Книга: Красавица-чудовище
Назад: Глава 6
Дальше: Эпилог

Глава 7

Он был очень странный…
Этот парень с вечно улыбающимся лицом.
Странный, и не только внешне. К лицу можно было привыкнуть. Но мысли, поведение…
После кафе они пошли в парк. Кир позвал Виолу, она согласилась. Домой не хотелось. Было как-то не по себе после очной ставки с Аросевым. И дело даже не в нем, хотя Аросев, на взгляд Виолы, омерзителен… особенно сейчас, растолстевший… Есть люди, которым идет полнота, она делает их милее, уютнее, няшнее, как сейчас говорят, а Аросев… был похож на пингвина! Не то чтобы ей не нравились эти божьи создания, нет… только люди, на них смахивающие.
В общем, дело было не в Аросеве, а в ней самой.
Всколыхнулись воспоминания… Нет, даже не так. Ее будто наизнанку вывернули.
Вспомнился роман Набокова «Лолита». Гумберт Гумберт в нем хотел проделать это, вывернуть то есть свою нимфеточку, чтобы расцеловать ее печень и прочие органы. А полицейские – чтобы причинить боль. Не специально. А для дела. Кому интересны переживания шлюхи, пусть и не закоренелой, когда ведется расследование трех убийств и одного нападения?
А как Матвею обо всем рассказать? Ведь придется…
В общем, в голове и на душе Виолы был полный раздрай. Поэтому она, чтобы не «ковырять болячки» в одиночестве, пошла с Киром в парк.
Дождь кончился, выглянуло солнце, и гулять было приятно. Они некоторое время походили по дорожкам, а потом сели на лавочку (в сумке у Виолы были салфетки, и она смогла протереть сиденье). Кир тут же посмотрел в небо.
– Тучи все еще не разошлись, – отметил он. – Жаль.
А Виоле нравилось такое небо. В нем было столько всего… и это завораживало!
– Вам снится Олеся? – спросил Кир. Они говорили только о Красотуле. Хотя Виола пыталась сменить тему. Но этот странный парень с застывшей улыбкой на лице все равно возвращался к одной и той же.
– Один раз приснилась, – припомнила Виола.
– В каком виде?
– Как живая. Мы с ней гуляли по набережной. Ели мороженое в рожках вафельных.
– Как она любила.
– Да, ванильное.
– Значит, ей хорошо там… – И снова посмотрел на небо. – Я так рад.
– Здесь ей было бы лучше.
– Не уверен.
– Не понимаю вас.
– Тут она страдала. От собственного несовершенства (естественно, мнимого). Она была прекрасным ангелом. А хотела иметь внешность дьяволицы. Ей бы в другое время родиться. И не здесь. – Кир сунул руку в карман за бумажником. В одном из отделений лежала крохотная фотография, которую он вынул и протянул Виоле: – Кого она вам тут напоминает?
Виола не сразу поняла, что на снимке Олеся. Фото было сделано не только до операций, но, пожалуй, еще до полного полового созревания Красотули.
– Сколько ей тут?
– Четырнадцать.
– Совсем девочка. А на кого похожа… даже не знаю.
– На Деву Марию с икон.
Виола так бы не сказала. Но спорить не стала.
– Зачем ей нужен был этот гламур? Гонка за лайками! Ей было иное предначертано.
– Что именно, на ваш взгляд?
– Делиться светом и теплом по-разному можно, согласитесь? Давать его, чтобы согрелись те, кому холодно, или озарить дорогу заблудшим – это одно, а питать огромный банер с рекламой кока-колы – другое.
– По-вашему, Олеся была тем генератором, что освещает банеры?
– Увы. А им сколько энергии ни дай, все мало. Вот и перегорела.
– Вы так говорите, как будто она покончила жизнь самоубийством. Или от передозировки умерла. Олесю убили! Ее земной путь был прерван. Это не она перегорела, это ее провода перерезали.
– Не бывает одного без другого.
– Опять загадки! – Виола начала выходить из себя. – Давайте оставим аллегории, и вы скажете, что имеете в виду.
– А вы не понимаете?
– Может, я неправильно понимаю? Вас послушать, так она сама виновата в том, что ее убили? Нарвалась, типа. Живи она тихо, скромно, работай в богадельне и пристраивай сирот в приемные семьи, то встретила бы глубокую старость, а не умерла во цвете лет…
– А вы так не считаете?
– Нет… – Виола резко встала. – Мне надо идти. До свидания, Кирилл.
– Постойте! Не убегайте.
– Я устала и хочу домой.
– Я расстроил вас. Даже разозлил. Прошу прощения.
– Все нормально. Просто мне на самом деле пора…
– Я провожу вас.
– Не стоит.
Она торопливо зашагала к воротам парка. Кир последовал за ней. Догнал.
– Я странный, знаю, – выпалил он. – Меня мало кто выносит. Красотуля была, пожалуй, единственной. Но раз вы с ней были так близки, я подумал, что мы с вами подружимся.
«Ни за что на свете, – мысленно ответила ему Виола. – Такие, как ты, странные, меня пугают. От вас не знаешь, чего ждать!»
Зазвонил телефон. Никогда ранее Виола так не была рада, что кто-то пожелал с ней связаться.
– Извините, – бросила она Киру и в трубку: – Алло.
– Салют! – Это был брат.
– Здравствуй, Рома.
– Ты все? – Он знал, что ее вызвали к следователю. Виола сообщила. Она держала брата в курсе всех последних событий.
– Давно. Еду домой.
– Может, к нам? Расскажешь все.
– Ром, я вам надоела уже, наверное.
– Вот нисколечко. К тому же я сегодня один. Маман после работы едет к «подружке». – Последнее слово было произнесено с издевкой. – У нее же и переночует.
– Хорошо, я приеду.
– Ура! Через сколько ждать?
– Через полчаса буду, я недалеко от метро.
– Жду.
Она убрала телефон. Кир все время, что она разговаривала, шел рядом. Ждал, когда Виола закончит диалог. И как только это произошло, спросил:
– У вас не было в последнее время дурного предчувствия?
– Нет, – соврала Виола. А сама вспомнила, как за обедом в «Невесомости» делилась с Матвеем своими ощущениями. Ей реально было не по себе. Сердце ныло. А потом ей позвонили и сказали, что Красотулю убили. – А почему вы спрашиваете?
Он остановился. И, чтобы Виола сделала то же, взял ее за руку. Его ладонь была ледяной…
Неприятной!
– Вы окружены тенями… – Кир обвел ее взглядом, будто очертил. – Они подступают и вот-вот поглотят вас.
– И что это значит?
– Вы скоро умрете!
Виола дернулась, как от удара… Да это он и был! Пусть и нанесен не физически…
Ухнуло сердце. И больно заныло.
Кир будто озвучил самые страшные сокровенные мысли.
Виола уже несколько дней боялась именно этого – смерти!
Она выдернула свою руку из ледяных тисков его пальцев.
– Не бойтесь этого! – Кир приблизил свое улыбающееся лицо и страстно зашептал: – В смерти нет ничего страшного. В ней покой. Вы, как и Олеся, обретете счастье в безмятежности. И я, возможно, увижу в облаках и вас…
Прочь!
Бежать прочь от этого странного человека! Не только его слова, но и улыбка эта… Она пугает и настораживает…
А что, если это Кир?..
Красотулю и других!
И все для их же блага. Потому что только в смерти можно обрести покой…
Виола сначала просто быстро пошла, затем побежала. Кир что-то выкрикивал ей вслед, но она не слушала. Включила белый шум. Да и ветер в ушах свистел – она мчалась на предельной для себя скорости. Главное, поскорее убраться.
Нырнула в метро. Скрылась от Кира под землей. Что может быть лучше? Пока ждала поезда, озиралась. Вдруг ее все еще преследуют? Но вроде бы оторвалась.
Виола усмехнулась. Вот ничего себе слово подобрала… Оторвалась! Будто она секретный агент, а Кир – шпион вражеской разведки. А он просто не совсем нормальный человек. Когда Виола отдалилась от Кира, то перестала его демонизировать. Нет, он не убийца…
Или?
Подъехал поезд, она вошла в вагон. Свободные места имелись, и Виола присела. Достала телефон, посмотрела на экран. Неотвеченных звонков от Матвея и непрочитанных эсэмэс не было. Набрать самой? Написать что-нибудь? Хотелось очень. Весь день. Но Виола сдерживалась. Пусть сам проявится…
Доехав до нужной станции, Виола вышла. Поднялась на поверхность. Квартира, в которой жили тетка с сыном, находилась в десяти минутах ходьбы от метро. Виола обычно топала ножками, но тут решила проехать две остановки на маршрутке.
Брат встретил ее радостно. Впустив в дом, тут же усадил за стол, чтобы накормить маминым супом. Римма не могла оставить сыночка на сутки без горячего, вот и наварила рассольник. Для этого встала пораньше. Удивительная женщина, что говорить!
– Рассказывай, – скомандовал Рома, усевшись напротив сестры.
Виола сморщилась. Опять вспоминать?.. Так не хотелось.
– Систер, я, можно сказать, участник драмы, – пробухтел Рома, насупившись. – Ты обязана меня посвятить в ее аспекты.
– Принимается, – хмыкнула Виола. И стала посвящать Ромку в эти самые аспекты.
– Ты как думаешь, он и есть маньяк? – спросил брат, когда она закончила.
– Нет. Это кто-то другой.
– Почему?
– Вот знаешь… Как бы ужасно это ни звучало… Но у Аросева кишка тонка. Не тянет он на серийного убийцу. Да еще такого, которого поймать не могут. Он слабак. Наркоша.
– А Кир тянет? – О нем Виола тоже брату поведала.
– Да. Если выбирать между ними, я бы поставила на этого Гуимплена.
– Кого?
– Это главный герой романа Гюго «Человек, который смеется». Он ходил с вечной улыбкой из-за того, что ему в детстве разрезали рот.
– Страсти какие, – передернулся Рома. – Надо почитать. Я люблю ужастики.
– Это драма.
Она доела суп и отставила тарелку. Было очень вкусно и хотелось добавки, но Виола никогда не докладывала себе. Даже если не наступило чувство сытости. Выпей пустой чай, сытость придет.
– Я в душ сгоняю, ладно? – Ромка почесал лысину. – Никак не могу к ней привыкнуть.
В детстве и юношестве у него были роскошные рыжие кудри.
– Что-то вспотнул от твоих рассказов…
– Давай. – Виола бросила в чашку пакет чая и залила кипятком. – А я полежу, телик посмотрю. – И, взяв чашку, направилась в комнату.
Там диванчик и плазма на стене. Виола приняла удобное положение, включила канал «Наше кино», шел «Жестокий романс». Этот фильм она смотрела много раз, но чтоб от начала до конца – такого не бывало. И теперь, когда Карандышев, напившись, стал предлагать гостям сигары, зазвонил городской телефон, что стоял на столике возле дивана, Виола сняла трубку.
– Алло.
– Здравствуйте, Римма Геннадьевна.
– Добрый вечер. Только это не она.
– А кто? – Голос был женский. И в нем засквозили ревнивые нотки.
– Ее племянница.
– Виола?
– Она самая. А с кем я имею честь?..
– Надя.
– Невеста Ромки? Или вас можно назвать бывшей?
– Супербывшей, – невесело усмехнулась девушка. – Как он?
– Нормально.
– Я звоню ему на сотовый, но он, видимо, занес меня в черный список.
– Я думала, это сделаете вы.
– В смысле?
– Вы же его выгнали позавчера.
– Я? Выгнала? – Ее изумление было неподдельным. – Да мы не виделись уже месяц.
– Как это? Рома говорил мне, что… – И донесла до ее сведения всю ту информацию, которой поделился с ней брат.
– Он обманывает вас! Как, впрочем, и всех. Включая меня. Рома не тот, за кого себя выдает. У него есть какая-то тайная жизнь. Опасная, между прочим…
– Почему вы так говорите?
– Он носит в сумке скальпель. Не знаю зачем, не спрашивала, я даже не сказала ему, что видела. Его мать косметолог. Она же не только маски делает и массаж, но и фурункулы вскрывает. Или еще дрянь какую-нибудь. Он взял этот инструмент у Риммы Геннадьевны, я думаю. Чтобы защититься!
– От кого? – Виола задала вопрос по инерции. В ее голове роились мысли, которые сбивали с толку.
– Мне кажется, он играет. И проигрывает. И те, кому должен, его преследуют.
– Рома не игрок.
– Тогда не знаю, что и думать. Он так странно себя вел в последнее время. Мог ни с того ни с сего сорваться куда-то. Постоянно кого-то отслеживал – у него куча программ стоит на телефоне и планшете. Думала, прячется.
– Или преследует? – Виола встала с дивана, прошла в прихожую (телефон был радиоуправляемый). На трюмо лежала сумка брата, она взяла ее. – Вы смотрите криминальную хронику?
– Нет, никогда.
– Ничего… просто…
– А Рома дома?
– Он в душе.
– Тогда я перезвоню попозже? Очень хочется поговорить с ним и все выяснить.
Виола ничего отвечать не стала, сбросила вызов и вернулась в кухню.
Открыла сумку.
В ней, кроме документов и кошелька, обнаружился скальпель. Лежал в чехольчике из синего бархата, а в одном из отделений сумки медицинские перчатки.
Виола узнала оба этих предмета… и скальпель, и чехольчик. Последний она шила сама когда-то очень давно. Сколько ей тогда было? Лет двенадцать, наверное. Ромка готовил подарок маме на день рождения – в те годы она отмечала даты. Решил преподнести скальпель. Купил у одноклассника, отец которого был хирургом. Пацан украл инструмент, чтобы заработать денежку на новый картридж для «Дэнди». Но подарку нужна красивая обертка как минимум. Ромка пытался завернуть его в бумагу, да только скальпель прорывал ее. И тогда Виола (Вера, конечно же) предложила чехол. Из бархата. На золотой тесемке! И сшила. Рома пришел в восторг и тут же сунул скальпель в него…
Ему казалось, что подарок вышел бесподобный.
Но Римме он не понравился. Сказала, что скальпель ей без надобности. И вообще… Колюще-режущее дарить нельзя. Это плохая примета. Можно рассориться. И закинула презент сына в ящик с остальными неодобренными подарками.
И вот теперь Виола держит его в руках…
Достает скальпель из чехла, смотрит на него. Лезвие чистое. Но все равно замаранное…
Виола чувствует это.
Когда-то с тем же Ромкой они нашли в кустах нож. Красивый, с причудливой ручкой. Брат хотел забрать его. А Виола отговорила. От ножа веяло чем-то нехорошим… Когда она взяла нож в руку, ее ладонь будто обожгло. Неприятное ощущение…
Потом оказалось, что этим ножом зарезали человека!
– Зачем ты полезла туда? – услышала Виола голос брата и вздрогнула. Она не заметила, что вода шуметь перестала.
– Это тебе… для чего? – прошептала она.
– Ты ведь уже догадалась…
Рома стоял в дверях, закутанный в большое полотенце. Оно закрывало все туловище – брат обмотал полотенце вокруг тела – и бедра. Влажные рыжие волосы над ушами стояли дыбом. Вид у Ромы был бы комичным, если бы не опустившиеся уголки губ и глаза, в которых застыл ужас.
Шрам от содранной татуировки так и остался. Римма предлагала сыну свести его лазером. Или, черт с ним, закрыть другим нательным рисунком. Но Рома отказывался и от того, и от другого. И носил эти шрамы с гордостью. Будто получил их в битве…
Только сейчас до Виолы дошло, что именно так он и воспринимал их. Как раны, оставшиеся на теле после войны за… нет, не за независимость или веру… а за внимание матери.
– Это были мои подарки Римме, понимаешь? – снова заговорил Ромка.
Виола покачала головой.
– Ей никогда не нравилось то, что я ей преподносил. Ты сама знаешь… Начиная от скальпеля, который сейчас у тебя в руках, продолжая татуировкой… – он ткнул в свой шрам, – и заканчивая японской куклой… Я с ног сбился, выискивая ее. А сколько денег отвалил, чтобы приобрести! Это был аукцион, и я его выиграл. Думал, наконец-то смогу угодить маме, но… Она опять была недовольна. Хотела, оказывается, не сумоиста, а гейшу. И я нашел девушку, которая была похожа на гейшу. И занималась тем же. Я убил ее. И хотел нарисовать на лице иероглиф, но делать это скальпелем… на коже… трудно. Получился крест. И я решил, что это тоже неплохо. Я вычеркнул девушку из списка живых. Принес в жертву своей богине. Одарил ее так, как никому не удавалось. Только она не знала об этом. Но мне достаточно было того, что знаю я.
– Тебе не было жаль девушку?
– Немного. Как тебе бывает жаль поросенка, который еще недавно весело хрюкал, а теперь дымится на подносе.
– Тебе понравилось убивать?
– Нет. Процесс не очень приятен. И сложен. Он требует концентрации и силы. Мне нравился результат… Но и подготовительный этап интересен. Я долго следил за Красотулей. И в реальной жизни, и в виртуальной. Изучил ее от и до. Мне были известны все ее тайны и слабости. На одной из них, любви к страдающим животным, я сыграл, чтобы заманить ее.
– Почему именно Олеся?
– Она не нравилась маме как человек, но как кукла могла произвести на нее впечатление. Такая же искусственная. Я присмотрел ее еще тогда, когда Красотуля явилась к маме на прием. Она потом возмущалась, говорила, какие некоторые девки дуры, что превращают себя в Барби и Синди. Тогда я подумал – эту куклу ты получишь на свои именины. И устроил охоту. Это оказалось не так трудно, как я думал. Жизнь людей, что ведут активную виртуальную жизнь, прозрачна…
– Хорошо, пусть так. Ты подарил маме куклу. Красотулю. Но зачем ей нужна была вторая, Перл?
– Презентов много не бывает.
– Ты просто уже не мог остановиться…
– Пожалуй, – подумав, ответил Рома. – Или мне хотелось, чтобы меня поймали и мама узнала, на что я пошел, чтобы ее порадовать? Перл тоже была хороша. Я ведь и за ней следил. Все куколки между собой контактируют. Эти, Красотуля и Перл, были друзьями на одном из сайтов. Я стал писать ей с «левого» акаунта. И смог отследить и ее… Наше время идеально для маньяков, умеющих ориентироваться в виртуальной реальности.
– То есть ты признаешь, что маньяк?
– Я – нет. Просто любящий сын, желающий порадовать маму.
Она смотрела на него и… видела именно своего брата… Ромку… который только о том и мечтал, чтобы порадовать маму.
Но ведь он серийный убийца! Маньяк по кличке Док! На совести которого три загубленные жизни…
Как постичь это?
И каким образом избежать участи стать его очередной жертвой?
– Теперь ты убьешь и меня? – спросила Виола, сжав скальпель. Если что, она будет защищаться.
Зазвонил телефон. Это, наверное, Надя. Ни Виола, ни Рома не среагировали на звук.
– Нет, твоя смерть расстроит ее, – ответил брат, когда тишина восстановилась. – Да и не похожа ты на куклу. А я теперь дарю только их… – Его глаза стали мечтательными. – Ты бы видела их в момент, когда жизнь покидала тела… Они становились по-настоящему красивыми. То есть та неестественность, что так не нравилась маме в живых людях, обретала смысл…
«Как странно, что я не замечала психической болезни Ромы, – подумала Виола. – А ведь ее признаки были налицо. Не будет нормальный парень, пусть и очень привязанный к своей маме, творить то, что творил брат…»
Например, однажды, чтобы Римма не уехала в дом отдыха, ее сын прыгнул в карьер и сломал ногу. Виола была тому свидетелем. Он взял ее, чтобы помощь оказала. И когда ковылял, опираясь на плечо сестры, шептал через боль: «Зато она останется со мной…»

 

– Я тебя сдам, Рома, – выпалила Виола.
– Знаю. Поэтому… – Он протянул руку. – Дай мне скальпель, пожалуйста.
– Зачем?
– Не бойся, я не причиню тебе вреда.
И она исполнила его просьбу, хотя это было сумасшествием.
Рома взял его и зашагал к двери. Как был, в полотенце, закрученном на теле.
– Передай маме, что я любил ее больше жизни! – бросил он через плечо.
– Куда ты? – выкрикнула Виола.
– Поставить финальную точку. И принести последнюю жертву. Прощай…
Она хотела побежать за ним, но Рома схватил ключи и запер за собой дверь. Пока Виола искала другую связку, прошло минуты три. Обнаружив ключ, она собралась открыть замок и выбежать в коридор, но тут услышала крик…
Похожий одновременно на стон, всхлип и выдох.
Он ворвался в открытое окно. И оборвался после глухого «бух».
Виола подлетела к окну, выглянула во двор.
На асфальте лицом вверх лежал Рома. Его череп был размозжен. А на лбу кровоточил крест.
Последней жертвой, принесенной во имя любви к матери, стал он сам.
Назад: Глава 6
Дальше: Эпилог