Глава 12

Падал с неба редкий пушистый снежок. Рождественский такой. Красивый и нарядный. Елки в лесу превращались в сказку.

Наконец-то забортная температура показала небольшой минус, и морозец сковал фронтовую грязь.

«Железная» бригада расположилась в редком смешанном березо-еловом слегка заболоченном лесу, рассредоточившись и замаскировавшись еловыми ветками. Далеко мы забрались от Реции волей императора, своего герцога и фельдмаршала графа Аршфорта. И не в самые благодатные края.

В обшитых кожей бурках, ватных штанах под грудь на лямках и коротком ватнике мне было тепло. Колени, зад и локти были обшиты кожей. А форменный головной убор нам — бронеходам, давно заменили ребристые кожаные шлемы с амортизаторами из резины (очередного подарка неутомимого Помахаса, после того как он сделал мне гусматик для колес). Никаких знаков различий на боевой форме не было, и не сказать, что она была красивой, зато в ней мы не мерзли в выстуженных броневых коробках самоходных орудий. Опыт не пропьешь. Я хорошо помнил свои ощущения от российского бронетранспортера, как в нем по зиме давал дуба. Вот и постарался для личного состава, благо выделенные финансы позволяли.

Я сидел на броне «артштурма» и ел кашу, приготовленную полевой кухней роты управления. Вкусная каша получилась. А то! Хороший ресторан во Втуце на повара обездолили… по мобилизации. Вальд постарался. Все же у него опыта фронтового быта побольше чем у меня.

Сёрбал себе ложкой по стенкам медного котелка и жмурился от тройного удовольствия: вкусной еды, прекрасной погоды и окончания «грязевого похода» от железной дороги к указанному фельдмаршалом месту сосредоточения бригады перед наступлением.

Мимо проезжали верхом два офицера в плащ-накидках, закрывающих не только их самих, но и крупы коней. То, что всадники офицеры можно было распознать только по форменным кепи, отнюдь не полевым, которые от солдатских ничем не отличались.

Остановились они у моей командирской машины с тактическим номером 001 на борту. Их денщики, влекущие за собой еще по одной нагруженной вьюками лошади, остановились чуть в стороне.

— Черте что, никакой дисциплины у этих новых войск, — заявил тот, что выглядел старше своему собеседнику и, повысив голос, обратился уже ко мне. — Эй, военный, где тут блиндаж командира бригады?

— Нет у него блиндажа, — ответил я, не прекращая есть. — У нас соединение подвижное.

— А ну встань, как следует, когда говоришь с офицером. Честь отдай, — прикрикнул младший из их компании на меня.

— Воинская честь отдается погонам, а не морде, — ответил я равнодушно и продолжил сёрбать ложкой по стенкам котелка с противным скрежетом.

— Да я тебя сгною! — прикрикнул тот, кто постарше.

Поглядел я на него. Ба! Знакомые все лица. Барон Тортфорт собственной персоной. Давно не виделись.

— Мда? — ехидно переспросил я, хохотнув. — И каким же таким образом?

Поставил на броню котелок и переложил себе на колени автомат. Душа мстительно ликовала, глядя на пунцовеющую рожу моего бывшего ротного. Но все развлечение мне испортил появившийся из-за елок Вальд.

Приблудные офицеры сразу переключились на него. Благо тот рассекал по расположению в короткой шинели, большей похожей на морской бушлат с явно зримыми полевыми полковничьими погонами. Ворот бушлата был распахнут, чтобы все видели висящий у него на шее Рыцарский крест.

— С кем имею честь? — козырнул ему Тортфорт, не слезая с седла.

— Заместитель командира «Железной» бригады гвардии майор Вальд, — возвращая ему воинское приветствие, ответил мой зам по мобильной пехоте. Или как я их сам неофициально называл — панцергренадеры.

— Командир шестого Оногурского саперного батальона майор барон Тортфорт. Прибыли в ваше распоряжение приказанием начальника штаба фронта для обеспечения прорыва, — доложился он.

— Всем батальоном? — переспросил Вальд.

— Пока только передовым отрядом. Батальон еще на марше, господин майор.

— Гвардии майор, — поправил его Вальд, всегда ревниво относившийся к своему рангу. Но то что прибыли это хорошо. Своих саперов нам для выполнения поставленной задачи не хватает. Все заняты на маскировке. И еще взлетную полосу готовят. Так что вы нам в самый раз.

— Дисциплина у вас в части хромает, как я заметил, — не удержался от шпильки Тортфорт, слезая с седла и обмениваясь с Вальдом рукопожатием. — Прошу доложить о нас комбригу.

— Нет ничего проще, — Вальд пропустил мимо ушей замечание комбата о дициплине и развернулся ко мне.

— Господин комбриг, — зам повернулся ко мне по-уставному, — запрошенный вами саперный батальон прибыл в ваше распоряжение. Как прикажете его использовать?

Вальд всегда обращался ко мне по должности, так как в воинских чинах мы были равны.

На офигевшие вытаращенные глаза Тортфорта стоило посмотреть и насладиться. Не ожидал я от себя, что я такой мстительный.

— Карту, — приказал я, спрыгивая с брони на землю.

Вальд потянулся к полевой сумке.

Я отрицательно покачал головой.

— Вашу карту, майор, — посмотрел я на Тортфорта.

Тот вынул из своего планшета карту и расстелил ее на гусеничной полке самоходки. Меня он не узнал. И не только из-за бородки, которую я, служа в военных строителях, не носил. Думаю, ему и в кошмарном сне не могло присниться, что я буду его командиром, пусть временным.

— Вот здесь, здесь и здесь в тылу наших траншей, — отметил я карандашом, который подал мне как из-под земли появившейся Ягр, — должны быть построены мосты через речку грузоподъемностью до тринадцати тонн, лучше пятнадцати. Сроку вам трое суток, начиная с завтрашнего дня.

— Простите, господин комбриг, но это невозможно.

— А мне возможно одной бригадой прорывать пять рядов проволоки и четыре ряда траншей, которые укрепляли больше двух лет? Трое суток и не часом больше. Не справитесь — расстреляю перед строем как пособника врага.

— Да как вы смеете?

— Смею, еще как смею, — ухмыльнулся я плотоядно. — Трое суток и ни часом больше. Каждая минута простоя бригады неизбежно приводит к обнаружению нас разведкой противника.

— Я буду жаловаться, — пригрозил мне Тортфорт…

— Хоть сто порций, — ответил я, — но только после расстрела. Перед фельдмаршалом я как-нибудь отвечу, как отвечаю за всю операцию.

— Разрешите узнать, с кем я имею честь беседовать? — глаза Тортфорта побелели от злости.

— Гвардии майор, действительный статский советник и камергер барон Бадонверт, — и, выдержав небольшую паузу, добавил. — Кобчик. Савва Кобчик. Если хотите Кровавый Кобчик.

Расстегнулся я ватник и показал свой шейный Рыцарский крест. Дал ему переварить эту информацию и продолжил.

— До сих пор мои приказы исполнялись всегда беспрекословно, точно и в срок. Не думаю, что вы, барон, будете исключением. Либо по мостам пойдут мои броневые коробочки на рассвете четвертых суток, либо вы будете расстреляны перед строем. И не дай вам ушедшие боги, если под этими машинами, — похлопал рукой по броне, — подломится хоть одно бревно на мосту. В этом случае вас также ждут двенадцать ружей без суда, но уже вместе с вашим инженером. Я все сказал. Свободны.

Повернулся к заместителю.

— Вальд, укажи им место дислокации и пусть приготовят им с марша горячее питание за наш кошт. Солдатики ни в чем не виноваты, раз попали в такую погоду.

И не обращая больше никакого внимания на офицеров, залез обратно к себе на броню и снова засёрбал ложкой по котелку, жалуясь.

— Ну вот, остыло все.

Ягр снизу держал термос с кофе и терпеливо ждал, когда у меня закончиться приступ ипохондрии.

На душе было пусто. Никакого удовольствия, послевкусия от моей маленькой мести Тортфорту не было.

Прогулялся по лесочку. Хозяйским глазом посматривая, как расположились роты и батареи, и в очередной раз порадовался, что не поддался искушению свалить снабжение бригады на имперских интендантов, а создал в бригаде полноценные тыловые подразделения, хотя они и съедали четверть всего личного состава. Зато у моих тыловиков имелся собственный транспорт позволявший снабжаться с армейских, а то и фронтовых складов. Все мы соединение фронтового подчинения. Можно сказать резерва главного командования. Вспомнил, как железно отстаивал эту идею у Аршфорта и с трудом находил понимание.

В горном замке герцога, о котом я не имел даже малейшего представления пока в него не попал, собрались тогда сам хозяин владения, граф Аршфорт, генерал Молас и ольмюцкий кронпринц. Это уже после того как они отсмотрели на калужском полигоне учения с применением бронеходов поддержанных штурмовой пехотой в атаке на укрепленные полевые позиции противника.

Генералы впечатлились. Особенно Бисер, который еще с первых бронепоездов так бредил полевой самоходной броней, но в Будвице ему ничего толкового сделать не смогли. А то, что сделали, было тяжелым, малоподвижным плохо проходимым на пересеченной местности, хоть и имели вращающуюся башню с 37-мм револьверной пушкой. Так… броневичок на базе колесного рутьера. Как я и предсказывал ему, вне проселочной дороги такой бронеход был неприменим. А из-за двухметрового маховика высота этот бронепаромобиля превысила три с половиной метра.

Калужский тракторный завод выпустил к тому времени три вида самоходных орудий. Две модели под трехдюймовые пушки и одну модель под четырехдюймовую гаубицу. Пушки на них пока были только горные, на мой вкус слишком короткие. Всего метр длинной или, как говорят артиллеристы, одиннадцатикалиберные стволы. Для артиллерийского штурмового самоходного орудия непосредственной поддержки атакующей пехоты или сокращенно «артштурм» они вполне подходили как по дальности выстрела, так и по низкой баллистике ствола при том же унитарном патроне.

«Артштурм» получился очень приземистый не выше двух метров, если не считать командирской башенки спятью перископами от «Рецкого стекла». Двигательная группа — четырехцилиндровая V-образная паровая машина…., котел и топливные баки располагались в корме, а экипаж в носовой части, в просторной неподвижной рубке. Малый вес орудия позволил усилить лобовую броню до 25 мм. Бортовая 15 мм и 5 мм крыша. Кроме того, спереди на самоходку навешивался V-образный бульдозерный отвал углом вперед для быстрого разграждения колючей проволоки. Ну и дополнительной броневой защиты гусениц в лобовой проекции. Ходовая часть от прототипа — трактора ДТ, увеличилась на еще одну спаренную тележку опорных катков. Ведущие колеса увеличили в диаметре. Экраны по бортам навешивать не стали. И так вес с полным боекомплектом в 40 снарядов и со всеми технологическими жидкостями составил почти 12 тонн.

Кроме пушки «артштурм» был вооружен 6,5 мм спаренным пулеметом «гочкиза» и 11-мм пулеметом той же фирмы на вращающейся турели командирской башенки. Из за чего это люк пришлось делать из двух половинок, чтобы защитить стрелка с флангов.

Экипаж четыре человека. Командир, механик-водитель, наводчик и заряжающий. Личное оружие экипажа пистолеты и автоматы под пистолетный патрон.

Новые автоматы. Делали для Моласа, а получилось для себя любимых. Не добившись нормальной стрельбы очередями с глушителем, просто уменьшили калибр до стандартного армейского патрона 6,5х25 мм и получили на выходе машинку чем-то похожую на китайский «Тип-85» с проволочным гнутым прикладом от чешского «скорпиона». Больше всего намучились со штамповкой секторного магазина. Но к выходу бригады успели этими пистолетами-пулеметами вооружить все экипажи бронеходов.

Автомат для штурмовой пехоты ГАУ приказало также переделать на стандартный армейский калибр в 6,5 мм, иначе отказывалось принимать его на вооружение. И стал он похож чем-то на ППШ образца 1943 года. Деревянный приклад остался, а магазин с левого боку переехал вниз.

По той же схеме переделали и 11 мм пистолет-пулемет……, которым на свой страх и риск я вооружил саперов-штурмовиков первой линии из рецкого батальона «кровавой тризны». Все же в траншеях бой идет накоротке, а останавливающее действие крупной пули намного выше. Да и прямых магазинов можно закрепить на разгрузке намного больше, чем секторных. Их даже за голенище сапога засунуть удобно, что часто штурмовики и делали.

Все различие состояло в том, что у 11 мм модели магазин остался прямой, а не секторный. А вот автоматика у всех трех пистолетов-пулеметов была одинаковой и при большом желании взаимозаменяемой.

Таким образом, вся моя бригада состояла из автоматчиков. И по одному ручному пулемету на отделение. Карабины Шпрока остались только у тыловых подразделений и… снайперов. Но последних было немного.

Но я отвлекся от бронеходов. Для самоходок второй линии горные пушки были откровенно коротковаты для заявленных тактических целей. Надо бы минимум калибров двадцать-двадцать четыре длиной, чтобы скорость снаряда повысить для лучшей пробиваемости препятствий в полевой фортификации врага. Стоящие на вооружении рецкой армии немногочисленные тридцатикалиберные дивизионные трехдюймовки подходили нам мало из-за поршневого затвора и отсутствия каких-либо амортизаторов ствола.

Принц Бисер сразу въехал в проблему и, не откладывая ее в долгий ящик, отбил телеграмму в Будвиц, откуда на шестой день пришел эшелон с качающими частями новых огемских дивизионок, которые имперское ГАУ по каким-то своим соображениям не приняло на вооружение. И большое количество снарядов к ним.

— Чтобы зря паровоз не гонять, — пояснил нам принц этот подарок.

Впрочем, этот унитарный выстрел был стандартным, что облегчало нам снабжение. Опять повторялась та же история что и с вооружением бронепоездов. По остаточному принципу «на те боже, что нам не гоже…». Но на этот раз все получилось гоже и в кассу.

Длинный сорока калиберный ствол с двухкамерным дульным тормозом и новейшей гидравлической системой гашения отката и полуавтоматическим клиновым затвором меня привел в восторг, несмотря на то, что под него пришлось полностью поменять всю компоновку самоходки. Она стала чем-то напоминать мне «голожопый Фердинанд» времен Великой Отечественной войны в СССР — СУ-76. Все из-за того, чтобы длинный ствол на крутых углах не утыкался в землю. Двигатель спереди, полуоткрытое боевое отделение сзади. Экипаж шесть человек. Из дополнительного вооружения один ручной 6,5 мм пулемет «гочкиза» к которому на каждом борту привалили шкворневую установку. Назвали ее «коломбиной». Первоначальное название было «Альта», но та отказалось наотрез. До скандала.

Последним моим шедевром стала двадцатикалиберная четырехдюймовая самоходная гаубица. Та же компоновка, что у «Коломбины», но на стандартной тракторной ходовой из двух двухколесных опорных тележек. Все равно ей стрелять, кроме редких случаев использования прямой наводки, только с места и, как правило, с закрытых позиций. На этот случай выдвигался назад дополнительный полик и вытыкались в грунт два сошника для устойчивости. Все же отдача от 107 мм снаряда суровая. Рубка полуоткрытая. Бронирование тонкое, противопульное. Экипаж шесть человек. Эта установку звали «Эликой».

Таким образом, механизация бригады разделялась так.

Первый дивизион «артштурмов» из двух батарей — 19 машин.

Второй дивизион «коломбин» из двух батарей — 17 машин. На большее просто новых пушек не хватило.

Отдельная батарея «элик» — 9 машин.

Батарея обеспечения — 10 гусеничных тягачей с прицепами. На них снабжение боевых машин водой, керосином и запасным боекомплектом.

Ремонтный парк. У них еще пара «артштурмов», только без пушек. Вместо нее пулемет торчит, зато с краном и лебедками — подбитые машины из-под огня вытаскивать…

Обоз. Как на рутьерах с колесами на новомодном гусматике, так гужевой на стерхах.

Рецкий гвардейский штурмовой батальон «кровавой тризны». Две роты. Его мы просто размножили почкованием, разделив взвода, и разбавили претендентами старый состав. Комбатом поставили бывшего замкомроты, а Вальда я забрал к себе заместителем командира бригады по всем пешим войскам. И на случай мало ли чего просто заместителем.

Два отдельных батальона ольмюцких саперов-штурмовиков, ветеранов взятия Щеттинпорта. Король Бисер оставил комбрига у себя, двинув на повышение, а штаб его бригады стал моим штабом.

Саперно-маскировочная рота. Она же понтонный парк.

Отдельная рота разведки из рецких горных егерей и конный взвод полевых жандармов. Плюс четыре офицера в штабе от Моласа разведкой и контрразведкой ведают.

Рота связи из трех взводов артиллерийских корректировщиков с телефонами, конного взвода связи из сорока посыльных полевых адъютантов и пеший взвод связи телефонистов обслуживающих штаб.

Рота охраны техники.

По бригаде все. Дальше только привлеченные части типа прибывшего сегодня оногурского саперного батальона и затихарившихся в окрестных лесах пары драгунских полков из корпуса Бьеркфорта. И полк линейной пехоты также на лесной даче загорает. Ждет времени «Ч».

У драгун нововведение — в полк добавился пятый эскадрон — пулеметный. Из десяти тачанок со станковыми пулеметами. Бьеркфорт до них практически сам додумался во время своего «ледяного рейда» по царским тылам. Осталось только чуть-чуть подсказать как правильнее.

Сквозь наше расположения все тянулись и тянулись усталые голодные саперы, которым с завтрашнего утра нам мосты строить. Дядьки все в летах. Призывники второй очереди. Жалко на людей смотреть до чего их довел Тортфорт. Но как только солдаты въезжали, что ароматная каша с мясом готовится в этом лесу для них, веселели. И откуда, только у них силы брались ускорить шаг.

— Савва, ты что ли это, змей каленый? — окрикнули меня с фуры, запряженной двумя исхудалыми стирхами.

— Гоц? Живой! Демон подземный… — обрадовался я знакомому лицу.

— А то? — соскочил он с облучка и полез обниматься. — Меня ничто не берет. Что мне сделается?

— А как ты у оногуров оказался?

— И не говори. Я от нашего барона сбежал в унтерскую школу почти сразу за тобой. Попал к оногурам по распределению — теперь кузнецов в каждом саперном батальоне полувзод. И надо же — ты не поверишь. Новым комбатом приходит опять этот индюк надутый, Тортфорт. Что такое не везет и как с этим бороться? Закурить есть?

— Ты же знаешь, что я не курю. Вот выпить есть, — отцепил я от пояса флягу с водкой и протянул ему.

— Ну, ты настоящий друг, Савва.

— Гони свою колымагу вот к тому бронеходу с номером 001, - указал я направление. — Я скоро подойду. Табачка только тебе позычу у народа.

— А пожрать есть? — Гоц поглядел на меня с выражением уличного пса.

— Найду. Для друга всегда найду, — заверил я его.

Надо же… Просто день встречи выпускников какой-то.

Ну и гнилое же это место Вакалония. Вроде как минус за бортом, а сыро и промозгло. Да еще похмелье…

Хорошо вчера с Гоцем накатили. Душевно. А главное он там и не понял с кем пил. Точнее догадался, но не полностью. По Рыцарскому кресту (куда его спрячешь?) унтер решил, что я выбился в офицеры, но он даже представить себе не мог, что я поднялся выше лейтенанта. Я не стал его разубеждать, иначе рисковал потерять очень важный для меня источник информации.

Ягр, по моему приказу, заворачивал всех с любым вопросом от командирской машины к Вальду. Комбриг занят. Так что под тентом, натянутым за бронеходом между вековых елей нам с унтером было комфортно у аккуратного костерка, на котором мы жарили хлеб на прутиках и мазали эти тосты тушенкой. А что? Хорошая закусь. С такой не развезет. Особенно после плотного ужина.

Вспомнили, как водится, всех знакомых по стройбату. Я ему про Зверзза и Вахрумку что знал, рассказал. Он мне как Страшлипка погиб по глупости. В болоте утоп, там же где Зверзз ногу себе отдавил.

Я припомнил, как воевал со снайперами на нами же построенном укрепрайоне, и как меня там ранило в руку. Гоц мне про штурм Щеттинпорта поведал. Гоц вообще счастливчик — за всю войну ни царапинки, хотя под артобстрел попадал раз девять или десять.

Но главное в этой беседе для меня не столько приятное общение со старым приятелем, это тоже… главное я вживую прощупал настроение солдат на фронте. Кто же из солдат майору, а тем паче полковнику все расскажет как есть? И сведения эти были для меня неутешительными. Фронт потихонечку разлагался…

— Война, Савва, всем надоела хуже горькой редьки, — вещал мне унтер, пыхтя папиросами, которые я, походя, отнял у Вальда, поймав его у полевой кухни. — Ладно, мы, саперы, нас часто с места на место перебрасывают, хоть какое-никакое да разнообразие. Тоже не сахар. Сам видел. А ты представь, как это месяцами в окопах в грязи сидеть? Чуть отпустило, когда стали всех подряд в отпуска отправлять домой. Но теперь и это не греет. Что там того отпуска? Некоторым лучше вообще было бы в отпуск не ездить… Там оказалось такое…

— Я был батальонный разведчик, а он писаришка штабной. Я был за отчизну ответчик, а он спал с моею женой… Так? — усмехнулся я.

— И так… и хуже… По разному. Мой напарник, уже после унтерской школы, с отпуска вообще не вернулся. И жену порешил, и любовника ее… теперь на каторге кукует… Не имел бы он Солдатского креста, вообще бы повесили.

— А что враг? Каков он здесь?

— Враг? Как сказать? Республиканцы они, конечно, пожиже будут царцев. Но тоже храбры, не отнять. Только дурость это в атаку на пулеметы в полный рост бегать. Сам увидишь, точнее, учуешь, как трупным запахом несет с нейтральной полосы. От этой вони порой с ума сходишь. А главное никто уже понять не может, за каким таким подземным демоном он воюет? Не мы, ни они, — махнул Гоц рукой в сторону фронта. — Война только Тортфортам мила. И то офицеры в своих блиндажах поголовно пьянствуют и в трикото играют. Солдаты в атаку уже только по приказу идут, да и то с неохотой. Когда только эта бойня кончится? Я вот тебе как на духу скажу. Лучших на этой войне поубивают, а племя останутся только худшие, те, кто по щелям в тылу попрятался. Вот тогда и настанут для нас плохие времена.

— Спасибо. Успокоил. Мне вот на днях в бой идти. Как с таким настроением?

— Есть еще выпить? — Гоц пристально смотрел, как играет огонек костерка, слизывая подбрасываемые мной веточки.

— А не попалишься? — проявил я заботу.

— С чего тут палиться? — закурил унтер последнюю папиросу и бросил пустую картонную пачку в огонь. — Все офицеры в батальоне уже сами крепко поддали, так что запаха от меня не учуют. Вот то, что я с тобой, не заметив весь табак отсмолил… Вот это беда.

Я встал, подозвал Ягра и попросил его найти еще табаку. Денщик мой сам не курил, как и я.

Из рубки «артштурма» достал еще фляжку с водкой из НЗ.

— Я что-то слышал о братаниях на фронте… — протянул я флягу унтеру. — Что это за зверь такой?

Гоц сделал хороший глоток, занюхал его рукавом бушлата. Оглянулся по сторонам и рассказал, понизив голос.

— Бывает такое… особенно по общим праздникам… выходят разом на нейтралку без оружия и говорят о том, что войну надо кончать, песни хором поют… Сначала начальники растерялись, не знали, что с этим делать, а потом полковники сами встали у пулеметов и долбанули по своим и чужим без разбора. Что с той, что с этой стороны. Братания пока попритихли, но офицерам в траншеях, особенно тем, кто драконствовать над солдатами любит надо теперь с опаской ходить. До того, что полевая жандармерия по каждому случаю смерти офицера теперь следствие проводит. Свои его убили или чужие? Листовки еще появились от этой Лиги. Многие верят тому, что там написано. Но это от отчаяния, от того что жить в окопной грязи надоело до смерти. Потница, чесотка, гибок на ногах… Скука. А тут еще в ближнем тылу солдатский бордель расстреляли в полном составе. С месяц назад.

— За что? — искренне удивился я.

— За сифилис.

Мда… Вот она война во всей своей красе. Заразили девчат постыдной болезнью и их же за нее и порешили. Нет тела — нет дела.

— Ладно, — поднялся Гоц с бревнышка. — Хорошо с тобой, однако пора и честь знать. Смеркается скоро, а мне еще место искать, где приткнуться.

— Я распоряжусь, тебя проводят.

— Хороший ты мужик, Савва. Настоящий горец. В лейтенанты выбился, а человеком остался.

— Увидимся еще, — пообещал я. — Флягу с собой забери. Пригодится.

На следующее утро лес огласился стуком топоров по деревьям. Саперы начали валить лес для мостов.

Приказал выдать им трелёвочник из обоза, заодно и проверим эту конструкцию в деле.

Началось…

В душе сцыкотно как-то…

А ну как все пойдет не так?

Не так как мы планировали с фельдмаршалом и Моласом, когда специально выбрали самый слабый участок республиканской обороны. Самая сильна оборона у них возле линий железных дорог, где уже отметились наши бронепоезда, проведя разведку боем. Молас клялся и «зуб давал» что основная масса артиллерии у врага именно там, где они ждут нашего наступления по анализу действий Аршфорта на восточном фронте.

— Дурных там нема, — закончил тогда Молас свою страстную речь. — Но и пушки у них не бесконечны. А вот пулеметов на выбранном участке у них даже избыток. И станки их они предельно облегчили.

Ягр подвел мне коня, я отвлекся от воспоминаний и в сопровождении своей охраны и адъютанта поскакал к реке. На этот раз я был одет по-кавалерийски. В длинной шинели с полевыми полковничьими погонами и меховой шапке с кожаным козырьком.

На берегу неширокой, но глубокой лесной речушки с топкими берегами проверил батальонного инженера саперов на предмет предельных углов выходов с мостов. Посоветовал в одном месте срыть увал взрывчаткой. Иначе бронеходы там не пройдут.

— Услышат же такой взрыв на переднем крае, ваша милость, — возразил он мне. — Вся секретность побоку.

Вот Тортфорт жук, всех у себя приучил титуловать не по чину, а по титулу, сноб проклятый.

— Не страшно, капитан. Сейчас там артиллерия голосить начнет, — заверил его я и поскакал искать комбата.

А саперы по колено в студеной зимней воде уже забивали под мост первые сваи примитивными «бабами».

— Капитан, — сказал я напоследок, — не забудьте мне составить особый список тех солдат, кто работал в воде.

А про себя подумал, что обязательно выбью для них у Аршфорта медали «За боевые заслуги». Саперу — труженику войны часто доставалась самая тяжелая работа и почти никаких наград. Вчера от Гоца я узнал, что совершившие подвиг саперы, создавшие гать в непроходимых болотах Огемии, и облегчившие этим нам победу над Куявски, не были вообще ничем награждены. Никто.

Тортфорта нашел минут через двадцать в соседнем лесочке, наблюдающего за валкой леса. Рядом на костре его денщик варил кофе. Запах шел просто одуряющий. Захотелось напроситься на чашечку, но задача, стоящая передо мной была важнее.

— Майор, вы всегда находитесь вдалеке от основного фронта работ? — поддел я его.

— Мое дело обеспечить работу, господин барон, а для непосредственного руководства ею в батальоне есть инженер, — гордо вскинул он подбородок.

— Ну как скажете… — примирительным тоном отозвался я. — Тогда пусть мои повара займутся чем-нибудь другим, если вы своих саперов сами всем прекрасно обеспечиваете.

И повернул коня.

— Господин барон, вы меня не так поняли, — крикнул он мне в спину.

Я повернулся вместе с конем, натягивая повод влево, и вопросительно посмотрел на комбата.

— Наш обоз еще полностью не подтянулся… — начал он оправдываться, разведя руками.

Но я его перебил.

— Ясно-понятно. Плохо обеспечиваете, майор. Любой мой комбат, — сделал я акцент на слове «мой», — давно бы уже получил за такое обеспечение неполное служебное соответствие. Ну да ладно. Так и быть. Сегодня мы ваших саперов кормим — пусть только работают в полную силу. Но только сегодня.

Попался мне на этом объезде и Гоц, который со своими кузнецами развернулся вовсю и ковал большие скобы. Бревенчатые мосты потребуют их много. Я не стал его отвлекать от работы, поскакал дальше.

Саперы тягали бревна, матерясь по-оногурски. Иногда слышалась и имперская речь с диким акцентом.

— Куда тягай? Туда тягай! Совсем туда тягай. Бревно силой не взять. Хытрость нада, хытрость.

Улыбнуло. Даже подняло настроение.

Объехал все батареи, принял рапорты о состоянии техники. Ничего экстраординарного. Марш прошел как на полигоне без поломок.

Только к обеду добрался до расположения штаба своей бригады. Там меня ждал с докладом начальник разведки капитан Гарос, сосватанный мне Моласом. На мой молчаливый вопрос он ответил кратко.

— Пока ничего нового, господин гвардии майор. Поиск вражеская фронтовая разведка ведет в обычном режиме. Никаких признаков особости.

Я склонен был ему верить. Он на этом участке уже две недели торчит. А мы только подъехали.

Тут грянул взрыв от реки. Саперный инженер явно перестарался с закладкой.

— Вот теперь, капитан, гляди в оба, — напутствовал я своего главного разведчика и пошел к ближайшей полевой кухне. Обедать. Я уже приучил всех поваров в бригаде, что могу вот так вот неожиданно появиться и подкормиться из солдатского котла. А по результатам или похвалить или выписать суровых люлей. Эффективная метода. Главное чтобы в ней не было системы, к которой можно привыкнуть.