Когда мы воображаем вещь случайной, то не испытываем впечатления никакого образа другой вещи, которая полагала бы существование этой вещи (по опр. 3 этой части); напротив (по предположению), воображаем нечто такое, что исключает ее настоящее существование. Но поскольку мы воображаем вещь возможной в будущем, постольку воображаем нечто, что полагает ее существование (по опр. 4 этой части), (т. е. по пол. 18 части 3), что поддерживает надежду или опасение. И потому аффект к вещи возможной бывает сильнее, – что и требовалось доказать.

Аффект к вещи, о которой мы знаем, что она не существует в настоящем, и которую мы воображаем случайной, бывает гораздо слабее, чем в том случае, если бы мы воображали, что вещь присутствует при нас в настоящем.

Аффект к вещи, которую мы воображаем присутствующей в настоящем, бывает напряженнее, чем если бы мы воображали ее будущей (по королл. пол. 9 этой части), и гораздо сильнее, если мы воображаем, что будущее время не очень далеко от настоящего (по пол. 10 этой части). Таким образом, аффект к вещи, время существования которой мы воображаем очень отдаленным от настоящего, бывает гораздо слабее, чем если бы мы воображали ее настоящей, и тем не менее (по предыд. пол.) он бывает напряженнее, чем если бы мы воображали вещь случайной. И поэтому аффект к вещи случайной будет гораздо слабее, чем если бы мы воображали вещь присутствующей при нас в настоящем, – что и требовалось доказать.