Кирби
23 марта 1993
– Дай мне все, что у тебя есть, – отправляется Кирби прямо к Чету.
– Остынь-ка. Это вообще не твой случай.
– Да пойми же ты! Должна быть статья. Американка корейского происхождения работает в одном из самых криминальных районов. Какой журналист упустит такую тему?
– Нет.
– Но почему?
– Потому что сегодня звонил Дэн и сказал, что повесит меня вместе с яйцами, но сначала отрежет их детскими безопасными ножницами. Он не хочет, чтобы ты впутывалась.
– Какая трогательная забота. А почему он сует нос не в свое дело?
– Потому что ты – его стажер.
– Чет, но ведь меня ты боишься больше, чем Дэна.
– Замечательно, – он поднимает руки вверх, довольно неуклюже из-за многочисленных повязок и цепочек. – Подожди здесь. Веласкесу не говори.
Кирби знает, что Чет не устоит перед шансом показать свое магическое искусство по розыску информации.
Минут через десять он возвращается с кипой газетных вырезок о Кабрини и злоупотреблениях городской администрации жилищного строительства.
– Я еще выбрал материал о домах Роберта Тейлора. Ты знала, что первыми жителями Кабрини были, в основном, итальянцы?
– Нет, не знала.
– Ну вот, теперь знаешь. Там есть статья об этом и другие, о захвате пригородов.
– А ты время зря не теряешь.
Потом с торжествующим видом Чет предъявляет желтый почтовый конверт:
– Та-да! День Кореи в 1986-м. Твоей героине присуждена вторая премия за лучшее эссе.
– Как тебе удалось?
– Если я скажу, мне придется тебя убить. – Чет с важным видом принимается за «Болотную тварь». – Не поднимая головы, добавляет: – По-настоящему.
Она решает начать с детектива Амато.
– Да? – раздается в трубке.
– Я звоню по поводу убийства Джин-Сок Ау.
– Да?
– Я хотела бы получить дополнительную информацию о том, как она была убита…
– Засунь свою хотелку куда-нибудь подальше, дамочка. – В трубке раздаются гудки.
Она снова набирает номер и объясняет дежурному, что звонок был неожиданно прерван. Ее соединяют с кабинетом. Он берет трубку сразу:
– Амато.
– Пожалуйста, не вешайте трубку.
– У вас есть двадцать секунд, чтобы убедить меня в нужности этого разговора.
– Я думаю, вы имеете дело с серийным убийцей. Детектив Диггз отделения Оук-парк занимался моим делом и может подтвердить.
– А вы кто?
– Кирби Мазрачи. На меня было совершено нападение в 1989 году. Я уверена, это тот же человек. Вы нашли что-нибудь на теле?
– Не обижайтесь, мисс, но наши действия строго регламентированы. Я не имею права разглашать подобную информацию. Но я свяжусь с детективом Диггзом. По какому номеру можно вам позвонить?
Она диктует своей номер и, для большей весомости и серьезности, номер «Сан-Таймс».
– Спасибо, я свяжусь с вами.
Кирби просматривает статьи, которые Чет нарыл для нее. О Джин-Сок Ау в них нет ничего, зато много о всяких грязных сделках с недвижимостью и сомнительных эпизодах в деятельности управления жилищного строительства. Чтобы там работать, нужно было быть идеалистом и обладать недюжинным упрямством.
Что-то она начинает дергаться. Надо бы съездить на место преступления, но Кирби берет телефонный справочник. На фамилию Ау четыре номера, но определить нужный совсем нетрудно: он все время занят, потому что трубка снята.
Наконец она ловит такси и едет в Лейквью, где живут Дон и Джули Ау. Ни на телефон, ни на звонок в дверь никакого ответа. Кирби заходит за дом, садится и ждет. На улице холодно, пальцы немеют и не согреваются даже под мышками. Она ждет, и спустя девяносто восемь минут через запасной выход выскальзывает миссис Ау в домашнем халате и трикотажной шляпке кремового цвета с розой впереди. Ужасно медленно, будто каждый шаг дается женщине с неимоверным трудом, она идет к мини-маркету. Кирби осторожно, стараясь не попадаться на глаза, следует за ней.
В магазине она подходит к женщине, когда та стоит перед стойкой с чаем и кофе, пристально рассматривая пачку жасминового чая, словно надеясь найти там какие-то важные ответы.
– Извините, пожалуйста, – произносит Кирби, легонько дотрагиваясь до ее руки.
Женщина поворачивается на голос, но, кажется, не различает, кто стоит перед ней. Покрытое глубокими морщинами лицо представляет собой маску горя. У Кирби сжимается сердце.
– Никаких журналистов! – вдруг заходится криком женщина. – Никаких журналистов!
– Пожалуйста, успокойтесь! Я не журналист, не на работе. Меня тоже пытались убить.
Маска горя сменяется неподдельным ужасом:
– Он здесь? Нужно вызвать полицию!
– Нет-нет, успокойтесь. Я думаю, что вашу дочь убил серийный убийца. На меня он напал несколько лет назад. Но мне нужно знать, как ее убили. Он пытался вспороть ей живот? Оставил что-нибудь на теле? Странное, необычное? Что-нибудь, что точно ей не принадлежало?
– Мадам, вы в порядке?
Продавец выходит из-за стойки, приближается к ним и успокаивающим жестом кладет руку на плечо миссис Ау; к этому времени пожилая женщина покраснела, вся трясется и плачет. Кирби понимает, что не заметила, как перешла на крик.
– Да ты больная! – кричит в ответ миссис Ау. – Хочешь знать, не оставил ли убийца что-нибудь на ее теле? Оставил! Мое сердце. Вырвал из груди и бросил там. Мое единственное дитя. Ты понимаешь?
– Простите, простите меня. – Ну как она могла все так бездарно испортить?!
– Убирайтесь отсюда, немедленно, – продавец настроен решительно. – Что с вами такое?
Если бы у нее работал автоответчик, она могла бы повлиять на ход событий. А так в полном неведении направляется утром в редакцию «Сан-Таймс» и первым делом натыкается на Дэна, который ждет ее в вестибюле. Он хватает ее за локоть и выводит из здания.
– Перекур.
– Но ты же не куришь.
– Хотя бы единственный раз в жизни можешь не спорить? Нам надо прогуляться. Курение по желанию.
– Ну хорошо, хорошо.
Кирби вырывает руку, пока они выходят наружу и направляются к реке. В окнах отражаются соседние здания, так что получается бесконечный город, помноженный сам на себя.
– Между прочим, ты знал о таком виде спекуляции недвижимостью, как «разрушение квартала»? В белый квартал заселяют негритянскую семью, жителей накручивают, что будет хуже, люди начинают продавать жилье по сниженной цене, а риелторы получают жирные комиссионные.
– Кирби, не сейчас.
Воздух у воды холодный и промозглый, пробирает до костей. По реке бодренько идет нагруженная баржа; окруженная белой кружевной пеной, она грациозно вплывает под мост.
Кирби сдается перед обвинительным молчанием Дэна:
– Это дружочек Чет накапал на меня?
– Про что? Доступ к старым газетам? Так это не запрещено. Преследование матери жертвы…
– Чушь.
– Звонили копы. Все очень недовольны. Настроение Хэррисона апокалиптическое. Ты о чем думала?
– Может, ты хотел сказать «апоплексическое»?
– Я сказал то, что хотел сказать. Накликала на свою задницу.
– Тоже мне новость! Дэн, я именно этим и занимаюсь уже целый год. Даже нанесла визит бывшему бойфренду Джулии Мэдригал. Он был ужасен в своей печали.
– Bendito sea Dios, dame paciencia. Да уж! Не соскучишься. – Дэн чешет затылок.
– Не делай так, появится лысина, – язвит Кирби.
– Тебе нужно успокоиться.
– Правда? Ты это серьезно?
– По крайней мере вести себя разумно. Ты не понимаешь, что ведешь себя как ненормальная?
– Нет.
– Прекрасно! Делай как знаешь! Хэррисон ждет тебя в переговорной.
В помещение входят детектив, редактор отдела городских новостей и спортивный обозреватель. Кажется, это серьезно…
Детектив облачен в полную форму, включая бронежилет, – сразу понимаешь, не в игрушки играть пришел. Кожа на лице покрыта старыми шрамами от прыщей, вся неровная, будто он ее зачищал наждачной бумагой. Этакий закаленный ковбой, познавший и зной, и ветер. Неплохо – придает имиджу нотку героичности. Однако одутловатость и мешки под глазами выдают недостаток сна. Это и ей хорошо знакомо. Все время процедуры внушения она со склоненной головой рассматривает его руки. Присутствующих эта поза наводит на мысль о ее смирении и раскаянии.
Золотое обручальное кольцо поцарапано и впилось в палец – значит, носит его давно. На руке след от черных чернил – скорее всего, второпях записывал номер телефона или данные водительского удостоверения. Мило… Самой ей говорить не приходится – лишь изредка кивать; они же несут полную чушь. Все это она уже слышала от детектива Энди Диггза в те времена, пока он отвечал на ее звонки, а потом поручил младшему сотруднику просто записывать ее сообщения.
«Это недопустимо», – считает детектив Амато. Он разговаривал с детективом Диггзом, который ведет ее дело. Да, он до сих пор этим занимается. Никому не нравится, что она пытается все контролировать и везде вмешивается. Будто они занимаются лишь этим делом и постоянно. Конечно, они очень хотят найти и наказать преступников, делают все от них зависящее. Но существует процедура расследования.
Своими попытками сопоставить улики и привлечь свидетелей она эту процедуру нарушает и разрушает. Это правда, что последней жертве были нанесены множественные удары в области живота и таза. Действительно это общая деталь в обоих случаях. Но на теле не оставили никакого постороннего предмета. И медицинское заключение совершенно другое. Нет никаких оснований предполагать, что преступление было спланировано заранее. И еще – извините за откровенность, – но в сравнении с ее случаем последнее убийство выглядит так, будто совершено человеком неопытным и очень небрежно. Любитель, новичок, отнюдь не профессионал. Убийство ужасное, но случайное. Никаких следов подражания и, тем более, серийности. А чтобы этого не произошло, и не появились подражатели, полиция строго следит за неразглашением деталей расследования. Никаких публикаций и никакой самодеятельности; сегодняшняя встреча носит сугубо неофициальный характер.
Это действительно убийство ножом, но таких множество. Она должна доверять полиции, которая делает свою работу. И они будут ее делать! Пожалуйста, она должна им доверять.
Высказавшись, детектив явно хочет побыстрее уйти, но путь к свободе преграждает Хэррисон, который в течение десяти минут извиняется за поведение Кирби: она – внештатный сотрудник, а «Сан-Таймс» всегда поддерживает полицию и готова оказать посильную помощь расследованию, поэтому вот визитка, и звоните в любое время.
Коп уходит. Поравнявшись с Кирби, сжимает ей плечо со словами: «Мы возьмем его». Но ей от этого не легче – ведь до сих пор не взяли.
Хэррисон выжидательно смотрит на нее, и его наконец прорывает:
– Что ты себе позволяешь?
– Вы правы, я должна была подготовиться лучше. Но мне нужно было поговорить с ней как можно быстрее, по свежим следам. Я не думала, что она воспримет все так болезненно… – Кирби ощущает, как все сжимается в животе. Может, и Рейчел воспринимала так же?
– Я не собираюсь выслушивать твои объяснения, – бесится Хэррисон. – Ты портишь репутацию газеты, компрометируешь наши отношения с полицией. Скорее всего, ты подорвала расследование. Накинулась на убитую горем пожилую женщину, которая совершенно не нуждалась в твоих идиотских теориях. Ты злоупотребила служебным положением!
– Но я не собиралась писать об этом.
– Мне все равно. Ты работаешь в отделе спорта и не имеешь права брать интервью у членов семей погибших. Этим занимаются наши опытные и отзывчивые репортеры отдела криминальной хроники. Ты сидишь и носа не высовываешь из своего отдела. Понятно?
– Но вы же читали мою статью о «Голом Рейгане».
– Что это?
– Панк-группа.
– Ты хочешь меня до дурки довести? – Хэррисон не верит своим ушам.
Дэн устало закрывает глаза.
– Может получиться отличный материал, – как ни в чем не бывало заявляет Кирби.
– Какой материал?
– Нераскрытые убийства и их последствия. Психологический личностный поворот. Кандидат на Пулитцеровскую премию.
– Она всегда такая? – спрашивает Хэррисон у Дэна, но Кирби прекрасно понимает, что он уже прокручивает идею в голове.
Однако Дэн не поддается:
– Забудем. Не получится.
– А это интересно, – не успокаивается Хэррисон. – Вместе с опытным журналистом. Эммой, например, или Ричи.
– Она не будет этим заниматься, – жестко настаивает Дэн.
– Между прочим, почему ты решаешь за меня?
– Потому что ты мой стажер.
– Дэн, какого черта? – Кирби переходит на крик.
– Именно это я и имею в виду, Мэтт. У нее голову сносит. Тебе нужен реальный скандал? Заголовки в «Трибьюн»: «Стажер-журналист сходит с ума», «Редактор городских новостей доводит практиканта до нервного срыва», «Мать жертвы скандального убийства попадает в больницу», «Корейско-американская диаспора в гневе», «Городские убийства в исторической перспективе».
– Ну ладно-ладно, я понял, – отмахивается Хэррисон.
– Не слушайте его! Почему вы его слушаете? Это же чушь собачья! Все совершенно не так! Ну же, Дэн! – Хоть бы посмотрел на нее! Если она взглянет ему в глаза, он тут же поймет, что все не так.
Но Дэн не сводит глаз с Хэррисона и наносит последний удар:
– У нее нестабильное эмоциональное состояние. Она даже занятия перестала посещать. Я разговаривал с ее куратором.
– Ты что делал?
Он спокойно выдерживает ее взгляд:
– Я пришел просить написать тебе характеристику, чтобы устроить тебя здесь на постоянную работу. Но, оказывается, ты за весь семестр ни разу не была на занятиях и не сдала ни одной работы.
– Да пошел ты!
– Хватит, Кирби. – Хэррисон включает начальника. – У тебя, конечно, прекрасное журналистское чутье, но Веласкес прав. Ты слишком эмоционально вовлечена в это дело. Я не хочу подливать масло в огонь.
– Но вы не можете меня уволить! Я работаю бесплатно!
– Ты сделаешь перерыв, возьмешь тайм-аут. Вернешься в университет. Я серьезно! Успокоишься, подумаешь, сходишь к психиатру, если нужно. Но ты не будешь писать никакую статью о серийных убийцах, не будешь выслеживать семьи погибших, и даже духу твоего не будет в этом здании, пока я не разрешу.
– Мой дух может переселиться в здание напротив. Или обратиться в «Ридер».
– Попробуй. Я позвоню и предупрежу, что с тобой дела лучше не иметь.
– Это несправедливо!
– Именно так. Придется подчиниться. Ты сможешь сюда вернуться, только когда полностью успокоишься. Я понятно говорю?
– Так точно, сэр! – Кирби даже не скрывает горькой иронии. Поднимается, собираясь уходить.
– Эй, детка! – приподнимается и Дэн. – По кофейку? Поговорим? Я на твоей стороне.
«Он же должен чувствовать себя плохо», – злится Кирби. Как кусок дерьма, теплого и размазанного по ветровому стеклу машины бывшей жены.
– Уж точно не с тобой! – Она гордо вышагивает из комнаты.
