Глава 9

Рейни повезла Куинси в школу.

Агент сидел на пассажирском сиденье и смотрел в окно, как могло показаться со стороны, с недоверчивым удивлением. Он не был в Орегоне несколько лет и уже забыл, как здесь красиво. Они ехали между зелеными холмистыми лугами, густо усыпанными черными и белыми точками буренок и увенчанными красными домиками с букетиками желтых анютиных глазок. В воздухе ощущался запах свежескошенной травы с соленым привкусом океана. Долину окружали высокие горы с густыми шапками лжетсуги.

Мимо, ревя могучими восьмицилиндровыми двигателями, проносились грузовики. Водители махали Рейни, а с полдюжины черных лабрадоров, высунувшись из окна, приветствовали ее радостным лаем. На подъеме несколько машин сбросили газ, выстроившись за ползущим наверх трактором «Джон Дир». Никто не сигналил сидевшему в кабине престарелому фермеру, никто не кричал ему освободить дорогу. Люди просто ждали, когда смогут проехать, а старик в ответ с благодарностью прикладывал два пальца к козырьку выцветшей красной бейсболки.

– Это Майк Берри, – сказала Рейни, объехав наконец зеленый трактор и впервые с тех пор, как они сели в патрульную машину, нарушив молчание. – У них с братом две самые большие молочные фермы в здешних краях. В прошлом году они выкупили три семейные фермы, серьезно пострадавшие от наводнений. Одна принадлежала Карлу Симмонсу – ему уже шестьдесят, и никого из родственников не осталось. Майк организовал для него пожизненный траст, так что Карл может жить в собственном доме до самой смерти и ни о чем не беспокоиться. Братья Берри – хорошие люди.

– Не думаю, что таких мест осталось много, – заметил Куинси.

Рейни повернулась и посмотрела на него.

– Вы правы, не осталось.

Больше фэбээровец ее не отвлекал. Настроение Рейни поменялось на задумчивое, да и его самого, сказать по правде, на разговоры не тянуло. Одно дело рассуждать об объективности и профессионализме, и совсем другое, глядя на живописные красоты пейзажа, размышлять о кровавой трагедии, разыгравшейся на этом фоне в восьмилетней школе. Пока что лишь немногое из увиденного в Бейкерсвиле соответствовало его ожиданиям.

Это относилось и к Лоррейн Коннер. Даже не принимая во внимание устоявшееся мнение о провинциальных полицейских, большинство женщин, которых он встречал в правоохранительных органах, не отличались изяществом и грацией, были широкоплечи, кряжисты и, что скрывать, мужеподобны. Лоррейн Коннер не соответствовала этому образцу ни по каким параметрам. При росте в пять футов и шесть дюймов она выглядела подтянутой и обладала очень даже соблазнительной фигурой с приятными изгибами и выпуклостями в нужных местах. Длинные каштановые волосы обрамляли на удивление привлекательное лицо с широкими скулами, твердым подбородком и полными губами.

И еще глаза. Не голубые, не серые, а где-то между. Цвет их, как представлялось Куинси, менялся вместе с настроением, переходя от мягкого, как фланель, когда она уходила в какие-то свои мысли, к колючему, как лед, когда гневалась. Интересно, какими они бывают, когда она ведет любовную игру? Смотрит ли она при этом чуточку исподлобья, слегка склонив голову? Раскрывает ли губы в ожидании поцелуя?

Пирс неловко заерзал на сиденье и отогнал лезущие в голову неуместные образы. Такого рода мысли в отношении полицейской были ему несвойственны. Работа есть работа, и только. Тем более в наши дни.

Куинси перенес анализ на профессиональные качества Лоррейн Коннер. Неопытна, что подтверждают ее действия на месте преступления и обращение с подозреваемым. Но не глупа. Ему хватило тридцати секунд, чтобы определить ее как упрямую, сообразительную и обладающую врожденными аналитическими способностями особу. Он уже понял, что она служит своему городу не за страх, а за совесть и временами бывает непомерна горда. Скорее всего, живет одной работой, друзей и посторонних интересов мало. Профиль единственного ребенка женщины-алкоголички вырисовывался довольно определенно. Лоррейн Коннер могла пойти одной из двух дорог: стать пьянчужкой-неудачницей или трудоголиком. Поскольку первой она явно не была, оставался второй вариант. Впрочем, у нее еще оставался шанс доказать, что он ошибается.

В общем, его ожидания не оправдались. Возможно, ошибся в своих расчетах и детектив Эйб Сандерс, из-за чего эти двое и стали бодаться. При всем уважении к местной службе шерифа полицейские таких маленьких городков, как Бейкерсвиль, обладая хорошими человеческими качествами, не отличаются выдающимися профессиональными достоинствами. Как говорится, на рождественской елке они не самые яркие лампочки. Зарабатывают примерно двадцать тысяч в год. Дела расследуют самые заурядные. Попадая в колею обыденности, чувствуют себя хозяевами своих крохотных владений, а аналитические способности, если и присутствуют изначально, атрофируются в регулярных пятничных патрулированиях футбольных матчей.

Конечно, сам Куинси – самоуверенный федеральный агент – получал еще и за то, чтобы смотреть сверху вниз на представителей всех прочих органов правопорядка, и в особенности на интеллектуальных карликов из БАТО.

Рейни свернула с проселка, и сельские пейзажи сменились городскими. Через несколько минут впереди показалось неуклюже расползшееся белое здание школы. Парковочную площадку опоясывала желтая оградительная лента, а проволочное ограждение прогибалось под тяжестью сложенных с внешней стороны букетов.

Машина остановилась.

– Вы ведь сегодня здесь еще не были? – негромко спросил Куинси.

Рейни покачала головой. Взгляд ее застыл на кучках цветов, воздушных шариков и мягких игрушек, растянувшихся вдоль забора на добрых десять фунтов. Розовые и голубые ленточки и крошечные крестики. Самодельные открытки с надписями «Мы любим вас, миссис Авалон». Сложенное из красных гвоздик большое сердце – «Моей дочери».

Глаза Рейни предательски блеснули. Она громко шмыгнула носом, изо всех сил сдерживая подступившие слезы. Куинси отвернулся к самодельному мемориалу.

– Удивительная вещь. С одной стороны, эти случаи настолько трагичны, что вызывают страх за будущее человечества. Что же это за общество, которое растит детей, убивающих других детей из автоматического оружия? С другой стороны, эти случаи настолько трагичны, что пробуждают в нас человечность. Мы видим проявления смелости у санитаров, отважно входящих в опасную зону, и учителей, с риском для жизни встающих на пути стрелка. У брата, собственным телом защищающего сестру, и матери, оказывающей первую помощь чужому ребенку с надеждой, что ее сыну поможет кто-то другой. Трагедия находит отклик по всему миру, задевает в людях какой-то нерв, и они чувствуют потребность отозваться – послать цветы, стихи, свечи, так или иначе дать знать далеким незнакомцам, что они не одни… Бейкерсвиль в их мыслях и их молитвах.

Рейни вытерла уголок глаза, поморгала.

– Да. – Она откашлялась. – Когда сообщили, что больнице требуется кровь для переливания, в «Лосях» сразу предоставили помещение для Красного Креста. И очередь желающих вытянулась на четыре квартала. Из бакалейного прислали бесплатный лимонад. Две старушки отдали в распоряжение детей свои игровые площадки. Люди стояли по два-три часа и не жаловались. Все говорили, что это самое меньшее, что они могут сделать. «Бейкерсвиль геральд» написал об этом сегодня на первой полосе. А сообщению о стрельбе отвел нижний уголок. Наверное, не все согласны с такой расстановкой приоритетов, но, по-моему, в этом что-то есть.

– Стреляет кто-то один, а последствия чувствует весь город.

– Что-то вроде этого. – Рейни отстегнула ремень. – Если не возражаете, мне бы хотелось закончить. Вчера я там бóльшую часть дня провела, и сегодня продолжать не хочется. Я не профайлер, а в школе много такого, на что смотреть больно.

Куинси последовал за ней в школу. Он уже достал блокнот и переключился в рабочий режим.

Еще раньше, в офисе, Коннер согласилась провести его по месту преступления и, может быть, внести какие-то дополнения в свои записи. Пирс не стал говорить, что они работают вместе, а Рейни не стала делиться сомнениями в виновности Дэнни. При таком варианте он мог проходить и как наблюдатель, и как эксперт. Когда Куинси попытался объявить, что забирает дело себе, она откровенно сказала, что сохраняет за собой право переломать ему при необходимости ноги. И при этом вполне серьезно посмотрела на его коленные чашечки.

У него сложилось впечатление, что благодушия и тактичности в отношении других от полицейской Коннер ждать не приходится. Странно, но ему это даже понравилось.

Они прошли по пустому коридору в заднюю часть здания. Куинси отметил пыль на полах – порошок для снятия отпечатков пальцев – и темные прямоугольники там, где эксперты вырезали плитки со следами крови для отправки их в лабораторию.

По словам Рейни, эксперты-криминалисты закончили свою работу на месте преступления к утру. Ожидалось, что школу еще не раз посетит оперативная группа, которая попытается восстановить полную последовательность событий трагического дня. Несколько месяцев уйдет на тщательную сортировку вещественных доказательств. В здании такого размера, как школа, экспертам придется разбираться с сотнями следов обуви и тысячами отпечатков пальцев. Скорее всего, журнал осмотра места преступления разрастется до шести или семи томов.

– Вот здесь Уолт и Эмери оказывали помощь раненому Брэдли Брауну, – сказала Рейни, указывая на залитый кровью участок на пересечении двух коридоров, и выжидающе посмотрела на Куинси.

– Браун был в сознании?

– Да. Я спросила, видел ли он что-нибудь, – Браун ответил отрицательно. Услышал выстрелы, пробежал по коридору, повернул направо и получил пулю.

Куинси повернул направо, туда, где картина насилия воплотилась в очертания трех тел.

– Все произошло там?

– Мы так думаем.

– В коридоре, не в классе.

– Верно.

– Как Дэнни оказался в коридоре?

– По словам его учителя, Дэнни не вернулся в класс после ленча. Мистер Уотсон заметил его отсутствие, но Дэнни почти никогда не опаздывал, и он решил, что, наверное, мальчик не вернулся по какой-то уважительной причине.

– Во сколько это было?

– В школе установлено три перерыва на ленч. У Дэнни ленч на последнем, который заканчивается в двадцать минут второго. Учащимся дается пять минут, чтобы вернуться в класс. Сигнал к возобновлению занятий – звонок в тринадцать двадцать пять. В тринадцать двадцать пять Дэнни в классе не было. В тринадцать тридцать пять диспетчер принял звонок – в школе стреляют.

– Итак, урок Дэнни пропустил. А девочки? Почему они оказались в коридоре?

– Элис попросилась в туалет. Салли – ее подружка. В третьем классе дети ходят парами. Учительница их отпустила.

– А третья жертва? Мелисса Авалон? Она была одна в компьютерном кабинете?

– Да. У нее в это время перерыв на ленч. Кабинет открыт для учащихся на время перерыва, а потом по звонку в тринадцать двадцать она его закрывает.

– И такой порядок закреплен расписанием? В тринадцать двадцать она всегда остается в кабинете одна?

Рейни кивнула. Она уже поймала его мысль и легко следовала за ней.

– Похоже на то, что целью была она, да? Салли и Элис просто не повезло – оказались не там, где надо.

– На данный момент представляется именно так, но давайте не будем забегать вперед. – Куинси подошел к каморке сторожа и поднял бровь. – Похоже, ваш напарник, Каннингэм, – парень крепкий, – пробормотал он.

– Да уж, постарался. – Рейни состроила гримасу. – Ситуация была напряженная.

– И в этой каморке пряталась Бекки О'Грейди?

– Да, в самой глубине. Сидела, съежившись в комочек. Девочка была, похоже, в шоке и на вопросы не отвечала. Потом Сэнди отвезла Бекки в кабинет неотложной помощи, но врач сказал, что ей еще потребуется какое-то время, чтобы прийти в себя.

– Думаете, она видела, что случилось?

– Не знаю. Люк разговаривал сегодня утром с ее учительницей. Миссис Лунд говорит, что Бекки находилась в классе до начала стрельбы и что она, вероятно, отстала от остальных, когда все побежали к выходу. Что Бекки нет, миссис Лунд поняла только минут через тридцать или сорок.

– Итак, перед нами два вопроса. – Куинси загнул два пальца. – Первый – что случилось с Дэнни О'Грейди между окончанием ленча, в тринадцать двадцать, и… когда вы столкнулись с ним в…

– В четырнадцать сорок пять, где-то так.

– Более часа. И никто ничего не знает, – нахмурился Куинси.

Рейни невесело усмехнулась:

– Ну, не совсем так. Какое-то время с ним был Шеп. Он утверждает, что подъехал к школе примерно без четверти два. Учеников уже вывели из здания. Он вошел в школу – хотел помочь – и наткнулся на сына, растерянного, ошеломленного, поднимавшего с пола оружие.

– Поднимавшего с пола оружие? Вот как? Мне это нравится. Получается, мальчик просто наткнулся на револьвер и пистолет?

– Шепу вы тоже не верите, да?

– Не самый объективный свидетель. Но я пока остаюсь при том же мнении: мы не знаем, что делал Дэнни между часом двадцатью и двумя сорока пятью. Следующий вопрос: что случилось с Бекки О'Грейди между часом тридцатью пятью и часом пятьюдесятью. – Куинси снова нахмурился. – Мне не очень нравится, что двумя учащимися, действия которых нам неизвестны, оказались брат и сестра. И я не верю в совпадения.

– Вы же не думаете, что Бекки каким-то образом участвовала в этом? – Рейни недоверчиво покачала головой. – Да ведь ей же всего восемь!

– С нею кто-нибудь разговаривал?

– Люк Хейз и Том Доусон попытаются задать ей несколько вопросов вечером, но я бы не стала ожидать многого. Шеп и Сэнди настроены очень враждебно, а мы не можем поговорить с ней без родителей. Сомневаюсь, что из этого что-то выйдет.

– Вы могли бы попросить окружного прокурора вызвать ее повесткой в качестве свидетеля для дачи показаний перед большим жюри.

Рейни пожала плечами, а потом преподнесла ему небольшой сюрприз.

– Я думала об этом утром. По словам Родригеса, мы не можем принудить девочку к даче показаний. Родители просто уговорят ее отвечать на все вопросы, что она ничего не помнит. По-моему, если мы хотим добиться от нее чего-то, сыграть надо тоньше. Кто знает, может, и получится? Шеп и Сэнди, наверное, и сами хотели бы знать, что там произошло вчера на самом деле. Надеюсь, рано или поздно они позволят нам расспросить Бекки. Не исключено, что это случится уже сегодня, хотя я бы не рассчитывала.

– Вы хорошо знаете их обоих? – спросил Куинси.

– Хорошо.

Куинси кивнул, и они прошли дальше. Сама того не замечая, Рейни обхватила себя руками, как будто пытаясь отгородиться от чего-то. Наблюдая за ней, Куинси подумал, что в этой позе она выглядит моложе и трогательнее. Взгляд ее остановился на меловом контуре, обозначавшем положение тела Мелиссы Авалон. Согласно всем показаниям, мисс Авалон была красивой женщиной и заботливой учительницей, целиком отдававшейся работе.

Не говоря ни слова, они прошли по коридору к разбитым дверям. Куинси остановился перед компьютерным кабинетом.

– Дэнни вышел из этого класса?

– Да. Первым вышел Шеп. Дэнни держал его на мушке.

– Дэнни держал пистолет двадцать второго и револьвер тридцать восьмого калибра?

– Да.

– Каким он вам показался?

– Возбужденным. На взводе. – Рейни нахмурила брови, предвидя следующий вопрос. – И он был явно враждебен по отношению к отцу.

– Конечно, если держал его на мушке…

Она покачала головой:

– Дело не только в этом. Шеп говорил ему, что все будет хорошо, а потом попытался сказать, чтобы он не разговаривал со мной. Но все это звучало как приказ, и Дэнни только еще больше закрывался. Похоже, они сильно поцапались. Шеп держит сына в ежовых рукавицах.

– То есть?

– В школьные годы Шеп играл в футбол, был местной звездой. В общем, настоящим спортсменом. А Дэнни… – Рейни пожала плечами. – Он слабоват для своего возраста, и в спорте у него мало что получается. Наверное, Шеп считает, что сыну надо больше тренироваться, работать усерднее, а Дэнни хотел бы, чтобы отец оставил его в покое.

– Вы сами слышали, чтобы Шеп называл сына дураком?

Рейни покачала головой.

– Вы, наверное, имеете в виду ту запись, да? Дэнни несколько раз повторил, что он умный. Странная фраза. Понимаете, Шеп из тех отцов, которых не очень волнует, какие у сына оценки. Другое дело – успехи на футбольном поле. Плохой табель успеваемости? Ничего, всякое случается. Откуда это пошло, я даже не представляю.

– У Дэнни есть близкие друзья?

– Мы над этим работаем.

– Нам нужен полный список отсутствовавших вчера учащихся с отметкой, знали ли они Дэнни О'Грейди и где находились в указанное время.

– Алиби для детей? – проворчала Рейни и закатила глаза. – И зачем нам отсутствующие?

– Кто-то из них мог быть стрелком. Или просто иметь к случившемуся какое-то отношение. В некоторых известных случаях учащимся отводилась определенная роль – они либо поддерживали и вдохновляли стрелка, либо наблюдали за происходящим со стороны.

– Что?

– Бетель, штат Аляска. Стрелок – Ивэн Рэмси, вдохновители – два четырнадцатилетних подростка. Один даже учил его пользоваться оружием. Эти двое собрали в кафетерии нескольких приятелей – посмотреть «шоу».

– Замечательно.

– Люк Вудман тоже действовал под влиянием других подростков, – продолжал Куинси. – В данном случае мне не дает покоя настойчивое повторение Дэнни фразы «я умный». Что она означает? Звучит как нечто отрепетированное, словно он изо всех сил пытается доказать кому-то что-то, опровергнуть сомнения в его интеллекте. Но возможно, за ней стоит что-то еще. Что-то слишком пугающее, слишком ужасное, чтобы он мог сказать об этом открыто. Каким он показался вам после стрельбы?

– Отстраненным. Замкнувшимся. Когда услышал голос матери, заплакал. А потом уснул на заднем сиденье. Как ребенок.

Куинси кивнул – в ее характеристике не было ничего удивительного.

– Он диссоциируется, отстраняется от событий. Нормальная реакция на любого рода травму. Другой вопрос, как долго продлится эта психологическая диссоциация и как он поведет себя, когда мозг начнет перерабатывать случившееся.

– Он под круглосуточным наблюдением, – сказала Рейни. – Насколько я понимаю, это стандартная процедура для таких случаев.

– Круглосуточное наблюдение – дело хорошее. Но, как мне представляется, у Дэнни сейчас посттравматическое стрессовое расстройство, симптомы которого проявляются по-разному. Сегодня он может рассказывать обо всем совершенно бесстрастно, как посторонний, а завтра может и сломаться, расплакаться. Повторяя одно и то же, перечисляя события этого дня, он может показаться невозмутимым, бесчувственным. Не исключено, что не захочет называть жертв по имени. И то и другое разные люди будут интерпретировать по-разному. Но ни то ни другое не будет означать, что он и впрямь виноват, а только то, что он переживает – либо как преступник, либо как свидетель – психологическую травму и его мозг пытается с этим справиться.

Рейни вздохнула:

– Даже не знаю. Может быть, мы излишне все усложняем. С одной стороны, некоторые моменты в этой стрельбе не поддаются объяснению и противоречат логике. С другой стороны, разве сама стрельба в школе не противоречит логике? И если стрелял не он, то кто тогда? Когда раздались выстрелы, все школьники, за исключением отсутствующих, находились в классах. Отсутствовали только двое, Дэнни и Бекки, но представить кого-то из них в роли стрелка трудно. Может быть, дело в том, что мне вообще трудно представить в этой роли ребенка и я сосредоточиваю внимание на вопросе, потому что это легче, чем заниматься ответом…

– Вам и нужно сосредоточиваться на вопросах, – сказал Куинси. – Это ваша работа.

– Что ж, сегодня эта работа не самая лучшая. Может, завтра будет лучше, но сегодня никакого удовольствия от нее я точно не получаю.

Рейни отошла в сторону и остановилась у разбитого окна, за которым виднелись пологие зеленые холмы и уже клонящееся к западу солнце. Ей нужна перезарядка, подумал Куинси. Ему и самому приходилось это делать.

Он наклонился и уже внимательно оглядел место преступления. Отметил положение тел. Попытался представить, в каком направлении они падали. Потом осмотрел дверную коробку компьютерного кабинета, отыскивая следы пуль.

Минут через десять Куинси закрыл блокнот. Вопросов накопилось немало, в первую очередь к судмедэксперту.

Он повернулся к Рейни, которая так и стояла у разбитой двери. Только смотрела она теперь не в окно, а на меловой контур тела Мелиссы Авалон. Прочесть выражение серых глаз Куинси не мог, но лицо ее как будто застыло.

Сколько часов сна досталось Рейни Коннер прошлой ночью? Ему вдруг захотелось спросить ее об этом. Перешагнуть черту, вступить в ее пространство. Он и сам был когда-то «зеленым» агентом с убийством на руках и понимал, что некоторые картины остаются в голове даже после того, как выключаешь свет.

Иногда и он просыпался по ночам от собственного крика.

Впрочем, к делу это не имело никакого отношения.

– Я закончил.

Они вышли из здания.