Образы вещей суть впечатления человеческого тела, идеи которых представляют внешние тела как бы присутствующими при нас (по схол. пол. 17 части 2), т. е. (по пол. 16 части 2) идеи которых заключают в себе природу нашего тела и вместе присутствующую природу внешнего тела. Итак, если природа внешнего тела подобна природе нашего тела, тогда идея внешнего тела, которое мы воображаем, будет содержать в себе впечатление нашего тела вместе с впечатлением внешнего тела и, следовательно, если мы вообразим, что кто-нибудь подобный нам испытывает какой-нибудь аффект, то это воображение будет выражать впечатление нашего тела, подобное этому аффекту, и поэтому-то, если мы воображаем, что какая-нибудь вещь, подобная нам, испытывает какой-нибудь аффект, и мы вместе с ней испытываем подобный же аффект. Если же мы ненавидим подобную нам вещь, то (по пол. 23 этой части) испытываем аффект противоположный, а не подобный, – что и требовалось доказать.

Это подражание аффектов, когда оно относится к печали, называется состраданием (см. о нем схол. пол. 22 этой части), а когда относится к желанию, то соревнованием, которое поэтому есть не что иное, как пожелание какой-нибудь вещи, зарождающееся в нас вследствие того, что мы воображаем, что другие подобные нам имеют такое же пожелание.

Если мы воображаем, что кто-нибудь, к кому мы относимся без всякого аффекта, причиняет радость вещи нам подобной, то мы и к нему чувствуем любовь. Если же, напротив, мы воображаем, что он причиняет ей печаль, то мы к нему чувствуем ненависть.

Это доказывается из предыдущего положения так же, как положение 22 этой части из положения 21.

Мы не можем ненавидеть вещь, которой сострадаем, из-за того, что страдание ее причиняет нам печаль.

Ибо если бы мы могли из-за этого ненавидеть ее, то (по пол. 23 этой части) мы радовались бы из-за ее печали, что противоречит предположению.

Вещь, которой мы сострадаем, мы стараемся, насколько можем, освободить от страдания.

То, что причиняет печаль вещи, которой мы сострадаем, причиняет и нам подобную же печаль (по пред. пол.); поэтому мы стараемся вспоминать все то, что уничтожает существование той вещи или что разрушает ее (по пол. 13 этой части), т. е. (по схол. пол. 9 этой части) стремимся разрушить это или определяемся к его разрушению; и, следовательно, вещь, которой мы сострадаем, мы стараемся освободить от ее страдания, – что и требовалось доказать.

Это желание или стремление благотворить, вытекающее из того, что мы сострадаем той вещи, которой желаем оказать благодеяние, называется благожеланием, которое поэтому есть не что иное, как пожелание, вытекающее из сострадания. Впрочем, о любви и ненависти к тому, кто, как мы воображаем, делает добро или зло вещи, которую мы воображаем подобной нам, см. схолию положения 22 этой части.