Киев, Украина. 29 апреля 2021 года
До Киева, столицы Украины, он добирался поездом «Интерсити», в котором (в его вагоне) не было одного стекла, оно было заделано как попало, и постоянно дуло. Но лучше плохо ехать, чем хорошо идти, и в двадцать три часа по киевскому времени он был в Киеве.
Первое потрясение он испытал от вокзала.
Вокзал был старым и, очевидно, обладал немалыми архитектурными достоинствами, но всего этого не было видно из-за множества ларьков, палаток и прочего, что облепило вокзал, как парша. Было грязно, казалось, что тут не убирались годами. Многие палатки были закрыты, но некоторые, особенно те, что с алкоголем, открыты. Около них паслись люди, некоторые в военной форме. Что они тут делали, непонятно. Дикий выкрик «Слава Украине!» и нестройное, пьяное «Героям слава!» заставили его ускорить шаг…
У выхода на вокзал тоже было грязно. Стояли какие-то тетки, несмотря на ночь, в руках плакаты «комнаты, квартиры недорого». Написано было почти у всех по-русски, а не на державной мове. Чуть поодаль стоял черный джип, одна дверь была открыта, из салона надрывался Вакарчук…
Вставай, пий чай з молоком,
Молися на теплий душ.
Без тебе сьогодні сплять,
Мільйони нових сердець.
Давай, не можна стояти —
Навколо прямий ефір.
Тобі так мало залишилось,
Часу сказати всім,
Часу сказати всім,
В очі сказати їм:
Вставай, мила моя, вставай,
Мила моя, вставай, мила моя, вставай!
Давай, мила моя, давай,
Мила моя, давай, більшого вимогай!
Спасибо, встали уже…
Керр осмотрелся и подошел к пожилой женщине, которая показалась ему наиболее порядочной.
– Комната есть?
Комната оказалась в старом доме, стоявшем соблазнительно близко от центра.
Дом сам по себе даже ночью был необычен и, наверное, красив, если бы еще не пахло мочой и если бы не брошенные где попало машины – интересно, почему мэрия с людей плату не берет за пользование землей? Наверх шел старенький, поскрипывающий лифт, в котором двери открывались и закрывались вручную. Как в некоторых старых домах Праги и Парижа.
– Проходите…
Квартира оказалась неожиданно большой, с высокими потолками. Дверь была старой, явно ручной работы.
– Вам сюда… проходите. Вот тут тапочки…
Керр разулся, прошел куда сказали.
Неплохо. Аккуратно, но чистенько. Кровать, про качество заправки которой не смог бы сказать ничего плохого даже армейский сержант. Часы на стене – с гирями. Какая-то фотография, человек в военной форме и женщина рядом с ним.
– Ой… я сниму.
– Не нужно. Не беспокойтесь.
Керр осмотрел дверь – есть возможность запереть изнутри. Потом обратил внимание на окно. Окно из дерева, высокое. Третий этаж, если что, можно и выпрыгнуть. Он попытался выглянуть наружу, чтобы понять, нет ли возможности подобраться снаружи, но ему не удалось открыть окно. Оно было запечатано ватой.
– Что-то не так?
– Нет… все в порядке. Сколько будет за пять ночей?
Он привычно назвал время пребывания так, как в отеле.
– Ночей… а дней… Восемьдесят тысяч… четыреста тысяч гривен.
Было видно, что старушка смутилась.
– У меня нет вашей валюты. Если я расплачусь евро, вы не будете возражать?
– Ой… это ведь нельзя…
– Тогда я завтра поменяю и расплачусь с вами.
…
– Я оставлю вещи тут.
– Нет-нет, я не сомневаюсь… Просто…
Керр вдруг понял, что старушка голодна. Ему стало неприятно – чувство, которого он не испытывал уже много лет.
– А знаете… У меня шоколад есть. Швейцарский. Давайте чай попьем…
На следующий день Керр оставил вещи в квартире гостеприимной бабушки – ее, как оказалось, звали Марья Ивановна, – и вышел в Киев. Ему надо было купить хоть какую-то аппаратуру, чтобы оправдать свой статус журналиста, поменять деньги, посмотреть, что к чему в городе, и, возможно, прикупить оружие.
Киев при свете дня оказался еще более необычным, чем под вуалью ночи. Удивительный город… Город, где чувствуется история, где славянская обстоятельность и монументализм сочетаются с европейской изысканностью и пышностью. Керр бывал во многих городах и на первой же улице Киева понял, что этот город – неограненный бриллиант Европы, который при достойной огранке может воссиять ярче Вены и Праги… возможно, даже ярче Парижа. Город был интересен именно сочетанием стилей… Глядя на один дом, можно было подумать, что ты в Москве, а уже соседний был как будто перенесен из Праги, а следующий – из Будапешта. Но каким-то образом Киеву удалось сохранять свою целостность стиля именно как города на стыке цивилизаций, восточной и западной. Ему даже вспомнился Киплинг с его «Запад есть Запад, Восток есть Восток»… Совершенно очевидно было русское присутствие, потому что если бы не русское, то это было бы европейское, германское или галльское присутствие, а те строят совершенно иначе… Например, в Киеве он не видел высоких, острых крыш и зданий, словно собранных из нескольких частей, – так строили в Европе из-за приказов магистратов о борьбе с теснотой и максимальной ширине зданий. Но Киев отличался и от русских городов… Центр, возможно, был даже похож на некоторые места Лондона… хотя и тут отличался – не было знаменитых лондонских отдельных входов в каждый дом и каждую квартиру. В Киеве было достаточно архитектурных памятников, чтобы здесь были толпы туристов, он это понял за десять минут. Тем страшнее было видеть признаки того, что в городе – беда.
Первый признак беды – машины. Они стояли везде, некоторые брошенные как попало, некоторые на кирпичах вместо шин, некоторые разгромленные, разграбленные, даже сожженные. Он видел такое в Ираке в самом начале – при Саддаме цены на бензин были на порядок ниже, чем на газировку, и потому иракцы ввозили старые машины и ездили на них. А когда пришли американцы, они начали экономические реформы, и цены на бензин моментально поднялись до уровня среднего по странам Залива, только денег у иракцев не было, и потому машины встали на прикол, а через несколько месяцев началось восстание. Он наблюдал это, еще будучи не журналистом, а солдатом, и запомнил, что много стоящих и брошенных у тротуара машин при почти пустой дороге – это знак беды. На ходу машины тоже были, но немного.
Другие признаки беды тоже были. Грязь и вонь – не работают коммунальные службы. Пеньки, оставшиеся от деревьев, и буржуйки, кое-где торчащие из окон, – понятно. Торговля на улице – продавали вещи из дома.
Знак 14/88 на стене и рядом надпись «Путин х…!».
Да… так туристов точно не привлечешь.
Выйдя на более оживленную улицу, он заметил телевизор в витрине и собравшихся около нее людей. Лица собравшихся были злыми.
Он пошел дальше.
Наскальная живопись, много рекламы, на стенах, похоже, телефоны проституток – надпись «отдых» наверняка об этом. Что-то забелено и рядом – ПС. Правый сектор, вернее всего. Это местные тонтон-макуты. Бандиты, которые ходят по улицам в форме и подчеркивают этим свою принадлежность к военизированной группировке под контролем властей. Еще один признак – что-то вроде длинной косы, притом что остальная часть головы выбривается наголо.
Чем ближе к Майдану, тем больше признаков контролируемой ненависти по отношению к России. ПТН ПНХ везде – эти надписи считаются разрешенными. Коврики в цвета российского флага и с лицом российского президента, в одном случае – даже на тротуаре специально выложили плиткой российский флаг, по цветам полностью совпадающий с флагом Словакии. Это было неприятно, даже с учетом того, что он не был русским – ни в какой европейской стране этого не было. Еще бросался в глаза плакат с ползущими колорадскими жуками и надписью: «Не проходи мимо – УБЕЙ!» Таких плакатов было много. Еще один признак тоталитарного государства – обилие наглядной пропаганды.
Ближе к центру начали попадаться полицейские. В черной форме, похожей на американскую, на автомобилях «Тойота Приус», они почему-то стояли на одном месте и осматривались по сторонам. В нормальных странах полиция патрулирует, а не стоит на одном месте…
По очереди.
Для начала Керр хотел поменять валюту, но получилось наоборот. Увидев вывеску, он зашел в магазин – это был магазин бытовой электроники. Там был примитивный набор телевизоров, компьютеров и прочей бытовой электроники, также продавали смартфоны. Все – Китай, нонейм.
На входе объявление: «Шановни покупци, ми говоримо тильки державной мовой. Слава Украине!»
Выбрав продавца, на вид помоложе и посообразительнее, Керр подманил его пальцем и показал десятиевровую купюру.
– Мне надо купить аппаратуру. Для съемки. Поможешь?
– Сейчас, подождите…
Как оказалось, русским продавцы тоже владели…
Парень из магазина уволился на день, и вместе со своим новым проводником Керр отправился на городскую электричку – полупустую, грязную и замызганную. Они вышли на Караваевых Дачах, там, где, как оказалось, был радиорынок.
Радиорынок представлял собой большой и красивый, но неухоженный дизайнерский торговый центр, остекленный панелями из золотистого стекла и окруженный самопальными палатками. Часть были просто сделаны из чего попало, часть – что-то вроде больших гаражей, отделанных профнастилом, с вывесками. Конечно, как и на всех рынках Киева, тут продавали все, но основную специализацию рынок все же сохранил.
– Что надо купить? – спросил продавец из магазина, когда они подошли к рынку.
– Камеру. Желательно go-pro, приличного качества. Бинокль или подзорную трубу. И операторский дрон.
– Ого! Дрон найти трудно, и стоит он дорого.
– У меня есть деньги.
Это было ошибкой.
– Вон там Тимоха должен торговать. Он еще в АТО их поставлял…
Они начали проталкиваться к нужному месту. Проталкиваться не потому, что на рынке было много народа, а потому, что у некоторых палаток и торговых мест собирались люди, в основном в форме, и было невозможно пройти. Вообще, одна из черт этого города, которую Керр подметил, – неуважение к другим людям.
Они подошли к двухэтажному то ли гаражу, то ли торговому месту – второй этаж был то ли жилым, то ли мастерской, с окнами. Весь фасад был завешан понятными только специалистам объявлениями, самое простое было «Радиодетали берем все, дорого», а дальше – не более понятно, чем китайские иероглифы. За прилавком, на который были выложены камеры и оптические прицелы, сидел человек в камуфляже, наголо выбритый. Керр заметил, что там, в глубине лавки, в темноте на стене висит портрет Гитлера.
Похоже, что если есть эта самая коса – те украинские националисты. А если голова выбрита наголо – это фашисты.
Но это же звиздец полный!
– Зиг хайль.
– Зиг хайль.
Керру снова стало не по себе – в который раз за день. Это как в фильме про вампиров… С виду нормальный парень, может, даже гламурный. И вот он открывает… пасть, и там клыки. И он хочет пить вашу кровь. Вот парень, аккуратный, в форме сетевого магазина по продаже электроники, он помогает покупателю купить телевизор. И вот он же час спустя буднично приветствует товарища: «Зиг хайль!»
Как это понимать?
Что за страна находится у них под боком и под боком у всей Европы?
Зиг хайль…
– Надо дрон. Операторский. Есть?
– Ты знаешь, сколько они стоят? На фига тебе?
– Ему. Он платит. У него деньги есть.
– Да? Ну… наверху есть один. Заходите…
Керр уже все для себя решил. И, заходя, он сознательно сблизился с бритым неонацистом, чтобы провести прием рукопашного боя. Вырубил нациста ударом под подбородок, им же и прикрылся, рука нащупала за спиной бритого продавца пистолет. Он выхватил, мгновенно оценил – ПМ. Может, и без патрона в патроннике, но вряд ли. И направил его на другого неонациста, продавца из магазина электроники.
– Заходи. И опусти жалюзи…
Нацизм…
Его страна сражалась с нацизмом. Полк 22 САС, в котором он проходил практику, состоялся как полк специального назначения именно в годы Второй мировой – основатели полка колесили по североафриканским пустыням, уничтожив на аэродромах немцев и итальянцев столько же самолетов, сколько и в воздушных боях. Полк участвовал в высадке союзников в Европе, вел активные боевые действия во Франции вместе с партизанами – маки, а бельгийский спецназ – это тоже 22 САС, просто его пятый батальон, который по окончании войны перешел в подчинение бельгийского правительства. Нацизм был злом, но у Карла Керра были свои мысли относительно нацизма. Он считал, что нацизм вызван… трусостью. Да, именно так – трусостью. Нацисты выдумали теорию про недочеловека именно из-за трусости и неспособности честно конкурировать. Нацисты были трусами и убивали тоже из-за трусости.
Жалюзи опустились вниз, отсекая их от рынка. Горел свет – старая, желтая лампочка накаливания.
Керр сильно толкнул потерявшего сознание неонациста на продавца из магазина.
– Забирай своего приятеля и слушай меня, козел. Мне не нравится Адольф Гитлер. И еще больше мне не нравятся те, кто ему поклоняется. Но я родился там, где честная сделка превыше всего. Даже если на той стороне неонацист. Поэтому я действительно хочу купить то, что назвал. И заплатить за это. Но сделка будет проходить на моих условиях, просекаешь?
…
– Не слышу.
– Я понял.
– Отлично. И этот пистолет я тоже намерен купить.
Оружие на рынке продавали почти открыто – правда, в другом месте…
Они подошли к торговцу уже втроем – к ним присоединился и торговец, разбогатевший почти на десятку евро за то, что продал пистолет, камеру, операторский дрон и бинокль российского производства. Торговец принужденно улыбался, потому что пистолет был у Керра – заряженный и готовый к бою.
– Слава Украине, Мотыль.
– Героям слава.
– Что невеселый такой?
– Голова болит.
Керр насторожился – это могло быть условным сигналом, а могло и не быть.
– А с тобой кто?
– Побратимы. Им купить надо.
– Что купить?
– Снайперскую гвинтивку…
Разговор они продолжили уже в кафе, которое было при рынке и кормило как продавцов, так и покупателей, если те того желали. В кафе подавали немудреную и быструю еду – вареники, бутеры с колбасой, китайскую лапшичку и картофельное пюре, чай и кофе. Из супов – упомянутая лапшичка и борщ с подозрительного вкуса мясом. Ну и наливали, разумеется, из-под полы. Заказы принимала и разносила готовое толстая деваха в замызганном фартуке, привычно принимая дежурные приставания.
– Ну, Слава Украине, что ли? – объявил торговец оружием.
– Героям слава.
Ели, внимательно, исподтишка наблюдая друг за другом. Быстрые взгляды были похожи на бросок змеи или игру ножа в опытных руках.
Покончив со своей порцией вареников, продаван вытер рукавом вислые усы и в упор уставился на Керра.
– Якой мовой розмолвляти будем? – поинтересовался он.
– По-английски, если не возражаешь, – ответил Керр.
– Английский я не знаю. Державную мову знаешь?
– Тогда можем по-русски.
– Можем-то можем. Только вот тогда получается, какой ты нам побратим, если мовой не розмолвляешь?
Продаван перевел тяжелый взгляд на бритого:
– Ты кого привел, Кузьм?
– Того, у кого есть деньги, – ответил Керр.
– Я не с тобой разговариваю.
– А я с тобой разговариваю. Пока…
Керру за свою карьеру журналиста приходилось говорить с самыми разными людьми. И сейчас ему не потребовалось щелкать курком пистолета или делать другие подобные глупости – внимание он привлек и без этого.
– Пока – разговариваю, – подтвердил Керр.
Продаван смотрел на неизвестного человека напротив себя и видел того, с кем не стоит связываться.
– А ты кто, друг, – сказал он по-русски, – объявись.
– Я с Закарпатья. Это все, что тебе надо знать.
Продаван задумался. Он и сам был опасным человеком – бывшим снайпером из батальона «Айдар», участвовал в боях за Мариуполь и выжил, а там мало кто выжил. В «Айдаре» были люди всякие, начиная от лошков, начитавшихся Шевченко, и заканчивая матерыми уголовниками. И если ты хотел выжить, ты должен был моментально определять, кто опасен, а кто нет. Сидевший перед ним человек не был уголовником, ухватки не те. И тем не менее он был опасен.
А Закарпатье… да, такое вполне возможно. После того как разрушенный войной Донбасс превратился в преддверие ада на земле, славу украинской Сицилии уверенно перехватило Закарпатье. Закарпатье не остров, но, как и Сицилия, оно имело свою, во многом отличную от Украины историю, свой этнос и свой язык – закарпатскую гвару. Закарпатье отделяли от Украины горы, дорог туда почти не было, железка не работала, а сами закарпатцы не считали себя украинцами. Никакие заводы там не работали, и никакого способа заработка, помимо отхожего промысла и контрабанды, там не было. За пределами Мукачево, областного центра, всякая власть, кроме власти мафии, отсутствовала, передвигаться по дорогам было очень небезопасно. В контрабанде участвовали все, от полицейских и таможенников и заканчивая любым прохожим, который за пару десятков тысяч гривен охотно поможет перетащить два тюка из разгружаемой машины через границу. Основным предметом контрабанды были сигареты – их на Западной Украине делали на множестве фабрик, под известными европейскими и американскими марками и отправляли в Европу, наличие высоких акцизов делало сигаретный бизнес не менее прибыльным, чем наркоторговля. Еще там торговали оружием, наркотиками, в последнее время ходили слухи, что некоторые словацкие оружейные фирмы работают преимущественно на черный рынок Украины через Закарпатье. Еще там были рабы – в основном те, кто пытался нелегально перебраться в Европу и попался. Тут с этим проблем нет, чужого засекают мгновенно. Наказание было простым: попался – отработай билет. Нелегалы год или два работали в основном у таможенников, но иногда и просто по селам. За кормежку ходили за скотиной, работали по дому, строили дома. Отработал – их переправляли на ту сторону границы, тут без обмана. Но сначала отработай. От Закарпатья отступился даже Правый сектор с его отработанными методами «принуждения к Украине». Украина далеко, за горами, даже до Львова по горным дорогам – как до Луны. Найдут – охнуть не успеешь. Мафиози делали миллиарды и с ними считались даже в Киеве. Отделяться, кстати, они не собирались – если отделишься от Украины, не будет таможенного заработка.
Неизвестный был похож на профессионального киллера. На киллера, которого, может быть, наняли закарпатские, чтобы разобраться тут с кем-то. Попадать под замес неохота. Но и привлекать внимание закарпатских тоже неохота. Они сначала стреляют, а потом задают вопросы…
– А чего надо то? СВД?
– СВД я могу и в другом месте купить.
…
– Что-то… например, «Ремингтон». Желательно с глушителем.
Точняк… мочкануть кого-то хочет.
– Сейчас такого нет.
– А что есть?
– Мосин, например. Есть турки.
– Не пойдет.
Продаван задумался, поглаживая усы.
– Есть одно дело. Тебе какой калибр нужен?
– Не меньше триста восьмого.
– А деньги есть?
– Евро.
– Покажи.
Керр положил на стол купюру в пятьсот евро.
– И все?
– Тут без кидка, – вклинился бритый, обильно потеющий продавец электроники, – он на десять штук втарился. Здесь все норм.
Продаван оружия со злостью посмотрел на него. Теперь как ни реши, в любом случае крайний и кто-то будет недоволен.
– Есть у меня одна тема, – наконец сказал он, – моя личная винтовка, еще с АТО. Но обойдется дорого.
– Сколько?
Продаван облизнул губы.
– Сколько?
– Пятнадцать. Налом.
– За что?
– Триста тридцать восьмой. Ствол еще половину ресурса не отработал. Есть глушак. Титановый, финский – хороший. Фирма. К ней патронов сорок, матрицы – все отдам.
– Прицел? «Найтфорс»?
– Нет. «Шмидт-Бендер», до двадцати пяти.
Нормально. Штатный прицел бундесвера.
…
– Берешь?
– За пятнадцать? Автомат еще прибавь тогда.
Продаван снова провел руками по усам.
– Нет проблем, – сказал он, – этого как грязи…
Договориться – это одно. Реализовать договоренность – это совсем другое. Керр научился этому на Ближнем Востоке: любая договоренность исполняется не тогда, когда она выгодна обеим сторонам, а тогда, когда у обеих сторон есть ресурсы заставить ее исполнять.
Прежде всего нужна была машина. Неприметная, проходимая, не слишком дорогая и не слишком дешевая, но способная выдерживать серьезное бездорожье. Возможности, когда у тебя есть машина, повышаются кратно. Такую машину Керр нашел на рынке в Чапаевке – «Рено Дастер». В Европе это «Дачия Дастер», но здесь почему-то он продавался под логотипом «Рено». Дешевая и в то же время надежная и проходимая машина, разработанная специально для дорог стран третьего мира. Машина обошлась ему ровно в четыре тысячи евро.
Сейчас они сидели в машине вместе с тем парнишкой, продавцом из магазина электроники, где-то в центре города, он не знал, где именно. Помощник Керра с унынием обреченного разглядывал установленную на шлем камеру action-pro…
– Как твое имя? – спросил Керр.
– Тарас…
…
– Они реально подгонят, без кидка… – занудил Тарас, – я их знаю.
– Тогда чем ты рискуешь? Деньги надо отрабатывать.
Керр видел, что его помощник вот-вот ударится в панику, и решил выложить на стол козырь…
– Вот, посмотри…
– Что это?
– Мое европейское удостоверение журналиста.
– И че?
– Но я не журналист. Ты это уже понял, так?
…
– Меня наняли кое с кем разобраться в Ростове. Вот почему мне нужна винтовка.
– А че ты с собой не привез?
– Не получилось. Не пропустили через границу.
Тарас фыркнул:
– Мало дал.
– Я надеюсь, ты объяснишь своим друзьям, что я делаю это ради Украины. То есть и в их интересах тоже.
– Им плевать.
– То есть как – плевать? Они разве не ветераны?
– Их кинули. Как и всех нас.
– Кто кинул?
Тарас не ответил. По щеке медленно ползла слеза…
Схема обмена по договоренности была такой – продаван привозит винтовку, после чего они едут в надежное место и пристреливают ее. Вопрос был не только в том, что продаван может вызвать своих побратимов и ограбить, но и в том, что винтовка может быть непригодной. С виду она может быть нормальной, но 338LM калибр капризный. И без надлежащего ухода винтовка может просто плеваться пулями, которые будут лететь в даль светлую и без толку. Затем они все вместе едут к банкомату и обналичивают карточку. Карточку обналичивает не сам Керр, а его помощник. После чего стороны расходятся довольные друг с другом…
Но любая схема могла пойти прахом на любом этапе. Тем более что у Керра из оружия были только отнятые у неонацистов два пистолета – ПМ и ТТ.
Продаван прибыл на старом зеленом фургоне «Фольксваген Крафтер». Помигал фарами, и Керр тронул «Рено» с места, пристраиваясь за ними.
– Куда мы едем? – спросил он Тараса.
– Я не знаю…
Как оказалось, ехали совсем недалеко – до Труханова острова. Труханов остров – это остров на Днестре, заросший зеленью и в основном используемый киевлянами для релакса. Кстати, еще одна интересная особенность Киева – наличие огромных зеленых зон прямо в центре города, в шаговой доступности от центра. Такие есть в Лондоне, в Берлине (знаменитый Тиргартен-парк), но Киев был чем-то даже интереснее.
Например, тем, что можно стрелять почти что в центре города из винтовки триста тридцать восьмого калибра…
Продаван привел с собой двоих, Керр дал им возможность пообщаться с Тарасом, и теперь эти трое глядели на Керра с опасливым интересом, видимо, он представлялся им кем-то наподобие агента 007. Сам Керр такие представления о себе развенчивать не собирался и вообще считал, что Ян Флеминг оказал большую услугу британским спецслужбам, создав гламурный образ агента 007. Жизнь, естественно, куда драматичнее…
Продаван вынес чехол и открыл его. Керр присмотрелся, потом, светя небольшим фонариком, начал осмотр винтовки.
Это был HS precision 2000 калибра 338LM. Не самый худший вариант, можно было ожидать и худшего. Эта фирма сумела потеснить «Ремингтон» в оружейных комнатах ФБР, и она же поставила винтовки 338 калибра в израильскую армию, а стать поставщиком Израиля очень непросто, израильтяне сами производят оружие и знают в нем толк. На вид винтовка выглядела ухоженной, на стволе и ложе не было никаких следов ударов и повреждений, затвор ходил плавно, прицел тоже был установлен без видимых изъянов. Глушитель действительно финский, на вид без повреждений…
– Откуда стрелять?
– А на крышу автивки лизь…
Крыша машины не самое удобное место для стрельбы, но за неимением лучшего… Керр залез на крышу, вспоминая навыки стрельбы из триста тридцать восьмого калибра. Это необычный калибр, в руки к обычным бойцам он не попадает, и не каждый снайпер может себе позволить тренироваться с ним – очень дорого. Он стрелял из триста тридцать восьмого пару раз, но помнил, что пуля из этой винтовки сверхзвуковая до тысячи метров, что очень положительно влияет на точность.
– Куда стрелять?
– Правее судно затонуло. Видишь?
Керр повел стволом… прицел был на минимальном увеличении, пятерке, потому что на таком расстоянии не было смысла делать больше. Судно действительно затонуло – это был дебаркадер или что-то вроде этого, он выдавался над водой метра на полтора, днище было деревянным. Керр вспомнил, что у него нет стрелковых наушников, а это очень и очень плохо, тем более в случае с 338-м. Глушитель до конца не заглушит, это не двадцать второй. Но и делать было нечего – он плавно дожал спуск…
– Попал!
Звук выстрела был глухим и сильным. Поморщившись, Керр передернул затвор, по крыше покатилась гильза.
– Еще будешь?
– Нет.
Он посмотрел на ложе – там была надпись «Не для продажи» и номер.
– Дуже добра гвинтивка, – подмигнул ему продаван и снова перешел на русский: – Столько ватанов знищили из нее. А ты что, на Путина пойдешь?
– Тебе какая разница?
– Да нет, я так спросил. Ты покупаешь, я продаю. Мне такая не нужна, стрелять из нее дуже дорого. Ранише волонтеры боеприпасы подвозили, тогда все добре было. А сейчас дорого. Но если на Путина, то она в самый раз.
На Путина, на Путина… Керр видел фотографии Путина в самых разных местах и приходил к выводу, что у украинцев случился какой-то заскок по отношению к этому человеку. Если даже предположить, что Путин равен Гитлеру, – все равно в той же Великобритании не вешали его портреты на каждом шагу, пусть и с кровавой точкой на лбу. А просто вели войну. Тут же… это напоминает какие-то примитивные африканские культы со злыми божествами.
– Хорошо, беру.