Глава 20
Явление Боба Парсонса
Посадив Каролин в лифт, Аллейн первым делом заглянул в общий кабинет. Перед ним стоял выбор – просмотреть свежую почту или найти Уэйда и сообщить ему о беседе с Каролин. Нерешительно остановившись в дверях, он заметил Джорджа Мэйсона, который усердно трудился за письменным столом. Аллейн прошел за его спиной и сел за соседний столик.
– А, здравствуйте, – рассеянно поздоровался Мэйсон. – Как прошло утро?
И, не дожидаясь ответа, он разразился потоком жалоб:
– Я не знаю, что мне делать, Аллейн. Просто голова идет кругом. Не могу решить, что лучше – продолжать гастроли или все отменить? Куда ни кинь, везде клин. Я с ума сойду. Как долго, по-вашему, нас здесь еще продержат?
– Дело начинает понемногу проясняться, – ответил Аллейн. – Местные ребята хорошо работают.
– Ужасно говорить о делах, когда старина Алф… ну да что поделать. Мы вляпались в скверную историю. И все без конца сплетничают друг о друге. Безо всяких околичностей… Ведь это на чьей-то совести, так?.. Неизвестность – вот что убивает.
– Понимаю, – кивнул Аллейн. – Мэйсон, вы, наверное, в курсе, что я тоже участвую в расследовании?
– Да. И очень этому рад.
– Мне бы хотелось задать вам один деликатный вопрос. – Мэйсон сразу насторожился. – Не отвечайте, если не хотите, но это может сильно нам помочь.
– Спрашивайте.
– Хорошо. Мистер Мейер знал, кто взял деньги мисс Гэйнс?
Мэйсон уставился на него с видом испуганной совы.
– Вообще-то да, – ответил он наконец.
– А откуда вы знаете?
– Альфи мне сказал, – неохотно признал Мэйсон. – Встал вопрос, что нам делать дальше. Чертовски неловкая ситуация, да еще в начале тура.
– Еще бы. И кто это был?
Мэйсон бросил на него несчастный, но твердый взгляд:
– К чему вы клоните? Слушайте, Аллейн, вы же не хотите связать кражу и убийство?
– Лично я предпочел бы их разделить.
– Вот черт, – пробормотал Мэйсон. – Я… не знаю.
– Когда мистер Мейер догадался, кто был вором?
– Ох ты, боже мой… Да он сам все видел.
– Неужели! Послушайте, давайте упростим задачу, как выражаются наши ученые друзья. Я назову вам одно имя – только одно. Если я ошибусь, мы оставим эту тему. Обещаю, что не буду продолжать.
– Хорошо! – ответил Мэйсон, немного повеселев.
– Ливерсидж?
Наступило долгое молчание.
– Ох ты, боже мой, – повторил Мэйсон. – Я думал, вы назовете Бродхеда. После того, что устроил вчера Палмер…
– Как мистеру Мейеру удалось увидеть вора?
– В последнюю ночь на корабле Альфред шел по коридору в свою каюту и оказался перед дверью Валери. Он только что видел ее в курительной. Ему почудилось, что в комнате кто-то есть, хотя для горничной время было совсем не подходящее. Потом он заметил, что свет в каюте не горит: там над дверью есть прозрачное окно. Зато внутри постоянно что-то вспыхивало, словно кто-то зажигал фонарик. Он стоял, не зная, как быть, и тут дверь немного приоткрылась. Напротив была мужская уборная, задернутая занавеской. Альфред спрятался за ней и стал смотреть. Он подумал, что кто-то из стюардов шарит в вещах пассажиров. Но тут дверь отворилась шире, и в коридор, крадучись и оглядываясь по сторонам, вышел не кто иной, как мистер Фрэнсис Ливерсидж. Алф говорил, что выглядело это точь-в-точь как сцена из французской комедии, и он сразу подумал: все объяснится в том же духе.
Мэйсон скорчил физиономию и задумчиво потер нос.
– Продолжайте, – попросил Аллейн.
– Тут есть один момент, который может показаться вам не совсем обычным. Трудно поверить, но после тридцати лет в бизнесе Алф оставался человеком пуританских правил. Честное слово. Он никогда не допускал, чтобы в его труппе водились всякие шуры-муры. Знаю, звучит странно, – извиняющимся тоном добавил Мэйсон, – но что было, то было. Короче говоря, он не нашел ничего лучше, как выйти из-за занавески и встать с Ливерсиджем лицом к лицу. Просто, значит, стоял и смотрел на него с упреком, собирался сказать что-то насчет того, что к хорошеньким девушкам нужно относиться с уважением и все такое, как вдруг Фрэнки заявил: «Я устроил Вэл «яблочную кровать». Лицо у него при этом было белое как полотно, руки в карманах… Альфи ответил гробовым молчанием, и Фрэнки, криво ухмыльнувшись, удалился. Что, по-вашему, сделал Альфред?
– Пошел и убедился, что кровать в «яблочном» порядке?
– В точку! – воскликнул Мэйсон, удивленно глядя на Аллейна. – Аккуратно застелена, все как положено. Тогда Альфред вернулся в свою каюту и начал ломать голову над тем, что все это значит. Он решил: Ливерсидж ждал Вэл, но потом почему-то передумал. Алф пообещал себе проследить за ситуацией и даже, если понадобится, сделать Вэл отеческое внушение. Вот так. Потом обнаружилась пропажа денег, Альфред сложил одно с другим и все понял.
– Когда он вам рассказал?
– Мы приехали в город, и он сказал, что говорил с Ливерсиджем и не сомневается – деньги взял Фрэнки. Хотя непонятно – зачем. Он и так много выигрывал в покер. Наверное, ему просто нравятся такие вещи. Альфред сказал, что вернет деньги Вэл и вычтет их из гонорара Ливерсиджа. Само собой, Ливерсидж вылетит из труппы, как только ему найдется подходящая замена. Но ради чести «Инкорпорейтед Плэйхаус» все останется между нами. Я согласился, и вопрос был решен. А теперь у меня к вам просьба, Аллейн. Я рассказал вам все, что знаю, но мне бы не хотелось, чтобы это пошло куда-то дальше. Фирма…
– Я все понимаю. Мы не станем использовать эту информацию, если она не относится к делу, – без колебаний ответил Аллейн.
Он сделал еще две-три пометки в блокноте, который вытащил во время разговора с Мэйсоном.
– Еще одни момент, – продолжил детектив. – Как вы думаете, Ливерсидж понял, что мистера Мейера не убедила его версия с «яблочной кроватью»? Я имею в виду – в момент их разговора?
– Понимаю, о чем вы. Альфред сказал, что, увидев его, Фрэнки сильно побледнел и не знал, куда деться. Хотя Альфред смотрел на него скорее с грустью, чем в гневе. Не думаю, что он пытался сделать вид, будто поверил в историю. Он считал, что Фрэнки сам себя выдал.
– Ясно, – кивнул Аллейн. – Вот что, мистер Мэйсон: мне придется рассказать вашу историю Уэйду, но я попрошу его не предавать ее гласности, если этого получится избежать. Возможно, она не относится к делу.
– Чертовски любезно с вашей стороны! Впрочем, теперь, когда на фирме висит убийство, одна жалкая кража вряд ли может все испортить, верно?
Мэйсон в отчаянии уронил голову на руки.
– Господи, я совсем выбился из сил, – пожаловался он. – Чувствую себя так, словно в груди застряло раскаленное ядро, а в животе лежит тонна опилок.
– Возможно, вам лучше принять какое-то лекарство?
– Я был у всех местных врачей. Или обратиться к Те Покиха? Говорят, что аборигены… Вы уже уходите?
– Да, мне пора. Я обещал зайти в полицию. Большое спасибо, мистер Мэйсон.
Аллейн направился в полицейский участок, где нашел Уэйда и суперинтенданта Никсона. Он дал им полный отчет о своих разговорах с Каролин и Мэйсоном. Рассказ Каролин Уэйда не впечатлил, зато он сразу ухватился за историю с Ливерсиджем.
– Это самая важная вещь, которую я до сих пор слышал, – заявил он. – Если Ливерсидж знал, что Мейер его подозревает, у него был мотив расправиться с жертвой еще в поезде. По-моему, этого вполне достаточно для ареста, шеф.
– А вы что скажете, мистер Аллейн? – спросил Никсон.
– Я пока воздержусь от комментария, – ответил Аллейн. – Если вы не против, я побеседую с Ливерсиджем и постараюсь вытащить на свет божий его темную душонку. Или хотите заняться этим сами, мистер Никсон?
– Нет-нет, – быстро возразил суперинтендант. – Мы будем только рады, если вы нам поможете, правда, Уэйд?
– Еще бы, сэр. А мне надо снова повидаться со стариной Синглтоном. Это театральный вахтер, мистер Аллейн. Он всегда пьян, но в это время суток трезвее обычного.
– Может, просто позвоним Ливерсиджу и вызовем его сюда? – предложил Никсон. – Устроим ему теплый прием.
– Да, будет весело, – мрачно отозвался Аллейн. – Вызывайте.
Никсон позвонил в отель и поговорил с Ливерсиджем, который ответил, что «уже летит на крыльях». Аллейн и Никсон скоротали время, мирно беседуя о тонкостях профессии. Наконец появился Ливерсидж – как всегда, слишком нарядный и блестящий, чтобы выглядеть естественно.
– Мистер Ливерсидж, суперинтендант Никсон, – представил их Аллейн.
– Добрый день, – важно поздоровался Ливерсидж.
– Добрый день, мистер Ливерсидж, – отозвался Никсон. – Присаживайтесь, пожалуйста. Как вы знаете, мистер Аллейн любезно согласился сотрудничать с нами в этом деле. Он хотел бы задать вам несколько вопросов.
– Неутомимый мистер Аллейн! – воскликнул Ливерсидж, изящно опустившись на стул. – Чем я могу помочь, мистер Аллейн? Все еще хотите узнать, что А сказал Б после спектакля?
Детектив кивнул:
– Такая уж у меня работа. Так же, как у вас – заправлять «яблочные» кровати, чтобы лучше спалось. Или, точнее, взялось.
– Боюсь, я не уловил вашей иронии, – пробормотал Ливерсидж, лицо которого стало зеленеть.
– Вам никогда не приходилось заправлять «яблочную» кровать, мистер Ливерсидж?
– Ну, знаете! – возмущенно заговорил Ливерсидж. – Я пришел сюда не для того, чтобы говорить о розыгрышах.
– Вы не любите розыгрыши?
– Нет.
– И когда вы взяли деньги у мисс Гэйнс, это не было розыгрышем?
– Не понимаю, о чем вы.
– У нас есть точные сведения, что это вы украли деньги. Подождите, мистер Ливерсидж. На вашем месте я бы не пытался отрицать. При тех доказательствах, которые мы имеем, так вы только еще больше себе повредите. Впрочем… – Он взял блокнот и карандаш. – Вы брали деньги или нет?
– Я отказываюсь отвечать.
– Понятно. Вполне разумный выбор, учитывая обстоятельства. Только имейте в виду, что в тот день, когда вы приехали в Миддлтон, после вашей беседы с мистером Мейером у него состоялась еще одна беседа – с мистером Мэйсоном. Неудивительно, ведь речь шла о репутации фирмы.
– А что Мэйсон…
Ливерсидж остановился.
– Что он нам сказал? Только то, что ему передал мистер Мейер.
– Это была шутка. Мейер все неправильно понял. Послушайте, мистер… мистер Никсон…
– Говорите с мистером Аллейном, пожалуйста, – спокойно возразил суперинтендант.
– Да, но… Хорошо. – Он неохотно повернулся к Аллейну. – Вот как все было на самом деле. Клянусь, я говорю правду. Поверьте мне. Я всегда подшучивал над Вэл, что она слишком беспечно относится к деньгам. Говорил, что рано или поздно их у нее утащат. Она только смеялась. Это было после того, как она заплатила за долг десятифунтовыми банкнотами. Я вернулся в каюту и… да, я взял деньги и вместо них набил папку… почтовой бумагой. Просто в шутку, чтобы впредь она была осторожней. Вот и все. Честное слово. Клянусь вам!
– Почему вы не сказали об этом мистеру Мейеру?
– Я пытался, но он не слушал, – ответил Ливерсидж, облизнув губы. – У него не было чувства юмора.
– Жаль. Почему вы подговорили Палмера обвинить в краже Бродхеда?
– Я… не хотел, чтобы так получилось. Говорил же вам. Он меня неправильно понял. Просто шутка. Неужели вы не понимаете?
– У меня тоже нет чувства юмора, – ответил Аллейн. – Но уверен, что присяжные будут смеяться до слез.
– Присяжные! Боже…
– Кстати, – продолжал Аллейн, – судебное разбирательство начнется завтра. И мистер Мэйсон, безусловно, будет в числе свидетелей. Думаю, вам хорошо известно…
– Я ничего не смыслю в судебных разбирательствах, – торопливо вставил Ливерсидж.
– Значит, для вас это будет интересный опыт. Впрочем, если дадите показания – правдивые показания – по этому делу, и мы поймем, что оно не имеет отношения к убийству…
– К убийству! Боже милосердный! Клянусь, я не…
– …тогда, возможно, мы не станем доводить дело до суда.
– Я дам показания, – выпалил Ливерсидж.
И он действительно их дал, а затем, подписав бумагу, удалился в самых расстроенных чувствах.
– Здорово вы его прижали, – одобрил Никсон, когда Ливерсидж ушел.
– Я по-прежнему думаю, что его надо арестовать, – вставил Уэйд. – У нас есть все: мотив, возможность – абсолютно все. Мейер мог угрожать ему разоблачением.
– Мог, – согласился Аллейн. – Вы правы, Уэйд, но я все-таки хотел бы поговорить с костюмером Хэмблдона, Бобом Парсонсом. Меня не оставляет чувство, что его показания могут быть очень полезны. Думаю, надо допросить его раньше, чем мы примем решение насчет Ливерсиджа.
– Если Ливерсидж подговорил Палмера обвинить Бродхеда, – заметил Никсон, – мы имеем дело с чем-то большим, чем обыкновенный розыгрыш.
– Верно, – кивнул Аллейн, – но все же…
– Если хотите, можете навестить Парсонса, мистер Аллейн, – предложил Никсон. – Уэйд даст вам его адрес.
Уэйд записал адрес на бумажке.
Парсонс остановился в частном пансионе недалеко от театра. Аллейн немедленно отправился туда и встретился с костюмером Хэмблдона среди кадок с геранями и фикусами.
Боб Парсонс оказался маленьким человечком с жалобным лицом, которое при каждой гримасе покрывалось сеткой морщин. Его лоб был испещрен ими так, словно кто-то отжал его для сушки, но после забыл прогладить. Оригинальную внешность костюмера дополняли неописуемая шевелюра, большой рот и пара ярких глаз. Аллейну Парсонс понравился, и он сразу приступил к делу.
– Простите за беспокойство, мистер Парсонс, но вы, наверное, слышали, что я расследую это дело с местной полицией. Я хочу задать вам несколько вопросов. Мне кажется, вы можете нам помочь.
– Не хотите присесть, сэр?
– Спасибо. Расскажите, пожалуйста, как можно подробней, каковы были ваши действия после того, как вчера вечером мистер Хэмблдон отослал вас из гримерной, чтобы вы могли подготовится к вечеру?
– Мои действия, сэр?
– Да.
– Я вышел в коридор, сэр, и начал наблюдать за тем, как работают другие люди.
– В смысле: другие, а не вы? Рабочие сцены?
– Именно так, сэр. Я стоял и смотрел, как ребята вкалывают сверхурочно.
– Со своего места вы, наверное, видели почти всю сцену?
– Ну да.
– А вы не помните, в какое время это было?
– Отлично помню. Это было в десять часов двадцать пять минут.
– Господи, откуда такая точность?
– Спектакль работает как часы, сэр. Я знаю, когда он заканчивается. Занавес упал в десять двадцать пять, и я быстренько направился в гримерную мистера Хэмблдона, а он меня быстренько выпроводил. «Вам надо как следует почиститься, – заметил я. – У вас все лицо под гримом». «Я справлюсь, – отмахнулся он, – а вот вам не помешают свежий воротничок и галстук. Который час?» Я ответил: десять двадцать шесть – и ушел.
– Как долго вы стояли в коридоре?
Боб задумался, и его лицо превратилось в лабиринт морщин.
– Успел выкурить одну сигарету и взяться за вторую.
– И при этом постоянно насвистывали?
– В самую точку, сэр. Я мастер в этом деле. Меня научил папаша лет сорок назад. Он выступал на ярмарках: «Пип Парсонс, Человек-щегол», – а я был Чудо-ребенком. Отец тренировал меня днем и ночью. Не давал есть, пока не выучу урок. «Имей в виду, – говорил он, – есть только одно место, где ты не должен упражняться в своем искусстве, и это место – гримерная». Свистеть у меня вошло в привычку, но, когда я занялся своим ремеслом, пришлось быстро отучиться. Табу, сэр. Приносит несчастье. Свистишь – сразу вылетаешь с работы. Когда я только начинал, меня часто заставляли выходить из комнаты, а потом стучать и входить снова – чтобы отвести несчастье.
– Понимаю. Мисс Дэйкрес говорила мне об этом суеверии.
– Мисс Каролин ужасно его боится. Поэтому обычно я начинаю свистеть, только когда выхожу из комнаты. Скручиваю в коридоре первую сигарету и пою «Птичку в золотой клетке». То же самое было и вчера вечером, только я добавил к песне еще пару строк фальцетом. А потом закурил.
– Сколько длится «Птичка в золотой клетке»?
– Не знаю, сэр.
– Сможете ее сейчас напеть?
– С удовольствием, – сразу согласился Боб.
Аллейн достал свой хронометр. Боб уставился на висевшую на стене картину, изображавшую двух скакунов при свете молнии, поиграл мускулами на лице и увлажнил губы. Воздух пронзила легкая мелодичная трель.
– Это просто для разминки. Добавьте ее к песне. Я всегда так делаю.
Глаза костюмера заблестели, и он затянул викторианскую балладу, слащавую и протяжную, со множеством завитушек. Припев повторялся октавой выше и заканчивался на такой высокой ноте, что его почти не улавливал человеческий слух.
– Три минуты, – отметил Аллейн. – Спасибо, Боб, по-настоящему мастерское исполнение.
– В прежние времена такие вещи ценили, сэр.
– Не сомневаюсь. Когда вы закончили петь, ваша первая сигарета была свернута, так?
– Да, сэр.
– Хорошо, допустим, вы ее свернули.
Боб вынул из кармана потертый портсигар и достал из него самодельную сигарету.
– Всегда ношу с собой парочку, – заметил он, закуривая.
Аллейн снова взглянул на часы.
– Теперь, – продолжал он, – попытайтесь вспомнить, кто проходил мимо вас в это время.
Боб бросил на него выразительный взгляд:
– Понимаю. Вам нужны мои глаза. Хотите выяснить, кто где был?
– Совершенно верно.
– Когда я только вышел, многие актеры еще оставались на сцене. Но не Хэмблдон – тот всегда сразу идет в гримерную. Первым прошел мистер Кривляка Акройд, а за ним старина «Я-отлично-справился-мадам» с молодым Бродхедом.
– Вы про мистера Вернона?
– Да, сэр. Ребята прозвали его так за любимую реплику. Последними были мистер Ливерсидж и мисс Гэйнс. Они долго говорили на сцене – я не слышал, о чем, – а потом прошли мимо меня в гримерные. Помню, тут я перешел на фальцет. – Он задумчиво пожевал губами. – Короче, все разошлись по комнатам.
– Парсонс, вы свидетель моей мечты. Теперь расскажите, как они выходили.
– Попробую. Но тут надо немного пораскинуть мозгами. Нет, не волнуйтесь, я все вспомню. Ага, есть. – Он глубоко затянулся сигаретой. – Первыми были четыре джентльмена. Мистер Забавник Акройд, мистер Вернон, мистер Бродхед и мистер Ливерсидж. Все они вышли одновременно и задержались в коридоре, чтобы позубоскалить и спросить, почему я еще не во фраке и не в белом галстуке. Акройд изощрялся так, что мне стало тошно. Жалкий комедиант!
– Вам не нравится мистер Акройд?
– Это слишком громко сказано. Просто все мы люди, даже те, кто зарабатывает на жизнь, одевая «великих» актеров. Но мистер Акройд, похоже, так не думает. Я уже давно раскусил, что он за фрукт. Не только я, но и мой джентльмен, который на самом деле джентльмен, в отличие от Акройда.
– Вы имеете в виду мистера Хэмблдона?
– В точку. Он-то давно понял, кто такой мистер Сент-Джон Акройд. Так же, как и наш покойный шеф.
Боб снова прикурил и многозначительно взглянул на Аллейна.
– Почему? – спросил Аллейн. – Что случилось?
– Старая история, сэр. Однажды вечером, когда мы были в Брайтоне, Акройд забылся. Вообще-то, он не пропускает и дня без своего стаканчика виски и не особенно переживает, когда в нем совсем нет воды. А в тот вечер, похоже, принял слишком много. Короче, Акройд без стука вломился в гримерную мисс Каролин и начал к ней приставать. Представьте себе! Мисс Каролин подняла его на смех, а Хэмблдон, появившийся через минуту, назвал его пьяной свиньей. Потом дело дошло до шефа, и он, примчавшись, спустил на Акройда всех собак. Скандал! Я стоял за дверью, когда он выходил, и видел, какая у него была физиономия. Отнюдь не веселая и не забавная, зато красная, как морковь. То еще зрелище! На следующий день он долго извинялся. Удивительно, что его не вышибли сразу, но тогда мы играли важный спектакль, а замены для него не было. Шоу должно продолжаться и все такое. Но с тех пор мистер Затейник Акройд заметно присмирел. Постойте, о чем мы говорили? Ах да! Итак, мистер Бродхед и «Я-отлично-справился», а с ними мистер Ливерсидж и Акройд вышли в коридор. Какое-то время они потешались над вашим покорным слугой, а потом Акройд вроде бы ушел на сцену. Но ненадолго. Вскоре он вернулся и присоединился к остальным, и они отправились на сцену вчетвером. И никто из них больше не возвращался, пока я стоял в коридоре.
– Вы уверены?
– Да, сэр. Абсолютно. Я слышал, как они стояли на сцене и рассказывали мистеру Гаскойну, что здорово позабавились за мой счет и что я просто деревенский олух, раз боюсь пойти на вечеринку.
Боб замолчал, сердито покраснев.
– Не очень красиво с их стороны, – заметил Аллейн.
– А, пустяки, – отмахнулся Парсонс. – Так вот, сэр. После этой банды в коридор вышла мисс Гэйнс. Как обычно, она озиралась в поисках мистера Ливерсиджа и, наверное, услышала его голос на сцене. Короче, она пулей пролетела мимо и исчезла за дверью. Тут начали появляться гости с улицы. Я видел, как вы вошли вместе с нашим шефом, сэр, за вами молодой Палмер, и так далее. Мистер Гаскойн все это время стоял у двери – той, что ведет на сцену. Потом вышла мисс Макс, и мы немного поболтали. У мисс Сьюзен для каждого найдется доброе словечко. Потом выскочила Минна и набросилась на меня, возмущаясь, что я еще не переоделся. Она та еще штучка, наша Минна. С ней мы тоже немного посудачили, и я сказал, что займусь этим попозже, а Минна упорхнула обратно – прихорашиваться. Вот так все и было.
Боб замолчал.
– И потом вы пошли на вечеринку?
– Нет. Я и правда немного застенчив, сэр. Ребята из персонала – в смысле, рабочие сцены, сэр, – в это время были заняты. Готовили сцену к празднику. А то я бы заглянул к ним и перекинуться парой слов. Они там наводили лоск. Другое дело, если бы я мог пройти с обратной стороны, через черный ход. Но там только одна дверь, понимаете? Короче, я дал отбой и свернул еще одну сигарету.
Он неуверенно взглянул на Аллейна.
– Понимаю. Появляться на людях – это всегда немного напрягает.
– И я о том же, сэр. Через какое-то время появился мой джентльмен – я про мистера Хэмблдона – и спрашивает: «Эй, Боб, – говорит, – ты кого-то ждешь?» Потом он, наверное, сообразил, что мне неловко, и предложил: «Пошли, – говорит, – со мной, Боб, устроим красивый выход». Он отличный парень, сэр. Очень обходительный. Но, сказать по правде, сэр, я все равно не мог с ним пойти. Это было бы как-то неправильно, правда? Поэтому я ответил, что подожду Минну, а он только улыбнулся в ответ и сказал что-то шутливое, но милое, и направился к той двери, где стоял мистер Гаскойн. Я видел, как он что-то сказал мистеру Гаскойну, с улыбкой поглядывая на меня, и потом ушел на сцену, а мистер Гаскойн закрыл дверь, подошел ко мне и сказал: «Мы ждем вас с Минной». Тут как раз пришла Минна, я убрал свернутую сигарету, и мы пошли вместе – никто ничего не заметил. Не прошло и минуты, как появилась мисс Каролин, и вы подарили ей этого местного божка, а потом мы все сели за стол и… В общем, все знают, что было дальше.
– Разумеется. Минута – это примерно сколько, Боб?
– Что? А, понимаю. Видите ли, сэр, когда мы туда шли, все только и спрашивали, где же мисс Каролин. Поэтому мистер Хэмблдон и шеф отправились за ней, разминувшись в дверях со мной и Минной. И почти сразу вернулись, уже с мисс Каролин.
Аллейн вдруг резко подался вперед:
– Скажите мне вот что, Боб, – но имейте в виду, что это важно, очень важно. Сколько времени прошло между тем, как мисс Дэйкрес вышла из гримерной и ее появлением на сцене?
– Да почти нисколько, сэр. Буквально две секунды. Наверное, они встретили ее в коридоре.
– Боб! Вы можете поклясться, что после спектакля она ушла прямо в гримерную и не выходила оттуда, пока не пошла на праздник?
– Да, сэр. Конечно, могу. Я же говорил, что…
– Да-да, я знаю. Все в порядке. Теперь о мистере Хэмблдоне…
– С ним то же самое, сэр. Я понимаю, к чему вы клоните. Хотите узнать, кто поднимался наверх после того, как оттуда спустился шеф. Верно?
– Верно, Боб.
– Так вот, это не могли быть ни мисс Каролин, ни мистер Хэмблдон. Физически не могли. Оба ушли к себе сразу после спектакля. Я их видел. И оба не выходили из своих гримерных, пока не отправились прямиком на вечеринку. Могу поклясться на Библии, поцеловать книгу и предстать перед судьей. Этого достаточно?
– Вполне достаточно. А кто-нибудь мог выйти из гримерных так, чтобы вы не заметили его, стоя в коридоре?
– Ни в коем случае, сэр. Как говорится, черта с два. Могу поспорить, пожарные инспектора сюда не ходят. В театре есть два ряда гримерных и гардеробная сбоку. Сначала две комнаты для «звезд» и уборная мисс Макс. Потом коридор под прямым углом поворачивает, и справа у нас гардеробная, а слева – еще три гримерных.
– Да, я знаю.
– Так вот, комната мистера Комика Акройда находится сразу за гримерными «звезд» и уборной мисс Макс. Думаю, ему это очень нравится, поскольку стены там тоненькие и можно легко совать свой нос в чужие дела. Я как-то зашел к нему и увидел, что он стоит на столе, приложив ладонь к уху и закрыв глаза, и слушает, как мисс Каролин и мой джентльмен воркуют. Меня он не заметил, и я потихоньку ушел, а на обратном пути намекнул мисс Каролин, что у стен есть уши, и она сразу удалилась. Представляете? Мистер Сент-Джон Акройд!
Аллейн вспомнил тот же эпизод в версии Акройда и хмыкнул:
– Значит, в конце второго коридора нет дверей?
– Нет, сэр. Только небольшое окно. Все затянуто пылью и паутиной.
– В него может пролезть человек?
– Если только совсем маленький, сэр, и то с трудом.
– Надо будет на него взглянуть. Большое спасибо, Боб. Наверное, никто не называет вас мистер Парсонс?
– Да благословит вас Бог, сэр: я почти забыл, что у меня есть фамилия. Если и называют, то только в шутку. Уже уходите, сэр?
– Да, мне пора идти. Уже поздно, и сейчас я не могу угостить вас выпивкой, но завтра, если позволите…
– О, это очень любезно с вашей стороны, сэр! Но мне ничего не нужно. Речь идет о моем джентльмене, а я привык о нем заботиться, так что мне все это только в удовольствие.
– Разумеется, но вы ставите меня в неловкое положение, Боб. Пусть это будет просто знаком, что вы не держите на меня зла.
– Ну, если вы так на это смотрите… Большое спасибо, сэр. Спокойной ночи, сэр. Я очень надеюсь, что вы поймаете этого мерзавца. Наш шеф был прекрасным человеком. Не представляю, кто и зачем мог проломить ему голову, пусть даже и с помощью спиртного. Я всегда говорил…
Боб пустился в длинные и путаные рассуждения, не связанные с делом, и Аллейн поспешил удалиться. Он договорился с Уэйдом встретиться в театре и нашел его уже на месте.
– Ну как, мистер Аллейн? Поговорили с костюмером?
– Да, и весьма удачно.
Аллейн передал ему содержание беседы.
– Будь я проклят! – воскликнул Уэйд. – Есть о чем подумать. Как он вам показался, сэр? Надежный человек?
– Думаю, да. Он относится к вымирающему виду – настоящий кокни, без всяких примесей. Коротышка с едким умом и добрым сердцем, независимый, преданный, но острый на язык. Слышали бы вы, как он говорил об Акройде… Мы сможем проверить его показания. Я засек, сколько времени он потратил на сигарету: шестнадцать минут, с учетом того, что он несколько раз прикуривал. Песенка длится три минуты, вместе получается примерно без четверти одиннадцать. Потом он закурил вторую сигарету, которую свернул перед тем, как идти на вечеринку: допустим, это еще три минуты. Итого, он ушел из коридора без двенадцати одиннадцать. А когда все стали спрашивать, где мисс Дэйкрес, мистер Мейер посмотрел на часы и сказал: «Уже без десяти – время ее выхода», – и она появилась примерно через две минуты. Выходит, если Боб Парсонс стоял все это время в коридоре, она не могла залезть наверх.
– Если только он не пытается обеспечить алиби – ее или Хэмблдона.
– Я уже сказал, мы проверим его показания. Но если все эти люди вспомнят, что говорили с ним, будет уже неплохо. Лично я ему доверяю.
Уэйд мрачно уставился на Аллейна и вдруг крепко выругался.
– Господи, Уэйд! В чем дело?
– Проклятье, – пробормотал Уэйд. – Если то, что он сказал, правда… Мистер Аллейн, вы понимаете, что это значит?
– Разумеется. Это значит, что у нас одним махом вылетают все подозреваемые. Печальная новость. Правда, есть еще маленькое окошко…
– Надо немедленно пойти туда и взглянуть на это окно. Черт возьми, ни одного подозреваемого! Вы меня обескуражили. А как же Ливерсидж?
– Никаких шансов, – ответил Аллейн.
– Ливерсидж, на которого все указывает!
– Не только он. Ливерсидж, Бродхед, мисс Дэйкрес и Хэмблдон. Мэйсон так плотно закутан в свои алиби, что его не пробить никакими уликами. Идемте, сэр, идемте. Надо очень внимательно изучить это окно.