Глава 22
Гусеницы лязгали, взвихряя глубокий снег на неубранной дороге. За бронеходами на чалках тянули по двое саней наскоро соединенных бортами. На санях кутаясь от рукотворной метели, полулежали мои штурмовики и «волкодавы» Моласа. Где-то около роты в общем составе. Все с автоматами разных конструкций. Еще три снайперских пары и саперное отделение.
Аэросани по второму разу объезжали по полю вдоль дороги всю растянувшуюся из-за саней колонну. По той же причине скорость колонны не превышала двенадцати километров в час. Но все равно высланные заранее вперед драгунские разъезды передового охранения мы довольно быстро догнали и они уже шли фланговых охранением.
В аэросанях только я с Моласом и наши денщики. Пилот и бортмеханик, он же башенный пулеметчик. Больше никого в эту относительно тесную кабину не впихнуть. Всех достоинств этой гондолы сплошное остекление, качественная заделка щелей и печка, отводящая горячий воздух от мотора. Сидения еще человеческие, можно сказать даже кресла, широкие и просторные. ВИП-салон, однозначно.
Мелькали по обочинам фольварки, кузни, постоялые дворы.
Шарахались от нас в стороны редкие встречные экипажи и сани, тут же попадавшие в цепкие руки «птенцов гнезда Моласова» которые были приданы драгунским разъездам в качестве силы руководящей и направляющей.
Третий час уже длится этот снежный марафон.
Одно радует — никто нас обогнать по дороге не сможет. Скорости не те. Любые сани, вырвавшиеся вперед с вестью о нашем выходе из столицы, или верхового какого, драгуны давно бы уже догнали. А на железной дороге Молас любое движение остановил собственным приказом из-за «угрозы подрыва полотна мятежниками».
Да и на аэросанях, очень быстрых как оказалось, мы сами пару раз вырывались на десяток-полтора километров вперед с теми же целями. И убедились, ну… убедили себя, что никто не вырвался вперед предупредить о нашем налете.
А я все никак не мог вспомнить, откуда я знаю название этого замка мятежников — Ройн? И никак не мог вспомнить.
Говорить в кабине невозможно из-за шума двигателя и вибрации. Но главное было сказано еще в столице. С глазу на глаз. Хорошо так поговорили как его превосходительство с его превосходительством. Пальцы не гнули. Обиженку друг на друга не грызли.
— Если бы ты не поторопился расстрелять всех Тортфортов, Савва, то я бы уже знал про этот замок. А так… и для меня это неожиданность, как и приказы из Дворца, о которых нет никаких следов в императорской канцелярии, — генерал вынул трубку и сал набивать ее табаком из замшевого кисета. — Уж эту кухню мы перетрясли первой. Но круг подозреваемых значительно сузился… Не так много в императорской канцелярии людей имеющих доступ к красной печати.
Молас взял трубку в зубы и, не зажигая ее, несколько раз втянул через нее в себя воздух. Курить хочет, но знает, что я этого не люблю вот и сдерживается.
— Кури, Саем, — разрешил я. — У тебя вроде как табак душистый. Только скажи, кто тебе стукнул, что я тут?
— Можно подумать, Савва, что ты сюда через дымоход камина пробрался, — хохотнул генерал-адъютант императора. — Полгорода видело, как твой бронеход здесь ворота ломал. А город, заметь, очень хорошо телефонизирован. Но ты мне лучше другое скажи: за каким хреном им потребовалось баб арестовывать?
— Так это не твои проделки? — поднял я правую бровь.
— Ни сном, ни духом как говорил мой отец, — ответил он, доставая спички.
— Тогда у меня всего одна версия. Кто-то, пользуясь тем, что я вывел в расход Тортфортов, отжимает у вдов их собственность, пользуясь революционным моментом. Только причем тут моя квартирная хозяйка? Ее-то муж в плену и если даже участвовал в заговоре, то в мятеже точно участия не принимал.
— А может хвосты подчищают? Чтобы концы в воду с гарантией?
— Может. Но это уже по твоей части. У меня в столице агентуры нет. А заговор именно ты проморгал.
— Знаешь, что я тебе скажу. Если заранее нет внедренного в руководство заговора агента. Именно в руководство, заметь. То заговор до той поры не виден, пока он не свершится. А потом уже поздно кому-то что-то доказывать потому, как императора уже убили. Поди, теперь узнай — коварных ли заговорщиков постреляли из пулемета у вокзальной стенки, то ли невинных истратили зря. Хотя есть способы теоретически прикинуть к носу — было он или не был и кому был выгоден. И по уровню подозрений до того как этот взрыв случился в охотничьем дворце у Тортфортов был номер шестой по подозрениям. Наше счастье, что Бисер остался жив, а то я за твою и свою жизнь ломаного кройцера бы не дал.
— А все-таки?
— Меня интересуют конкретные персоналии и фигуранты. И меньше всего интересуют группы подозреваемых. Могли, не могли… уже не понять… — генерал наконец-то решился и, чиркнув спичкой о столешницу, стал раскуривать свою трубку.
— Они у тебя прям как девицы наутро после приватного бала с обильной выпивкой, — засмеялся я.
Молас на меня вопросительно посмотрел.
А я разхулиганившись напел
— «Дала, не дала?… Никак не понять… Брала, не брала… Млять или не млядь?»
* * *
Молас залихватски заржал а, отсмеявшись, вполне серьезно сказал.
— Торопыга ты, Савва. Не поспешил бы ты с расстрелом Тортфортов, я сейчас бы точно знал, причастны они к взрыву во дворце или только воспользовались случаем.
— Зато теперь, Саем, ты мной людей пугаешь как деток, которые не хотят вовремя ложиться спать, — хохотнул я невесело.
— Откуда знаешь? — ткнул он в мою сторону мундштуком трубки.
— Догадываюсь. Я бы сам так поступал на твоем месте. Игра в доброго и злого полицейского дает намного лучший результат, чем примитивные средневековые пытки, основанные на боли, — вот так вот. Я детективов на видаке насмотрелся, а ты нет, злорадно подумал я. — Так что я на тебя не в обиде. Зато все на континенте знают, что моему слову нужно верить сразу и не испытывать судьбу.
— Тортфорты всего лишь исполнители, Савва, — протянул Молас. — А вот кто-то действительно умный сейчас руки потирает от удовольствия, что мы ниточку к нему потеряли от Тортфортов. Эти тайные общества еще…
— А что с тайными обществами не так?
— Все не так. Тортфорты и другие гвардейцы, поднявшие мятеж имели в их иерархии очень небольшой градус. Фактически подчиненный. А высшее руководство таким обществом сидит на островах. Доигрались аристократы в средневековые ритуалы и обряды.
— Я вижу только один выход. Все участники тайных обществ должны добровольно уйти в отставку с придворной, гражданской и военной службы.
— И куда их деть прикажешь?
— Да в имения сослать пожизненно. Легче будет приглядеть, кто к кому курьеров шлет.
— А если они не выполнят такой указ императора? Проигнорируют. Ты сам офицер Савва и прекрасно понимаешь, что приказ, который не выполнят отдавать ни в коем случае нельзя.
— Тогда по закону военного времени, — резанул я ребром ладони по горлу. — А тайные общества публично признать работающими на врага и запретить их деятельность на территории империи. Объявить вне закона.
— Что ж под этим соусом можно будет провести самое сложное — чистку придворного штата, — задумался генерал, выпуская клубы ароматного дыма из трубки. — Я поговорю с Бисером. Заодно эту опереточную имперскую контрразведку как ты говоришь пора «унасекомить». Только вот беда, людей верных и проверенных у меня на все направления не хватает.
— Я занят авиацией, — торопливо заметил я, а то, чем черт не шутит, кинут меня этой имперской контрразведкой руководить. Оно мне надо? — Кинь туда своих шпионов — школяров.
— Каких школяров?
— Да тех, к примеру, что на станции телефонной сидели и жаловались, что их морды засвечены и для закордонной нелегальной работы они уже не годятся.
— Агентурная разведка силами нелегалов и работа контрразведчика это разные вещи, Савва.
— Ой, Саем, я тебя умоляю. Одна и та же поросль кустов по разные стороны железнодорожного полотна. Думаю, что твои «птенчики» будут намного эффективнее случайных аристократов.
— Я подумаю. А пока собирай всех своих головорезов, поедем твою милую выручать. Чую там без силовой операции не обойдется.
Аэросани остановились. Я оторвался от внутреннего анализа нашего разговора в контрразведке и вышел на свежий воздух вслед за Моласом, который вынимал из кармана кисет. Все же в салоне сильно пованивало нефтепродуктами. Хреновая изоляция моторного отделения…
— Саем? — позвал я глядя, как головная машина колонны приближается к нам по дороге.
— Что тебе? — переспросил генерал, прикуривая уже от третьей спички, ветер порывистый все их гасил.
— Я никак не могу вспомнить, где я слышал про этот замок… Роен?
— Ройн, — поправил меня генерал. — А если голову включить?
Наконец-то ему удалось раскочегарить свой курительный прибор.
Молас выпустил три затяжки в морозный воздух, убедился, что табак в трубке равномерно тлеет и задал очередную загадку.
— Кто у нас барон Ройнверт?
— Не помню.
— Он еще откликается на фамилию Гоч — дал генерал подсказку.
— Не верю, — вырвалось у меня непроизвольно. Этому рыку позавидовал бы сам купец Алексеев, больше известный как Станиславский.
— Верить или не верить, Савва, это из области мистики, — лицо генерала окуталось дымом как пушечная батарея после залпа. — Я всегда оперирую только фактами и версиями. Я вот в ушедших и пришедших богов не верю. Это все равно, что считать себя самого полубогом. Пока на руках мы имеем только тот факт, что инсургенты используют замок Гоча в своих целях. Это факт. Один факт. А одного факта всегда мало, чтобы выстроить рабочую версию. На месте разберемся, — Молас стал вытряхивать свою трубку, стуча ей об каблук. — Может совсем и не при делах тут наш компаньон. Он же из Будвица не вызалает и ничем кроме своих железок не интересуется.
Войсковая колонна уже пролязгала мимо нас и мы снова залезли в аэросани ее догонять.
* * *
Унтер-офицер штурмовиков вошел в кабинет, аккуратно закрыв за собой резную дверь, снял пояс с кинжалом и повесил себе его на шею. Встал на одно колено и, склонив голову, повинным голосом сказал.
— Нет мне прощения, вождь. Я случайно убил твою женщину. Вручаю свою жизнь в твои руки.
Я отвлекся от бумаг, поднял на него глаза.
— Веди меня к ней.
Илгэ лежала на большом обеденном столе вся перебинтованная поверх платья. Она была еще в сознании и стонала от боли.
Фельдшер отошел к окну, пропуская меня к ней.
Я обошел так и не убранный труп гвардейского кирасира в луже крови и схватил руку женщины в свою ладонь.
Красивое ее лицо исказила гримаса, и она сказала деревянным голосом.
— Я знала… Я знала что все так кончиться… Но я ни о чем не жалею, мой герой… Ты все же пришел меня спасти, — попробовала она улыбнуться. — Молчи. Не трать драгоценного времени. В моей комнате на третьем этаже малахитовая шкатулка на комоде… ты теперь опекун моего сына. Вырасти его достойным человеком, не Тортофортом. Но пусть он носит эту фамилию.
— Обещаю, — сказал я.
— Молчи, — приказала баронесса. — В винном подвале третья от двери слева бочка. Она двойная. В отделении у стены найдешь архив тайного общества, в которое входил мой муж. Ты найдешь, как с пользой употребить эти бумаги… Прощай, мой герой. Я любила тебя… С первого взгляда в санитарном поезде.
Женщина закрыла глаза. Вздохнула со стоном. Потом резко распахнула ресницы во всю ширь и сказала с резкой злобой.
— Убей моего мужа. Отомсти за меня.
Тело баронессы дернулось, из угла губ потекла тонкая струйка ярко алой крови и глаза ее — прекрасные карие глаза — остекленели, слегка прикрывшись пушистыми ресницами.
Фельдшер подошел неслышно, приложил два пальца к ее шее и тихо сказал, закрывая ей глаза своими грубыми пальцами.
— Отпустите ее руку, командир, а то она так и закостенеет. Отошла… Теперь она на пути ушедших богов.
— Как это случилось? — спросил я унтера, с трудом заставив себя отцепиться от ее ладони.
— Мы дверь открыли, а этот, — пнул он сапогом труп кирасира, — стал стрелять из револьвера. Я как положено по инструкции кинул гранату. Ну и…
— Не вижу я твоей вины, — торопливо сказал я ему, а то он снова начнет себя душить своим же ремнем. — Уберите отсюда это стерво, — кивнул я на труп кирасира, — и оставьте меня тут одного ненадолго.
Пошло оно все верхним концом вниз. Я горевать буду. Взяли мы этот замок Ройн просто на шарап. Даже бронетехника оказалась лишней. Достаточно было нашим драгунам помахать перед носом старшего караульного в воротах кирасирского портупей-юнкера пакетом, опечатанным пятью печатями столичной контрразведки и властным голосом приказать позвать «главного». А там и ворота отчего-то вдруг оказались в наших руках, как и прибежавший разбираться с гостями «главный». Кирасиры отчего-то враз без оружия и связанные в караулке.
Дальше все пошло как на полигоне. Четко. Слаженно. И практически без потерь.
Мне просто не повезло, что баронессу допрашивал борзый такой баннерет. И четкая инструкция по зачисткам зданий и сооружений. Сам ее такую писал, чтобы в рядах штурмовиков стало меньше потерь.
Замок Ройн в плане был почти пятиугольник. Каждое прясло длиной примерно семьдесят метров и в высоту восемь. Стены монументальные. На углах толстые круглые башни. Даже проездная башня располагалась в одном из углов крепости, но была двойной. Снаружи стен никаких призамковых поселений. Внутри квадратный донжон с площадкой на крыше и голубятней, три жилых двухэтажных корпуса с маленькими окошечками, образующих внутренний двор и различные службы — конюшня, сеновал, кладовые, каретный сарай… эти во внешнем дворе. Все строения капитальные из дикого камня под позеленевшей медной кровлей. Лишь крыши башен и крытая галерея по стенам из дерева.
Все решал первый сбросок и порыв, иначе забаррикадировавшихся в таких капитальных домах мятежников будет практически не выкурить даже с артиллерией.
На наше счастье нас тут не ждали и службу войск, как то из устава следует, не несли.
Женщин тут содержали хоть и в тюремном режиме, но относительно комфортабельном.
В первом же корпусе обнаружилась длинная комната — возможно бывшая трапезная, плотно заставленная стеллажами с папками и укладками.
Пожилого канцеляриста в гражданском мундире, который этим архивом заведовал «волкодав Моласа» заскочив сюда, сразу заколол штыком, чем вызвал у меня крайнее раздражение. Я уже понимал, что такие вот «муравьи» в основании бюрократической пирамиды знают намного больше своих «благородных» начальников.
Вошел Молас, сразу отправил своего подчиненного дальше с наказом «брать только живьем», а мне приказал.
— Савва, разберись тут с бумагами в первом приближении.
— А?…
— Найдем твою милую и без тебя. А то ты в запале можешь и сам дел натворить и погибнуть по глупости, — припечатал генерал. — Помни о главном.
Оставил мне Ягра в помощь и поставил пост с наружи дверей пост из своих ребят. Предварительно они вынесли наружу труп канцеляриста.
Как я и ожидал, большинство бумаг было дарственными и купчими. С ландкартами и описаниями городской и сельской недвижимости. Даже представить себе было трудно с каким широким размахом готовился это рейдерских захват феодальной собственности в центральных районах империи.
Показалось даже, что создателей этой преступной схемы устраивал любой исход гвардейского мятежа. Впервые я четко подумал, что возможно, к взрыву в охотничьем замке гвардия никакого отношения и не имеет. Что Тортфорты тут такой же памперс как я. Даже закралась в голову шальная мысль, что расстрел мною мятежных Тортфортов тоже был просчитан заранее неведомыми кукловодами. И на этом умозаключении я успокоился — никто не будет здесь этих женщин убивать. И раздевать до белья не будут. Не черные риэлторы средней полосы России в стачке с участковыми тут орудуют, а аристократия, повязанная еще некоторыми условностями. Вынимая у вас кошелек, они будут предельно вежливо вас титуловать, как положено.
А потом в архив ввалился этот унтер с повинной…
В подвале донжона, в старинной темнице, обнаружили генерал-адъютанта покойного императора Отония. Как его там… Вейфорта. Тут даже у Моласа глаза на лоб полезли.
* * *
Вот и все.
Забавно, но в подвале донжона, в старинной темнице, обнаружили генерал-адъютанта покойного императора Отония. Как его там… Вейфорта. Тут даже у Моласа, которого сложно чем-либо удивить, глаза на лоб полезли.
Молас с удивлением смотрел на человека, чье место в дворцовой иерархии он занял, потом спросил, каким образом его сиятельство оказалось в столь атмосферном узилище. Да еще в одиночестве.
— Привезли. Заперли. Ничего не сказали. Последний день даже не кормили. Третий день я уже тут.
— То есть вы хотите сказать, ваше сиятельство, что ничего не знаете? — Молас был само радушие.
— Нет. Не знаю. Но догадываюсь, генерал.
Ключа от решетка так и не нашли. Принесли ножовку и два «волкодава» быстро выпилили два толстых прута. Железо было старое, сыродутное и с визгом быстро поддавалось мелким зубьям закаленного полотна.
— Вы свободны. ваше сиятельство, — Молас сделал рукой приглашающий жест. — Ах, да… Вас же не кормили сегодня еще. Не разделите ли со мной ранний ужин?
— С удовольствием, — расшаркался бывший узник.
Взаимные расшаркивания закончились и оба императорских генерал-адъютанта — бывший и нынешний — стали подниматься по старой каменной лестнице, стремясь попасть под лучи закатного солнышка.
За ними собрались и «волкодавы».
— Капитан, останьтесь, — попросил я офицера из ведомства второго квартирмейстера генштаба, который собственно и нашел тут Вейфорта.
— На предмет?
— Проверить одну гипотезу. Но для этого мне нужен независимый свидетель.
— Ефрейтор ко мне, — крикнул офицер в лестничный пролет.
— Зачем нам еще и ваш ефрейтор? — спросил я.
— Независимых свидетелей должно быть два. Да и протокол кто-то же должен составлять, — просветили меня.
Когда ефрейтор разведки ссыпался в подвал, я приказал Ягру.
— Ищи в камере ключ от этого замка — похлопал я по железным прутьям самой камеры.
— Почему вы так решили, господин командор? — спросил меня капитан.
— А вы воздух понюхайте, — предложил я.
— Затхло, как и в любом старом помещении, которое долго не проветривали. Но ничего особенного.
— А ничего особенного и быть не должно. Нет естественных запахов. Ефрейтор, откройте крышку параши.
Тот подчинился и ответил.
— Чистая. Даже вымытая.
Я поднял палец вверх и заявил авторитетно.
— А генерал утверждает, что просидел тут трое суток.
Через полчаса поисков ключ нашелся, под этой самой тяжелой дубовой парашей. В месте, где его бы никто и подумал искать. А если бы и подумал, то побрезговал. А если бы и подумал, то побрезговал бы с точки зрения императорского генерал-адъютанта.
* * *
Мы терпеливо дождались в коридоре, пока Молас закончит под светскую беседу трапезничать с Вейхфортом и на выходе предъявили последнему ордер на арест от имени императорской чрезвычайной комиссии. И надели на него наручники.
Молас сделал вид, что он к ЧК не имеет никакого отношения и только буркнул.
— Надеюсь, командор, вы знаете что делаете? Но заявляю сразу, я вынужден буду об этом доложить его величеству, — склонил он лоб в сторону бывшего генерал-адъютанта.
— Буду вам за это признателен, ваше превосходительство, — рассыпался в любезностях Вейхфорт, пока Молас пожимал плечами, живописной мимикой делая вид, что он против ЧК не властен.
Отвели бывшего императорского адъютанта в архив. Усадили за стол. Сам сел напротив него и внимательно посмотрел ему в переносицу. С армии знаю, что пристальный взгляд вроде как в глаза, но не уловимый взглядом раздражает, а некоторых людей даже пугает.
— Что вы от меня хотите? — наконец не выдержал играть в молчанку и гляделки Вейхфорт.
— Чтобы вы мне объяснили, что все это значит? — обвел я руками шкафы с документами.
— А я знаю? — настолько натурально удивился он, что я даже на секунду поверил ему. Крепкий орешек.
Пришел писарь, устроился сбоку с канцелярскими принадлежностями.
— Итак, ваше имя, фамилия, звание и должность, — начал я допрос по всей форме.
Сам одно время удивлялся, для чего всегда допрос начинается с повторения паспортной части, которая и так прекрасно известна следователю. Но просветили как-то. Во-первых, допрашиваемый всегда сам подписывается под протоколом, в том числе и под своими данными. Во-вторых, создается рабочий настрой, по которому допрашиваемый уже начал отвечать, даже если до того думал играть в молчанку.
— А теперь расскажите подробно, ваше сиятельство, где вы были с момента взрыва в охотничьем дворце императора.
— Насколько подробно? — переспросил меня Вейхфорт.
— Насколько сможете.
— А иначе? — тон бывшего императорского адъютанта несколько понаглел.
— А иначе, — ответил ему я скучным голосом, — я вас просто отведу к ближайшей стенке, а их тут в этом замке пять штук только внешних, и шлепну как врага народа и императора.
— Как Тортфортов? Из пулемета?
— Думаю, пулемет в данном случае избыточен. Достаточно будет одной пули из пистолета в затылок.
— А как же суд?
— Как чрезвычайный императорский комиссар я имею право внесудебной расправы с врагами императора. Положение в империи чрезвычайное. Потому и меры чрезвычайные. У вас есть полчаса стать мне интересным, потом я буду занят похоронами.
Я не конкретизировал, что буду занят похоронами баронессы, но Вейхфорт правильно меня понял.
— Спрашивайте, командор.
— Хорошо. Итак… Зачем вы посоветовали императору Отонию подарить именно этот замок инженеру Гочу?
* * *
В красивом парке, что располагался между замком и рекой, стояла выстроенная из резного белого камня старинная часовня посвященная ушедшим богам. В часовне весь пол покрыт истертыми могильными плитами рода баронов Ройнфортов. На всех их даже не хватило места внутри задания. Последние могилы устраивали уже на свежем воздухе. Судя по надписям на плитах самый крайний барон, на котором пресекся этот древний род, был убит на западном фронте в самом начале войны. Я не стал ломать устоявшиеся традиции, и могилку баронессе местные арендаторы выкопали с краю этого скорбного ряда.
Это хорошо, что замок формально принадлежит Гочу. О сохранности последнего места упокоения Илгэ позаботятся. Обиходят.
Жаль такую красивую женщину в самом расцвете молодости. Я, конечно же, собирался с ней расстаться — не ломать же мне семью? Но не столь трагично. И пока непонятно каким крылом Морены ее прихватило. То ли потому что она принадлежит к проклятому роду Тортфортов, то ли потому что связалась со мной?
В любом случае я не буду плакать. Я буду мстить. Мститель с чрезвычайными полномочиями это страшно.
Подошел Молас, протянул мне уже открытую серебряную фляжку.
Я выпил глоток холодного коньяка. Несколько капель брызнул на свежий могильный холмик.
— Будь спокойна душа твоя, раз не может быть благословенным твое чрево, — прошептал при этом беззвучно.
— Ваша милость, что писать на камне будем? — староста деревни, который организовывал похороны, ломал шапку в руках, перетаптываясь на месте.
— Пиши, — сказал я, увидев за его спиной парня с карандашом и тетрадкой. — «Баронесса Илгэ Тортфорт, урожденная графиня Зинзельфорт двадцати восьми лет. Лейб — сестра милосердия рецкого герцога. Погибла за императора во время мятежа гвардии».
— Может написать что-нибудь более обтекаемое, — посоветовал Молас, принимая из моих рук свою фляжку и прикладываясь к ней.
— А ты думаешь, Саем, это просто так ее взяли именно в тот день, когда она должна была приступить к обязанностям лейб — сестры милосердия при Ремидии?
— Хорошо, — не стал спорить со мной генерал. — Твоему сыну так будет лучше.
— Есть что-нибудь на свете, Саем, чего ты не знаешь? — мне почему-то стало неприятно, что тайна моего отцовства младшего Тортфорта так широко известна вдруг.
Молас подождал пока крестьяне, осыпавшие свежую могилу зерном, отойдут подальше и попросил.
— Слуги, Савва, слуги знают все про своих хозяев. Хороших слуг надо ценить, тогда они будут преданы. Но я не об этом… Савва, душевно тебя прошу, не расстреливай никого без согласования. Они нам не просто враги. Они еще и ценные источники информации, которой нам так не хватает.
— Хорошо. Расстреливать не буду, — пообещал я и сделал из его фляжки еще один глоток коньяка, самовольно взяв ее из генеральской ладони.
— И не вешай, — добавил генерал.
Голые ветви окрестных деревьев в парке быстро обсадили красногрудые птицы величиной с кулак. Они хором печально щелкали клювами реквием, терпеливо ожидая, когда мы им оставим поминальную тризну на могильном холме.
— Домой хочу… — вырвалось у меня при взгляде на заснеженный парк. — В предгорья. Чтоб зелень в глаза.
— Хорошо тебе, Савва, — вздохнул генерал. — У тебя дом хоть есть. Есть куда возвращаться. А не как я… Перекати-поле.
— А семья? — спросил я.
— Семья у меня давно приучена, по сигналу трубы скатывать ковры и паковать самовар. Жена даже не спрашивает, куда мы двинемся в очередной раз. Куда иголка, туда и нитка. Повезло мне с женой.
Генерал протянул мне флягу, но я молча отказался и он, закрутив крышку, засунул ее в карман шинели.
Красное зимнее солнце опустилось к кромке дальнего леса за рекой, окрасив поля мимолетным бледным багрянцем.
— Пойдем, Савва, а то и охрана наша замерзла и птиц не след томить с тризной. Ишь как клювами-то стучат… — потянул меня Молас за рукав.
notes
