Чем больше в чьем-либо воображении любовь, которую питает к нему любимая вещь, тем больше тот будет этим хвалиться (по пред. пол.), т. е. (по схол. пол. 30 этой части) тем больше будет радоваться; поэтому (по пол. 28 этой части) он будет стараться, насколько может, воображать любимую вещь связанной с ним теснейшим образом; это стремление или пожелание будет в нем усиливаться, если он вообразит, что и другой желает для себя того же. Но мы предполагаем, что это стремление или пожелание его обуздывается образом самой любимой вещи в сопровождении образа того, с кем соединяется любимая вещь; следовательно (по схол. пол. 11 этой части), по тому самому он будет удручен печально, сопровождаемой идеей любимой вещи как причиной и вместе с тем образом другого, т. е. (по схол. пол. 13 этой части) будет чувствовать ненависть к любимой вещи и в то же время к тому другому (по королл. пол. 15 этой части), которому из-за того (по пол. 23 этой части), что он наслаждается любимой вещью, будет завидовать, – что и требовалось доказать.

Эта ненависть к любимой вещи, соединенная с завистью, называется ревностью, которая, таким образом, есть не что иное, как колебание души, происходящее из любви и вместе с тем из ненависти, сопровождаемой идеей того, кому завидуют. Кроме того, эта ненависть к любимой вещи будет больше (или меньше) по мере радости, какую ревнивец обыкновенно получал от взаимной любви любимой вещи, а также по мере того аффекта, который он испытывал по отношению к тому, кого он представляет себе присвоившим любимую вещь. Ибо если он его возненавидел, то по тому самому и любимую вещь (по пол. 24 этой части) будет ненавидеть, так как он представляет ее себе доставляющей радость предмету, который он ненавидит, и также потому (по короля, пол. 15 этой части), что он вынужден соединять образ любимой вещи с образом того, кого он ненавидит. Это большей частью бывает при любви к женщине. Ибо кто представит себе, что женщина, которую он любит, отдается другому, тот не только будет опечален тем, что его собственное пожелание встречает противодействие, но еще чувствует отвращение к ней из-за того, что образ любимой вещи он невольно соединяет со срамными частями и извержениями другого. К этому, наконец, присоединяется и то, что любимая женщина принимает ревнивца уже не с тем видом, с каким она обыкновенно принимала его, чем также любящий опечаливается, как я вскоре покажу.