– Этот щенок язык проглотил? Или как? – Боб восседал во главе стола и громко чавкал, пережевывая рагу и одновременно пытаясь выбить ответную реплику у Дезмонда. – Или он у тебя совсем дурак?

Прошло уже несколько месяцев с той злополучной порки, и за все это время Дезмонд не сказал Бобу ни слова. Ни единого слова! Если сержант Кейн просил его о чем-нибудь, мальчик кивком головы соглашался выполнить распоряжение или просьбу. Он стоически сносил затрещины, если таковые ему доставались, и молча пропускал мимо ушей язвительные замечания и насмешки. Кстати, Дезмонду нравилась выбранная им линия поведения, и он с какой-то мстительной радостью наблюдал за растерянным выражением лица Боба, который явно не знал в такие минуты, что ему делать. Словом, то действительно была война не на жизнь, а на смерть. Надо отдать должное и самой Джесси. При первой же возможности она становилась на сторону мальчика и придумывала массу оправданий для его молчания.

– Ребенку пора в школу! – заявила она как-то раз мужу, пытаясь умаслить его лаской. – Нельзя растить из него неуча! – Она улыбнулась. – Подумай сам! Если бы ты в свое время не закончил школу, тебя бы не направили служить в авиацию, и мы бы с тобой никогда не встретились.

– Вот и учи его сама, если так печешься о гаденыше. Возьми книги, и вперед!

А Джесси и не нужно было повторять дважды. Отныне уроки стали для Дезмонда настоящей отдушиной. Они садились вместе с няней, читали вслух книги, потом решали задачки по арифметике, составляли список того, что нужно купить в городе на неделю, и подбивали смету, тренируя память на примеры со сложением. В зале стояло старенькое расстроенное пианино. Оно дребезжало и фальшивило, но это не мешало Джесси изредка садиться к нему и аккомпанировать себе, и тогда они начинали петь старинные шотландские песни. Особенно Дезмонд любил «Лох-Ломонд» («Озеро Ломонд») и «Я родом из Глазго». Почему-то Джесси всегда начинала плакать, когда пела эти песни, а мамаша Кейн, та, напротив, очень любила слушать их пение и всегда присоединялась к ним во время таких импровизированных концертов с каким-нибудь рукоделием.

В один из субботних вечеров они скатали ковер в сторону, чтобы попрактиковать на полу рил, шотландский народный хороводный танец, который они намеревались исполнить на одном из ближайших церковных концертов. Но тут неожиданно для всех, в самый разгар их репетиции, появился Боб. Он завис в дверях, угрюмо окинув взглядом комнату.

– Итак, мальчишка распевает себе песенки день-деньской как ни в чем не бывало! – Все замолчали, не зная, чего им ждать дальше. – Ну что же вы? Продолжайте, будто меня тут и нет! Пусть этот глухонемой немного поупражняется перед ужином. Будто я не знаю, что вы все тут вытворяете у меня за спиной! Пой, кому говорю! Или… – он жестом указал Джесси на место возле пианино. – Все твои штучки!

– Сынок! – подала голос мамаша Кейн. – Чего ты к ним цепляешься? Что плохого в том, если они попоют немного?

Но Боб лишь с силой отшвырнул мать в сторону.

– Заткнись, кому говорю! Если мужик уже не хозяин у себя в доме, то… Пой, безродный щенок, пой!

Джесси села к инструменту, боясь пошевелиться. Дезмонд молча встал рядом. В горле у него пересохло от страха. Но настоящий ужас он испытал, когда увидел, как Боб схватился за кочергу, стоявшую возле камина. Он нервно сглотнул слюну и кивнул Джесси начинать. Та сыграла первые такты песни «Лох-Ломонд». Мальчик попытался выдавить из себя первую строчку, но изо рта вырвались лишь бессвязные звуки: «На тв… их прек… ных бе… гах…»

– Раньше у тебя получше получалось!

Дезмонд сделал еще одну попытку и снова не смог взять ни одной ноты.

Внезапно Джесси перестала играть и с откровенной неприязнью взглянула на мужа.

– Он боится тебя, Боб!

Тот подошел к пианино и с грохотом хлопнул крышкой инструмента прямо по пальцам жены. Джесси вскрикнула от боли. Мальчик, не помня себя от ярости, подскочил к Кейну и ударил его по ногам. Боб поднял кочергу и нанес ответный удар, а потом еще один, и еще один. Он остервенело избивал Дезмонда кочергой до тех пор, пока ребенок не потерял сознание.

Мальчишка пришел в себя, весь в бинтах, смутно понимая, где он и что с ним. Мамаша Кейн промывала рассеченную бровь.

– Прости нас, Луи! На этот раз он совсем спятил! Надо вам уезжать отсюда, пока он не убил тебя. – Мамаша Кейн расплакалась. – Не узнаю своего сына. У него что-то стало с головой. Бросается на всех, словно бешеный.

– А что с Джесси? – испугался мальчик.

– Она отдыхает. Не понимаю, что за дьявол в него вселился! Это все после той аварии на мотоцикле! – Старуха посмотрела на свадебную фотографию молодых и добавила: – Так больше не может продолжаться!

Дезмонд не мог пошевелиться от боли. Болело все тело, но особенно болела голова. «В чем я виноват, а?» – думал он. В том, что приехал вместе с Джесси? Из-за этого Боб так бесится? Надо уходить, надо уходить, и чем скорее, тем лучше. Иначе он убьет и Джесси. Но сейчас Дезмонд был еще слишком слаб, чтобы бежать прочь. Мысли в голове путались… Одно он знал точно: он ненавидит эту ферму, и мамаша Кейн поможет ему бежать, если он хорошенько попросит ее об этом.

– У вас есть конверт с маркой? – спросил он у нее на следующий день, сидя на кухне и пытаясь чистить картошку негнущимися пальцами.

– Поищу, детка. Обязательно поищу! – женщина улыбнулась мальчику. – Только – чур! – никому ни слова!