Располага, Ростовская область, несколько десятков километров от ДМЗ. 20 апреля 2021 года
Время для слов прошло, пришло время для пуль.
Автор
– Ты на инструктаже был уже?
– Каком инструктаже?
– По технике безопасности.
– Нет.
– Давай, вали. Найдешь Синицу… так и спрашивай – Синицу. Она тебе все расскажет.
– Она?
– Увидишь. Давай…
Найти свою казарму проблем не составило – по тому пикапу, который вез меня от ворот части. Бросил туда свое немудреное барахло, или майно, как тут говорили, и пошел разыскивать склад. Разыскал – он был заглубленным, на месте какого-то там шахтного отнорка или… чего там, не знаю.
Там получил немалое количество снаряги, оружия и майна, большая часть которого там же и осталась в моем шкафчике, больше похожем на однокомнатную квартиру: места здесь на все хватало. Во-первых, каждому полагался АК-74 с ГП-25, это на случай выхода в ДМЗ под прикрытием, там это самое распространенное оружие. Во-вторых, я получил современный АК-12, потому что он мне полагался по штату. И М4 с глушителем и оптическим прицелом производства киевского завода «Маяк», потому что каждый спецназовец должен был иметь трофейное оружие на случай чего. В-третьих, я как снайпер должен был получить и получил полный набор: ВСС-М, старую СВД с глушаком (опять на случай выхода на ту сторону), СВ-98 (старую, еще в фанере) СВ-338, ОСВ-96 и СВ-16. Все это мне требовалось пристрелять, и как можно быстрее, потому что снайпер никогда не доверяет оружию, которое не пристрелял лично. В-четвертых, мне полагалось оружие самообороны «Грач», как во всей армии, ПМ для выходов, и еще здесь давали «МикроУзи». Причем «МикроУзи» необычный, с глушаком и длинным магазином на тридцать два патрона. В ответ на недоуменный вопрос, почему не дают «Гюрзу», экипировавший меня прапор мелко рассмеялся:
– Синичку нашу еще не видел.
Опять Синичка.
– Нет.
– Значит, не знаешь. От собак это.
– От собак?
– Да, от собак. Никакого спаса от них нет. Они сбиваются в стаи, человека совершенно не боятся. Иногда по десять, по пятнадцать собак бывает – эти на группу не нападут, только если один идешь или вдвоем. Ну или если бдительность потеряли. Но говорят, есть такие места, где они живут… подвалы там, еще карьер какой-то есть. Там их может быть и сотня, и тысяча. Если сомневаешься – тут же лезь наверх и молись. Разорвут на куски. Собаку только автомат и сшибает – очередью. Если бьешь собаку, то старайся в голову, визгнет или взвоет – сбегутся все собаки, которые это услышат. Некоторые от собак носят обрез помпового или двухстволки, но это по желанию.
– На людей собаки нападают?
– А как ты думал? Их и мы, и укронацики стреляем, но они не переводятся.
– А чем они питаются?
– Рейды делают. И к нам, и туда. Как диверсанты, ей-богу, границу на брюхе проходят. Могут скотину задрать, ребенка задрать, старуху порвать. Тут ты человека без ствола не увидишь, полиция закрывает глаза – думаешь, из-за диверсантов?
– Из-за собак?
– Из-за них.
– А чего там еще опасного?
– Это тебе, мил человек, Синичка расскажет. На пристрелку брать будешь?
– Ага. СВД, СВ-98 и ВСС.
– Хорошо. Тут только распишись в журнале, что взял. Патронов сколько возьмешь?
– Лимит есть?
– А как же. Только нас он не касается. Пополняем всяко: и за счет трофеев, и добрые люди помогают. Бери сколько надо.
Весело тут…
Наскоро пристрелял и СВДшку, и ВСС-М. СВДшка была трофейной, тут был харьковский титановый глушак и прицел 5*25 «Найтфорс» на титановом кроне – как только все это не прихватизировали до меня руки загребущие. «Найтфорс» для СВД и в самом деле слишком, он в несколько раз дороже стоит, чем винтовка. Про себя я решил, что если попадется что-то трофейное с той стороны – а там американские поставки и трофеи попадаются приличные, – переставлю. А на СВД поставлю… Вектор, наверное. Это Китай, но качественный Китай. До пятисот метров он тянет – а дальше не тянет уже сама винтовка. СВД есть СВД – как ты ее ни крути. Не может винтовка, созданная семьдесят лет назад, быть конкурентоспособной, что ты с ней ни сделай…
Стрелял я со старого террикона, там было стрельбище. Оно и безопасно, потому что пуля в землю уходит, и правильно, потому что на той стороне так часто стрелять приходится, там терриконы кругом, остатки шахт, обогатительных комбинатов. А выстрел сверху вниз самый сложный с точки зрения поправок.
ВСС-М я пристрелял на сто метров, дальше и не нужно. Не работает она дальше, зато до ста метров – самое оно. Прицел там хороший 1–4, он и оптика, и коллиматор, переключается рычажком. В комплекте идет.
СВ-98 не то чтобы разочаровала, но хотелось большего. Винтовка новая, первой категории – надо доводить. Прицел – Гиперон, дорогой и никуда не годный, может быть, «Найтфорс» повесить на нее? Нет, Найт прибережем для чего-то другого, а сюда надо что-то или подобрать, или затрофеить. Вообще, старая СВ-98 первых серий – может самокрутом делать до 0,3 МОА, это великолепный показатель даже для иностранных винтовок. Нас как раз начинали учить на СВ98, и от снайпера, который реально работал на ней долгое время, я узнал, что винтовки надо подбирать, у них год от года сильно гуляло качество, даже качество ствола – он делался из разных марок стали. Надо еще раз вдумчиво пострелять из нее, и если так ничего и не удастся сделать, то сдать на склад. А вообще, неплохо было бы раздобыть МЦшку, как у белорусских снайперов. Помимо прочего, она питается из магазина от СВД, это проще и с точки зрения подбора снаряги под нее, и с точки зрения перехода с СВД на более точную МЦ и обратно.
Отстрелявшись, я сдал оружие обратно на склад, подвесил кобуру с «МикроУзи» (из-за собак оружие носили постоянно) и двинул в располагу, где мне напомнили о Синичке во второй раз. Это уже что-то…
– Наибольшую опасность в ДМЗ представляет собой вода…
Хороший солдат запросто может делать два дела одновременно. Например, спать и слушать лекцию. И не привлекать к себе излишнего внимания лектора храпом. Но в этом случае я слушал и смотрел во все глаза. И думал совсем не о воде…
Никогда не думал, что женщина, на десять лет меня старше… как минимум.
Ладно, мысли в кучу, и…
– …вода на Донбассе может представлять собой смесь обычной пресной воды и так называемой шахтной воды, то есть воды, которая поднялась с глубин и представляет собой опаснейший минерализованный рассол, в котором содержание различных взвесей может составлять до семидесяти процентов. До того как началась война, эта вода регулярно откачивалась из шахт и очищалась, но теперь ничего этого не делается. Шахты в большинстве своем брошены на произвол судьбы, многие обводнены. Иногда достаточно глотка такой воды для наступления необратимых последствий. Признаками такой воды являются…
Наверное, где-то недалеко продают розы. Надо выяснить…
– …наличие возле водоема трупов животных и птиц, мертвая рыба, засохшие трава и деревья, необычный цвет, привкус, запах воды. Знаки, предупреждающие об опасности, в том числе самодельные, разведывательная информация местных жителей. Следует иметь в виду, что даже вода из-под крана может быть опасна, так как большинство труб с питьевой водой разрушено под влиянием времени и агрессивной среды, в некоторых местах опасная шахтная вода поднялась до уровня поверхности, разъела трубы и проникла в них…
Вторая опасность – это собаки…
Про собак я уже слышал.
Хотя нет… розы ей, наверное, дарили. И не раз. Вполне возможно, что она либо дочь, либо жена, либо походно-полевая жена кого-то из лампасных. И влетите вы, господин лейтенант, в историю…
– Третья по степени встречаемости и риска для жизни опасность – это сами по себе строения и их неустойчивость. Практически все крупные шахтерские города, в том числе и Донбасс, стоят на шахтных выработках, глубина добычи каменного угля достигала полутора тысяч метров. После того как шахты были заброшены, в них начала проникать вода и разрушать крепи, начался неконтролируемый обвал подземных горизонтов. Это привело и сейчас приводит к землетрясениям, разрушению строений на поверхности, появлению трещин в фундаментах и по стенам. Находясь в любом городе, в том числе и в Донецке, принимайте во внимание, что любая поверхность, которая кажется прочной, на самом деле таковой может не являться. Некоторые здания неустойчивы настолько, что могут сложиться от попадания пуль или ракеты РПГ.
– Гранаты, – машинально поправил я.
– Что?
– Гранаты. Или правильнее – выстрела.
Она немного смутилась:
– Да, конечно. Так вот здание может от попадания гранаты разрушиться целиком, поэтому опасайтесь отвалов, опасайтесь останавливаться на ночлег в зданиях и длительное время находиться в них. Принимать бой в здании тоже может быть опасно, по крайней мере – в незнакомом здании, которое вы не осмотрели. При артиллерийском обстреле, попадании ракет «Града» рушатся целые кварталы…
Да… здорово. Получается, что-то, что с виду кажется укрытием, на деле может оказаться смертельной ловушкой. Плохо.
Короче, закатайте губу, господин лейтенант, и думайте о хорошем. Надо подобрать парадно-выходную форму (не военную, естественно) и найти кого-нибудь в Ростове. Какую-нибудь хохлушечку, чтобы язык еще подучить…
– Так же опасен шахтный метан. Шахтный метан поднимается из заброшенных и законсервированных шахт, просачивается через трещины в земле, скапливается в подвалах и на первых этажах домов. При стрельбе может сдетонировать, как бомба. Метаном также можно отравиться, поэтому если вы останавливаетесь.
Объемного взрыва. Твою мать…
– Опасность может представлять и сам шахтный террикон. Некоторые горят, и продолжаться это может десятилетиями. Некоторые собирают метан и могут взорваться. Но большинство терриконов все же безопасно.
Опасность могут представлять дырки. Так называют неглубокие шахты, на которых когда-то добывали уголь ручным способом. Некоторые дырки могут располагаться прямо на огороде, некоторые засыпали мусором. В дырку можно провалиться, потому смотрите под ноги. В дырке может скрываться враг.
Наконец, болота и бульки. После того как из шахт к самой поверхности поднялась шахтная вода, а из-за незаконной добычи углей у поверхности через дырки пресная вода ушла вниз, плодородный слой почв большей частью разрушился и появились болота. Попав в болото, без посторонней помощи вы не выберетесь. Но еще опаснее бульки.
– Бульки?
– Да, бульки. Так называют места, где сохранилась твердая с виду корка, но под ней – болото. Песчано-водяная смесь. Бульки образовались из-за того, что снизу поднялась шахтная вода, и из-за того, что в довоенный период местные жители активно добывали уголь в угольных пластах, лежащих у самой земли, что привело к повсеместному разрушению подпорных слоев, удерживающих пресную воду у поверхности. Пресная вода ушла с поверхности, пересохли даже многие реки, но она не пошла глубже из-за следующих подпорных слоев и так и осталась под поверхностью. Верхняя корка засохла – образовалась булька. Площадь бульки может быть и один квадратный метр, и сто, но даже маленькая булька смертельно опасна. Признаком бульки можно считать куст необычно богатой растительности на ровной поверхности – или наоборот, отсутствие растительности там, где вода в бульке смешалась с шахтной водой и стала отравленной. Также должна насторожить неестественно ровная поверхность земли, без трещин, на которую вы вступаете. Ну и следует доверять рассказам местных жителей. Если попали в бульку, поведение такое же, как при попадании в болото, – не делать резких движений, позвать на помощь. На подозрительной местности желательно иметь при себе посох длиной не менее полутора метров, некоторые вбивают в один конец посоха гвоздь или делают крюк, чтобы иметь возможность цепляться за поверхность. Булек никогда не бывает на отвалах и терриконах, их нет там, где видны камни, – иначе бы эти камни ушли под землю, в бульку. Вот почему…
Нет, все-таки надо навести справки… Один раз живем…
– Ну, что? Закошмарила тебя Синичка?
Я кивнул. Мы сидели в одном из модулей на кроватях, и я постигал науку молодого бойца – здесь она своеобразная, как, впрочем, и везде. На КМБ такому не научат…
– Ага. Одни собаки чего стоят!
Алексей прищелкнул языком.
– Инфа по собакам устаревшая. Повывели их.
– Совсем?
– Ну, совсем не совсем, но повывели знатно. Раньше были случаи, что и в Донецке человека собаки рвали, и здесь, на нашей территории, а теперь нет. По моим прикидкам, где-то две трети завалили.
– Как?
– Придумали один приборчик. Один ученый придумал. Что-то вроде тамагочи, самый примитивный. Его включил – он издает что-то вроде лая, собаки от этого бесятся. Но сам лай не слышен человеку, на каких-то там низких волнах.
– Инфразвук.
– Может быть. И вот в нужное время разбросали такие вот тамагочи на заранее пристрелянных позициях и включили. Одновременно. Все собаки рванули туда. Они, когда лай слышат, бегут туда. Как только они сбежались – по этим координатам минометы и «Грады» отработали. Не скажу, что всех завалили, там, в конце концов, и суки, и щенки были, но потрепали тварей здорово. Мы недавно проходили возле этого места, костяков там… А мяса нет – крысы съели…
– Крысы?
– Да. Сейчас эта напасть похуже собак будет. Раньше собак больше было, они приноравливались крыс ловить. Крыса для собаки такое же мясо, согласен?
– Ну да.
– Теперь собак меньше стало, вот крысы расплодились. Гады. А те собаки, что остались, они теперь самые опасные. Говорят, могут за человеком двадцать километров на брюхе ползти, ждать, пока он на ночевку устроится, – как устроится… Еще говорят, что укронацики специально собак-людоедов выращивают и выпускают, еще щенками к человеческому мясу приучают, на пленных натравливают. Но я не верю. Ерунда все это.
– А про укров что скажешь?
– Про укров? Укры тоже разные бывают, братишка. Бывают такие, что их если и в плен берут, то для того, чтобы за ноги повесить – за шею их не вешают, только за ноги или на кол. А есть и более или менее нормальные. Вообще, нельзя говорить, что с той стороны одно зверье. Там тоже люди есть, и больше, чем кажется.
– Но зверье все же есть.
– А сам как думаешь? Есть, конечно, сколько лет уже воюем. Кто-то озверел, а кто-то и был зверем. Есть законченные беспредельщики, родноверы, уголовники, фашисты. Только попади к ним на подвал.
– А если попал на подвал, тогда что?
– Это смотря к кому попал. Если к военным, тут все проще, тебя поменяют или выкупят. Могут, конечно, отделать как бог черепаху, но это заживет. Ты русский, тебе проще.
– Ты тоже.
Леха цокнул языком.
– Не все так просто. Я крымчанин. Нас ненавидят все, даже военные. Думают, что мы предатели. Поэтому мне на подвал никак нельзя. Лучше гранату – и…
Леха засмеялся, показав крепкие, белые зубы. Смешного тут, конечно, мало.
– А если не к военным?
– Тогда смотря к кому. Могут поменять – если кто-то на нашей стороне сидит или нужен. Могут продать в рабство. Могут пытать до смерти, могут опустить, это у кого чего в бошку взбредет. Фашики самые опасные, они как эсэсовцы, а еще есть родоверы, они могут в жертву принести…
– Подожди. – Я даже не обратил внимания на слова о принесении человеческих жертв. – Опустить, это…
– Ага, – буднично пояснил Леха, – в ж… вы…т. Такое было не раз и не два. С той стороны – п…ров полно. Хотя тут тоже у кого как. Некоторые п…ров сами расстреливать готовы, а некоторые…
– А что – они не опасаются?
– Чего?
– Тут, между прочим, тоже украинцы живут. И если они опускают…
– А ты тут будешь опускать? Не будь как они!
Так я впервые услышал эту фразу – не будь как они. Для некоторых в пограничной зоне это были просто слова, некоторые сверяли всю свою жизнь с этой немудреной фразой. Не будь как они. Не будь фашистом.
– Ну да. У меня, например, не встанет.
– То-то и оно. Могут на кол посадить. Могут на органы продать. Надо держать ухо востро… на подвал не попадаться…
– С…и.
– Вот именно. И не боятся. Это мы всегда и во всем виноваты. А они – что бы они не творили, им прощение будет. Особенно после двадцатидневной войны. Они – те, кто сражается с Мордором, с силами вселенского зла, а зло это мы и есть, русские. Мы – тот самый Мордор, орки и все прочее. Если они будут пытать – если даже они это будут делать где-нибудь в Брюсселе, посреди улицы – никто и ничего не скажет. Если мы будем пытать – про это покажут все телеканалы мира и это будет очередным подтверждением преступного характера российского режима и народа в целом…
– Здорово…
– Знаешь, когда у меня глаза открылись? Я с одним украинцем переписывался. И он мне как-то выдал: вы все – быдло и уголовная мразь, даже если не сидели. Тут-то до меня и дошло, что наши слова для них – что горох в стену. Хватит говорить и писать, уже мочить надо. Время для слов прошло, пришло время для пуль…
