Глава 15
Артиллерийский полигон располагался в двадцати километрах к западу от города. Старый полигон, давно оборудованный не только уставными позициями, но и деревянными павильонами для отдыха и работы офицеров.
В одном из таких павильонов, пока вся толпа генералов и офицеров осматривает на позициях трофейные орудия, мы сейчас развешиваем наше коллективное творчество на веревочках, привязанных к заранее прибитым к чертежам рейкам. Расставляем лавки и украшаем трибуну оратора указкой и графином с водой.
В соседнем павильоне заранее расставляют столы для банкета "придурки" из штабной столовой. Получится, не получится у Вахмурки начальство поразить, а на природу господа уже выехали… Разве что специалиста по шашлыкам не хватает, для полной картины сходства с российской армией. Не едят в королевстве шашлыки, вместо них заранее приготовлены тушеные свиные рульки. Их останется только разогреть.
Пушки на позициях имели архаический вид. Достаточно сказать, что на них не было никаких накатников, но зато с тылу у каждой построен из хороших досок вогнутый крутой и высокий пандус, который под действием силы тяжести возвращал откатившийся на него хобот станины обратно на позицию автоматически.
И началось. Бах… бах… бах… бах… по ушам. Хлопки в небе белыми облачками. Вот визга шрапнели из-за дальности слышно не было. И так около часа. Согласно принятого в восточном царстве регламента артподготовки пехотного наступления.
Орудийная прислуга носилась как наскипидаренная, выдавая максимально возможную скорострельность орудий. Пустые ящики от снарядов только отлетали с орудийных двориков на боковые брустверы, откуда их полигонные помогальнки утаскивали в неизвестном мне направлении. А на позиции притаскивали в восемь рук новые ящики. И все бегом с соблюдением самых жестких нормативов.
Командир батареи — крепенький майор, не выпускающий их рук бинокль, периодически давал указания о переносе огня вглубь цели или перемещения его по фронту.
Наконец установилась тишина, осязаемая такая, хоть ножом ее режь. И вся инспектирующая стая полковников во главе с тремя генералами через полигонную грязь поперлась пешкодралом смотреть результат обстрела.
И мы за ними по знаку Вахрумки.
Я лишь поблагодарил небо, что по недостатку времени так и не обиходил новые хромовые сапоги и ходил еще в старых юфтевых. Застарелая жидкая грязь временами стояла выше щиколотки.
Обстреливаемая позиция с полевым инженерным обеспечением была поделена на три равные части.
Новации Вахрумки.
Обычные имперские полевые окопы.
И надземные люнеты и флеши, которые кто-то по ретроградности отстаивал в применении, как я краем уха слышал.
Укрепления ниже уровня земли все созданы в две "нитки".
Кто-то шибко умный понаставил в позициях обычные магазинные голые манекены из папье — маше. И это было весьма наглядно.
В люнетах и флешах шрапнель выкосила девяносто процентов личного состава манекенов.
В уставных окопах почти половину.
В окопах Вахрумки с козырьками, перекрытиями, блиндажами и ДЗОТами только четверть и только из тех, кого поставили на открытое место. Все пулеметы на его позиции сохранили свою условную работоспособность.
Пехотный генерал с побагровевшим лицом мрачно ходил по позициям, приказывая адъютантам перевернуть ему, то один, то другой манекен. И все больше мрачнел. Потом подошел к генерал — адъютанту Штуру и громко заявил, так чтобы все остальные слышали.
— Тот, кто это все придумал, заслужил "Имперский крест", ибо это заслуга перед всей империей. Готовьте представление императору, я его подпишу. Это просто феноменально по своей незамысловатости, а сколько солдатских жизней сохраняет. А вы что думаете?
— Я согласен с вами, — поддержал пехотного и артиллерийский генерал. — Шрапнель перестала быть панацеей победы на поле боя. Теперь нужны другие снаряды для прорыва пехотных укреплений. Толи дело в прошлую войну с республикой… — мечтательно закатил он глаза под кустистые брови. — Те в красных штанах и голубых мундирах прут на нас как на параде плотными колоннами, а мы их сверху шрапнелью посыпаем… Кончилось золотое время артиллерии. Пишите, Штур, представление. Я его тоже подпишу, кто бы этот гений ни был.
Довольный Штур только руки поднял, как бы сдаваясь перед авторитетом двух полных имперских генералов.
— Представление непременно будет уже завтра, господа. Вы его увезете с собой к императору. А сейчас я всех прошу вернуться в павильон, где автор этих новых полевых укреплений прочитает нам свой доклад. Надеюсь, что он будет краткий, и на обед мы не опоздаем, — и при этом Штур выразительно посмотрел на майора Вахрумку. — А после обеда для вас приготовлен сюрприз… Какой, сейчас не скажу — сами увидите.
Доклад прошел на ура. Вахрумка уложился в двадцать минут и сорвал генеральские аплодисменты, а также заключительные уверения какого-то инженер — полковника (как подсказали — из штаба Западного фронта), что теперь война с Республикой, временно перешедшая в позиционную фазу, получит новое дыхание.
— Ибо сохранение личного состава в траншеях это сохранение рабочих в тылу, следовательно — произойдет повышение нашего экономического и военного потенциала. Ибо нынешние войны, как бы нам от этого не становилось грустно, выигрывают не столько солдаты, сколько заводы и транспорт. Даже самый стойкий солдат с самым совершенным пулеметом не выиграет битву, если ему вовремя не подвезут патроны, — закончил он свою речь.
Наглядные пособия, изготовленные в моем бюро, пришлись очень даже в кассу. И мысленно я себе поставил плюсик по службе. По крайней мере, выдержал экзамен на руководителя структурного подразделения. До этого я служил в штабе как бы в аванс.
Потом для высоких чинов был банкет в павильоне, а нас покормили на полигонной кухне, чем мои мажоры были очень недовольны. Пришлось им напомнить, что солдат должен стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы. А для банкетного стола с генералами они все, несмотря на высокопоставленную родню, рылом не вышли, то есть чинами.
— Так что служите и обрящете, — закончил я свое нравоучение. — И учтите, вам еще павильон, где доклад делался от грязи отмывать, что полковники сапогами нанесли.
О — о — о — о — о! такого охудения в глазах человеков я дано не видел. Даже если на это выделят полигонных помогальников, то я откажусь — пусть мажоры грязной тряпкой елозят… в габардине. Им полезно.
За время генеральского банкета, полигонная обслуга, заклеив обрывками газет "ранения" манекенов вновь расставила тех по позициям, едва успев по времени, когда слегка поддавшая коньяка сытая и добрая высокая комиссия вновь нарисовалась на орудийных позициях.
— Ну и где ваш сюрприз? — спросил генерал артиллерии Штура.
Тот вытянул за цепочку из нагрудного кармана кителя плоские золотые часы, щелкнул крышкой, с удовольствием прослушал пять музыкальных тактов, и лишь потом ответил.
— Да с минуту на минуту ожидается. С запада. Отсюда хорошо будет видно. Проявите воинское терпение, господа.
И точно через пять минут на фоне кучерявых облаков сначала появилась хорошо различимая точка, которая по мере увеличения превращалась в розовый дирижабль полужесткой конструкции.
Плавно спустившись на две сотни метров от земли, дирижабль прошел над опытовыми позициями и сбросил на каждую по два десятка шариков. И вскоре над позициями раздалось два десятка взрывов.
— Вот чего только для убийства человека не придумают, а на скотину один нож, — озадаченно произнес генерал пехоты.
— Впечатляет? — спросил генерал Штур.
— Да не то слово. Выходит теперь и окопы нам не помогут?
После бомбардировки дирижабль отошел к дальнему восточному углу полигона и сбросил у мачты причальный конец, обильно полив с неба водой подбежавших к канату полигонных помогальников.
Я сразу своих чертежников погнал, чтобы они, взяв у полигонной обслуги шесты, отметили на разбомбленной позиции самые крайние попадания по центрам воронок. А потом промерили рулеткой расстояние между ними. И все записали и зарисовали. С каждой воронкой.
— Ты что-то задумал, фельдфебель, признавайся, — навис надо мной Вахрумка, незаметно отойдя от генералов, и глядя на то, как мои мажоры бегут по полигону.
— Так точно, господин инженер — майор, хочу доказать неэффективность такого бомбометания на ваши позиции, — прогнулся я перед непосредственным начальством.
— Это ты здорово придумал, хвалю, — заулыбался инженер, который как оказалось, также ничего не знал о сюрпризе генерала Штура. — А почему ты думаешь, что бомбардировка с воздуха оказалась неэффективной? Отсюда же ничего не видно.
— Осмелюсь пояснить, господин инженер — майор, просто я внимательно смотрел, как летят эти шарики к земле. С большим рассеиванием от воображаемой вертикали. Эти… гм — гм… на дирижабле, посчитали, что кидают свои снаряды в безвоздушном пространстве, а воздух имеет разную плотность на разной высоте. Это я вам как горец утверждаю по собственному опыту. Я часто видел, как камни в горах падают. Вы, прежде чем допускать летунов к своим позициям потребуйте от них указать на плане точное место, в которое они целились. Думаю, обнаружиться много сюрпризов и для них.
— Резонно, — покачал головой Вахрумка. — Вот… бегут уже летуны докладывать об своих успехах.
К передней гондоле дирижабля прислонили лестницу, по которой спустились три офицера в черной коже и вполне себе привычных для меня фуражках с белым верхом и мелкой рысцой побежали к батарейной позиции. Где наверняка сверху заметили генералов.
Когда они подошли на расстояние, что можно было разглядеть их лица, то я не выдержал и засмеялся.
Вахрумка посмотрел на меня с некоторым удивлением.
— Кругом знакомые все лица, господин инженер — майор, — пояснил я свое поведение. — Крайне левого не припоминаете?
Вахрумка не стал ломать свои глаза и посмотрел в бинокль. Хмыкнул пару раз и сказал мне, понижая голос.
— Его сиятельство собственной персоной… И уже лейтенант… Интересно. За какие такие заслуги его произвели раньше срока?
— Наверное, за вовремя украденную идею, — ляпнул я и осекся: язык мой — враг мой.
Вахрумка посмотрел на меня и ничего не сказал, только покачал осуждающе головой. Или мне так показалось.
— Когда ты успел ему подкинуть идею кидать бомбы с дирижаблей?
— Еще на перевале, господин инженер — майор, помните, над нами точно такой дирижабль проплывал. Еще вся работа в батальоне тогда встала.
— Да припоминаю что-то… Но при чем тут граф?
— Вот тогда я и подумал, что с такого грузоподъемного аппарата можно легко разбомбить все наши позиции, что мы настроили на перевале. И высказал это вслух. А рядом со мной кроме этого юнкера никого не было тогда.
— Подойдем поближе, фельдфебель, послушаем этих хвастунов.
— Господин инженер — майор, осмелюсь спросить: а в королевской армии свои дирижабли есть?
— Опять что-то придумал? — Весь его вид показывал: за что мне это наказание?
— Есть идеи, только я бы не хотел, чтобы слава досталась графу. Лучше уж нашему королевству.
— Есть у нас пара разведывательных аэростатов с одновинтовой машиной для корректировки огня артиллерии, но они намного меньше этого аппарата. И грузоподъемность у них слабая. Дирижабль не может поднять в воздух вес больше половины собственного веса… — и тут инженера что-то озарило. — Есть еще один недостроенный… Сугубо экспериментальный… Но с начала войны на него перестали отпускать субсидии…
— А можно мне будет на него посмотреть?
— Все. Молчи, фельдфебель. Все разговоры такие потом, — оборвал меня Вахрумка, потому что мы уже подошли к свите.
Летуны гордо отчитались перед генералами об "уничтожении полевых объектов бомбардировкой с воздуха, что является абсолютной новинкой в военном деле и может быть с успехом использовано против превосходящего врага для остановки его наступления".
Но тут вылез вредный Вахрумка и попросил летунов показать на плане, куда они целились, когда бросали свои бомбы. Вахрумку поддержали генералы и капитан — старший из команды дирижабля, нехотя начертил на его схеме три кружочка.
— А вы с большей высоты бомбить можете, капитан? — спросил его генерал артиллерии. — А то на таком расстоянии с такой высотой цели я собью ваш пузырь с третьего шрапнельного выстрела. С этой вот позиции, — он похлопал рукой в перчатке по казеннику трофейной пушки. — Две сотни метров как раз подходящая высота для срабатывания вышибного заряда.
— Осмелюсь доложить господин генерал, — отчитался покрасневший капитан, — с большей высоты бомбить полевые позиции можно, но соответственно вырастает рассеивание падающих снарядов и падает точность бомбометания.
— А если по вашему аппарату, капитан, залпом выстрелит целая рота, а то и батальон. Что тогда? — это уже генерал пехоты вставил свои пять копеек. — С двухсот метров даже косорукие солдаты по такой большой цели не промажут.
— Ваше превосходительство, — четко ответил командир дирижабля, — мелкие дырки от пуль не нанесут большого вреда дирижаблю. Даже если весь батальон и попадет по баллону, то у нас все равно останется положительная плавучесть, и мы сможем уйти на безопасное расстояние. Небольшой ремонт и мы снова в строю.
— А если они будет стрелять по гондоле управления и выбьют весь экипаж? На таком расстоянии это вполне вероятно, — не отставал от него пехотный генерал.
— Тогда мы все умрем за нашу родину со словами верности нашему императору, ваше превосходительство, — вылез с ответом инженер — лейтенант граф Клевфорт.
— Никто не сомневается в вашей храбрости, лейтенант, — заявил генерал Штур.
— Лучше пойдем смотреть причиненные вами разрушения на месте, — предложил генерал пехоты и как бы раскаиваясь, обратился к Штуру, — Если вы не против, конечно, как приглашающая сторона… раскрыть, так сказать… тайны вашего сюрприза.
— Я только "за", — ответил генерал — адъютант короля, и повернулся к воздухоплавателям. — И вы все за нами не отставайте.
Летуны, наверное, матеря про себя всех возможных генералов на свете поперлись за свитой в грязь в своих щегольских ботинках с крагами. На что сухопутные офицеры только посмеивались — им в сапогах не затекало.
На позициях все выглядело откровенно жалко. А воткнутые в мелкие воронки шесты наглядно показали чудовищный разброс попаданий да еще вдалеке от того места куда воздухоплаватели целили. В сами траншеи попали только три бомбы, да и то вероятно случайно. И одна такая даже не взорвалась. Вообще неразорвавшихся снарядов оказалось почти четверть от сброшенного количества.
— Мда… — завил полковник с Западного фронта. — Не умеете пока.
— Господин полковник, — пылко воскликнул граф Клевфорт, — все дело в несовершенных терочных запалах сбрасываемых снарядов, но мы работаем над их усовершенствованием.
— И поэтому бомбите с двухсот метров, — утвердил генерал артиллерии. — Иначе они у вас в воздухе взрываются. Понятно… Лучше бы вы усердно работали над взрывателем, который срабатывает при ударе о землю. С моряками посоветуйтесь. У них давно есть такие взрыватели, что даже при соприкосновении с водой срабатывают. Им они не нравятся, а вот вам в самый цвет пойдут.
— Будет исполнено, ваше превосходительство, — граф вскинул руку к козырьку.
— Кобчик, — заметил меня генерал Штур и подмигнул мне левым глазом, — а ты что про это все скажешь?
И генерал обвел рукой рассматриваемые комиссией позиции.
— Осмелюсь доложить, ваше превосходительство, у меня пока нет дельных мыслей, так как я не знаю всех возможностей этого дирижабля, — вытянулся я в струнку. — Но судя по оставленным воронкам, инженерное оборудованные полевые позиции инженера — майора Вахрумки с честью выдержали и это испытание. Бомбы меньше пятидесяти килограмм весом и применять по ним не стоит. А учитывая поражение манекенов… то очевидно, что осколочное действие от примененных бомб практически никакое. Даже слабее шрапнели. Пока это просто выброс ресурсов на ветер. Но это мое личное мнение, экселенц, которое может быть и неправильным.
Штур угукнул в ответ и покатал сапогом неразорвавшийся чугунный шарик.
— Это что? Гранаты со старых арсеналов времен республиканской революции у соседей? — грозно спросил он летунов. — От гладкоствольных пушек?
— Ничего другого нам не дали… — развел руками воздухоплавательный капитан.
— Начинка — черный порох?
— Так точно, экселенц, — на командира дирижабля стало неловко даже смотреть.
— Так, — подвел итог Штур. — Бомбардировку укрепленных позиций с воздуха до появления нормальных снарядов считаю преждевременной. Нечего врага смешить.
Генералы с ним согласились, а полковников с летунами никто и не спрашивал.
От как оно… нажил я сейчас врагов себе с этим Штуром на пустом месте. Как пить дать. "Минуй нас пуще всех печалей, и барских гнев, и барская любовь". Гениально сказано.