Она с детства привыкла к косым взглядам. И с некоторых пор перестала обращать на них внимание… Подумаешь, кто-то таращится на нее. Ерунда! Шепот за спиной тоже стал чем-то обыденным и не задевал. Ей было шесть, когда она поняла – все это мелочи… Взгляды, шепот…

Мелочи по сравнению с физическим насилием!

Впервые ее ударили именно тогда. Бабушка, которая обычно не отходила от внучки ни на шаг, недоглядела, заболталась с соседкой, и Верочка убежала на детскую площадку, чтобы поиграть с другими ребятами. Ей всегда этого хотелось, но взрослые не разрешали, уводили прочь, стоило Вере приблизиться к компании дворовой детворы. Родители и бабушка, опекавшая ее, позволяли играть только с сестрой и двоюродным братом.

И вот наконец Вера смогла улизнуть. Она была так этому рада, что смеялась от восторга. Хохоча, она подбежала к трем девочкам и одному мальчику, что играли в песочнице в магазин, и попросила принять ее в игру.

Дети уставились на нее с удивлением.

– Кто это? – шепотом спросила одна из девочек, самая маленькая, лет четырех, у мальчишки. Он, судя по внешнему сходству, был ее братом.

Мальчишка пожал плечами. Эти двое были не из их дома, и Веру не знали.

– Так я поиграю с вами? – переспросила Вера и перешагнула через бортик песочницы.

– Стас, я ее боюсь! – завопила девочка и спряталась за спину брата.

– Да не бойся, Светка, – бросила ей самая старшая из компании. – Это Верка Лебедева. Она соседка моя. Через подъезд живет.

Вера энергично закивала головой. Она узнала свою заступницу.

– Я думала, такие чудища только в лесу живут, – прошептала Света.

– Говорят, ее там и нашли, – вступила в разговор третья девочка. – Но пожалели и домой притащили. Научили говорить и есть ложкой…

Эти слова не задели Веру. Она не раз слышала такое от других. И, несмотря на то что бабушка ей всегда твердила – держись подальше от тех людей, кто говорит о тебе всякие гадости, Верочка не только осталась в песочнице, но и сделала шаг вперед, чтобы приблизиться к ребятам. Ей очень хотелось поиграть!

– Стас! – закричала Света в ужасе. – Не подпускай ее ко мне!

Мальчишка вскочил на ноги и преградил Вере путь.

– Уйди, – прорычал он.

– Я ничего плохого не хотела, – пролепетала Вера.

– Такие, как она, сглазить могут, – снова встряла соседка.

Света захныкала.

Услышав плач сестры, Стас толкнул Веру в грудь. Она была девочкой крупной, поэтому устояла. Тогда мальчишка ударил ее кулаком в плечо. Ее отбросило назад. Ударившись ногами о бортик песочницы, Вера кувыркнулась и упала. От боли у нее потемнело в глазах. Но заплакала Вера от обиды.

За что они так?

С трудом поднявшись на ноги, Вера бросилась прочь от песочницы. Падая, она ударилась и разбила в кровь локоть.

Сквозь слезы она увидела бабушку, бегущую ей навстречу. С ревом она кинулась в ее объятия.

– Что случилось, Верочка? – перепуганно спросила старушка.

Но девочка не могла говорить. Она жалась к бабушке, пачкая ее и себя кровью, и плакала, плакала…

Успокоилась она только дома. И после того как ее умыли, переодели, смазали локоть зеленкой и напоили любимым кефиром с сахаром, Вера рассказала бабушке, что произошло.

– Теперь ты понимаешь, почему мы против твоих игр с соседскими ребятами? – В глазах старушки стояли слезы. Но она сдерживалась, чтоб внучка опять не разнервничалась. – Мы боялись, что они обидят тебя.

– Но почему? Почему они меня обижают?

– Ты не такая, как все. А некоторые люди, особенно если они маленькие, еще несмышленые, таких… – Она хотела сказать «боятся», но выразилась иначе: – Сторонятся.

– Потому что я чудище? И вы меня нашли в лесу?

– Верочка, солнышко, я же тебе уже не раз говорила, что ты дочка своих мамы и папы. Ты моя внучка…

– Тогда почему я не такая, как вы? – резко перебила ее девочка. – Я не похожа ни на папу, ни на маму, ни на тебя…

– Так бывает. Например, твой двоюродный брат. Его родители беленькие, голубоглазые, а он рыжий, и радужка у него черная…

– Бабушка, он не похож на чудище! – закричала Вера. – Он человек! А я?

– Ты тоже человек, детка. Просто не такой, как все…

Бабушка протянула руку, чтобы приласкать внучку, но та отстранилась и вскочила на ноги. Вера бросилась к зеркалу и стала бить себя по лицу.

– Нет, нет, нет! – задыхалась она. – Я чудище, чудище!..

Вдруг она схватила с туалетного столика ножницы и воткнула себе в лоб. Кровь брызнула таким мощным фонтаном, что залила треть зеркальной поверхности. Бабушка охнула и бросилась на помощь. Но та увернулась и побежала к балконной двери. Дверь была распахнута – на улице жара, – а жили они на восьмом этаже… Старушка понимала, не догонит, Вера прыгнет…

Как ей удалость настигнуть внучку, она сама не понимала. Но все же смогла. Сграбастала, рванула на себя, когда девочка уже за перила схватилась, и отволокла в комнату. На счастье, в это время с работы вернулся Верин папа. Он помог теще утихомирить ребенка и вызвал «Скорую».

Веру увезли, госпитализировали. Пока она лежала в больнице, родители и бабушка искали психолога. Специалиста, который помог бы справиться с проблемами. Те, кто наблюдал Веру до этого, судя по последней реакции ребенка на стресс, оказались бессильны!

…Вера родилась в благополучной семье в положенный срок. Родители ждали девочку (УЗИ показало пол ребенка) и очень были этому рады. Им хотелось именно доченьку. Веру. Знали, что она будет крепенькой и скорее всего темноволосой – в роду обоих родителей были только брюнеты. Так и вышло. Вот только никто и думать не мог, что ребенок родится с физическими отклонениями. Мама с папой молодые, здоровые, с хорошей наследственностью. Их ближайшие родственники без явных патологий. Зачат был ребенок по трезвости. Беременность проходила ровно, спокойно, без каких-либо инцидентов. Поэтому проверять плод на «генетику» не стали. Мамочке два раза сделали УЗИ, и ни одно не показало отклонений. Голова была признана несколько крупноватой, но такое наблюдается сплошь и рядом. Например, мама Веры родилась, как выражалась бабушка, очень башкастой. И до полутора лет оставалась такой. Ей даже кличку дали Головастик. Все решили, что Вера пойдет в нее…

Ошиблись!

Когда роженица увидела свое чадо, то потеряла сознание. Так оно было безобразно! Неровный череп с шишкой на левой стороне, под шишкой полузакрытый глаз, нос набок, вместо правой скулы вмятина.

– Квазимодо, – выдохнула Верина мама, перед тем как отключиться.

И врачи вынуждены были с нею согласиться. Примерно таким описывался один из главных героев романа Гюго «Собор Парижской Богоматери». Только у книжного Квазимодо еще горб имелся, а Верочка телом уродилась нормальной.

– Она нормальная? – первое, что спросила у врачей молодая мама, когда поняла, что Вера совершенно точно похожа на Квазимодо – сначала она тешила себя надеждой, что это сон или галлюцинация.

Те пожимали плечами. Никто не мог дать точного ответа. Ребенка нужно было наблюдать хотя бы несколько месяцев, чтобы спрогнозировать его развитие. Роженице сразу предложили отдать девочку в дом инвалидов. Но она, ни секунды не колеблясь, отказалась. Муж ее в этом поддержал. А вот мать…

Вера не знала, что бабушка, проводившая с ней больше всего времени, уговаривала дочь избавиться от ребенка. С таким намучаешься! И это ладно, если он просто уродлив, полбеды, а вдруг еще и умственно отсталый… Да, скорее всего, так и есть! Опухоли на голове не могут не повлиять на содержание этой самой головы, не повлиять на состояние мозга.

Но бабушка ошиблась в своих мрачных прогнозах. Девочка оказалась нормальной. Более того, очень развитой, сообразительной. Могла бы пойти в школу в шесть лет, поскольку умела читать и считать уже в пять с половиной. Вот только не могли родители Веру туда отправить. Ни в шесть, ни в семь, ни даже в восемь. Девочка занималась дома.

Преподавательницу Веры звали Елена Геннадьевна. Хотя уместнее было бы к ней обращаться – Леночка. Молоденькая, хрупкая, со светлыми волосами, заплетенными в косу, она производила несерьезное впечатление. Учительница? С высшим образованием? Да не смешите! Она даже на десятиклассницу не похожа. Сущий ребенок. Причем робкий. Один тихий голосок чего стоит! Да и кроткий взгляд о многом говорит…

Так думали родители Веры, познакомившись с Леночкой. Да только ошибались. Преподавательница оказалась боевой, волевой и очень опытной. Еще будучи студенткой второго курса, она начала заниматься с проблемными детьми. А получив диплом преподавателя начальных классов, не покончила с учебой, а стала получать второе, уже психологическое, образование. Да и лет ей было не так мало, как казалось на первый взгляд: двадцать пять.

А вот Веруше учительница сразу понравилась. Красивая, нежная… А голосок будто бы ручеек. Сама Вера была басовитой. Толстой и уродливой! А Леночка хрупкая, прекрасная, как принцесса. Вере так хотелось быть такой же…

В отличие от большинства подобных себе Вера не завидовала красивым людям, она ими восхищалась!

Как-то, на третьем или пятом занятии, Елена Геннадьевна спросила:

– Какая твоя любимая сказка?

– «Аленький цветочек», – ответила Вера.

– Почему именно она?

– Не знаю… Нравится.

Учительница больше не стала допытываться, они занялись уроками. Но задала «на дом» написать сочинение на тему «Почему я люблю сказку «Аленький цветочек». Вера что-то там сочинила. Леночке не понравилось. За грамотность она поставила пять, а за содержание три, сказала: «Тема не раскрыта».

К сказке они вернулись спустя некоторое время. Елена Геннадьевна поинтересовалась, на кого из сказочных персонажей Вера считает себя похожей. Та ответила честно – на чудище лесное.

– Поэтому ты любишь «Аленький цветочек»?

Вера пожала плечами. Ей не хотелось признаваться в том, что она считает себя заколдованной. И ждет, когда появится тот, кто полюбит ее за добрую душу, чтобы чары рассеялись. Но Леночка, казалось, читала ее мысли:

– Тебя обязательно кто-то полюбит за добрую душу, – мягко проговорила она. – Но так как ты не заколдована, то внешне не изменишься. Ты это понимаешь?

– А вдруг?

– Чудес не бывает, Верочка. Увы. Поэтому я посоветовала бы тебе почитать «Гадкого утенка».

– Я читала!

– И что скажешь?

– Я не превращусь в белого лебедя, – пожала плечами Вера. – Это так же нереально, как чудовищу стать принцем.

– Почему же нереально? В наше-то время.

– Не понимаю…

– Конечно, как в случае с утенком, это не произойдет. Но ты все равно можешь превратиться в лебедя.

– Как? – Вера распахнула глаза. Один стал огромным, второй лишь чуть приоткрылся.

– Ты слышала о пластических операциях?

– Конечно, – сразу сникла девочка. – Мама с папой меня возили к специалистам. Все говорили, что таким, как я, не поможешь.

– Медицина не стоит на месте, Верочка. Еще десять лет назад никто не думал, что человеческое сердце можно заменить искусственным, а сейчас подобные операции проводят повсеместно. Не отчаивайся, Веруша. А главное, не озлобляйся. Пусть твое сердце остается добрым, как у того чудища, потому что любят прежде всего за него…

Тот разговор сильно повлиял на Веру. Она очень изменилась, стала более радостной, не такой закрытой… и очень усердной. Если сначала девочка училась без особого желания, через силу, то теперь начала заниматься старательно и с удовольствием. Не просто выполняла все задания, требовала дополнительных. Все операции стоят больших денег, а пластические тем более. Родители Веры небогаты, и это значит, что она сама должна будет хорошо зарабатывать. Чтобы иметь хороший доход, надо учиться. А ей особенно, потому что красота и талант, две главные вещи, приносящие деньги женщине, Вере не достались. Хорошо хоть мозгами Господь не обделил! И на том спасибо…

Вера получила аттестат вместе со сверстниками. Причем последние четыре года училась в обычной школе. Сама настояла – домашнее обучение не давало той полноты знаний, к которой она стремилась. После школы – институт. Вера поступила на заочное отделение финансовой академии. Прошла по баллам на бюджетное, но ее и еще троих подвинули «блатные». В итоге в вузе остались двое – мальчик, родители которого смогли потянуть платное обучение, и Вера. Она добилась зачисления, воспользовавшись льготами инвалида. Переборола сначала робость, потом стыд и пошла обивать пороги.

В восемнадцать Вере сделали первую пластическую операцию. Она была плановой, поэтому бесплатной. Девушке поставили имплантат скулы. В двадцать она сделала ринопластику. Через полгода подтянула веко. Кардинально эти операции облик Веры не изменили. Шишка на лбу продолжала ее уродовать, и асимметрия лица хоть и стала не такой явной, осталась. И все же девушка радовалась даже таким незначительным изменениям. Тем более, прикрыв глаза солнцезащитными очками и натянув на голову объемную шапку, она могла слиться с толпой. В нее никто не тыкал пальцем, не называл чудищем.

Только Вере было этого мало. Она мечтала о полном преображении. Но никто из российских специалистов не брался оперировать ее череп. Ни за какие деньги! Вера не сдавалась, отправляла электронные письма заграничным эскулапам. Записывалась на консультации. Благо с появлением скайпа все упростилось, и первичный осмотр можно было провести, не отходя от компьютера. Иначе Вера истратила бы кучу денег на перелеты в разные страны, чтобы получить отрицательный ответ. Все врачи, с которыми она вступала в контакт, отказывали ей. Все, кроме одного. Этот доктор имел клинику в Израиле, славился своим новаторством, и Верин случай показался ему интересным. Он ничего не обещал, но желал провести обследование и по его результатам вынести вердикт. Окрыленная Вера полетела в Тель-Авив, мечтая о том, как вернется с Обетованной земли белым лебедем. Но, увы…

Доктор, проведя тщательный осмотр потенциальной пациентки, развел руками. Он ничего не мог сделать. Риск повредить мозг был очень велик. Вере посоветовали либо смириться со своим недостатком, либо ждать, когда медицина сделает еще несколько шагов вперед. Но Вера была не из тех, кто готов смириться.

Значит, снова ждать? Да сколько же можно?

Прошло еще полтора года. Вера продолжала искать врача, который возьмется ее оперировать. Добралась даже до заокеанских. Консультировалась со многими. Даже со светилами науки. Готова была потратить все, что имела, и влезть в долги, лишь бы лечь под нож. Но все специалисты дорожили своей репутацией, не хотели идти на риск. Смерть пациента или его инвалидность – все равно что черная метка.

И вот однажды, когда Вера уже отчаялась… Ей пришло письмо от молодого врача с Филиппин. Он работал какое-то время ассистентом у одного из американских профессоров, к которому Вера обращалась, и был знаком с ее проблемой. По мнению доктора, случай был не безнадежен. Он готов был прооперировать Веру в своей клинике, которую открыл у себя на родине.

Вера понимала, какому риску себя подвергает, и все равно отправилась на Филиппины. Подписав кучу бумаг, освобождающих хирурга от ответственности в случае летального исхода, Вера легла под нож.

Риск оправдался – операция прошла успешно!

Если не считать одной мелочи – швы загнили. Когда медсестра обрабатывала ее бритый череп, Вера смеялась сквозь слезы. Филиппинский паренек (хирургу было двадцать семь, но выглядел он на девятнадцать) справился с тем, за что не взялся ни один именитый доктор, провел сложнейшую операцию по коррекции черепной коробки, но умудрился занести инфекцию в кожный покров, когда латал его.

Когда швы зажили, она снова обратилась к пластическому хирургу, уже российскому, и убрала рубцы при помощи лазера. Это была последняя операция. Оставалось только отрастить волосы, сделать красивую стрижку, подобрать макияж и…

Сменить имя. Вера хотела родиться заново.

Так она стала Виолой.

Виола сидела перед зеркалом и плавными движениями втирала в кожу крем. Делала она это дважды в день. Утром и вечером. Она могла не поесть, не поспать, не пробежать свои пять километров на дорожке, не выпить кофе, без которого ее давление опускалось до такой степени, что кружилась голова, но не нанести на лицо крем она себе не позволяла.

У Виолы была сияющая кожа. Ее как будто наполняло солнце. Чистая, гладкая, в меру смуглая, она была прекрасна. Кожа – единственное, чем Виола могла гордиться. Понимание этого пришло к ней лет в тринадцать, когда у сверстников, вступивших в переходный возраст, начались кожные проблемы: прыщи, сальность, покраснения, раздражения. А у Виолы кожа как была безупречной, так и осталась. Ее тетка, мамина сестра, сын которой вдруг «расцвел» и стал похож на пупырчатую жабу, отметила это первой. Она работала косметологом в очень приличном салоне и поставляла своему чаду лучшие средства по уходу за проблемной кожей, но тот продолжал «цвести». Красивый мальчик, самый популярный в классе, пламенел прыщами, делая плохую рекламу не только себе, но и маме-косметологу. «Тебе несказанно повезло, девочка, – сказала она как-то Виоле, погладив ее по бархатистой щечке. – У тебя такая кожа, будто ты за щеками держишь по солнечному шарику… Береги ее! Когда станешь взрослой, мажь лицо утром и вечером. Увлажняй, чтоб солнце не иссушило кожу, превратив в пустыню…»

Виола не стала ждать взросления. Начала пользоваться кремами в четырнадцать. Потому что сохранять в красоте больше было нечего. Только кожу. Над остальным пришлось работать и работать. Даже над волосами, которые были неплохие. Темные, густые, с рыжей искрой, они заплетались в тяжелую косу, но были тусклыми и склонными к ломкости. Мама наносила на них простоквашу перед мытьем. Виола, пока была ребенком, мирилась с этим. Хотя терпеть не могла запах кислого молока. Но когда повзрослела, стала покупать дорогие профессиональные средства для волос. Они, возможно, давали тот же эффект, что и простокваша, но источали дивный аромат и наносились приятнее. Совершив привычный ритуал, Виола убрала баночку с кремом в ящик и помыла руки. Их следовало мазать другим средством. Перепробовав многие, Виола остановилась на дешевом отечественном продукте на основе козьего молока. После него ручки становились бархатными. Когда кожа напиталась, Виола стала расчесывать волосы. С недавних пор она носила стрижку «каре». Естественно, с челкой. Очень густой и длинной. Без нее Виола не представляла своей жизни последние пять лет. С тех пор, как сделала операцию, последствием которой стал шрам на лбу. Он начинался над бровью и заканчивался под волосами. Даже после лазерной шлифовки он остался заметен. Виола приподняла челку и взглянула на лоб…

Страшно!

Но не так, как было до операции.

Виола вернула волосы на место, обрызгала их лаком и покинула ванную комнату. Теперь кофе и круассан с маслом и мандариновым джемом. А пять километров она пробежит днем – сегодня у нее не так много дел, и домой Виола вернется в час, максимум в два. Она брала как-то абонемент в спортзал. Думала бегать там. Но после нескольких посещений поняла, что не может заниматься спортом на людях. Стесняется. И приобрела дорожку, самую крутую, профессиональную. Да еще прикупила пару тренажеров для рук и пресса. Виоле с комплекцией повезло не так сильно, как с кожей. Но и сказать, что угораздило, тоже нельзя. Кость широкая, склонность к полноте, но пропорции правильные. Поэтому, когда Виола поправлялась, то не превращалась во что-то бесформенное, похожее на палку докторской, как и в грушу или боровика, мощного сверху, но относительно стройного снизу. Толстая Виола своим станом напоминала контрабас. Вот только этот музыкальный инструмент ей никогда не казался прекрасным. Тогда как гитара…

Когда Виола была в форме, то телом была похожа на нее.

Виола сварила себе кофе, погрела круассан в микроволновке, положила в блюдце джем. И села завтракать. Пировала она только по утрам. Углеводы, углеводы, углеводы. На обед одни белки: мясо, рыба, яйца. От ужина же Виола вообще обычно отказывалась. А вот в чем не могла себе отказать, так это в фужере белого полусухого вина. Красное ей тоже нравилось, но от него разыгрывался аппетит. Почему, она не знала. Возможно, все дело было в ассоциациях. Ее родители любили выезды на природу, в лес, луга, на речной берег, и всегда, независимо от сезона, жарили на свежем воздухе шашлыки. И запивали их красным вином. Даже детям наливали по граммульке. Виола помнила, как прихлебывала каберне, поедая пахнущее костром мясо. Это было фантастически вкусно! Даже если на углях готовилась не баранина и свинина, а курятина, причем американская. «Бушевские» окорочка были очень популярны в тот период, когда Виола росла.

Позавтракав, она убрала посуду в раковину, чтобы помыть вечером. Надо же чем-то заниматься в это время суток. А сейчас есть другие дела. Их не так много, как обычно, и все же: подкраситься, выбрать наряд, собрать сумку, и все это за пятнадцать минут.

Виола начала с макияжа. Красилась она не всегда, но обязательно наносила тональный крем и тушь на ресницы. Однако сегодня ей требовалась полная «боевая раскраска». Предстояла важная встреча, выглядеть нужно было на все сто.

У нее были красивые серо-зеленые глаза. Если Виола просто покрывала тушью ресницы, глаза выглядели выразительно. Но когда на верхнее веко наносились подводка и тени, обычно дымчатые, иногда изумрудные, то глаза становились просто колдовскими. А губы, покрытые яркой помадой, манящими. Виола знала женщин, которых макияж не сильно менял, но она к ним не относилась. Накрашенная, она превращалась в сногсшибательную красотку. Сегодня был тот день, когда это требовалось.

Закончив с макияжем, Виола оделась. Долго наряд не выбирала, время поджимало. Остановилась на юбке-карандаше и шифоновой блузе с бантом на шее. Стиль ретро женственен и всегда актуален. Беспроигрышный вариант для любых встреч, для деловых в том числе.

На ноги туфли на высоком каблуке. Под мышку замшевую сумку им в тон. И финальный штрих – капля духов, которых у Виолы большая коллекция. Она обожала изысканные ароматы. Особенно свежие. Но для сегодняшнего выхода она выбрала классический – «Шанель № 5».

Все, она готова.

Последний взгляд в зеркало. Придирчивый. И немного испуганный. Что, если в нем отразится чудище? Но нет…

Красавица.

Виола улыбнулась красавице в зеркале и покинула квартиру.