Становится всё холоднее. Это ясно даже для такого смутного восприятия, как у Румма. Его любимое дупло ещё не освободилось от снега, а солнце уже прошло через свою наивысшую точку в небе. С этого момента всю оставшуюся часть года дни будут короче, а воздух холоднее. Поэтому снег вообще не будет таять.

Найти еду будет гораздо труднее. Хотя его ум — главный помощник, его чувства достаточно остры, когда нужно обнаружить пищу.

Его жена и дети защищены от холода в своём укрытии в дупле дерева, но они скоро проголодаются. Им нужно переселяться, следовать за солнцем, подобно тому, как делают все остальные в этих местах. Румм всегда противился этому, потому что его инстинкты подсказывали ему, что, если кто-то ещё уйдёт, вся оставшаяся еда останется только ему самому и его семье. Пока эта философия срабатывала. Сбор пищи стал ещё труднее, но её было достаточно, чтобы поддерживать их жизнь. Теперь он не столь уверен в этом. Если снег не тает, то на протяжении оставшейся части года мало что вырастет.

Он собирает прутики и веточки колючих кустарников, торчащих над снежным покровом на земле. С колючей охапкой он поворачивает обратно к своему логову. Листья будут горькими и жёсткими, но, по крайней мере, они будут съедобными.

Он преодолевает горный хребет и останавливает взгляд на группе людей под ним.

В мгновение ока он роняет свои ветки и бросается на землю, скрываясь с горизонта. Что люди делают здесь? Все в этих местах ушли, двигаясь вслед за солнцем.

Он осторожно поднимается вверх по склону и осторожно глядит через его вершину. Это, несомненно, люди, но весьма отличающиеся от любых людей, которых он когда-либо видел. Их тела окутаны жиром, а волосы густые и вьющиеся. Вокруг их шей и запястий растут толстые складки плоти, а лица широкие, с огромными ноздрями, но с крошечными глазами. Их около десятка, и они движутся за солнцем.

Всё выглядит так, словно эти существа пришли из гораздо более холодных мест, и они следуют за солнечным светом, так же, как это сделали люди Румма.

Действительно ли они люди? У них есть тело, две руки, две ноги, совсем как у Румма, но, несмотря на это, они сильно отличаются своим мехом и своими жировыми складками. Также они пришли из другого места, поэтому они не могут быть людьми вроде него.

Тогда они должны быть животными.

Еда!

Забыты грубые листья и прутья; Румм ждёт, пока группа не пересечёт открытое место и не войдёт в редкие заросли деревьев. Затем он бежит вниз по склону к их следам, пользуясь любым укрытием, которое находится у него на пути. Их смазанные следы в снегу делают их выслеживание лёгкой задачей. Тихо, как он делает, охотясь на птиц, он подползает к хвосту группы, ожидая отстающих. Но их нет. Они движутся плотной компактной группой.

Через некоторое время группа переходит вброд ручей, который протекает через долину, журча между прозрачными полосами льда вдоль берегов. Они не обращают на него внимания и идут вперёд, кроме одного подростка. Не замеченный своей группой, он опустился на колени перед ледяной водой, зачерпнул немного своей широкой ладонью и начал пить. Остальная группа продолжает своё движение в прежнем направлении.

Это шанс для Румма. Он бесшумно бросается на его спину, и подросток вздрагивает под ним и издаёт один высокий жалобный вскрик, как кричит один из его собственных детей.

Тот вопль почти останавливает нападение, настолько он человеческий; но он восстанавливает своё преимущество. Зажав своей рукой широкий нос и рот существа, приглушая предательский звук, он заламывает его голову назад, в складки шеи. Хрустящий звук подсказывает Румму, что это действие было смертельным, и тело обмякло.

Вопль насторожил остальную часть группы, они повернули обратно и с гневными криками стали спускаться к Румму и его жертве. Хотя уже слишком поздно. Лесной житель забросил мёртвое существо на плечо и скрылся в заснеженных зарослях. По мере движения он слышит за собой звуки гнева, и ещё слышит, что они меняются в вопли страдания и потери.

Что он сделал? Существа, которые могут так остро чувствовать потерю, и могут издавать такие звуки отчаяния — должны ли они быть людьми, в конце концов? Вопль становится тише и пропадает за его спиной, но надолго остаётся в его воспоминаниях. Он вернётся к нему в моменты спокойствия, или когда он сосредотачивается на чём-нибудь ещё; и на протяжении многих дней он будет чувствовать горе и симпатию к этим странным существам. Что же он сделал?

Он накормил свою семью, вот, что он сделал. Более уверенным широким шагом он возвращается со своим трофеем назад к жене и детям в своё логово в дупле дерева. Теперь зимой у них всё будет хорошо.

Мхи, лишайники и вереск дают пищу медлительным жителям тундры. Крючкообразный ноготь на ноге, развитый на большом пальце, соскребает мох, а также улучшает сцепление со снегом. Мигранты по своей природе, эти существа каждое лето переселяются в открытую тундру, но зимуют глубоко в лесах. Во время всех этих миграций старые, слабые и молодые становятся жертвами хищников.

Ларн шагает по поросшей травой равнине во главе своего племени. Невдалеке он видит заросли кустарников и колючих деревьев, которым он не доверяет. Другая группа жителей равнин недавно встретилась в таких зарослях с опасностью, когда стая какого-то нового вида животных выскочила оттуда, захватив их врасплох и убив троих из их числа, прежде чем остальные смогли убежать.

Ларн какое-то время размышлял об этом инциденте, и это поставило перед ним вопрос. Он заметил, что у других животных, мелких животных травянистых равнин, были свои враги. Борьба и смерть всегда шли на уровне травы, но это не касалось жителей равнин. Он всегда считал, что это было из-за того, что жители равнин были самыми большими существами в округе. У них не было никаких врагов. Равнины принадлежали им, и только им.

В результате популяции жителей равнин растут и растут. Будучи ещё подростком, Ларн мог припомнить путешествие со своим племенем, продолжавшееся несколько дней, когда они не встречали никого другого. Теперь ежедневно можно увидеть другие племена, и каждое, кажется, становится больше и больше.

Одной частью своего сознания Ларн ощущает гордость за это; его люди — хозяева этого ландшафта, и они должны расселяться и заполнять его. Другая, более тихая его часть, однако, бунтует против этого. Если со временем жителей равнин становится всё больше, будет ли всегда достаточно травы, чтобы прокормить их всех?

Он поворачивается, оглядывается на это племя и считает их: десять самок, все его брачные партнёрши; пять молодых самцов, которые присоединились из других племён; шесть его детей, почти взрослых; двенадцать его маленьких детей; и ещё две старых самки, члены предыдущих племён двух из его партнёрш. Он принял на себя ответственность за них, когда выбрал женщин из тех племён.

Это были две старые самки, которые заставляли племя двигаться медленно. У них у всех были длинные ноги с мускулистыми бёдрами и суженными ступнями, которые позволяли им быстро бегать. Однако у них редко был шанс сделать это. Вне сомнения, молодняк бежал бы вперёд активнее, но старшие члены группы должны были держаться ближе друг к другу, и потому двигались в медленном и равномерном темпе. Прошло столько времени с тех пор, как Ларн бегал последний раз, что он думал, что может забыть, как это делается — не было никакой настоящей необходимости в скорости.

Тем не менее, дети наслаждаются этим, размышляет он, наблюдая, как они бегают и прыгают через длинную жёлтую траву открытой равнины.

Внезапно из подозрительной чащи послышались отвратительный вой и лающие звуки. Он позволил своим мыслям течь свободно и забыл про опасность, с которой столкнулось другое племя.

Пронзительным предупреждающим криком он собирает всё племя вместе, но молодняк разбежался слишком далеко. Из зарослей слышится шум ломающихся веток и около десятка тел неопределённых очертаний выскакивает и мчится по траве. Один из его детей сбит с ног в треске и вихре пыли и сломанных стеблей растений.

На миг забыв о своей потере и печали, он бежит вокруг сородичей, пытаясь заставить их собраться вместе, инстинктивно зная, что большая группа сильнее.

Он смутно знает, что другие тоже стараются. Молодые самцы вместе помчались на защиту более молодых самок и подростков. Они встают плечо к плечу, когда другие быстро бегают поодаль.

Затем он видит ужасное зрелище. Одна из старых самок лежит мёртвая, её горло разорвано. Над ней стоит отвратительная и искажённая, но всё же странно знакомая фигура. Он почти похож на жителя равнин, но у него нет длинных ног, его живот не такой круглый, а его зубы не столь массивны. Это, должно быть, странные новые существа, которые переселились на равнины.

Это существо уставилось на него, кровь самки стекает по его подбородку. Его глаза серые, а взгляд пристальный, оно оскаливает свои зубы, а затем нападает. Рефлекторно Ларн опускает режущий край правой ладони, вонзая его в мягкую плоть шеи существа и моментально убивая его. Итак, они уязвимы, с триумфом думает Ларн; мы можем убивать их.

Затем другая тёмная тень набрасывается ему на спину, погружая свои зубы в его шею, и, падая в пыль, он понимает свою ошибку. Он должен был бежать, как молодые самки. Эти существа обладают хитростью и навыками охоты, но они не обладают скоростью.

Если жители равнин хотят продолжить господствовать на равнинах, они должны учиться избегать этих чудовищ. Скорость будет спасением для них, но для него уже слишком поздно.

Созданные в самые первые века генной инженерии как усовершенствованная версия акваморфов, аквабионты были первой группой, которая несёт наследственные генетические изменения. Они неуклюжи и уязвимы на суше, и море теперь — их инстинктивно выбираемая среда обитания. Piscanthropus submarinus может двигаться стремительно и с силой в толще воды. Океан обеспечивает пищей и не меняет свою температуру так резко, как воздух — это ценное свойство, когда усиливающийся холод заставляет наземный вид вроде Homo virgultis fabricatus адаптироваться или покидать прежние места обитания.

Отлив, кажется, в эти дни отступил дальше. Кум — лишь молодой подросток, но он уверен, что может вспомнить, когда вода стояла прямо у утёсов. Да, совершенно очевидно, всё ещё осталась линия, отмеченная выбеленными стволами деревьев и обесцвеченными ветками, остатки мусора, давно выброшенного волнами. Его отец намного старше его самого, и может, наверное, припомнить, когда море всё время достигало подножия утёса. Он мог бы даже вспомнить его, омывающее вершины тех строгих каменных граней.

Теперь вода совершенно явственно отступила, оставляя прудики и лужи среди скользких, покрытых водорослями скал. Оно вернётся до исхода дня, но вода не прибудет даже до утёсов. Кум думает, что она, возможно, никогда не будет там вновь.

Он опускается на четвереньки возле ближайшего водоёма среди скал. Пустой мешок, сплетённый из тростника, шлёпается на холодные камни возле него. Здесь в воде ничего нет. Дальше вниз, к урезу моря, водоёмы будут богаче живыми существами.

Здесь он должен быть осторожен. Камни мокрые, покрытые водорослями и скользкие; и они очень холодны под его ногами. Теперь трещины в скалах полны литорин, морские блюдечки лежат, плоские и неподвижные, присосавшись к мокрому, поросшему морскими водорослями камню, а крабы удирают и прячутся в прозрачной воде литоральных ванн. Своими длинными пальцами Кум отделяет панцирных существа от камней, и шарит в холодной воде в поисках крабов и морских анемонов. Это скудная еда, и даже когда его мешок будет полон, он принесёт не так уж много еды этой семье.

Он выпрямляется и оглядывается на утёс. Там, в одной из пещер, лежащих вдоль его подножия, живут его родители и трое его братьев и сестёр. Это хорошо, думает он, что море больше не достигает утёсов. Он и его семья были бы смыты.

Теперь он стоит достаточно далеко внизу на пляже, чтобы видеть горы, возвышающиеся позади утёса. Они белые, и были такими в течение некоторого времени. Он может вспомнить, что, когда он был очень-очень маленьким, что иногда они были зелёными и фиолетовыми. Снег и лёд покрывают их, он это знает. Даже камни и утёс время от времени покрываются снегом и льдом. Вдруг внезапная мысль осеняет его — если снег и лёд сделаны из воды, то может ли быть так, что, если на земле стало гораздо больше снега и льда, то вода была взята из моря — и вот почему море больше не подходит к утёсу?

Громкий всплеск позади него нарушает ход его мысли. Нечто большое попало в ловушку в водоёме! Он резко разворачивается. Сначала он думает, что это рыба, но он никогда не видел такую большую рыбу, как эта. Затем он подумал, что это кто-то из его семьи, кто поскользнулся и не может выбраться. Это ни то, ни другое.

Это выглядит как нечто среднее между ними.

Существо наполовину высовывается из воды. У него есть лицо, похожее на его собственное, с глазами, носом и ртом; но глаза огромны, нос выглядит как пара щелей, а рот — это широкий разрез между огромными мясистыми губами с опущенными вниз уголками. У него есть руки и ладони, но остальная часть тела неразличима в воде. Оно выглядит гладким и блестящим.

Кум уставился на это явление природы, а оно, в свою очередь, смотрит на него. Большой рот начинает работать, и из него выходят звуки. Оно пытается что-то сказать.

Опасно ли оно? Нет, Кум так не думает; странным образом оно почти подобно ему самому. Он говорит ему несколько слов, одно или два из тех немногих слов, которые используют он и его семья, но это не помогает. Что бы это ни было, оно не понимает. Вместо этого Кум пробует протянуть ему свою руку; странное существо протягивает свою собственную руку, и они касаются друг друга.

Друг! Кум нашел друга вне своей семьи.

Он отпускает странную скользкую руку и поворачивается, чтобы бегом вернуться назад в пещеру и, будучи переполненным радостью и удивлением от своего открытия, рассказать всем. Его отец сидит там, у входа, разламывая и вытаскивая из ракушек моллюсков, которых принесли ему другие члены семейства. Кум идёт к нему вприпрыжку, сообщая хрюкающими звуками свои новости. Его отец — весь внимание, и его старшие братья тоже.

Результат этого неожиданный. Куму рявкнули, чтобы он убрался с пути, затем заталкивают в пещеру, когда другие бегут вниз по пляжу к морю.

Это неправильно, думает Кум, всё должно было бы происходить не так. Они не кажутся довольными новым другом. Он не собирается оставаться в пещере, пока всё это происходит, поэтому он бежит по камням за ними; но он слишком опоздал.

Его отец и братья уже бросают камни и выбеленные морем палки в его нового друга и выкрикивают самые отвратительные ругательства.

Странное существо в панике выволокло своё тело из лужи среди камней и ползёт, извиваясь, среди липких водорослей и холодных камней к волнам в слепом ужасе, издавая во время движения странные блеющие звуки. Кум останавливается. Он не хочет приближаться хоть немного и видеть все подробности. Он может представить себе рубцы и ушибы на лоснящемся теле, кровь от свежих шрамов, выражение мучений и боли на диковинном лице. Он может лишь надеяться, что странное существо добралось до воды раньше, чем его отец и братья.

С печалью он смотрит за тем, как оно скользнуло в волны, за жестикулирующими фигурами членов его семьи. Шлепок похожего на плавник хвоста — и оно ушло.

Хорошо, его отец всегда должен быть прав. Кум считается с этим. Он, наверное, поступил неправильно, когда первым попробовал по-дружески отнестись к этому существу. Ясно, что его люди, сухопутные люди, и существа из моря никогда не будут никем, кроме врагов.

Они не будут пытаться оставаться даже немного дольше. Старый Йерок знает, что жизнь племени в этом месте закончена. Они будут переселяться куда-нибудь ещё, возможно, в место, принадлежащее другому племени, где Инструмент вообще бесполезен.

Он опускает взгляд на глиняную модель, лежащую внутри его укрытия. Вся его жизнь ушла на то, чтобы сделать её, и теперь, когда жизнь почти закончена, она тоже становится бесполезной. Коробочки, отверстия и камеры — точная модель того, что было найдено под слоем гравия и песка на равнине, но скоро обе вещи — и оригинал, и модель — окажутся под водой.

Каждый год воды меняются. Реки вытекают из ледяной стены и бегут через равнину к далёкому морю, растекаясь и снова сливаясь, среди изменчивого узора гравийных берегов, песчаных отмелей и пластов глины. Они непрерывно меняют своё течение. Это случалось всегда; племя привыкло к этому. Теперь, однако, ледяная стена расползлась настолько сильно, что она растянулась по всей равнине.

Под гравием, песком и глиной лежит Тайна. Она была давным-давно построена людьми, и она была построена, чтобы жить в ней. Йерок может утверждать так по рисункам, которые он нашёл внутри неё. Затем она была разрушена морем, которое, как он может судить по слоям песка и грязи, что заполняют комнаты, залы и проходы, и по старым морским ракушкам, которые кучками облепили рушащиеся стены и по металлическим изделиям, покрытым рыжим порошком. Впоследствии, как только море вновь отступило, там жили другие люди, вероятно, докопавшиеся до этого места, как это делает его собственное племя. Он может судить об этом по скелетами, лежащим в слоях грязи выше, которые нужно убирать каждый раз, когда они роют вглубь Инструментом.

Скелеты принадлежат людям, но людям, весьма отличающимся от людей его племени. Его собственные люди обладают более длинными руками и более длинными пальцами на руках и ногах, словно они были предназначены, чтобы лазать по предметам — по камням, или даже по деревьям. Их зубы большие, словно они были задуманы для жевания более твёрдой пищи. Йерок относится с большой симпатией к этим людям старых времён, предполагая, что, когда он умрёт, чего не так уж и долго ждать, его скелет посчитают скорее скелетом одного из этих древних людей, нежели скелетом кого-то из его собственного племени.

Он знал это многие годы, но, конечно, никто другой этого не заметил. Он родился другим, словно он действительно был сыном очень отдалённого предка, который дремал поколение за поколением, и возродился лишь с рождением Йерока. В итоге его больший интеллект вскоре сделал его вождём племени, и он привёл их в мирные и изобильные времена. Его единственной великой печалью было то, что его дети не похожи на него: они все такие же длиннорукие, длиннопалые, скудоумные, инстинктивно действующие существа, как и их матери.

Он всегда знал, что в старых обитаемых местах, захороненных под гравийной равниной, лежат богатства, которые ждут, чтобы их нашли. Он построил Инструмент и использовал его, чтобы рыться в отложения и искать их. Теперь у всех племён в пределах расстояния одного перехода отсюда есть кубки для питья, одежда и обувь, извлечённые из этой равнины его племенем, и выменянные на пищу.

Скоро всё это закончится. Лёд вторгся на равнину настолько давно, насколько он может помнить. Во мраке своего жилища он наклоняется над роющим Инструментом и глядит на точно сработанную глиняную модель размещения древних жилищ — модель, которую он использует, чтобы определить, какую часть местности племени следует раскапывать далее. Некоторые из мест уже потеряны; те, что были на одной стороне, теперь оказались захоронены подо льдом. Ледяная волна этой грядущей зимы, вероятно, накроет и сотрёт Тайну навсегда.

Но плохо не только это; ещё и племя охвачено расколом. Два его старших сына, Хрут и Гулта, не выносят друг друга, но оба хотят возглавлять племя, как только он уйдёт. Никакие внушения не убедят их, что будет в общих интересах, если они пойдут на компромисс. Его смерть будет печальным ударом для племени и для всех других племён в местах, которые получали выгоду от торговли.

Его смерть приходит столь внезапно, что у него нет даже времени, чтобы узнать о её приближении. Хрут, тихо появившись позади него, с силой опускает круглый валун, найденный в прибрежном гравии, на его голову, и в тот же миг уничтожает единственную силу, которая поднимала племя из дикости окружения. Тело, которое когда-то хранило последнюю искру цивилизации, шаг назад к былой утончённости, мягко оседает на глиняный план древнего города, сокрушая тонкие стены и разрушая всю сложную конструкцию.

С триумфальным криком Хрут хватает Инструмент. С этим символом теперь он — хозяин.

Тень появляется в дверном проёме хижины. Это брат Хрута — Гулта. Несмотря на медлительность своего ума, он сразу же видит, что случилось, и вызывающе рычит. Хрут взмахивает Инструментом по широкой дуге, нанося Гулту удар по лицу и шее, и выталкивает его, шатающегося, назад, чтобы тот погиб, истекая кровью на гравии. Он выпрыгивает наружу, в холодное спокойное сияние дня и наносит рубящие удары Инструментом, пока не убеждается в том, что Гулта мёртв.

Затем он переводит дыхание. Теперь он — несомненный вождь. Он потрясает окровавленным трофеем в воздухе жестом триумфа — он открыл истинное назначение Инструмента.