Вожак отошёл от своего сна, потому что его носильщик издаёт тревожное хрюканье. Уже почти рассвело, и солнце уже сияет на высочайших, покрытых снегами пиках хребта, хотя долины всё ещё находятся в глубокой лиловой тени. Горные птицы начали свою перекличку, а короткая трава под ним влажная от росы, но тонкий мех защищает его от холода.

Что потревожило его носильщика?

Он освобождает свою самку из объятий длинных рук и поднимается на тонких ногах в холодном полумраке. Большая часть остальных людей из его клана, охотников и носильщиков, спит. Он может разглядеть на склоне охотников, прижавшихся друг к другу парами или со своими детьми. Огромные белые косматые фигуры носильщиков видны лучше, они образуют просторный защитный круг вокруг группы. Его собственный носильщик, которого он мысленно называет Ойо, проснулся и насторожился, встревоженный чем-то, что он не может увидеть.

Могло ли это быть одно из отдалённо похожих на них существ из дальних низин? Это не слишком-то вероятно, потому что они редко заходят так высоко в горы, особенно в это время года. Также не столь вероятно, что это одна из больших птиц. Они не нападают так рано утром.

На четвереньках (его обычная поза) вожак пробегает вокруг группы, чтобы проверить, всё ли идёт хорошо, и понимает, что он не единственный, кто проснулся. На дальней стороне круга двое из вида охотников спариваются, обмениваясь нежными звуками. Он оглядывается и, совершенно очевидно, что их носильщики также спариваются — более грубое занятие, сопровождаемое хриплым хрюканьем. Вполне очевидно, что здесь нет ничего неправильного.

Он карабкается туда, где стоит его носильщик, белая, безмолвная и исполнительная колонна. Без лишних слов он взбирается по меху на его спину, положив свой узкий подбородок на обычное место на широком черепе. Массивные косматые руки приблизились и крепко сжали его. Теперь он может общаться мысленно, не используя нескладный язык.

Мысленно он приказывает, чтобы большой Ойо медленно повернулся так, чтобы он мог оглядеть светлеющий пейзаж. Он не сознаёт этого, но этот пейзаж далёк от пейзажа, окружавшего его предков. Охотники и тундровики вначале пришли вместе в холодные пустоши, окаймляющие отступающий северный ледяной щит. Тундровики были хорошо приспособлены к холоду, и их большие тела могли производить достаточно тепла, чтобы не дать замёрзнуть охотникам с их тонкими конечностями. Охотники, со своей стороны, были достаточно ловкими, чтобы поймать самую проворную добычу, и ловили её достаточно, чтобы могли прокормиться они оба. Вместе они составляют нечто большее, чем просто сумму их двоих. Теперь полярных ледниковых щитов не осталось, нет никакой тундры, и нигде в долинах нет местообитаний, подходящих для них; леса и редколесья в целом больше подходят для человекоподобных существ иного рода. Только в нескольких местах, на холодных вершинах и в прохладных горных долинах всё ещё сохранились нужные условия. В этих изолированных местах сохранились симбионты, загнанные в безвыходное положение тем, что холодные условия остались только в горах, и ближе к полюсам, где они исчезли.

Тем не менее, жить в горах всё ещё хорошо: множество мелких зверей и птиц для охотников, чтобы охотиться ради себя и делиться со своими носильщиками, и множество трав, мхов и лишайников для носильщиков, чтобы соскребать их и делиться с охотниками. Охотники и носильщики спариваются в одно и то же время — спаривание пары охотников стимулирует спаривание их соответствующих носильщиков, и наоборот. Итогом этого обычно является рождение ребёнка охотника одновременно с ребёнком носильщика. Обоих младенцев носят родители-носильщики на протяжении примерно шести лет, после чего молодые охотники выбирают своих собственных носильщиков одного с ними возраста и одного пола.

Семейные группы кочуют в соответствии со временами года с травянистых склонов долин зимой и весной к усыпанным цветами обрывам и скалистым вершинам летом и осенью. Пригодные для жизни места, хотя и продуктивные, немногочисленны и рассеянны, и племена симбионтов имеют свои собственные территории.

Внизу на светлеющем склоне, на фоне серого тумана долины, стоит незнакомец. Именно это вызвало беспокойство у Ойо: массивная фигура носильщика с низким холмиком охотника, распростёртого по его плечам и голове.

Взрывом мыслей вожак спрашивает Ойо, узнаёт ли он вновь пришедшего, но неопределённый ответ неубедителен (прямые вопросы вроде этого между охотником и носильщиком редко дают что-то полезное). Чужак широким шагом целеустремлённо направляется к ним вверх по холму.

Это вызов. Очевидно, это самец-бродяга, изгнанный из клана, возможно даже, изгнанный какое-то время назад из собственного клана вожака. Откуда бы он ни пришёл, его намерения теперь ясны. Тонкими воплями и пронзительными криками — странные шумы, чтобы их могла издавать огромная туша симбионта — новичок выражает свои угрозы и бросает вызов. Вожак отвечает похожим голосом.

Результат подчинён ритуалу. Охотники слезают вниз с больших голов своих носильщиков и повисают сзади, крепко держась собственными руками за длинный мех их плеч. Это освобождает руки носильщиков для драки. Затем, поощряемые мыслями охотников, большие носильщики, которые носят их, бросаются друг на друга, нанося удары, шлепки и толчки своими плоскими широкими ладонями.

Большинство ударов попадает, не нанося вреда, по обширным областям мускулатуры и меха на груди и предплечьях. Случайный удар, который попадает в лицо, вызывает кровотечение из носа или губы, но не наносит никакого серьёзного ущерба. Этот спарринг продолжается, пока одна из сражающихся сторон, обычно нападающая, не утомляется и не уходит прочь, или же пока не падает, отделяя охотника от носильщика.

В этом случае бой весьма предсказуем. Хотя носильщик нападающего большой (фактически, он крупнее, чем Ойо), охотник не обладает умственными навыками наносить удары и добиваться лучшего эффекта. Если бы он случайно стал вожаком клана, его будущее не выглядело бы хорошим. Умственный навык необходим вожакам, чтобы представлять себе время плодоношения пищевых растений и выбирать маршруты миграции.

На сей раз, однако, гибкость ума вожака выглядит недостаточной, чтобы противостоять силе нападения. Ойо съёживается от боли ушибов и шрамов от ударов, которые носильщик противника наносит с особой свирепостью. Вожак воспринимает силу боли и страха через те же самые нервы и нервные узлы, по которым он даёт Ойо свои приказы.

Это плохо! Он ясно видит необходимость отступить. Если это продолжится, Ойо умрёт, и после всех этих лет он должен будет оставить место вожака клана. Он не рассчитывал ни на что подобное. Вчера он был на вершине своей власти и мужества; сейчас он должен уступить более молодому симбионту. Он будет доживать свои дни как старый и уважаемый член клана, но не более того.

Он делает шаг назад и разворачивается, демонстрируя свою незащищённую спину противнику: старый знак того, что он сдаётся. Теперь клан принадлежит нападающему.

Что происходит дальше, совершенно неожиданно и идёт вразрез с любыми традициями. Носильщик противника схватывает его за незащищённые шею и плечи своими огромными руками. Странные мысли и эмоции, словно молния, пронзили его во время контакта с его врагом — мысли о гневе и ненависти, о безудержной жажде насилия со стороны носильщика, неподконтрольного слабыми командами управляющего им охотника.

Вожак оторван от меха Ойо и брошен на землю. Волна чуждых мыслей прекращается, и ещё прекращается ощущение боли и паники от Ойо. Так и должно случиться. Носильщик нападающего с силой опускает свои большие руки на спину и плечи Ойо, повергая дорогое существо на землю, и выворачивает его голову назад, ломая ему шею.

Тишина, которая наступает — это не только тишина охваченного страхом клана, который был разбужен и с волнением следил за борьбой. Это не тишина, в которую погрузился склон, когда птицы притихли, устрашённые волной насилия, поднявшейся во время этих тревожных событий. Это пронзительная тишина одиночества.

Ойо мёртв. Половина существа вожака мертва, и другая половина должна вскоре последовать за ней. Он больше не может быть частью клана, и должен будет вести свою собственную жизнь, и существовать так, как он может.

Это всегда завершается неудачей. Охотник без носильщика, как и носильщик без охотника, всегда гибнет в течение нескольких дней.

Всё же сквозь жгучую печаль прорываются даже ещё более беспокойные мысли. Клан — его клан — теперь находится под бременем симбионта, который состоит из могучего и склонного к насилию носильщика, которым не может управлять его охотник. Охотник, будучи слабым, не обладает многосторонним умом, чтобы руководить кланом. Это было слишком очевидно во время боя. Это не только его собственная смерть и смерть Ойо, которого он оплакивает, но также смерть всего его клана и семьи.

Связь между охотником и носильщиком упростилась до телепатической связи — огромные медлительные обитатели тундры непосредственно управляются более слабыми, но обладающими гибким умом охотниками. Поединки, когда они случаются, обычно являются ритуализованными. Смерть является случайным событием.

Когда отступили ледниковые щиты, тундровики-симбионты — Baiulus moderatorum — также отступили, обитая на больших высотах и близ полюсов. Нигде больше для них нет подходящей среды обитания.

Здесь больше не растёт пища; её всю обобрали дочиста. Из истощённой земли торчат чахлые ростки, но пройдёт ещё много времени, прежде чем они вырастут и принесут что-нибудь пригодное в пищу. Мёртвые стволы дерева стоят, иссохшие и голые, с сухой расщепленной древесиной, погибшие из-за жадности — нет, не из-за жадности, а по необходимости. Листья нужно было срезать, чтобы дать пищу аквабионтам, но теперь путь от моря до источника еды становится длиннее и длиннее.

Гхлуб смотрит через плёнку воды и студенистый покров на его глазах. Эта работа опасна и неприятна, но дни лёгкой и приятной жизни прошли намного раньше, чем он родился. Говорят, что когда-то море, их дом, обеспечивало все их потребности, но затем их численность стала слишком велика, и вся еда кончилась. Свирепствовал голод. Целые популяции погибли и погрузились в тёмные пучины. Иногда после голода, рыба, криль и планктон возвращались, но этот источника пищи никогда не было достаточно. Как только они возвращались, их эксплуатировали и уничтожали ещё раз. С этим ничего нельзя поделать: если они хотят выжить, они должны есть; если они едят, они теряют то, что у них есть, и гибнут.

Равновесия словно невозможно достичь. Они живут там, но они вторгаются в естественный порядок вещей; и ничего из того, что они предпринимают, не меняет ситуацию к лучшему.

Теперь они также эксплуатируют сушу благодаря водорослевым матам, способность к образованию которых развилась у них. Нитчатые водоросли, образующие мелкоячеистую сетку, непроницаемую для воды, но проницаемую для воздуху, можно заставить образовывать структуры, которые будут удерживать воду. Аквабионт может выходить из океана на яркий солнечный свет и в разреженный по сравнению с водой воздух на суше, будучи всё ещё погружённым в морскую воду, но в воду, заключённую в гибкую студенистую оболочку из водорослевых нитей. Воздух, проникающий сквозь оболочку, поддерживает насыщенность воды кислородом, и аквабионт не высыхает и не задыхается, пока оболочка не нарушена.

Прогресс был значителен. Когда этот способ был первоначально разработан, оболочка должна была быть шарообразной, чтобы содержать большой объём воды. Бесстрашный аквабионт перемещался в ней, катя мягкую сферу вокруг себя, что было очень тяжело. Теперь, и Гхлуб не смог бы припомнить, когда всё было по-другому, оболочка пригнана по форме тела. Лишь тончайший слой воды окружает его и защищает от сурового мира снаружи. Тем не менее, двигаться всё ещё трудно, и так будет всегда. Он чувствует свой собственный вес — неизвестное ощущение в его исконном доме — и должен подтягивать своё удлинённое тело по земле с помощью рук. Если он что-то несёт, он должен изгибаться, как только может. При этом он должен позаботиться о том, чтобы шероховатая оголённая земля не разорвала оболочку. Нет, это неестественно.

Поскольку аквабионты всё больше времени проводят на суше, их жёсткие защитные пузыри совершенствуются и становятся более эффективными. В итоге гель оказывается пригнанным по форме тела и заключает в себе тончайший слой живительной морской воды над поверхностью тела аквабионта. Этого покрова достаточно, чтобы поддерживать кожу влажной и впитывать из воздуха кислород, который затем поглощается через жабры. Устойчивый рост популяции аквабионтов привёл к нехватке пищи и голоду. Когда море было опустошено, аквабионты столкнулись с враждебной средой.

Тем не менее, аквабионтам было бы очень даже неплохо использовать все участки суши, которые окаймляют океан. Они обирают их дочиста от всего, что растёт или живёт на них, и ничему не дают времени восстановиться. Огромные популяции под волнами не могут ждать.

Вдалеке, как можно нечётко разглядеть сквозь водорослевую плёнку, заметны туманные фигуры, которые могут быть деревьями, но столь же вероятно они могут оказаться голыми скалами. Аквабионты лишены цветового зрения, они не были наделены им во время проектирования, и с тех пор оно у них не появилось.

Он не может общаться со своими товарищами, но надеется, что его действия будут понятны. Он сгибает своё длинное тело в блестящей оболочке в направлении фигур. Трое остальных, похожих на него, поворачивают и следуют за ним. Четвёртый, заключённый в сферический пузырь, который напоминает один из первоначальных вариантов, следует за ними. Именно он заберёт в свой пузырь и принесёт домой любую пищу, которую они найдут.

Они передвигаются вверх по склону, и это не очень хорошо. Расстояние от моря — это одно, а высота над его поверхностью — нечто совершенно другое. Аквабионты превосходно живут под давлением, которое ощущают в верхних слоях океана, но они испытывают значительное напряжение, когда подвергаются действию уменьшенного давления над поверхностью. Перемещение хоть ненамного выше вызвало бы различные виды неблагоприятного воздействия на их ткани. Резко выраженная разделительная линия, выше которой во многих частях мира растительность свободно развивается, отмечает предел деятельности аквабионтов.

Выше этой разделительной линии живут сухопутные люди — странные существа, которые не понимают и не терпят соседства с аквабионтами.

Есть жители деревьев, те, о которых аквабионтам мало что известно. Они держатся на ветвях, далеко наверху. Аквабионты редко смотрят вверх (им трудно это сделать), и потому редко замечают этих существ.

Затем есть ещё наземные жители. Дикие и враждебные, они кормятся в подлеске и среди высоких растений — тех же вещей, которые собирают аквабионты. Их банды известны тем, что выскакивают из укрытий и накидываются на группы сборщиков, разрывая их защитные оболочки когтями и зубами, и иногда причиняют некоторый ущерб.

Есть также массивное составное существо, огромное создание в основе, вздутое и деформированное, с треском продирающееся сквозь лес, с четырьмя или пятью небольшими веретенообразными фигурками, прилегающими к нему, вдавленными в него и, кажется, живущими за счёт его плоти. Эти существа не причиняют никаких неприятностей; фактически, они иногда натыкаются на партии сборщиков еды, когда те особенно уязвимы. Во время драки их легко повалить на землю, и движущаяся залежь плоти может быть убита ударами проворного аквабионта или утоплена, если её втянуть внутрь оболочки. Маленькие существа, прицепившиеся к нему — крошечные иссохшие тела с тонкими ногами, похожими на крабьи, и огромными ртами — становятся до странности жалкими без своего носителя и неуклюже бегают в поисках укрытия. Это жирное существо даёт хорошую еду, и его всегда тащат к морю в качестве трофея.

Наконец, есть воины, которые представляют собой угрозу, потому что они чувствуют себя как дома в опустошённых районах, оставшихся после сбора урожая. Их дом находится в более сухих частях суши, где само по себе мало что растёт. Они организованы, и могут нападать сразу многими дюжинами, двигаясь, как единая сущность, словно управляемые единым сознанием. Их передние конечности — жестокое режущее оружие, которое может прорезать живую оболочку одним ударом и убить аквабионта внутри неё, и тогда аквабионты становятся добычей, и их влажные мёртвые тела утаскивают далеко в цитадели воинов. В последнее время нападения были столь организованными, что становится ясно, что столкновения с ними больше не носят оборонительного характера. Партии совершают вылазки с твёрдым намерением изловить и убить аквабионтов, собирающих урожай. Этих существ следует избегать, и не заходить в их владения ни на каком побережье.

Фигуры в итоге оказываются деревьями, но подлесок под ними фрагментарный, поникший и мёртвый. Поскольку территория, тянущаяся до океана, была опустошена и оголена, воздух, движущийся с моря, дул сквозь ветви и между стволами деревьев, высушивая и ломая хрупкие стебли и иссушая листья. Сухой песок и пыль из лишённых растительности областей сносились сюда ветром, удушая более нежные виды. Здесь можно найти совсем немного того, что можно собрать, но то, что есть, должно быть собрано.

Гхлуб и его товарищи протягивают свои руки сквозь оболочки и хватают всё, что растёт. Что-то, что является органическим и содержит белки и углеводы, может использоваться как основа пищи, пусть оно будет жёстким, пусть оно будет невкусным. Пучки листьев, стебли, прутья, насекомые, слизняки — всё — схватываются и препровождается в сферу аквабионта-сборщика. Маленькие отверстия в оболочках, вроде тех, которые появлялись, когда сквозь них просовывались руки, немедленно затягиваются и потеря влаги незначительна, или её нет вообще.

Вскоре запас внутри шарообразного пузыря стал довольно большим; достаточно большим, чтобы возвращаться назад. Все пятеро поворачивают назад, чтобы проделать свой тяжкий путь назад в свой океанский дом, гостеприимно блестящий далеко на горизонте.

Только они покинули тень гибнущих деревьев и начали свой долгий медленный спуск, как Гхлуб заметил нечто на краю своего поля зрения, нечто движущееся.

Он медленно поворачивает голову. Наземные жители! Их целая стая! Они бегут к аквабионтам, размахивая чем-то вроде палок. Его компаньоны одновременно с ним замечают опасность и пробуют двигаться быстрее. Однако, их извивающиеся движения, отнимающие много сил, далеко не способствуют быстроте перемещения, и в любом случае они не могут двигаться быстрее, чем шарообразный пузырь, внутри которого находится их урожай — единственная причина, ради которой главным образом они и появляются в этой враждебной среде обитания. Наземные жители быстро окружают их, и, когда их туманные очертания появляются перед ним, Гхлуб замечает в них нечто отличающееся от виденного ранее. Каждый из них что-то несёт: нечто вроде лезвия на конце палки.

У Гхлуба было слишком мало времени, чтобы разглядеть что-нибудь ещё, поскольку он рванулся в сторону, чтобы уйти от них, но после того, как он с трудом отполз по земле на некоторое расстояние, он повернулся, чтобы оглянуться назад. Наземные жители все набросились на одного из его товарищей. Они воткнули своё оружие в его оболочку и разрывают её. С двумя существами, ползущими в разных направлениях, было очень легко разделаться, и оболочка лопается, исторгая поток воды и оставляя лежащего на берегу аквабионта задыхаться в круге мокрой грязи.

Гхлуб и остальные отчаянно уползают в сторону влекущего их, но далёкого моря, и среди них растёт паника; для этого есть серьёзное основание, со стороны наземных жителей одна группа оставляет умирающих аквабионтов, устремляется за отставшим и бросается на него. На сей раз Гхлуб не останавливается, чтобы посмотреть, а продолжает извиваться.

Во время каждого прыжка и толчка он ожидает нападения сзади и сдирания с него оболочки. Волны океана всё приближаются и приближаются, но ужасающе медленно. Сделает ли он это прежде, чем его поймают? Он пробует не думать об этом и продолжает двигаться.

С чувством глубокой радости он ощущает давление первой волны, смыкающейся вокруг него. Он в безопасности, и теперь он может оглядеться. Пузырь с одним из его товарищей и собранной пищей добрался до моря. Пища также в безопасности, но какой ценой? Три сотоварища погибли — проколотые, обезвоженные и разделанные на мясо далеко отсюда, среди пыли и сухости.

Наземные жители никогда прежде не сражались таким образом. Возможно, сбор пищи аквабионтами оказал такое воздействие на их образ жизни, что они должны были принять эти чрезвычайные меры, чтобы сопротивляться. Возможно, конфликт и несогласие с этими действиями вынудили их искать новый образ жизни и организации своих действий лишь для того, чтобы выжить.

Водорослевая оболочка Гхлуба растворяется теперь, когда он полностью погрузился; изящно двигаясь, он спускается к наклонному морскому дну, пока не оказывается ниже колышущихся волн, и он дома. Теперь у него есть время, чтобы подумать. Являются ли эта организованность и использование оружия наземными жителями особенностью всех таких нападений в будущем? Неужели эксплуатация суши аквабионтами сделала даже это более опасным? Неужели они ничего не смогут сделать, чтобы накормить своих людей без того, чтобы делать положение дел хуже, хуже и хуже, и уничтожать всё, что у них есть? Должно ли это стать неизбежным продолжением судьбы разумной жизни над и под водой?