Кирби
27 августа 1992
Кирби размещает объявление первую субботу каждого месяца и каждый четверг забирает корреспонденцию из почтового ящика. Иногда там оказывается всего одно-два письма. Однажды она получила шестнадцать с половиной (если считать за половину открытку с непристойной руганью).
Когда Дэн в городе, она идет к нему, и они вместе просматривают почту. Сегодня он шумно возится на кухне – готовит для нее зубатку с картофельным пюре, а она сидит и разбирает «улов».
Первым делом нужно рассортировать ответы по категориям: сочувствующие, но бесполезные, потенциально интересные и совсем ненужные.
Во многих письмах люди делятся своими переживаниями, рассказывают драматические истории. Например, один мужчина написал о своей сестре, которая была убита шальной пулей из проезжавшего мимо автомобиля во время вооруженного нападения, – восемь страниц с обеих сторон мелким почерком. На месте убийства найден объект, который необычным не назовешь: гильзы от патронов.
Некоторые письма можно отнести, скорее, к пограничной категории. Женщина рассказывает, что после трагически закончившегося ограбления их квартиры к ней приходит дух матери и напоминает, что нужно покормить кошку. Молодой парень, у которого погибла подруга, обвиняет себя: если бы он отдал грабителям часы, ружье не выстрелило бы, и девушка осталась бы жива. Теперь ему часы мерещатся повсюду: в журналах, на витринах магазинов и досках объявлений, у людей на руках. Он даже спрашивает, не Божье ли это наказание?
На такую корреспонденцию Кирби обычно отвечает коротенькими, но искренними и теплыми письмами: благодарит, часто вкладывает в них объявления о ближайших комитетах и группах поддержки жертв криминальных преступлений, которые добывает для нее Чет.
За все эти месяцы пришло всего два письма, где упоминались необычные предметы. На шее убитой возле ночного клуба девушки был старинный русский крест. Письмо написал ее русский парень, судя по всему наркоторговец. Он просил Кирби от его имени обратиться в полицию с просьбой вернуть крест, потому что он позаимствовал его у матери, а сам пойти в полицию не мог, так как девушку убили из-за его делишек.
Вторая жертва – подросток, найденный в туннеле, где тусуются скейтеры; его забили насмерть, во рту был зажат игрушечный оловянный солдатик. Обезумевшие от горя родители сидели в гостиной на диване, покрытом перуанским пледом; они крепко держались за руки, словно боясь оторваться друг от друга. Единственное, чего они хотели, это получить ответ на вопрос: за что? Что их мальчик сделал, чтобы его так наказали? Для Кирби встреча с ними была мучительной.
– От Джея сегодня есть снимки? – спрашивает Дэн, заглядывая ей через плечо.
Джей – их постоянный корреспондент, который регулярно присылает фотографии «художественных оформлений смерти» девушки с рыжими волосами и густым макияжем. Это изображения либо самой Джей (если за сокращением скрывается девушка), либо подруги автора. На одной фотографии она изображает утопленницу в пруду: в пышном белом платье, с длинными распущенными волосами, плавающими вокруг головы. На другой – в черном кружевном наряде, перчатках до локтя, в руке зажата белая роза, девушка плавала в луже крови, напоминающей краску.
Сегодня тоже пришел черный конверт. На фото Джей сидит на кожаном стуле, раздвинув ноги, на ней чулки с кружевной резинкой и военные ботинки; голова запрокинута назад, сзади на стене красное пятно, револьвер вот-вот выскользнет из ослабевших пальцев с превосходным маникюром.
– Готова спорить, это какой-нибудь студент-живописец, – злится Кирби.
Они никогда не отвечают автору, но он не упускает случая послать им очередную извращенную фантазию.
– Да уж получше, чем студенты-киношники, – мимоходом, не поднимая головы от разделочной доски с рыбой, комментирует Дэн.
Кирби усмехается:
– Все не дает тебе покоя?
– Что именно?
– Вопрос, спала ли я с ним.
– Конечно, спала. Первая любовь. Мы все через это проходили.
– Ты понимаешь, о чем я.
– Это не мое дело, – пожимает он плечами с равнодушным видом, и это очень задевает Кирби (она не может признаться в этом даже себе самой).
– Ну и замечательно. Тогда я тебе не скажу.
– В любом случае, я считаю, тебе не стоит соглашаться на этот документальный фильм.
– Ты что, шутишь? Один раз я уже отклонила приглашение в шоу Опры.
– Вот черт! – Сливая картошку, Дэн обжигается паром. – Правда? Я не знал.
– Это мама… Я еще лежала в больнице, а ее тогда доставали журналисты. Она говорила, что они все придурки: толпами ломились прямо в палату брать интервью либо даже не перезванивали о встрече.
– Вот как, – Дэна охватывает чувство вины.
– Было много предложений участвовать в разных ток-шоу. Но это же вуайеризм форменный. Понимаешь? Это была одна из причин, почему я решила сорваться с места. Уехать и избавиться от всего.
– Я понимаю.
– Так что можешь не беспокоиться. Я сказала Фреду, куда засунуть свой документальный проект.
Кирби подносит к носу конверт персикового цвета:
– Так хорошо пахнет. Это плохой признак?
– Очень хочется верить, что для оценки ужина это не знак.
С легкой усмешкой на губах Кирби открывает конверт и вытаскивает два листа старомодной почтовой бумаги, исписанных с обеих сторон.
– Давай читай, – предлагает Дэн и начинает мять картофель в пюре: очень старается, чтобы комочков не осталось.
Уважаемая КМ!
Даже странно, что я пишу это письмо; скажу прямо, решилась не сразу, но Ваше объявление (несколько неточное, по моему мнению) навело меня на мысль о его связи со старой семейной тайной, которая давно не дает мне покоя, хотя события не совпадают с периодом времени, который Вы указываете.
Мне немного тревожно от того, что я собираюсь поделиться с Вами личной информацией, не имея четкого представления о Ваших намерениях. Какую цель Вы преследовали, разместив такое объявление? Исследование или нездоровое любопытство? Может быть, Вы – следователь чикагского отделения полиции или же аферист, спекулирующий на человеческом горе?
Однако я прерываю на этом свои размышления, потому как решила воспользоваться предоставленной Вами возможностью, сознавая, однако, некоторую рискованность моего решения. И все же я надеюсь, что, прочитав это письмо, Вы найдете возможность на него ответить, хотя бы для того, чтобы прояснить свои намерения.
Меня зовут Нелла Овусу, в девичестве Джордан. Мои родители погибли во время Второй мировой войны: отец – за границей, в составе действующей армии, а мать – в Сенеке, зимой 1943-го, став жертвой жестокого, но так и не раскрытого убийства.
Мы с братьями и сестрами воспитывались в детских домах и приемных семьях, однако, став взрослыми, сумели восстановить родственные связи. Они считают, что я придаю этому слишком большое значение. Но это неудивительно: я старшая из детей и лучше других помню маму.
Согласно объявлению, особый интерес для Вас представляют «предметы, выбивающиеся из общей ситуации преступления».
Так вот, когда тело нашей матери было предано земле, нам отдали одежду и личные вещи. Среди них была бейсбольная карточка.
Эта деталь заслуживает упоминания, потому что наша мать никогда не питала к игре ни малейшего интереса. Я не могу найти никакого объяснения, почему такая карточка была найдена на ее теле после убийства. Мы могли бы обсудить это подробнее, если Вы объясните мне причину Вашего запроса и если у меня будет такая возможность. В последнее время я не очень хорошо себя чувствую.
Надеюсь, Ваш ответ положит конец моим переживаниям об искренности Вашего интереса.
С наилучшими пожеланиями,
Н. Овусу
Флорарейд Ритайрмент Виллидж, 82
– Мутная история, – Дэн ставит тарелку на кофейный столик перед ней.
– Даже не знаю. Может, стоит проверить?
– Если заскучала, у меня как раз подоспело для тебя задание. Нужно собрать материал для предстоящей игры в Сент-Луисе.
– Я подумываю, может, стоит попробовать написать о себе? Такой «Дневник с места убийства».
– «Сан-Таймс» никогда это не напечатает.
– Это, скорее, для журнала типа «Люмпен таймс» или «Стив Олбини считает, что мы – полной отстой».
– Иногда ты говоришь на незнакомом мне языке, – признается Дэн, надеясь приступить, наконец, к ужину.
– Поапгрейдиться пора, чел, – имитирует Кирби Барта Симпсона.
– Ты. Говоришь. По. Английски? – подхватывает игру Дэн голосом иностранного туриста.
– Малотиражные альтернативные журналы.
– Да, кстати. Альтернативные, хотя и крупнотиражные. Чет просил передать. Он говорит, что не знает, как там с ножевым ранением, но никто, кроме тебя, в отделе новостей не сумеет оценить всю степень странности. – Дэн идет за своим потрепанным портфелем и достает газетную вырезку. Совсем маленькую.
СТАРИННЫЕ КУПЮРЫ В НАРКОПРИТОНЕ
Энглвуд. В результате полицейского рейда в наркопритоне изъяты не только пузырьки и ампулы с крэком и героином. В квартире известного наркодилера Тонила Робертса были обнаружены несколько пистолетов, а также ныне вышедшие из оборота 600 долларов, выпущенные в 1950 году и известные как серебряные сертификаты. Такие купюры легко отличить по синей печати на лицевой стороне. Полиция предполагает, что банкноты, скорее всего, хранились в тайнике, и предупреждает, что в настоящее время они не относятся к законным платежным средствам.
– Какой же он молодец, – искренне радуется Кирби.
– Когда получишь диплом, я попытаюсь устроить тебя в газету, – предлагает Дэн. – Может быть, даже в светскую хронику, если хочешь.
– Какой же ты молодец, Дэн Веласкес.
Он невольно заливается краской и многозначительно рассматривает вилку в руке.
– Если, конечно, в твои планы не входит «Триб» или андеграундные журналы.
– Я не думала об этом.
– Наверное, пора задуматься. Чем будешь заниматься после того, как раскроешь дело?
По его интонации ясно, что он не очень верит в такой результат.
– А рыба у тебя получилась восхитительная!
