Книга: Срочно нужен гробовщик [Сборник]
Назад: X
Дальше: XII

XI

Письмо помогло Гранту скоротать время до прихода Амазонки с чаем. За окном галдели воробьи — шел двадцатый век, а у него в голове звучали слова человека, жившего в пятнадцатом столетии. То-то удивился бы Ричард, узнав, что через четыреста с лишним лет кто-то заинтересуется его коротким, сугубо личным письмом о вдове Уилла Шора, более того, станет ломать над ним голову.
— У меня приятная новость: вам письмо, — сказала Амазонка, входя к Гранту с подносом, на котором лежали два бутерброда и булочка с изюмом.
Булочка была так вызывающе аппетитна, что Грант, взяв с подноса письмо, раздраженно отвернулся.
«Дорогой Алан, — писала Лора. — История ничем, повторяю, ничем меня удивить больше не может. В Шотландии, например, понаставили памятников двум якобы пострадавшим за веру женщинам, которых религиозные фанатики будто бы утопили в море, хотя никто никого не топил и о вере они имели представление самое смутное. Типичные представители пятой колонны, они готовили вторжение в страну иноземных — кажется, голландских — войск и были осуждены за измену родине. То есть за вину вполне мирскую. В архиве сохранились их апелляции к Тайному совету.
Но тех, кто коллекционирует разного рода мучеников, это не смущает, так что в Шотландии в любом книжном шкафу можно найти книжицу с душераздирающим рассказом об их печальном конце. В каждой книге рассказы разные. Одна из женщин похоронена в ограде Уигтанской церкви, надпись на могильном камне гласит:
За «Ковенант» она стояла,
Кляня прелатов, почитала
Главою церкви лишь Христа.
Приняв мучительный конец
За веру, где Иисус венец,
Она в небытие сошла.

Пресвитериане провозглашают о них чудные проповеди, правда, мне об этом известно только понаслышке. К месту поклонения прибывают туристы, читают, кивая головами, душещипательные надписи, с удовольствием и пользой проводя время.
А ведь спустя всего сорок лет со дня смерти «несчастных страдалиц», в самом зените их триумфов и славы, пресвитерианской церковью были предприняты попытки разыскать свидетелей их мученического конца, которые закончились ничем, и вообще, судя по многочисленным отзывам, «ничего подобного в наших местах не происходило».
Все наши очень обрадовались, узнав, что тебе лучше. Выздоравливай поскорее, сможешь взять отпуск для поправки здоровья в самый разгар весны. Уровень воды в речке пока низкий, но к твоему приезду воды хватит и тебе, и рыбам.
Мы все тебя очень любим.
Лора.
P.S. Если о каком-то событии ходят легенды, а ты пытаешься объяснить, как все было на самом деле, люди почему-то обижаются на тебя, а не на того, кто рассказывает сказки. Никому не охота отказываться от своих заблуждений, ведь при этом возникает не слишком приятное ощущение дискомфорта, в котором, естественно, обвиняют тебя. Тебе затыкают рот, все твои доводы отвергаются начисто. И все злятся.
Правда же, странно?»

 

Ну вот, опять Тонипанди.
Любопытно, сколько же таких Тонипанди содержится в школьных учебниках истории?
Грант снова взялся за Мора. Как освещаются в хронике факты, с которыми он недавно познакомился?
То, что преходе Грант считал сплетнями или откровенной чепухой, ныне производило впечатление более сильное. Чувство было мерзкое, просто с души рвало, как сказал бы Пат. И все равно интересно.
Ведь это же хроника Мортона. А Мортон был очевидцем описываемых событий, более того, он сам принимал в них участие. Мортон должен был совершенно точно знать, что происходило тогда в июне. И однако, в «Жизнеописании» не было ничего ни о леди Элинор Батлер, ни об акте «Titulus Regius». Согласно Мортону, Ричард заявил, что Эдуард был обвенчан со своей любовницей Элизабет Люси. Сама же Люси категорически отрицала, что была замужем за королем.
Зачем Мортон выставил на шахматную доску пешку, которую тут же и сбил?
Почему он называет Элизабет Люси, а не Элинор Батлер?
Потому что он мог со всей истовостью отрицать брак короля с Элизабет Люси, а с Элинор Батлер — нет?
Видно, кому-то было позарез нужно представить несостоятельными доводы Ричарда о внебрачном происхождении принцев.
И поскольку Мортон в переписанной от руки копии Мора писал для Генриха VII, этот кто-то был Генрих VII. Приказ уничтожить без прочтения акт «Titulus Regius» также исходил от Генриха VII, он же запретил хранить копии акта.
Генрих VII сделал все, чтобы содержание акта было забыто.
Почему это было для него так важно?
Какое дело Генриху до прав Ричарда на престол? Ведь не мог же он утверждать, что, поскольку притязания Ричарда на корону голословны, тем самым его собственные — обоснованны, это по меньшей мере несерьезно. Если у Генриха и было какое-то право на английский престол, то лишь постольку, поскольку он был наследником Ланкастеров, и Йорки к этому не имели никакого отношения.
Tax почему же Генриху было нужно, чтобы поскорее забылось содержание «Titulus Regius»?
Люси не была замужем за королем, в этом никогда не возникало и тени сомнения, так зачем было нужно называть ее, а не Элинор Батлер?
Загадочное поведение Генриха не давало Гранту покоя. Перед самым ужином появился вахтер с запиской.
— Ваш молодой друг передал для вас это, — сказал он, протягивая Гранту листок бумаги.
— Спасибо, — поблагодарил Грант. — Да, кстати, вам что-нибудь известно о Ричарде Третьем?
— А что, можно выиграть приз?
— Какой приз?
— Ну, в какой-нибудь викторине.
— Да нет, я так, из любопытства. Вы знаете хоть что-то о Ричарде Третьем?
— Он совершил первое массовое убийство в истории.
— Неужели? Племянников ему показалось мало?
— Ну да! Я не силен в истории, но это-то мне совершенно точно известно. Ричард сначала убил родного брата, потом двоюродного, потом бедного старого короля, а уж потом племянников. Он убивал оптом и в розницу.
Грант перебрал в уме предъявленные Ричарду обвинения.
— А если я скажу, что он вообще никого не убил?
— Что ж, говорите, что хотите, ваше дело. Кое-кто, например, считает, что и Земля плоская. Или что в двухтысячном году будет конец света. Или что мир существует всего пять тысяч лет. А в Гайд-парке можно услышать теории еще похлеще.
— Значит, моя мысль вас не увлекает?
— Еще как увлекает, только уж больно она неправдоподобна. Но я не стану вас отговаривать. Можете поделиться вашей теорией с кем-нибудь еще. А если попытаете удачи в воскресенье у Марбл-арч, могу поклясться, недостатка в сторонниках у вас не будет.
Он отдал шутливый салют и удалился, напевая что-то себе под нос.
Господи ты Боже мой, подумал Грант, а ведь он прав, я недалек от этого. Еще чуть-чуть, и я начну проповедовать в Гайд-парке, стоя у Марбл-арч на ящике из-под мыла.
Развернул записку от Каррадайна и прочел:
«Вас интересовало, кто из престолонаследников пережил Ричарда. Помимо племянников, разумеется. Я забыл попросить список тех, кто Вам нужен, чтобы я знал, кого искать. Эти сведения мне могут понадобиться».
Что ж, пусть хоть весь мир останется равнодушен к его выводам, за Гранта — молодая Америка.
Хватит с него истерических сцен, достойных воскресного выпуска бульварной газетки, он по горло сыт нелепыми обвинениями, и Грант, отложив в сторону Мора (вернее, Мортона), потянулся за трезвым университетским учебником, чтобы составить список престолонаследников, стоявших у Ричарда на пути к трону.
И тут он вдруг вспомнил.
Описанный в хронике Мора скандал, разразившийся во время совета в Тауэре, возник из-за Джейн Шор: это она, кричал в бешенстве Ричард, злыми чарами иссушила его руку.
Какое потрясающее несоответствие между этой бредовой сценой, способной оттолкнуть самого непредубежденного читателя, и спокойным, даже добрым тоном письма, написанного в действительности Ричардом о Джейн Шор.
Вот так-то. И ведь он, Грант, приведись ему выбирать, безоговорочно встал бы на сторону того, кто написал письмо, а не хронику.
Кстати, а как вел себя Мортон? Список наследников короны из дома Йорков может подождать, пора наконец выяснить, что тогда делал епископ. Оказалось, Мортон не терял времени зря: в гостях у Бекингемов он занимался подготовкой совместного выступления Вудвиллов и Ланкастеров (Генрих Тюдор, получив от Франции войска и флот, должен был присоединиться к Дорсету и остальным Вудвиллам, возглавившим недовольных, которых им удалось увлечь за собой), потом отбыл в свои охотничьи угодья рядом с Или, а оттуда на континент. В Англию Мортон вернулся вслед за Генрихом, выигравшим в битве при Босворте английскую корону; епископ был на пути к кардинальской мантии и бессмертию: он увековечил свое имя «вилами Мортона».
Покончив с епископом Илийским, Грант весь вечер с удовольствием копался в исторических книжках, выписывая престолонаследников.
Список получился не маленький. У Эдуарда пять дочерей, да у Джорджа — мальчик и девочка. И даже если отбросить детей старших братьев Ричарда: первых по причине внебрачного происхождения, вторых — из-за акта, лишившего их права на престол, все равно оставался еще один наследник — Джон де ла Пуль, граф Линкольн, сын старшей сестры Ричарда — Елизаветы, герцогини Суффолк.
В роду Йорков был еще юноша, прежде его имя Гранту не попадалось. У Ричарда, помимо болезненного, хрупкого мальчика, с которым читатель познакомился в Мидлхеме, был еще ребенок, рожденный вне брака. Дитя любви. Джон из Глостера. У Джона не было ни положения, ни прав, но он был признанным сыном Ричарда и жил при дворе. То был век, когда звание бастарда воспринималось без горечи. В моду его ввел сам Вильгельм Завоеватель. С тех пор и другие завоеватели не раз извлекали пользу из своего двусмысленного положения при дворе. Что делать, приходилось как-то компенсировать отсутствие законных прав на трон.
Грант выписал в столбик всех престолонаследников из рода Йорков с их потомством в первом колене.
Эдуард — Эдуард, принц Уэльский
Ричард, герцог Йоркский
Елизавета
Сесилия
Анна
Екатерина
Бриджит
Елизавета — Джон де ла Пуль, граф Линкольн
Джордж — Эдуард, граф Уорик
Маргарита, графиня Солсбери
Ричард — Джон Глостер.
Еще раз переписывая для Каррадайна список, Грант размышлял, как кому-то, и в особенности Ричарду, могло прийти в голову, что смерть сыновей Эдуарда станет гарантией спокойного правления. Ведь двор, как сказал бы Каррадайн, буквально кишел престолонаследниками. Недовольство могло вспыхнуть в любую минуту.
Убийство принцев было не просто бессмысленно, оно было несусветной глупостью.
А Ричарда ну никак глупцом не назовешь. Грант перелистал учебник. Что думает Олифант по поводу этой исторической нелепицы?
Олифант писал: «Странно, что Ричард не объявил публично о смерти принцев».
Не просто странно. Непостижимо.
Если бы Ричард решил избавиться от племянников, он сумел бы мастерски воплотить задуманное. Принцы, например, могли скончаться от неизлечимой болезни, и, как это обычно делается в случае смерти коронованных особ и принцев крови, их тела были бы выставлены на всеобщее обозрение, чтобы каждый мог убедиться в их смерти.
За долгие годы полицейской службы Грант хорошо усвоил принцип: нельзя поручиться, что тот или иной человек вообще не способен убить, зато с почти абсолютной уверенностью можно сказать, кто никогда не совершит бессмысленного убийства.
Олифант, однако, не сомневался в том, кто убил принцев. Он считал Ричарда чудовищем. Впрочем, если историк занимается столь долгим периодом, как средние века и Возрождение, вместе взятые, удивляться не приходится, что кое-какие «мелочи» ускользают из сферы его внимания. Олифант принимал версию Мора, отмечая тут и там противоречия и несообразности. И не видел, что они подрывают самую основу аргументации Мора.
Грант прочитал у Олифанта о триумфальной поездке по стране, предпринятой Ричардом после коронации. Оксфорд, Глостер, Вустер, Уорик. За все время не раздалось ни одного недовольного голоса. Ричарда встречали и провожали благодарственными молебнами, народ ликовал. Радость переполняла сердца англичан: наконец-то страна оказалась в хороших руках, значит, внезапная смерть Эдуарда не обречет Англию на долгие годы гражданской войны и народных бунтов.
И однако, Ричард в зените своего триумфа, когда вся Англия, как один человек, приветствует и благословляет его, шлет в Лондон Тиррела, чтобы убрать с дороги принцев, зубривших в Тауэре свои уроки, — вот что утверждает Олифант, во всем следующий хронике Мора. Согласно Мору, убийство совершено между седьмым и пятнадцатым июля. Во время пребывания Ричарда в Уорике. На границе с Уэльсом, в самом сердце Йоркских владений — в Уорике, где ему ничто не угрожало, он замышляет убийство мальчишек, не имеющих ровно никакого значения!
Невероятная история.
Нужно немедля разузнать, как так получилось: если Тиррел все-таки совершил преступление в 1485 году, то почему он был наказан только двадцать лет спустя? Где он находился все это время?
А для Ричарда лето оказалось коротким, как апрельский день. Июльское солнце только поманило надеждой. Пришла осень, а с ней беда: нашествие Ланкастеров и Вудвиллов, состряпанное Мортоном перед отъездом во Францию. Ланкастерской стороной Мортон мог бы гордиться: они вторглись в страну, возглавив французскую армию и флот. Вудвиллам же опереться было не на кого: им удалось разжечь очажки недовольства лишь в отдельных, далеко друг от друга отстоящих городах страны: в Гилфорде, Солсбери, Мейдстоуне, Ньюбери, Эксетере, Бриконе. Англичанам не нужен был ни Генрих Тюдор, которого они не знали, ни Вудвиллы, которых знали чересчур хорошо. Английский климат также не благоприятствовал заговорщикам. Разлившись, река Северн смыла надежды Дорсета увидеть сводную сестру женой Генриха Тюдора и королевой Англии. Тюдор попытался высадиться на западном берегу, но встретил вооруженное сопротивление Девона и Корнуэлла. Пришлось ему не солоно хлебавши возвращаться во Францию в надежде на лучшие дни. Дорсет тоже покинул Англию и пополнил собой ораву вудвилловских изгнанников, крутившихся при французском дворе.
Так планы Мортона увязли в осенней распутице и равнодушии англичан, и Ричард получил небольшую передышку, но весна принесла новую беду — на Ричарда обрушилось непоправимое несчастье. Смерть сына.
«По свидетельству современников, король был безутешен; не таким уж он был чудовищем, чтобы не испытывать отцовские чувства», — пишет историк.
И не только отцовские, как выяснилось. Потеряв через год жену, Анну, Ричард переживал так же глубоко и сильно.
В его судьбе все карты были уже разыграны, Ричарду оставалось только дожидаться нового вторжения, поддерживать обороноспособность страны и надеяться, что казна выдержит военные расходы.
Он сделал столько добра, сколько успел, сколько смог. С его именем связывают самый демократичный созыв парламента. Он заключил мир с Шотландией, устроив брак своей племянницы с сыном Иакова III. Он предпринимал попытки заключить мир и с Францией, но тут его постигла неудача. При французском дворе находился Генрих Тюдор, и французский двор носил Генриха на руках. Новое нашествие было только вопросом времени, и только время было нужно Тюдору, чтобы заново собраться с силами.
Грант вдруг вспомнил леди Станли, мать Генриха, ее пылкую приверженность Ланкастерам. Какую роль сьнрала леди Станли в подготовке осеннего нашествия, которым закончилась мирная жизнь Ричарда?
А, вот оно: леди Станли обвиняется в том, что поддерживает преступную переписку с сыном.
И снова, в который раз, Ричард вопреки собственным интересам проявляет терпимость. Конфискованное имущество леди Станли передано ее мужу. Как и сама леди. Чтобы он, так сказать, присмотрел за ней. Горькая ирония: сам Станли, уж конечно, не хуже жены был осведомлен о готовившемся нашествии.
Да, «чудовище» снова нарушило правила игры в историю.
Уже в полусне Грант вдруг услышал внутренний голос: «Если мальчики убиты в июле, а Генрих Тюдор высадился на английский берег в октябре, почему же он не воспользовался их убийством, чтобы заручиться поддержкой народа?»
Подготовка вторжения, ясное дело, была начата задолго до убийства принцев, она велась планомерно и основательно: понадобился не один день, чтобы вооружить пять тысяч наемников и оснастить пятнадцать кораблей. Но ко времени высадки французских войск в Англии слухи о подлом убийстве — если вообще были какие-то слухи — должны были достичь ушей Вудвиллов и Ланкастеров, так почему же они не прокричали на всю страну о чудовищном преступлении Ричарда, ведь тогда вся Англия, содрогнувшись от ужаса и отвращения, встала бы под их знамена?
Назад: X
Дальше: XII