17 августа 2010 года, Москва, 26°C

…– Да, я была в отпуске, на Мертвом море, – перед Глинским сидела немолодая женщина с пышно уложенными серебристыми волосами, сдержанная, идеально вежливая и доброжелательная.

– Слава Богу, могу позволить себе отдохнуть как человек. Да и подлечиться заодно. Возраст, видите ли, дает о себе знать.

– Глядя на вас, слово «возраст» не приходит на ум, – вежливо ответил Виктор. Валентина Сергеевна, преподавательница английского, коллега Катрин, его галантность оценила и милостиво улыбнулась.

– Ну, полагаю, вы пришли не за тем, чтобы говорить комплименты, хотя – благодарю.

Виктор задал ей вопрос – без особой надежды на то, что получит хоть на что-то годную информацию. С некоторых пор ему стало казаться – конца серии этих жутких преступлений нет, и так же нет конца его безнадежному расследованию.

– Полина Стрельникова? – Валентина Сергеевна удивленно подняла брови. – Ну что вам сказать? Очень легкомысленная девушка. Зачем ей нужны эти курсы – ума не приложу. Она почти ничего не делает. Хотя не без способностей. Многое схватывает на лету.

Тут Самсонова чуть нахмурила идеально выщипанные брови:

– А в чем дело? Что случилось?

Виктор постарался как можно мягче рассказать ей о смерти Полины. Несмотря на то, что он был весьма сдержан в изложении обстоятельств ее гибели, Валентина Сергеевна пришла в ужас:

– Бедная девочка! Кошмар. Кому понадобилось ее убивать?

– Вот и нам хотелось бы знать, – пробормотал Виктор. – А с кем Полина общалась? Вы должны были заметить, с кем она проводит перемены… Или как это у вас называется…

Преподавательница покачала головой, горестно прикрыв ладонью губы.

– Почти ни с кем. Так, парой слов перебросится с девочками… Даже с мужчинами особо в разговоры не вступала – неинтересны они ей были. В основном, по телефону болтала. Этот телефон, между прочим, она никогда не выключала, даже во время занятий. Хотя я всегда об этом прошу. Это выглядело демонстративно. Но она каждый раз извинялась, сообщала, что ей звонят по работе и выходила в коридор разговаривать.

– И вы никогда не слышали, о чем? Даже во время перерыва?

– Я никогда не сижу во время перерывов в аудитории. Я всегда ухожу в нашу комнату отдыха. Однажды краем уха уловила, как она договаривается о свидании.

– Кто ее встречал после занятий?

– Не могу сказать. Я видела, как Полина уезжает после занятий на новенькой красной машине – и она сама была за рулем. Иногда за ней приезжали дорогие иномарки.

Виктор покачал головой. Худшие ожидания оправдывались – бесполезно спрашивать пожилую преподавательницу о номерах автомобилей, приезжавших за Стрельниковой. Валентина тем временем продолжала:

– Один раз я видела, как Полина садилась в машину более чем скромную, по-моему, в «десятку» или что-то похожее.

– Вы уверены? – Виктор вздрогнул.

– Нет, не уверена. Я не очень разбираюсь. По-моему, черная… Или темно-серая…

– Мокрый асфальт, – пробормотал Виктор. – Любопытно. А кто был за рулем, не обратили внимания?

– Понятия не имею. Я не всматривалась. Мне это неинтересно.

– Ну хотя бы – мужчина или женщина?..

И тут лицо Самсоновой оживилось:

– Женщина! Девушка молодая! Рыжая!!!

– Рыжая… – пробормотал Виктор. – Количество рыжих женщин в этом деле начинает раздражать… Могу ли я взглянуть на список вашей группы?

– О да, разумеется! – Валентина Сергеевна достала из сумки органайзер и сразу открыла нужную страницу. – Вот, извольте…

– А вы никогда не замечали – Полина Стрельникова общалась с Екатериной Астаховой? – закинул удочку капитан.

– Боже упаси, – замахала она руками. – Что может быть общего у нашей Катюши с девицей подобного сорта?

Проглядев список, Виктор не нашел ничего для себя нового. Опять ничего… Если не учитывать колымагу цвета «мокрый асфальт» и рыжую девицу за рулем, как теперь оказывается, знакомую Полины – вот уж кто бы мог предположить!

Виктор вновь пытался представить себе эту весьма двусмысленный ситуацию. Вот влюбленная девушка, вот мужчина ее мечты, который наконец куда-то ее пригласил, и не просто куда-то, а к друзьям. Потом он встает и уходит, невесть почему разъярившись. И ей никто не объясняет, что происходит. Все настроены к ней враждебно – это несомненно. Логично встать и уйти вслед за ним. А она почему-то остается, причем непостижимо быстро утешается в компании другого. Ложится с ним в постель, хотя, учитывая род ее занятий, это, наверно, неудивительно. Может, он ей денег дал? Но при ней нашли всего пару сотен рублей, и со стороны Рыкова, интеллигентного и воспитанного молодого мужчины, было бы откровенным хамством предлагать деньги за секс девушке, которую он видел в первый раз в жизни, даже если весь ее вид кричал о том, что она продается. «Черт, – раздраженно подумал Виктор, – кто разберет этих женщин». Размышляя подобным образом, Виктор брел в сторону Нового Арбата. Орлов, Рыков, Ланской, Кортес… Каждый из них оставался тайной за семью печатями и, по идее, мог сотворить что угодно. Но неопровержимо установлено, что Олег Рыков покинул квартиру Ланских до первого убийства – он никак не мог совершить его просто физически. Мигель Кортес – человек, теряющий контроль над собой так быстро, как вспыхивает сухая трава – что, черт побери, он делал под дверью квартиры Ланских в тот момент, когда Анна Королева истекала кровью? Антон Ланской – вот уж вещь в себе: замкнутый, издерганный и озлобленный. Какие демоны владеют этим человеком, если учесть, что стопроцентного алиби у него нет ни на одно убийство? А про Орлова и говорить нечего – каждое из преступлений словно кричало: меня совершил Орлов! Улик против него – завались, но только косвенные.

Виктор про себя уже решил, что кандидатуру Булгакова он даже сам с собой обсуждать не будет, но временами ему казалось, что еще немного – и он плюнет на благодарность и мужскую дружбу. А в том, что между ними рождалась дружба, пусть замешанная на горе и смерти – у него не было сомнений.

И что дальше?..

Он доплелся до Дома книги, что на Новом Арбате. Он любил этот магазин и с удовольствием приходил туда еще в студенческие годы, бродил по отделам, грустно подсчитывая, какую часть скромной стипендии он может здесь истратить. Как правило, дело кончалось тем, что он оставлял там все имевшиеся при нем деньги, а потом бродил по институту голодный и злой, как черт. Клянчить деньги у отца и бабушки он считал ниже своего достоинства.

С тех пор в магазине многое изменилось, но Виктор с прежним удовольствием прошелся по обширным залам. На двух этажах можно найти все – литературу на любой вкус, компьютерное оборудование и программное обеспечение, канцтовары и… диски. Молодой человек в безукоризненной тройке, вежливо улыбаясь, подошел к Виктору.

– Чем могу помочь?

Глинский не собирался пугать его тем, что он капитан милиции. Люди реагировали на это сообщение по-разному. Может быть, ему больше повезет, если его сочтут потенциальным покупателем.

– Меня интересует опера.

– Что именно? – снова с готовностью улыбнулся продавец. – У нас представлены записи лучших исполнителей мира.

Виктор взял со стойки первый попавшийся диск. Он присвистнул. Восемьсот рублей. Ни хрена себе!

– За качество стоит заплатить, как вы считаете? – смутился продавец. – Так что конкретно вас интересует?

– Верди, например, – выпалил Виктор.

– Ага, Верди, – кивнул продавец и стал перечислять сочинения и исполнителей. Очевидно, он прекрасно во всем этом разбирался. Он говорил долго, на третьей минуте его монолога терпение Глинского иссякло:

– Меня интересует «Аида» с Монсеррат Кабалье. Дирижер Рикардо Мути. Запись 1974 года.

– О, это редкость, – с сожалением в голосе ответил продавец, – сейчас нет, кончились.

Глинский почувствовал не то разочарование, не то злость.

– А когда в последний раз были? – безнадежно поинтересовался он. Продавец раздраженно поморщился. Какая разница, когда были? Сейчас нет.

– Ну пожалуйста, – взмолился Глинский, и, видимо, в его голосе прозвучало нечто, что проняло парня.

– Ну ладно, – он отправился за стойку с компьютером. Потыкав пару минут по клавиатуре, нашел наконец то, что нужно, и сказал:

– Единственный диск продан двадцать второго июня, точнее – в семнадцать ноль девять.

У Виктора перехватило дыхание. Спустя несколько часов после продажи этого диска убили Ольгу Вешнякову.

– Скажите, – он с трудом говорил, в горле першило, – а нельзя ли узнать, кто купил этот диск?

Продавец нахмурился.

– Вы из милиции?

– А что, так заметно? – невесело усмехнулся Виктор. – Капитан Глинский, уголовный розыск. Удостоверение показать?

– Не надо, – отказался продавец и понизил голос. – Слишком много народа. Можно попробовать посмотреть в Дисконтном Клубе. Это у нас такая база данных для привлечения постоянных покупателей. Там и имена есть, и телефоны, и все покупки с датами. Но мне нужно время. Через час сменяюсь, если придете, то вместе посмотрим. Идет?..

Еще бы не «идет»! Глинский пошел бродить по знакомым секциям. Вскоре он узнает, что все диски, найденные ими около убитых женщин, куплены на дисконтную карту Андрея Орлова – кроме «Травиаты». Даже номер мобильника имелся – для отправки СМС о новых поступлениях. Убийца очень любит музыку.

…Зубов прочел первый из документов, которые принесла ему Наташа Миронова – официальный ответ на ее запрос по поводу шелкового волокна, присланный с мануфактуры в Тоскане. Коряво переведенный то ли с английского, то ли с итальянского, документ подтверждал – из данного волокна изготовили шелковую ткань класса люкс цвета «navy» . Всю партию отправили в Мантую, на фабрику компании Corneliani S.P.A., для производства весенне-летней коллекции prêt-a-porter 2010 года. Вторая бумага гласила, что кашне, предоставленное на экспертизу, является продуктом кустарного производства и не содержит искомое волокно. Итак, синий шарф Ланского не при чем.

«И дальше что? – с досадой думал Зубов. – Не устраивать же обыск у всех пятерых. Эта вещь вообще может принадлежать постороннему лицу… Мы даже не знаем – мужчине или женщине».

– Ищите мужчину! – произнесла Наташа. Зубов даже не заметил, что она все еще стоит рядом с ним, и что он разговаривает сам с собой.

– С чего ты взяла? – недоверчиво спросил он.

– Corneliani выпускает исключительно мужскую одежду – классические костюмы и отличные рубашки. Можно сделать запрос в их головной офис – в изготовлении какого изделия использовался данный артикул ткани, в каких бутиках продавалось это изделие, в каком количестве, по какой цене и так далее.

– Наташенька, лапушка, – устало посмотрел на нее Зубов, – займись, сердце мое!

– Ах-ах! – закатила Наташа глазки. – Какие, однако, нежности… Сейчас составлю запрос. Думаю, к завтрашнему дню ответят…

Выходя из кабинета, Наташа столкнулась с Виктором, и он галантно поклонился ей, придержав дверь. Когда Миронова скрылась, он подошел к столу Зубова.

– Послушай, я тут провел небольшое расследование, – Глинский подал Зубову служебную папку. – Не желаешь взглянуть?

– Не раздражай меня, – огрызнулся Зубов. – Если есть что сказать, говори так.

– Все диски, за исключением первого, приобретены на карту Орлова в Доме книги на Новом Арбате.

– Да ты что? – у Зубова перехватило дыхание. – Не может быть! Орлов?!

– Очередная подстава, – покачал головой Глинский. – Уж слишком явная улика! Продавец, конечно же, вспомнить внешность покупателя не смог.

– Чего тебе еще нужно, чтобы прижать Орлова? Карта-то его, – проворчал Зубов. – С чего ты сунулся в этот магазин… Не только потому, что Орлов живет рядом? Давай, колись!

Виктор смутился. Ну не распинаться же о ностальгии перед старшим по званию…

– На мой взгляд, музыка подобрана не случайная. В принципе – каждая соответствует жертве. Это говорит о том, что убийца подходит к делу серьезно.

– Что-то я не очень понял… Что ты имеешь в виду, говоря про соответствие?

– Ну смотри. Что такое «Травиата»? Это же «Дама с камелиями»! А кто такая дама с камелиями?

– Кто? – озадаченно посмотрел на него Зубов.

– Проститутка! Содержанка! – торжествующе воскликнул Виктор. – А это значит что?!

– Что ты имеешь в виду? Кортес, когда дарил Ланскому диск, намекал, что Королева у него на содержании?

Глинский опешил.

– Н-да, – пробормотал он, – ну твоя фантазия, напарник, тебя и завела. Мне такое и в голову не приходило. Королева – содержанка! Да еще неизвестно, кто из них больше зарабатывает!

– Тогда не понимаю, – повторил Зубов, раздражаясь.

– Кортесу был глубоко по фигу тот факт, что героиня оперы – куртизанка. Его больше волновало, что Королева танцевала в Ла Скала именно в этом спектакле.

– Ты хочешь сказать, – тут понял Зубов, – что убийца знал, что Стрельникова проститутка?

– Ну да! – обрадовался капитан. – Наконец-то дошло!

– Но тогда получается, что убийца – Орлов. Кроме него, никто не знал.

– Это мы так думаем, – отрезал Виктор. – А сначала мы считали, что вообще никто не знал. Потом нарисовался Орлов. Так может еще кто-нибудь нарисоваться. Но первый диск преступник не покупал. Первый диск подарил испанец. И если убийца не Кортес, то прошу обратить внимание на то, что пренебрегая богатой коллекцией дисков, стоявших рядом с музыкальным центром, он выбирает именно запечатанную «Травиату», лежащую в другом углу комнаты на китайском столике. И, если убийца – Кортес, то, смекнув, что из себя представляет девица, которую привел Орлов, он, вероятно, счел Травиата неплохо скрасит момент.

– Интересно, – усмехнулся Зубов, – ну а дальше что?

– А дальше мы находим «Аиду» на квартире у Ольги Вешняковой.

– А какая связь между «Аидой» и Ольгой Вешняковой? – недоверчиво спросил Зубов, хотя и не сомневался, что эту связь его дотошный помощник нашел. Так и оказалось.

– Любовный треугольник, в котором воин Радамес отвергает богатую, властную красотку Амнерис и предпочитает ей другую. С виду жалкую рабыню, а по сути – эфиопскую принцессу!

– Принцессу? – хмыкнул майор. – Ну да, ну да… Да ты, оказывается, знаток оперы…

– Да вовсе не знаток, – потупился Виктор, – погуглил вчера в ночи. Но исходная мысль была такова – не просто так этот урод музыку подбирает.

Зубов не мог с ним не согласиться – идея, в общем-то, лежала на поверхности. Если убийца позаботился о том, чтобы принести на место преступления свой собственный диск – значит, вкладывал в это свой собственный смысл. А капитан молодец.

– Но, генацвале, – тем не менее, сомнения майора не отпускали, – Астахова не похожа на рабыню.

– А на принцессу? – ухмыльнулся Виктор. – Какая разница – похожа, не похожа! Главное то, что Амнерис, египетская царевна, зная о том, что Радамес к ней равнодушен, пытается спасти ему жизнь. Правда, ничего у нее не выходит. Его приговаривают к погребению заживо… Суть подсказки – Вешнякова любила этого гада, несмотря на то, что он бросил ее ради другой.

– По моему мнению, все это притянуто за уши, – майор вздохнул. – Ну и что получается по твоей теории? Убийца возил с собой все собрание мировой оперы? Ведь если он на машине следил за Орловым, то…

– Все сходится. Орлов выходит из магазина с тремя бутылками шампанского. Убийца понимает, что предстоит интимная вечеринка. Он едет за ними, следит, куда они направляются… И уезжает за всем, что ему необходимо. А если остальных жертв он наметил заранее, то вполне мог озаботиться тем, чтобы подобрать и музыкальное сопровождение. И ездить никуда не надо. Но это верно только для эпизодов с Булгаковой и Королевой. Убийца не мог предположить, что Орлов встретит Вешнякову.

– Принимаю, как вариант, – кивнул Зубов. – Что дальше?

– Дальше он продолжает следить за Орловым. И тут Орлов приезжает к Астаховой. Убийца вполне мог позвонить матери Орлова и спросить, где его друг. Та прекрасно знала, что он остался ночевать у Астаховой. Она могла стать невольным информатором.

Майор кивнул. Это звучало убедительно. И непростительно с их стороны упустить во всей этой истории такого персонажа, как мадам Орлова. Черт, это же надо так проколоться.

Не медля, он позвонил Зимину, чтобы тот срочно навестил Валерию Орлову. Он знал, что дает капитану крайне неприятное задание, поэтому совершенно искренне пожелал ему удачи.

Виктор наблюдал за ним, а когда Зубов снова с тяжким вздохом опустился на стул, спросил:

– Можно продолжать?

– Продолжай, – буркнул майор, хотя сам не понимал причины недовольства – наверное, зависть разбирала.

– Далее следует Пуччини. «Мадам Баттерфляй». Здесь все ясно. Юная гейша беззаветно влюблена в британского офицера и готова пойти на все ради него. Он же бессовестно ее бросает. Трактовка убийцы следующая – Булгаков готов в любой момент оставить беременную жену ради другой женщины. Ради кого, думаю, уточнять не надо.

– Не надо, – кивнул Зубов. – А что дальше?

– «Норма» Беллини. Реквием по преступной любви друидской жрицы к римлянину. Развязанная ею война. Жертвенный костер, на который она добровольно взошла. Прогон в театре стал для Королевой чем-то вроде такого костра.

– Преступная любовь? – не понял Зубов. – Это ты о чем, генацвале? Господин Рыков тоже упоминал преступную связь, но при чем тут Королева? Все говорят о том, что она и Ланской были прекрасной парой, и есть ли здесь повод говорить о чем-то запретном?

– Как знать? – помрачнел Виктор. – Может быть, есть нечто, чего мы не знаем. Или же… – он запнулся.

– Что? – внимательно спросил майор. – Надумал еще что-нибудь?

– Я вот о чем… Убийца весьма демонстративно не стал насиловать жену Булгакова – она для него жертвенный агнец. Но он не пощадил Анну Королеву – а она тоже была женой, ну, практически женой одного из его друзей, которую все любили и уважали. И, тем не менее, жестокость, с которой обошелся с ней убийца, драматизм, с которым он обставил преступление, – говорят о его особом отношении. Стрельникова и Вешнякова замучены холодно, цинично – именно так, как он к ним и относился.

– Ага, а Королева тепло и душевно, – огрызнулся Зубов.

Глинский не обратил внимания на выпад напарника и продолжал облекать в слова то, что не давало покоя самому Зубову – и раздражало, словно заноза, загнанная под ноготь.

– И вот еще: тебя не удивило то, что в спальне вещи раскиданы? Сумка стояла раскрытая.

– Да, я спросил Ланского, не собиралась ли она уезжать куда-нибудь, – пробурчал Зубов. – Он ответил, что через три дня Королева собиралась лететь на концерт в Буэнос-Айрес.

– Ну это понятно, только зачем вещи собирать за три дня? – Глинский потряс головой.

– Ну-у… – протянул Зубов, сделав неопределенный жест.

– Она собиралась уезжать! – воскликнул Виктор. – Только не через три дня. И испанец не просто так сидел у нее под дверью! Вот тебе и преступная связь!

– Королева любовница Кортеса? – подхватил Зубов. – Но этого не может быть!

Глинский с разочарованием взглянул на майора. Тот схватился руками за голову – так, словно она сейчас лопнет от боли. – Этого не может быть, – повторил он.

– Еще как может! Она собиралась уйти к нему, – убежденно продолжал Глинский, – об этом говорят раскиданные вещи. Таксисту приказали подождать, помнишь? Кортес утверждает, что он приехал по приглашению Анны в гости. Ложь чистой воды! Иначе зачем заставлять ждать такси? Он собирался увезти ее оттуда. И потом, в тетради Королевой есть несколько стихотворений, которые могли быть посвящены только Мигелю Кортесу. Прочитать?

– Читай, – кивнул Зубов. Про тетрадь он забыл, поручив заняться этим Виктору. Тот, видимо, времени зря не терял.

– Вот, хотя бы это, послушай!

– Ни слова о том, что он ее любовник, – поморщился Зубов. – Ни слова. Подумаешь – темные глаза! Не доказательство.

– Хорошо, – согласился Глинский. – Тогда как тебе это?

Видишь – здесь нет имени. Она не могла его написать – вдруг Ланской нашел бы эту тетрадь?

– Но факт остается фактом – имени нет!

– А если поставить имя – любое из имен этой компании. Антон? Нет! Андрей? Нет! Олег? Нет? Сергей – тоже не рифмуется. А Мигель – в самый раз.

– Ерунда, – пробормотал Зубов, но прочитал стихотворение заново и мысленно добавил недостающее имя. Виктор торжествующе посмотрел на него.

– И этого тебе мало? Она была его любовницей!

– Похоже на правду, – ошарашенно произнес майор. – Бред полный, но до жути похоже на правду.

– Итак, если мы примем за истину, хотя бы временно, что кто-то подставляет Орлова, то у нас остаются Антон Ланской, Мигель Кортес и Олег Рыков.

– Не можем мы принять это за истину, никак не можем, – Зубов грохнул кулаком об стол. – Когда мы вырвали его из рук Ланского и Кортеса, мы не только его жалкую жизнь спасли. У него нет алиби ни на одно из убийств – стопроцентного алиби, я имею в виду. Везде мы находим его следы, отпечатки пальцев, а то и щедро оставленную ДНК. По совокупности косвенных улик в таком количестве более чем достаточно. Ему спокойно обвинение можно предъявлять. Пожизненное обеспечено, и суд присяжных не спасет.

Виктор задумался. Зубов прав, но слишком уж просто все выглядит, слишком очевидно. – Нет, – произнес он, – Ne quid nimis.

– Че-го? – скривился майор.

– Соблюдай меру, – пояснил Виктор, – А убийца эту меру не смог соблюсти.

– Ну а Булгакова ты исключил полностью? – спросил его Зубов. – Типа, друганы…

– У него стопроцентное алиби на убийство жены, – смутился Виктор, – и я подумал…

– Он подумал! – отмахнулся Зубов. – Ты же не исключаешь Рыкова потому, что у него алиби на убийство Стрельниковой?

– Раньше исключал, – пояснил Глинский, – но потом прикинул, что теоретически он вполне мог вернуться…

– Что?.. – резко повернулся к нему Зубов. – Как ты сказал?

– Я проверил, – признался Виктор. – В прошлое воскресенье не поленился – к шести часам утра приехал к дому Ланского, потом поймал тачку, доехал до дома Рыкова, через двадцать минут тронулся обратно таким же способом. По времени он вполне мог вернуться, изнасиловать и убить Стрельникову. При условии, что он на колесах. По утренней Москве, да в воскресенье, минут пять-семь езды.

– Но зачем?! – в недоумении воскликнул Зубов. – Какой у него может быть мотив для убийства? Он ее знать не знал. Да и как он попал в квартиру? Ведь дверь он захлопнул.

– То, что мы не знаем мотива, вовсе не означает, что такого мотива нет, – ответил Виктор. – Тем более, если он не маньяк, а просто под маньяка косит. А алгоритм действий прост. Пришел, увидел и убил. Или так – ушел, вернулся и убил. А относительно того, что он захлопнул дверь – это он так говорит. Рыков мог знать, где лежат ключи. Это не было тайной за семью печатями. Взял ключи, потом положил их на место.

– Но зачем? Что ему сделали эти несчастные женщины? И потом – снова все упирается в отсутствие надежного средства передвижения. Его машина стояла в сервисе. Это неоспоримый факт. Он забрал ее в тот вечер, когда была убита Ольга Вешнякова. К сожалению, камера слежения на заправке накрылась, но чек оттуда – в деле, и время там – 21.38. Это не дает ему алиби, но исключает его предполагаемую слежку за Орловым.

– А у отца? Он мог бы воспользоваться его машиной. У Рыкова-старшего есть BMW.

– Проверяли, – отмахнулся Зубов, – древняя «бэха» двухтысячного года, тоже была в ремонте. А такси брать – лишний свидетель. Даже частника – все равно докопались бы.

– Сто пудов докопались бы, – согласился Виктор, – ну и каков план? Что делать-то будем?

Катрин приходила в этот сад каждый день. Ее привлекала тишина заросших травой аллей, нарушаемая только щебетом птиц и изредка – детскими голосами. Летний сад Кронштадта мало напоминал петербургского тезку. Вместо псевдогреческих статуй здесь стояли всего два памятника – трагических в своем одиночестве.

Ей нравился мостик, перекинутый через заросший ряской отводной канал. Она подолгу стояла на нем, глядя вниз и вспоминая события последних двух месяцев. Отсюда многое виделось по-другому, и страхи, не дававшие ей покоя в Москве, начали рассеиваться. Измучивший Катрин призрак не преследовал более ее ни во сне, ни наяву. И под бушующей зеленью старых деревьев, сквозь ветви которых чуть проглядывал величественный купол Морского собора, гнетущее отчаяние и сердечная боль стали притупляться.

Сергей отправил ее к старому другу, Ивану Кривошееву, с которым служил в армии, а затем учился в мединституте. После окончания их дороги разошлись – Иван поступил в ординатуру Военно-медицинской академии в Питере, а потом оказался на одном из авианосцев Балтийского флота, и вместе с семьей, которой обзавелся еще в институте, уехал в Кронштадт. Его жена Ирина, озверевшая от гарнизонной жизни, а главным образом, от бесконечных гарнизонных сплетен, обрадовалась Катрин. Когда Сергей, потерявший от тревоги голову, позвонил ей, она согласилась приютить свалившуюся как снег на голову булгаковскую подружку на неопределенное время. Иван должен был скоро вернуться из плавания, что он и сделал спустя пару дней после приезда Катрин. Выдержанная от природы, закаленная боевая подруга морвоенврача, Ирина ошарашенно взирала на странную растрепанную женщину с набитым кое-как чемоданом и с размазанной по щекам тушью. В таком виде Катрин предстала перед ней и ее тремя детьми на Московском вокзале. Ирина посадила ее в видавший виды «мерс», прекрасно вмещавший ее многочисленное семейство, и увезла в Кронштадт. В просторной квартире гостье отвели отдельную комнату. Когда она робко попыталась предложить Ирине деньги за еду, та только расхохоталась.

– Не смеши меня, Катюша! При моей ораве один лишний рот абсолютно необременителен. И потом – Ванька зарабатывает вполне достаточно, чтобы мы могли позволить себе не брать деньги с друзей. Тебя прислал Булгаков – это все равно что он сам приехал. А ему мы всегда рады. Вы давно вместе?

Катрин поперхнулась чаем. Что ей ответить? Что она не имеет к Сергею никакого отношения? Откуда ей знать, что он сказал этой милой женщине? Она его жена? Она его любовница? Или он сказал правду – она любовница человека, которого подозревают в убийстве трех человек?

– Ира, – грустно сказала она, – наши с Сержем отношения не совсем таковы, какими бы он хотел их видеть… А вернее – совсем не таковы.

– А ты? – прямо спросила Ирина. – Какими бы ты хотела видеть ваши отношения?

– Теперь уже неважно, – Катрин отвела взгляд.

– Ну почему же? – Ирина оказалась настойчива, – очень важно, чего ты хочешь сама. Это самое важное.

Сдавленным голосом, теребя косу, Катрин начала рассказывать Ирине о том, что происходило с ней за последние несколько месяцев. Включая отвратительную сцену на кухне Антона и безобразный эпизод на Ленинградском вокзале, когда Сергей провожал ее. Ирина слушала внимательно, не перебивая. В ее теплых светло-карих глазах Катрин ловила понимание и симпатию.

– Сергей сообщил, что нужно спрятать женщину, которая ему дорога и не давать никому никакой информации о ней, – произнесла Ирина после того, как Катрин смолкла. – Он не сказал, что женился, и его жена убита.

Катрин набрала побольше воздуха и выдохнула: – Алена ждала ребенка.

– Потому он на ней женился? – прямо спросила Ирина.

Что могла Катрин ей ответить? Это был повод, а не причина. Основная причина этой женитьбы – ее слепая привязанность к Орлову и то небрежение, которое она выказывала по отношению к Булгакову. Но этого ей лучше не говорить.

– Теперь понятно, – добавила Ирина. – Когда мы с Ванькой спрашивали его о личной жизни, он обычно отшучивался, но глаза становились грустными, а иногда – просто больными. Н-да… Значит, это ты.

– Значит, это я, – грустно подтвердила Катрин. – Он печален и страдает, а я – причина всех бед. Из-за меня происходят все эти убийства. Из-за меня погибла Алена. Из-за меня страдает уйма людей. Даже этот маньяк – и тот страдает. Я приношу одни страдания. Лучше бы Серж полюбил кого-нибудь другого – и тогда он мог бы стать счастливым.

Ирина некоторое время молчала, перетирая полотенцем мокрую посуду. Наконец, поставив последнюю тарелку в шкаф, она заговорила.

– Любовь не может приносить одни страдания, – сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно мягче. – Жизнь – синоним любви, и как в жизни, в любви есть место и радостям, и печалям.

– Любовь приносит только беды и боль, – эхом откликнулась Катрин, – и неизменно кончается изменой и предательством. Любовь – это тюрьма и она несовместима со свободой. Хватит с меня любви… Сыта по горло.

– Ты не права, – Ирина погладила ее по плечу. – Уверена, ты все сама понимаешь, только тебя мучает вина. Сережа правильно сделал, что вырвал тебя из этого ада. Ты здесь успокоишься, приведешь в порядок мысли и чувства. И поймешь, что для тебя главное. Забудь, что ты в гостях. Отдыхай. Но на всякий случай, уходя, предупреждай, куда идешь и когда вернешься – чтобы я знала, когда начинать за тебя волноваться.

И Катрин отдыхала. Все в доме – и Ирина, и дети, и вернувшийся из плавания Иван – оберегали ее покой и развлекали, как могли. Часто, когда младшие дети ложились спать, они собирались в уютной гостиной, Иван доставал из бара бутылочку шартреза, и они засиживались за разговорами до поздней ночи. Около полуночи обиженного Димку тоже отправляли спать, а Иван забавлял жену и Катрин историями из флотской и медицинской жизни. Его рассказы больше походили на анекдоты, и вскоре изнемогающая от хохота Катрин уже не могла различить, где заканчивалась правда, и начинались профессиональные байки.

…И теперь она со жгучим трепетом вспоминала мгновение, когда руки Сергея коснулись ее, измученной и избитой, в тот злосчастный день. Никогда Орлов не касался ее с такой нежностью и так бережно. Никогда Катрин не ощущала себя надежно защищенной – Булгаков впервые дал ей почувствовать себя, словно за каменной стеной – тайная или явная мечта каждой женщины, даже самой независимой. А с Орловым она всегда была словно в утлой лодочке – потерпевшая кораблекрушение средь бурного моря – и никакой надежды достигнуть берега. Она начала скучать по Булгакову совершенно нежданно для себя… Он писал ей по электронке, она отвечала ему с Ирининого компьютера. В его письмах не было ни слова о любви, он просто спрашивал, как дела, чем она занимается, передавал привет от мамы… Но ей остро захотелось услышать его голос, хоть на минуту прильнуть к его плечу. Катрин надо было поговорить с кем-нибудь о своих переживаниях. Ирина ее опередила.

– Может, тебе позвонить ему?

– Он запретил, – грустно ответила Катрин. – Он сказал, Иван будет связываться с ним по каким-то особым каналам. Еще он сказал, что мобильник легко засечь и определить, где я нахожусь. Велел выключить и отобрал прямо на вокзале. Взамен велел купить здесь, с местной сим-картой. Я и купила – а толку? Все равно никому звонить не могу. Только тебе.

В тот же вечер Ирина насела на мужа. Тот досадливо отмахивался от нее, но когда в разгар спора на кухне появилась Катрин, бледная и нервно кусающая губы, он окончательно вышел из себя.

– Тебе что сказано?! Сиди и не рыпайся!

– Почему ты так раздражен? – подозрительно спросила его жена. – Ты связывался с ним? Там что-то случилось?

– Отстаньте от меня обе! – Иван схватил ключи и выскочил из квартиры. Именно в тот день он разговаривал с Булгаковым, и тот сообщил ему о несчастье с Анной, настрого наказав ничего не говорить Катрин. И сейчас Иван с досадой думал о том, что его семья оказалась втянутой в подозрительную историю, и чем эта история кончится, не может предсказать никто…

Зубов вышел от следователя взбешенный – тот если и не высмеял его логические выкладки, то отнесся к ним скептически. В принципе, его можно понять – ни одной улики, мало-мальски пригодной для суда, у них нет – только умозаключения, не подкрепленные свидетельскими показаниями. И теперь он ехал к Мигелю Кортесу – тот единственный мог подтвердить, что Анна Королева собиралась покинуть дом Ланского, и убийца знал, что у нее есть причины собирать вещи.

– Оставьте меня в покое! – заорал Мигель, едва увидев Зубова на пороге своей квартиры. – Я не скажу вам более ни слова.

– Посмотрим, – миролюбиво ответил майор. – Можно мне войти? Я хочу поговорить.

Мигель опомнился.

– Заходите, – буркнул он. Майор зашел в квартиру и окинул взглядом ее хозяина. Мигель похудел и осунулся, горе застыло в его темных глазах. Смуглое лицо заросло иссиня-черной щетиной.

– Я прошу вас, – тихо произнес Зубов, – скажите правду о ваших отношениях с Анной Королевой. Помогите нам. Есть и ваша вина в том, что с ней произошло… Но вы ее не убивали? Вы ее… любили? Это ведь правда?

Мигель смотрел на него пару секунд, а затем из его глаз полились слезы. Они текли по безучастному лицу испанца, и он не пытался их удержать…

– Она собиралась уйти от Ланского к вам? – спросил Зубов, но Мигель молчал.

– Как долго продолжались ваши отношения? – задал следующий вопрос Зубов, особо не надеясь получить ответ.

Но тут услышал глухой голос.

– Я долго пытался ее соблазнить – так как то, что я делал, это именно соблазнение. Иногда Анна мне напоминала мраморную статую – прекрасную и холодную. Мне было интересно, что она такое, если сорвать с нее эту маску. И я давно не верил, что она любит Антона. И Анна пришла ко мне. Сама. Это произошло у Ланского, в ту самую ночь… Если б я знал, чем все это кончится, я бы не стал играть с ней в такую опасную игру. Я сам не понимал, как она дорога мне. Только когда Анна стала моей, я осознал, что уже не смогу без нее… Я просил ее остаться, но она ушла… опять ушла к Антону… Остался только аромат меда и цветов. Я ворочался часа два, не мог уснуть – этот запах преследовал меня. Я представил, что будет, когда я утром встречусь с Антоном, и от меня будет пахнуть ею… Думаете, я просто так пошел принимать ванну в шесть утра? Но если б я мог избавиться от мыслей о ней так же легко, как я избавился от этого запаха меда! Она стала моей навязчивой идеей. Я звал ее, она не соглашалась… Я настаивал. И она согласилась, вернее, решилась… Но я не успел ее увезти из этого проклятого дома. Этот мерзавец опередил меня. Да, я любил Анну.

Звонок мобильного отвлек Зубова от разговора. Он вздрогнул, а Кортес снова опустил тяжелую голову на руки и застыл, недвижим, пока майор говорил по телефону. Разговор, впрочем, оказался короток.

– Нашел? – услышав ответ, Зубов вздрогнул. – Ты уверен? Бред. Как такое могло случиться? Встретимся около ее дома, говори адрес.

Отключившись, он некоторое время пытался осознать и переварить полученную от напарника информацию. Потом вспомнил об испанце.

– Мне казалось, вам нравится Астахова, – произнес майор.

Мигель, подняв голову, горько усмехнулся.

– Катрин… – пробормотал он. – Да, она мне когда-то нравилась. Но она из породы стерв – равнодушных и безжалостных. Сохрани бог влюбиться в такую. Нет, сие удовольствие не для меня. Анна – нежная, как цветок… и что же он сделал с этим цветком? Раздавил… растоптал…

– Кто – он? – спросил Зубов. – У вас есть подозрения?

Мигель в отчаянии сцепил руки:

– Это Орлов. Я уверен. Орлов все знал обо мне и Анне.

Зубов опешил.

– С чего вы это взяли?

– Орлов мог видеть, как Анна заходит ко мне. Именно в тот момент он с Катрин… развлекался на кухне. Да, он вполне мог видеть. А несколько дней назад он подслушал наш с Анной разговор, когда она призналась в том, что он ее шантажирует!

– Так вот чем ее шантажировали? Любовной связью с вами…

– Этот подонок звонил ей и угрожал рассказать о нас Антону. Смешно, – Мигель вдруг засмеялся, и от этого смеха Зубову стало жутко. – Какая там связь? Мы и близки были только однажды – тогда, у Антона. И все. Она избегала меня, стыдилась того, что сделала. А я влюбился, как мальчишка… Я закрывал глаза и видел ее, не мог думать больше ни о чем и ни о ком. Я виню во всем себя… Если б я не стал настаивать на продолжении, то Орлов бы никогда…

– Я бы не стал утверждать категорично, что это Орлов, – примирительно заметил майор. – Это далеко не факт.

– Факт – он единственный знал о том, что Анна приходила ко мне той ночью, – с болью ответил Мигель.

– И это не факт, – возразил майор. – Скажите, господин Кортес, вы не выходили ночью на кухню? Вы не видели Орлова и Астахову?

Мигель возмутился.

– Да вы что? Я, по-вашему, похож на человека, способного наблюдать за тем, как насилуют женщину?

– А такой человек был! – воскликнул Зубов. – Следовательно, он мог видеть, что Королева вышла из спальни и направилась к вам. Да еще и подслушать под дверью, чем вы там занимаетесь. Так что Орлову как раз было не до вас – ему бы со своими проблемами справиться. «А вот кто оказался свидетелем того, что он сделал с Астаховой – тот, возможно, и убил всех этих женщин. В этот список можно смело включить и Веронику Муфтяк – несомненно, его это рук дело».

– Еще хотел спросить, – сказал Зубов уже на пороге, – когда эти двое появились, что вы делали?

– Кого вы имеете в виду?

– Рыков и Ланской. Когда они пришли, чем вы занимались?

– Я сидел под дверью, точнее, на лестнице.

– Сидели? Тихо сидели? Не буянили?

– Сидел и курил. Думал, что мне делать дальше. Я знал – вот-вот должен прийти Антон, правда, не подозревал, что он явится вместе с Олегом. Я думал, что мне делать… Я не мог повернуться и уйти. Но я не шумел. По крайней мере, в тот момент.

«Кто же из них врет?» – подумал Зубов, выходя их квартиры Кортеса, оставив его одного в четырех стенах. А тот упал без сил в кресло, безнадежно опустив отяжелевшие руки, мучимый одной-единственной мыслью, свинцовой кувалдой бившей в висках: «Кто-то должен ответить за это. Кто-то должен ответить за это».

И всего-то делов – залезть в ее почтовый ящик! Даже взламывать ничего не пришлось – принцесса не потрудилась удалить пароль. Как он и предполагал, там оказались письма от Булгакова, сдержанно сухие, и в отправленных – ее ответы, краткие и информативные. Он с удовольствием прочитал их переписку, но так и не понял, где прячется Катрин. Оставалось только одно – определить IP-адрес компьютера, с которого Катрин отправляла послания. Piece of cake. Остальное – дело техники. С современными базами данных он смог сделать это настолько быстро, что лопухи из милиции даже не сообразили, что произошло…

Он отправится к ней и попробует объяснить, какую ошибку она совершает, продолжая покрывать Орлова. Он убедит ее в том, что ее любовник – кровавый убийца. Он расскажет ей, как зверски Орлов убил Анну, и этого Катрин не сможет ни простить, ни оправдать, как оправдывала каждый его шаг, каждое его действие. Он попытается внушить ей, что именно она и никто другой явилась косвенной причиной гибели всех этих молодых женщин. После такого ей будет трудно не сойти с ума от вины и невыносимого раскаяния. И тогда уж он спляшет на этом пепелище!

А отделяет его от этого звездного момента всего-то семьсот километров – часов десять пути.