Они пришли неожиданно – Юренев и Ия. Похоже, Юренев не спал всю ночь, глаза у него были красные, вид помятый. Ия рядом с ним смотрелась девчонкой.

И в который раз я этому поразился. Неужели Ия что-то взяла для себя у вечности?

– Ну? – спросил Юренев, выпячивая толстые губы.

– Ты о Козмине?

– И о нем тоже.

– Связь прослеживается. Один из предков Андрея Михайловича действительно побывал на Чукотке, обошел с Холмогорцем и Лежневым Большой Каменный Нос.

– «Нос»! – фыркнул Юренев пренебрежительно. – Слова в простоте не скажешь! И ничего ты, Хвощинский, не вытянешь из старика. Я с ним огненную воду пил и то ничего не вытянул.

– Огненную воду? – я опять почувствовал ненависть к этому мощному, пышущему здоровьем человеку.

– А что еще? Не воду же. Мне нужны ответы. Мне нужен Козмин, а не чукча Йэкунин. Зачем мне этот болтун? Вот, говорит, напложу сыновей, вот, говорит, насильников напложу. Соседей побьют, возьмут олешков. Нет, – покачал он головой, – заходить надо с другого конца.

– Что ты задумал?

Он размышлял, внимательно, не без удивления разглядывая меня, наконец, высказался:

– Ты всегда боялся будущего. Не злись, ты неосознанно боялся. Кто в этом признается? «Вот разберемся с прошлым…» – передразнил он меня, очень похоже, кстати. – А разбираться следует с будущим.

– Оно и видно. Андрей Михайлович как раз вкушает сейчас от вашего будущего.

– А почему нет? – Юренева не тронул мой сарказм. – С чего ты взял, что этот неопрятный старик, хвастающий насильниками, и есть Козмин-Екунин?

– А ты так не считаешь?

– Сейчас – нет, – отрубил Юренев, и я понял: он действительно принял какое-то очень важное и, видимо, окончательное решение.

– Не делай этого, – сказал я. – Мало тебе предупреждений? Хотя бы фотографии.

– Мы приняли меры, – спокойно вмешалась Ия.

– Какие? – не выдержал я. – Мебель вынесли?

– Ну, почему? Не только. Выкинули шкаф, сняли с гвоздя семейный портрет. К вечеру освободятся ребята, передвинут еще какую-нибудь мебель, если это понадобится. Кстати, оставь Паршину ключ, – предупредила она Юренева. И кивнула: – Ты не против, если мы проведем день вместе?

– Что вы задумали?

– Повторить эксперимент Андрея Михайловича, – снисходительно объяснил Юренев. – По сохранившимся обрывкам записей все-таки можно установить примерный ход. Конечно, весьма примерный… Но если все пройдет, как мы задумали, Козмин уже сегодня будет с нами.

– А если…

Ия глянула на меня с укором и постучала пальцем по деревянному косяку. Юренев хмыкнул, но тоже прикоснулся к дереву:

– Никаких если. За будущее надо платить.

– Чем? – спросил я, не спуская с него глаз. – Чужими пальцами? Чужими судьбами?

– У тебя есть свой вариант? – лениво спросил Юренев.

– Есть, – упрямо ответил я. – Но он требует терпения.

– Говори.

– Есть архивы, – честно говоря, я не был готов к обстоятельному разговору. – Ты сам утверждал, что информация никогда не теряется в этом мире полностью. Если Андрей Михайлович впрямь попал в чукотское стойбище, он найдет способ дать о себе знать. Не знаю как… Может, несвоевременное слово в казачьей отписке, как знак на скале, понятный только нам, намек на невозможное. Не знаю… Что-то должно быть… Есть томские, якутские, другие архивы… Есть архив Сибирского приказа… Если знать, что именно ищешь, можно найти…

– Сколько времени тебе понадобится? – по-моему, Юренев уже спрашивал меня об этом.

– Не знаю… Год, два…

– Вот видишь, – спокойно сказал Юренев, – а мы это сделаем за несколько часов. Да и сам подумай, как ты отыщешь след? След, если он и был, мог затеряться. Его сгрызли мыши, пожрала плесень, сожгли пьяные дьяки. Ты можешь не опознать след, пройти мимо него. Мало ли сумасшедших умирало в старых чукотских стойбищах? Андрей Михайлович вообще мог не оставить никаких знаков, он мог попросту не осознать своей новой жизни, как не осознает ее чукча Йэкунин. Нет, Митя, – он впервые назвал меня по имени, – Андрею Михайловичу может помочь только НУС. Только она. Что же касается побочных эффектов… Да, ты прав, их появление вполне реально…

И быстро спросил:

– Ты боишься?

Я покраснел:

– Я уже говорил. Не за себя.

Юренев полез в карман пиджака и выложил на стол два авиабилета:

– На Москву сегодня два рейса, на утренний ты опоздал. Один через два часа, другой через шесть. Можешь лететь любым, ты успеваешь выбраться из зоны действия НУС. Может быть, впрямь так будет лучше.

– А вы?

Ия улыбнулась, Юренев стоял молча.

– Я остаюсь, – сказал я угрюмо.

– Я знал, – Юренев так же спокойно спрятал билеты. – Одна морока с тобой. Но ты с нами. Это обнадеживает.

И он хохотнул привычно, низко. И моргнул изумленно, как выброшенный из потемок на свет филин.