Хенк никогда не задумывался о степенях свободы, какие он имел до прихода на Симму. Только сейчас, готовясь к выходу в открытое пространство, находясь в шлюзовой камере, он вдруг понял: он фантастически свободен. Перед ним открыт весь мир. Он может прямо сейчас уйти в любой район безопасного пространства. Он не зависел ни от кого и ни от чего. Он мог забыть и о протозидах, и об океане Бюрге, и о землянах. Он мог существовать сам по себе, ни о ком не думая, ни в чьих делах не принимая участия.

Но что-то ему мешало.

Он внимательно прислушивался к своим ощущениям.

Он чувствовал: в нем что-то происходит.

В любой момент он готов был понять – кто все-таки в нем поселился, и когда зашипели насосы Преобразователя, он на мгновение, пусть всего лишь на мгновение, но вновь испытал звездный ужас, уже не однажды испытанный.

Свет потускнел.

А может, это потускнело сознание, потому что уже не человеческое тело, а вихрь пылевой тучи мощно выбрасывался в пространство через чудовищно распахнутые шлюзы «Лайман альфы», обращенной к слепящему мареву квазара Шансон.

Он чувствовал удары звездного ветра. Он жадно впитывал в себя жесткое излучение. Он разбросал пылевые крылья на добрый десяток световых лет. Он мягко и хищно обволакивал спящего протозида.

«А может быть, это и есть я? Истинный я? Может быть, это я впрямь возвращаюсь в свое настоящее тело?»

Он услышал ответ Шу:

«Нет, Хенк!»

Шу ни на секунду не оставляла его. Она, как всегда, была нигде и была рядом. Он слышал Шу, он мог говорить с нею. Аля этого ему не были нужны ни голосовые связки, ни электромагнитные излучатели. Он сам был излучателем, он сам был излучением.

Со скоростью, близкой к световой, он, Хенк, вошел в облако протозида, и гигантская пылевая буря надолго заволокла огромный участок пространства, разметав по Стене бесформенные клубящиеся тени.

Протозид…

Чувства всех протозид, медлительно дрейфующих к квазару Шансон, были теперь чувствами Хенка. Он сам теперь ощущал медлительное, ни с чем не схожее нетерпение, он сам теперь торопился к квазару Шансон – сгореть в его безумном костре, но все начать сначала! Он видел всех и вся. Ему не требовалось инфоров и кристаллов памяти. Все, что хранилось в памяти всех протозид, было теперь его памятью.

Он легко отбирал нужное.

Среди множества других он видел и объект 5С 16.

Но это не все.

Он видел, он понимал, он трагически переживал ошибку, допущенную протозидами у объекта 5С 16. Им не хватило массы, они не смогли превратить объект 5С 16 в черную дыру, а именно к этому они стремились. Им не хватило массы – объект 5С 16 не коллапсировал, он взорвался. Протозиды не смогли выпасть из остывающей Вселенной, где им вольно или невольно мешали все – океан Бюрге, Цветочники, Арианцы, Земляне.

Но протозиды не хотели мириться с медленным угасанием.

Их память была полна чудовищно сладких воспоминаний о первичных морях раскаленной плазмы, о мощи и силе, присущей им в первые часы Большого взрыва. Квазар Шансон был очередной попыткой. Хенк видел: протозиды устали. Они не могли больше ошибаться.

«А я?..»

«Кто я?..»

Протозид?

Возможно…

Но лишь в той степени, чтобы чувствовать их желания и осознать их главную цель.

Человек?

Возможно…

Но лишь в той степени, чтобы ощутить всю ответственность, лежащую на основателях Межзвездного сообщества. Ему, Хенку, было мало этого.

Он искал. Он жадно рылся в памяти спящего протозида. Он лихорадочно отбрасывал в сторону все то, ради чего столько лет странствовал в Космосе. История расы, ее структура, ее генезис… В сторону!.. Все в сторону!.. Хенк торопился. Он вел гнусный обыск памяти спящего протозида прямо на глазах всех других протозид, ибо он, Хенк, сам был сейчас протозидом, и все, что он ощущал, ощущали и его возможные собратья.

Он искал.

Он рылся в искривлениях пространства-времени, он проваливался в бездны испорченного пространства. Он оказывался в мирах, где масса электрона была иной, он видел воду, которая при любой температуре оставалась твердой, он жил в мире, построенном из вещества столь ничтожной массы, что все звезды начинали и заканчивали свой путь взрывом. Он без всякого стеснения рылся в памяти протозида.

Он видел Начало.

Он попадал в поливариантные миры, в которых любой объект существовал сразу в бесконечных количествах выражений. С яростной, ни на секунду не утихающей активностью перед ним появлялись и исчезали все новые и новые миры с фантастически искаженными геометриями. Он рылся в чужой памяти, презираемый всеми. Он знал, если его поиск закончится неудачей, у него уже не будет пути ни к протозидам, ни к людям.

Но он искал.

Он торопился.

Он хотел знать, что именно произошло с «Лайман альфой» у объекта 5С 16, что именно произошло там, когда он находился вблизи этого объекта?

Серебристое веретено…

Он увидел «Лайман альфу» внезапно. Но теперь он не боялся боли, потому что был протозидом.

Он напряг внимание.

«Лайман альфа»…

Да, это его корабль…

Но пилот в кресле штурманской обсерватории мало походил на него, на Хенка…

А еще…

Он увидел!

Над «Лайман альфой» не торчал рог Преобразователя!..

Хенк видел, Хенк знал: пилот в опасности. Но пилот об этом ничего не знал, и никакие приборы на его корабле не могли его предупредить о близкой опасности.

Хенк мучительно рылся в памяти спящего протозида.

Он видел: Шу читала пилоту книгу.

Она читала ему о мерцаний звезд, о непостижимости этого мерцания. Она читала ему о комете, которую открыл он, Хенк, в юности. Хвост кометы растянулся на полнеба, он был просто светлый, но в долгих счастливых снах он виделся Хенку цветным. Шу разъясняла пилоту взгляды Хенка на природу Нетипичной зоны, она напоминала ему о белой розе, цветущей в одном из самых северных садов мира.

Хенк догадался.

Роули!

Пилот был его братом Роули, звездным разведчиком.

За секунду до взрыва объекта 5С 16 верная Шу читала пилоту Роули книгу его брата Хенка. Ведь Хенк сам подарил ее брату.

«Роули…» – повторил он, будто заново привыкая к этому имени.

«Роули…» – повторил он, будто боясь забыть вновь обретенное имя.

Теперь он все понял.

«Хенк, то есть я, действительно никогда не выходил за пределы Внутренней зоны. Хенк, то есть я, жил и умер на Земле. Но звездный разведчик Роули был полон мыслями о Хенке за секунду до взрыва объекта 5С 16. Спасая искалеценное тело пилота, протозиды спасали прежде всего мозг. Но спасенный мозг Роули оказался наполненным мыслями и воспоминаниями о Хенке, книгу которого перед гибелью пилот читал. Протозиды, этот чудовищный коллективный организм, они не поняли, они не увидели никакой разницы между Хенком и Роули…»

«Значит, я – Роули…» – задохнулся Хенк.

Он был счастлив.

Он был счастлив, потому что знал: он все-таки человек.

И еще теперь он знал: протозиды не убийцы.

И еще он знал: взрыв квазара Шансон, если в дело не вмешаются Охотники, никому и ничему не грозит. Ведь массы скапливающихся вокруг квазара протозид хватит как раз на то, чтобы Шансон, коллапсировав, провалился в черную дыру. Надо лишь вовремя вернуть к жизни усыпленного им протозида. Коллапсировав, квазар Шансон вновь начнет расширяться, подобно всплывающему пузырю, но уже в другом, совершенно другом мире. Для него, Хенка-Роули, для обитателей Симмы, для Охотников, прибывших в Нетипичную зону, квазар Шансон просто исчезнет, а протозиды, уже в иной Вселенной, увидят вдруг бесконечно большое фиолетовое смещение. Постепенно оно начнет уменьшаться, сходить к нулю. Протозиды, дрейфуя в океане раскаленной плазмы, смогут постичь заново всю прошлую историю своей новой, наконец обретенной родины. И они, протозиды, уже никогда и никому угрожать не будут. Память о них останется лишь в мифах Цветочников да в записях Шу, блокированных ею от Хенка.

Хенк был счастлив.

У него в запасе двадцать пять часов. Разбудить протозида и вернуть ему истинную форму он сможет за два. Еще тринадцать потребуются самому протозиду, чтобы догнать столь нуждающуюся в его массе, уходящую к квазару Шансон расу. При самом худшем раскладе у Хенка оставался кое-какой резерв. Он сможет остановить корабли Арианцев и Цветочников, если они войдут в Крайний сектор раньше назначенного Охотниками срока. Хенк был счастлив.

– Шу, – приказал он. – Верни меня на борт.