21 июня 2010 года, Москва, 29°C

Наступил понедельник.

– Займись-ка Булгаковым, – майор кинул перед Виктором свежий факс, – а у меня встреча со следователем, который вел дело Юрия Смолина – помнишь, мелькало такое имя?

– Еще бы, – кивнул Виктор, – наркоман-анестезиолог. А что? Мне казалось, он умер в тюрьме.

– Сначала решили, что он умер от сердечного приступа. Но следователь потребовал вскрытия. И что ты думаешь? Отравили голубчика. Как крысу – цианидом.

– А может, сам?

– Вряд ли. Вот и хочу потолковать со следователем, может, он что вспомнит… Когда вернусь – не знаю. После следственного комитета двину к матери Орлова – хочу еще раз поговорить с этой женщиной, приятной во всех отношениях.

– Смахивает на мазохизм, – усмехнулся капитан.

– Никогда за собой не замечал, – хмыкнул Зубов и добавил:

– Кстати, отпечатки пальцев на стакане, найденном около трупа, принадлежат Орлову, а кровь на полу кухни – Астаховой. Ах да! Там еще биологический материал Орлова нашли… – и с этими словами он вышел.

Капитан с любопытством разложил перед собой оставленные Зубовым бумаги. Булгаков внушал ему симпатию, а мысль о том, что именно он – кровавый убийца казалась абсурдной. То, что тому нравилась Астахова – так она и самому Глинскому нравилась. Греха в том нет. Итак, что же скрывало прошлое Сергея Булгакова?

Булгаков Сергей Ростиславович, 1972 года рождения, родился в Москве, в семье потомственных врачей и стал хирургом в третьем поколении. Школу окончил с золотой медалью. Чемпион Москвы по плаванию. Прекрасно владеет двумя языками – английским и немецким. После школы попал в армию – срезался на экзамене в медицинский институт. Служил в морской пехоте. «Ого!» – подумал Глинский с уважением. Вернувшись из армии, поступил в мединститут и окончил его с отличием. Специализация – нейрохирургия. Приглашен на работу в клинику Бурденко. Считался самым блестящим практикующим нейрохирургом из молодых. Через несколько лет защитился, и немецкий военный госпиталь заключил с ним контракт. Однако спустя три года он возвратился в Москву – причины его отказа продлевать контракт (а точно установлено, что это была его инициатива) остались неизвестны. Его вновь приглашали в Бурденко, но по какой-то причине Булгаков предпочел престижной и перспективной должности ад реанимации скорой помощи. Но главное в этой давней истории было то, что буквально через несколько месяцев после прихода Булгакова на новую работу там произошло хищение наркотических средств – в очень крупных размерах. Вора удалось поймать, но канал сбыта, по которому наркотики ушли, так и не установили – Смолин никого не сдал.

«Ну и что, – сказал себе Глинский, поднимаясь и рассовывая по карманам мобильник, диктофон, блокнот и прочую мелочь, – это, возможно, совпадение. И ни о чем не говорит…»

– То, что Смолина отравили – доказано, это не просто мои предположения. Извечное – кому выгодно? – следователь Варнава стряхнул пепел с сигареты, по подсчетам Зубова, пятой за их часовой разговор. – А выгодно именно тому, кого Смолин так старательно покрывал. Я подозревал, что покупатель наркотиков работает в больнице, но это ничем не подтвердилось.

– А откуда оно в принципе взялось, это подозрение? – спросил Зубов.

– Видишь ли, Саша, Смолин был необыкновенно замкнутым человеком, с крайне узким кругом общения. Ни друзей, ни любовницы. Дома – постоянно толпа народу, он жил вместе с родителями, с сестрой, с ее мужем, с их двумя детьми в маленькой двухкомнатной квартире. Спал на кухне. Кошмар… И все в один голос говорили, что не знают никого из его приятелей. Ему даже никто не звонил.

– То есть, с людьми он общался исключительно на работе?

– Исключительно – это слишком сильно сказано. Нельзя знать наверняка. Но мне не удалось нащупать ни одной его связи. У него даже записной книжки не было. Мобильным телефоном не пользовался – представляешь, в наше-то время? Обычно наркоман – существо, опутанное дилерами и прочей шушерой. А тут – ничего. Наркотики он таскал на работе. Вводил пациентам разбавленные препараты.

– Итак, вы предположили, что покупатель работает в Склифе?

– Да. И я не понимаю, почему Смолин так упорно молчал. Возможно, надеялся после отсидки что-нибудь стрясти с того за молчание? Иной причины я не вижу.

Зубов вздохнул. Булгаков не похож на человека, который позволит себя шантажировать. И на убийцу тоже. Но его внешнее благополучие вполне могло оказаться хорошо подогнанной маской, под которой скрывалось чудовище.

– А не мелькал ли по делу некий Булгаков, ординатор из нейрохирургии? – спросил он.

– Нет, насколько я помню. На работе у Смолина мы только и слышали о том, что он – человек крайне нелюдимый, друзей у него нет. Везде одно и то же. Вот так.

– То есть, Смолин отрицал все начисто?

– Нет, свою вину он полностью признал. Да и глупо было отпираться – у него нашли несколько ампул дома и пару штук при нем.

– А много пропало?

– Очень много. Около двухсот ампул морфина, фентанила и промедола. А что, стали мелькать?

– Да как сказать, – Зубов пожал плечами. – История такая – фентанил есть, а ампулы нет.

– О, Саша, это обычное дело. Таких улик не оставляют! И не надейся, – следователь вытряс из пачки новую сигарету. – Когда я, черт возьми, брошу курить!

– Как бросишь, с меня коньяк, – засмеялся Зубов. – А выяснили, как Смолина отравили?

– Конфетами. В передаче был кулек с карамельками, обильно сдобренными цианидом.

– Надеюсь, Смолин никого больше не угощал этими карамельками?

– Не успел. Сунул конфету за щеку и – привет! – Варнава жадно затянулся. – За три дня до суда. Прикинь!

– Ясно. Значит, покупатель решил не рисковать – а ну как на суде расколется его поставщик в надежде на снисхождение. Только ведь Смолин мог и не есть этих карамелек, нет?

– Ну, это вряд ли. Тот, кто посылал передачу, представлял себе, за что первым делом схватится Смолин. Мы справлялись у семьи – он был страшный сладкоежка. Часа без конфеты прожить не мог. Это при том, что наркоманы вообще почти не едят.

– Удалось выяснить, кто передал этот, так сказать, «киндер-сюрприз»?

– А это – отдельная история. За несколько дней до убийства Смолина его квартиру ограбили. Особо брать там было нечего. Если мне память не изменяет, самое ценное из украденного – цигейковая шуба сестры, пара недорогих золотых украшений, простенький телевизор. Может еще что-то такое, что потом хрен найдешь… Но главное – украли документы, в том числе и паспорт сестры Смолина – Вероники. И вот по тому самому паспорту и приняли передачу в следственном изоляторе.

– Держу пари, кражу не раскрыли?

– Разумеется, – кивнул Варнава. – Висяк чистой воды. Следов никаких. Квартиру вскрыли средь бела дня – взрослые на работе, дети в школе. Соседи ничего не видели. Старшая сестра пришла домой – дверь взломана. Милиция даже отпечатков пальцев не обнаружила. Замок там был такой, что пилкой для ногтей откроешь.

– Когда погиб Смолин, у вас появились какие-нибудь соображения по поводу цели этой кражи?

– Идеи появились. И первое, что приходит в голову – вора интересовали в первую очередь документы, а не вещи. Но скорее всего, убийца не сам залез в квартиру. Скорее всего, послужил наводчиком.

– Вряд ли вор сказал ему спасибо за столь скромную добычу…

– Если только убийца не заплатил ему, – возразил Варнава, – а скорее всего, заплатил – от греха подальше. А может, и прикончил потом – тоже не исключено. Мало ли неопознанных трупов находят – да еще изуродованных настолько, что родная мать не узнает!

– Похоже, что так. Парень он осторожный. Но все это как-то не вяжется с характером моего убийцы.

– А что такое? – поинтересовался Варнава.

– У меня убийца – меломан и садист. Изнасиловал девушку, а затем, вкатив ей приличную дозу наркотика, препарировал медицинским скальпелем под оперу Верди.

– И что тебя смущает? Примерно таким я себе этого морального урода и представлял. Безумный эстет. Смолина он прикончил весьма изящно. И что, он таки в Склифе работает?

– Один из подозреваемых действительно оттуда. Причем начал там работать за пять месяцев до хищения наркотиков.

– Это ни о чем не говорит. Как раз напротив – для такой акции требуется время, подготовка, твердый расчет. Это же не столовое серебро из комода украсть!

Зубов задумался. Что-то все-таки не вязалось. Что-то не складывалось в голове.

– Послушай! Я не знаю, насколько внимательны приемщики передач в следственном изоляторе. Но не могли же они по женскому паспорту принять передачу у мужика?

– Исключено, – Варнава даже возмутился, – там внимательно сличают портрет и персону.

– А ты не допросил того, кто принимал передачу? Тряхнул бы его как следует!

– Легко сказать! – воскликнул Варнава. – Будут тебе волну гнать из-за какого-то опустившегося наркомана! Пошуровали, конечно, для порядка – и по-тихому прикрыли все это дело… А потом, там за день, знаешь, сколько народу проходит – тьма!

– Ясно, – грустно сказал Зубов, – а теперь вообще безнадежно.

– А ты попробуй под каким-нибудь предлогом копнуть это дерьмо, – сочувственно посоветовал Варнава. – Может, на что-нибудь удастся выйти.

– Ну да, ну да, – пробурчал Зубов. – Мало мне своей головной боли!