7.2. Что означает обнажёнка?
Взятое для заголовка новое слово впервые отмечено в беседе Е.А. Земской с И. Бродским в книге «Памяти М.В. Панова» (М., 2009. С. 249): «Как вы решились на обнажёнку»? (то есть съёмки без одежды). С тех пор слово существенно расширило первоначальное значение на волне моды безыскусственной «нагой красоты» выразительности и часто встречается в печати: «с обнажёнкой искренних чувств» (ВМ. 2003. 11 июня); «щиты с эротическим подтекстом или обнажёнкой» (РГ. 2010. 3 окт.); «Развесил обнажёнку в Сети и дуй с чёсом по стране: пой, танцуй, играй спектакли – продавай творческий продукт» (РГ – Неделя. 2013. 23 мая).
Подобно отдельному слову, в моде может оказаться и суффикс: он при этом расширяет круг вовлекаемых основ и семантику производимых слов. Совпадение настроения нынешнего общества и ресурсов языка обнажает нынешнюю максимальную продуктивность древнего, очень русского и всеславянского суффикса – ка. Среди разрядов образуемых им слов многие несут разговорный и профессиональный оттенки. Например, названия лиц: активистка, блондинка, гадалка, торговка, сиделка, мамка, тётка, иностранка, американка, белоручка, попрошайка, выскочка, выдвиженка; предметов и процессов: анисовка, вешалка, гулянка, варка, готовка, засолка, возка, мойка, побелка, задвижка, расписка, связка, тёрка; стяжения сочетаний: вечёрка, шоссейка, шестидневка, летучка; даже ласкательно-уменьшительные: дочка, ночка, тучка, штучка, кепочка. Эти слова привлекают тем, что позволяют избежать пафоса, свойственного книжной разновидности образованного языка, оставаясь в то же время в пределах несомненной его некнижной правильности, отнюдь не сводящейся более к разговорным формам и бытовому содержанию. Всё связанное с гражданской жизнью, с военным делом, добычей, потреблением, продажей нефти естественно обозначается словами гражданка, оборонка, нефтянка: «Ориентировка для оборонки» (РГ. 2009. 11 февр.; заголовок статьи о встрече Д.А. Медведева с военными руководством) «Тема – экология, с которой нефтянка накрепко связана» (РГ. 2007. 28 июня); «первой отраслью, где будет применён новый способ взаиморасчётов, может стать нефтянка» (РГ. 2009. 8 июня); «Социалка получила обещанные зарплаты» (РГ. 2013. 11 дек.; о жалованье учителей). Заменившись электричкой, электропоезд если и сохраняется, то только в метрополитене, который к тому же часто называют не метро, а подземка.
Разнообразие основ, вовлекаемых в производство новых слов, поражает: наличка (наличные деньги), двусторонка («Встреча Лаврова с его китайским коллегой продолжалась в два раза дольше, чем другие двусторонки» (РГ. 2013. 2 июля)), психушка, многоэтажка, встречка, нетленка (нетленные шедевры), расчленёнка («Убийство с расчленёнкой» – заголовок статьи о расчленённом трупе (РГ. 2013. 25 июня)). Ещё недавно были бы непонятными фразы: «Мигалкам запретили выезжать на встречку» (РГ. 2007. 3 нояб.); «Самое порочное в жизни и творчестве – это объясняловка» (Итоги. 2013. 23 июля). А. Маршал ностальгически поёт: «Боевой камуфляж на парадку сменю».
Как видно, нет такой части речи, которая не сочеталась бы с – ка. Венец любви к этому суффиксу в заголовке «Платёжку — в мусорку!» (РГ. 2013. 9 дек.).
Исторически от глагольных основ образовывались то разговорные слова на – ка, то их книжные параллели. Первые процветают в периоды скромности и опрощения, а вторые – в годы мудрого вокнижения: стройка – строительство, построение; вёрстка – верстание; готовка – приготовление; прибавка – прибавление; глажка – глажение; читка – чтение (кстати, бессмыслен призыв радиопередачи для книголюбов: читай, а не чти. Ведь вторая форма от глагола чтить/почтить).
Вопреки стилистико-семантической дифференциации слова с суффиксом – ка и книжные слова на – ние, – тье конкурируют с попеременным успехом более трёх веков (диагнозирование – диагностика; обкатывание, обкат – обкатка). На нынешний день победа отнюдь не за иномодельными аналогами: разморозка, прослушка («Арест по подозрению в незаконной прослушке телефонов сотрудников ГУВД Москвы» (РГ. 2007. 7 дек.)), озвучка заменяют размораживание, подслушивание, дубляж. В то же время возникает омонимия самих слов на – ка: наружка, например, обозначает не только слежку за передвижением подозреваемого, но и уличную рекламу («Наружку вычислили» – заглавие статьи о заказчиках щитов на растяжках (РГ. 2008. 6 марта)).
Хотя есть некоторые исключения (в моём детстве остановившиеся часы носили чинить, стёртые ботинки отдавали в починку, теперь часы отдают в ремонт, а обувь носят ремонтировать, слова на – ка становятся воистину универсальными. Плёнку сдавали в проявление, теперь в проявку, если, конечно, не совсем перешли на цифровые фотокамеры и ходят в салоны распечатки. Студенты пропускали лекции по зарубежной литературе, теперь – по зарубежке, лектор же гордится тем, что его доклад поставлен на пленарке, а не на секции конгресса. Даже истинные учёные мечтают не о Нобелевской премии, а о Нобелевке. Популярный автор откровенничает: «Надоело писать рассказы, однако сейчас как раз планирую вернуться к художке» (Русский мир. 2008. № 11. С. 15); «Взлёт без отключки» (заголовок статьи об автономном энергоснабжении аэропорта на случай отключения сетевого (РГ. 2011. 21 янв.)). Извинительные кавычки в отдельных примерах вряд ли чего стоят на общем фоне.
«Толковый словарь русского языка начала XXI века» под редакцией Г.Н. Скляревской хорошо отразил рассматриваемое явление: афганка (камуфляжная форма солдата для пустыни); аэробика; барсетка; безналичка; биодобавка; встречка; дискотека (танцы); жвачка (жевательная резинка), ипотека, лайка, ментовка, накрутка, наличка, обналичка и обналичивание, перезагрузка, разборка, раскрутка, социалка, стрелка (встреча), тусовка, утечка, фишка, флешка. Их незаконченная нормализация – всего лишь издержка времени, а пока недоступная кодификация – свидетельство стремительного роста этой словообразовательной модели.
Многие, полагая стремление к экономности, материальной краткости чуть ни ведущим (и желательным!) принципом языкового развития, одобряют сокращение до одного слова сочетаний Поклонная гора, Манежная площадь, Варшавское шоссе и Каширское шоссе: «На Поклонке, так её любя [?! – В.К.] называют горожане, всегда многолюдно» (газета «Дорогомилово». 2007. Август. № 7); «Дело о беспорядках на Манежке» (РГ. 2012. 30 окт.); «Пропускная способность Варшавки и Каширки вырастет» (РГ. 2012. 3 окт.).
Причина, скорее, всё-таки в особой экспрессии этого книжного, но в то же время и некнижного суффикса. Экспрессия универсализует его и, позволяя вовлекать всё новые производящие основы, добавляет тем самым системности словарю несмотря на безоглядное расширение семантики производных.
Русский словарь, легко воспринимающий новшества, в том числе иноязычные, органически связан с развитым словообразованием, призванным мирить его с требованиями флективной морфологии. Уместно вспомнить суффиксы – изм и – ист, теряющие в последние годы свою начальную политико-теоретическую суперпродуктивность. Можно говорить о недавнем освоении суффиксов – гейт, – голик (вспомним уотергейт, шопоголик и от русских корней кремлегейт, трудоголик) и ещё суффикса – инг (банкинг, тренинг, шопинг, допинг, паркинг, пилинг).
Тем более приятно видеть внутри системы роль и собственно русских формантов, в частности слов на – ка. Они, несомненно, способствуют системности в максимально привольной словарной подсистеме и снижают поставки слов, смущающих системообразующие грамматику и фонетику. Здесь очевидно и сближение книжной и некнижной разновидностей нашего языка.
Вообще же развитое словообразование служит своеобразной скрепой разных уровней системы и структуры русского языка. Как мостик, оно сближает строгую флективную грамматику с отпущенной на вольные хлеба лексикой, придавая ей определённый материальный порядок хотя бы закреплением однозначных производных.
Избыток суффиксов, образующих названия лиц (-ист, – тель, – ец, -ик, – ник, – щик, – овщик), дисциплинируется, например, резким падением продуктивности суффикса – ист, невероятно высокой в советский период: марксист, коммунист, троцкист, уклонист, идеалист, морганист, вейсманист и прочие лица по принадлежности к тому, что обозначается словом на – изм. Любопытно, что слова ленинист, сталинист в общем обиходе появились недавно, а раньше ограничивались чисто русскими ленинец, сталинец, мичуринец.
Суффикс – тель сегодня всё меньше образует названия лиц, специализируясь на предметах, орудиях, веществах: стеклоочиститель, выпрямитель, освежитель, очиститель, опреснитель. Это можно как-то увязать с разгоревшейся в ХIX веке борьбой значений прилагательных производного от названия лица – тель+н+ый (соблазнительный – «принадлежащий соблазнителю»). Татьяна подозревает Онегина в желании прославиться ловким соблазнителем, когда упрекает его в том, что её позор «…мог бы в обществе принесть вам соблазнительную честь». В настоящее время такие слова кажутся производными прямо от глагола с суффиксом – тельн-: соблазнительный — «который соблазняет».
Новое значение отрывается от имени, ассоциируется с глаголом и становится синонимичным причастию: наблюдательный взгляд – «наблюдающий» при сохранении отымённого суффикса – н-; наблюдательный пункт – «место наблюдателя». При безразличной поблажке культурных сил образование первоначальной модели замирает: у слова старательный, например, совсем нет значения «свойственный лицу», будто оно произведено в параллель старающийся непосредственно от глагола.