14 этой части). Но так как ее сила и возрастание определяются силой внешней причины сравнительно с нашей силой (по пол. 5 этой части), то мы можем представить бесчисленные степени и состояния силы этого аффекта (по пол. 3 этой части), и поэтому можем представить его таким, который может сдерживать игривость, чтобы она не имела излишества, и сообразно с этим (по первой части этого пол.) подействовать так, чтобы тело не сделалось менее способным; и значит, постольку этот аффект может быть добром, – что и требовалось доказать.