7
30 октября 1668 года от Рождества Христова, утром в доме палача

Следующим утром Куизли сидели за столом и ели из общей миски ячменную кашу, которую Магдалена приготовила спозаранку. До свадьбы оставалось всего четыре дня, и до тех пор каждому следовало заниматься своими повседневными делами или помогать с приготовлениями.

Бартоломей с Георгом уже ушли к городскому рву. Совет поручил им выгрести зловонные нечистоты, которые давно забили ров. Это неблагодарное занятие тоже входило в обязанности палача, и Бартоломею, по его же словам, оно было противнее пыток. Якоб обещал ему помочь, но прежде следовало заменить несколько дранок на крыше. Катарине надо было помочь отцу в ратуше, и Магдалена с Барбарой хотели напечь хлеба.

Петер и Пауль играли в салочки с соседскими детьми и вели себя на редкость мирно, поэтому взрослые впервые за долгое время смогли сосредоточиться на себе. Хоть с ними и не было Георга и внешние обстоятельства не очень-то располагали.

Магдалена подула на ложку, чтобы немного остудить кашу. При этом она все думала о том жутком человеке, которого отец преследовал накануне вечером. Палач вернулся к дому мокрый с ног до головы и без плаща. По блеску в его глазах Магдалена поняла, что с расспросами к нему лучше не приставать, и до сих пор ничего не спрашивала. Но теперь не выдержала и сказала:

– Ты так и не объяснил, почему вдруг погнался за тем человеком. А продрог-то, хорошо хоть не заболел. – Она покачала головой: – Чтобы осенью свалиться в реку, да в твоем возрасте… К тому же плащ твой стоил уйму денег. Ты хоть знаешь…

– Если мне понадобится нянька, я дам тебе знать. – Палач презрительно фыркнул: – Ты хуже, чем моя Анна когда-то, помилуй Господи ее душу… – На мгновение он уставился в пустоту, а потом быстро продолжил: – Ну да ладно, я и сам хотел рассказать, что случилось. Скорняк описал мне человека, который на прошлой неделе купил у него пять волчьих шкур. И человек, который наблюдал за тобой, точно подходил под это описание.

Магдалена наморщила лоб:

– Волчьи шкуры? Но почему…

– По мне, так слишком много расползлось слухов об этих оборотнях, – перебил ее палач. – И если кто-то покупает пять волчьих шкур, я чую неладное, особенно если этот кто-то от меня удирает. Мне вот любопытно, на что они ему. Может, он сделает из них большой плащ? Такой, чтобы можно было спрятаться в нем…

– Подождите. Хотите сказать, этот человек накупил волчьих шкур, чтобы переодеться в оборотня? – Симон задумчиво отложил ложку в сторону. – Но зачем ему это делать?

– Чтобы нагнать на жителей страху… Чтобы никто его не узнал, когда он зверствует… Кто знает. – Куизль пожал плечами и полез в карман за табаком. – Может, здесь и в самом деле завелся оборотень. Я слышал, некоторые из них влезают в шкуры, чтобы принять звериное обличье.

– Так вы верите в оборотней? – недоверчиво спросил Симон.

– Я за свою жизнь повидал столько зла и безумия, так разве не может быть и оборотней? Ну или хотя бы людей, которые всерьез мнят себя таковыми…

Палач развязал мешочек и принялся набивать трубку табаком.

– В лесах обитают самые жалкие существа, – продолжал он при этом. – Изгнанники, сумасшедшие, скорее уже звери, чем люди. Мне самому как-то раз довелось колесовать одного такого. Он с детства жил в лесу, а во время голода в сорок девятом году стал охотиться на людей и есть их. Особенно беглых детей. Мясо у них, мол, особенно нежное, как он сказал потом на дыбе. Вот оборотень он или нет? – Куизль поднес к набитой трубке горящую лучину и принялся с наслаждением попыхивать. – Не знаю. Но он в любом случае представлял опасность для людей, и его следовало устранить.

– Ну, в нашем случае, к сожалению, не так все ясно, – заметил Симон. – Боюсь, эта комиссия во главе с викарием будет просто хватать всякого подозреваемого и подвергать пыткам, лишь бы найти виновного.

Фронвизер еще вчера рассказал им о первом собрании и намерениях советников без лишних церемоний искоренить зло.

Куизль усмехнулся:

– Тем лучше для Бартоломея. Тогда он получит свой новый дом даже раньше, чем рассчитывал.

– Ты… ты отвратителен, отец! Как ты можешь говорить такое о собственном брате?

Магдалена взглянула на Барбару и не поверила своим ушам. До сих пор младшая сестра молчала и с задумчивым видом сидела в углу стола, словно до разговора ей не было никакого дела. И вообще со вчерашнего вечера по губам ее блуждала улыбка. Барбара особо не рассказывала о вчерашнем выступлении с Матео и другими артистами, но этого и не требовалось. Слишком долго ее не было после представления, и Магдалена даже догадывалась, с кем она пропадала. Пока что она поделилась своим предположением только с Симоном, и тот время от времени бросал на нее понимающий взгляд.

Теперь улыбки на губах Барбары как не бывало.

– Георг правильно говорит, – продолжала она, со злостью глядя на отца. – Как только мы приехали в Бамберг, ты сразу ополчился на своего брата! Что он тебе такого сделал? Ты… тебе просто завидно, что он удачливее тебя. И что он, в отличие от тебя, нашел себе новую жену.

Куизль наотмашь ударил дочь по правой щеке. Барбара не вскрикнула, но Магдалена видела, что она с трудом сдерживает слезы.

– Не смей так с отцом разговаривать, ясно? – прорычал палач. – Ты и твой нахальный братец. Что вы знаете обо мне и Бартоломее?

– Что мы знаем? – тихо спросила Магдалена. – В общем-то, ничего. Потому что ты нам и не рассказывал никогда.

– И не буду рассказывать. Нечего вмешиваться в дела, которые вас не касаются. Так, а теперь я пойду ко рву и помогу разгрести дерьмо вашему треклятому дяде. Все лучше, чем выслушивать тут ваши нравоучения.

Но не успел палач подняться из-за стола, как дверь вдруг с треском распахнулась. На пороге, хватая ртом воздух, стоял Георг.

– По… попался! – прохрипел он.

– Кто попался? – спросила Магдалена в недоумении.

– Ну, кто же еще? Оборотень! – ответил Георг, и глаза у него сверкнули. – Я сам видел, как стражники его увели. У него нашли волчью шкуру, и несколько горожан уже опознали его! Но он, как говорят, не желает признаваться. Нам с дядей Бартоломеем следует как можно скорее допросить его с пристрастием.

Барбара закрыла рот ладонью.

– Господи, и кто же это? – спросила она взволнованно.

Георг ухмыльнулся:

– Кто-то из артистов. Некий Матео, итальянец какой-то… Лично я сразу понял, что с этими артистами что-то не так.

В наступившей тишине юноша растерянно переводил взгляд с одного на другого.

– Что случилось? – спросил он. – Я что-то не так сказал?

Магдалена взглянула на сестру: та не проронила ни слова. Симон рядом с ней смущенно уставился в пол. Только отец, единственный, кто не знал о трепетном отношении Барбары к Матео, пожал плечами.

– Да, вот жернова и закрутились, – проворчал он. – Но тут уж ничего не поделаешь, всегда одно и то же. Людям нужен виноватый, и чем скорее, тем лучше. А Бартоломею – заработок. Вот увидите…

– Матео невиновен! – в отчаянии крикнула Барбара. – Никакой он не оборотень! А если кто утверждает обратное, тот… тот…

Она судорожно всхлипнула и обмякла. Магдалена привлекла ее к себе и стала успокаивать, как маленького ребенка.

Георг так и застыл с разинутым ртом на пороге.

– Так ты знаешь этого парня? – спросил он наконец. – Но почему…

– Что ж, Георг, я так догадываюсь, мы одни с тобою в дураках. – Палач скрестил руки на могучей груди. – Может, кто-нибудь из почтенных домочадцев объяснит мне, в чем дело?

Симон прокашлялся:

– Ну, подробностей я не знаю, но, судя по всему… Барбара и этот Матео… ну, между ними что-то есть…

– Влюбилась она в парня! Неужели так трудно это понять, мужичье вы неотесанное?

Магдалена коротко взглянула на них, утешая всхлипывающую Барбару.

– Мы же были позавчера на представлении, – добавила она чуть спокойнее. – Ну, и вчера Барбара снова отправилась в этот театр, и ей даже разрешили немного помочь Матео во время представления. Она говорит, что они вместе стояли на сцене. И с тех пор, видимо, сблизились…

– Моя дочь стояла на сцене? – Палач беспомощно мотнул головой. – Вместе с этими приблудными шутами, которым лишь бы кошелек из кармана выудить? – Он со злостью сжал кулаки. – Черт возьми, вас хоть раз можно оставить одних и чтоб потом краснеть не пришлось!

– Артисты почти такие же нечестивые, как палачи, – сухо ответила Магдалена. – В этом отношении Барбара была среди своих.

– Ха, так ты еще и выгораживаешь ее? – Куизль мрачно рассмеялся. – Может, ей тогда выйти за парня?

– Ну, пока этот Матео сидит в тюрьме, за него вряд ли кто-нибудь выйдет, – заметил Симон нерешительно. – И если не случится какого-нибудь чуда, в ближайшее время за него примется ваш брат с Георгом.

– Чудовище! Изверг! – Барбара вдруг вскочила, бросилась на Георга и принялась колотить его маленькими кулаками. – Если ты его хоть пальцем тронешь, ты мне не брат! Я… я глаза тебе выцарапаю! Я…

– Барбара, Барбара! Прошу тебя, послушай!

Георг пытался схватить сестру за руки, но та всякий раз изворачивалась, как кошка.

– Я-то что могу сделать? – сетовал юноша. – Даже если ты не веришь, что Матео виновен, эта новая комиссия приказала допросить его с пристрастием. Я ему ничем не могу помочь!

– Ты… чудовище! Животное! Дьявол бы забрал всех палачей!

Вне себя от горя и злости Барбара продолжала колотить брата. В конце концов вмешался Куизль. Он схватил дочь за руки, смял их в одной ладони, словно тисками, а другой влепил звонкую пощечину.

Барбара резко замолчала и уставилась на отца. Она вся тряслась, но пощечина, по крайней мере, немного ее успокоила.

– А теперь хорошенько меня послушай, Барбара, – начал палач медленно и твердым голосом. – Ты не того колотишь. Георг не виноват в том, что твой Матео сидит в тюрьме. Ему и Бартоломею ничего не остается, кроме как пытать его. Твой дядя пока что палач в этом городе. Ты знаешь, что это означает.

Он выпустил дочь и прошел к мечу, висевшему в красном углу. Барбара неподвижно стояла посреди комнаты, поджав губы в тонкую линию.

– Такая у нас работа, – продолжал палач, показывая на меч. – Не мы ее выбирали, Господь уготовил нам это место. – Он старался говорить успокаивающе. – Но я могу поговорить с Бартоломеем. Если этот Матео будет сговорчив, найдется средство безболезненно отправить его в рай.

– Это все, что ты можешь предложить? – глухо проговорила Барбара. – Убить Матео как… как больную дворнягу, хоть вы и сами не верите, что он оборотень?

– Ты слышала, что сказал отец, – ответил Георг. – Мы только орудия, и…

– Тогда вот что я скажу вам, орудия, – перебила его Барбара, медленно продвигаясь спиной к двери. Голос у нее был холодный и решительный не по годам. – Я ухожу. И вернусь, только когда вы вызволите Матео из тюрьмы. – Она взглянула на отца: – Я знаю, ты можешь. Ты уже помогал другим. Если его не освободят, сэру Малькольму понадобится новый актер для женских ролей. И это буду я, потому что, клянусь, у меня талант!

Барбара захлопнула за собой дверь, и никто не двинулся с места.

– Похоже, у нас серьезные неприятности, – нарушил молчание Симон. Затем со вздохом добавил: – Потому что одно я знаю точно: Барбара говорила всерьез. Все-таки она, как и все вы, дьявольски упрямая Куизль.

В крипте бамбергского собора викарий Себастьян Харзее стоял на коленях перед простым алтарем и пытался всецело посвятить себя Господу. Это было не так просто, потому что под громадными, выкрашенными в белый церковными сводами даже в разгар недели суета была, как в голубятне. В боковых нефах и отдельных часовнях проходили богослужения, благочестивые грешники наведывались к своим исповедникам, и нищие дремали на церковных скамьях, пока их не прогонял ризничий.

Себастьян Харзее закрыл глаза и постарался отрешиться от шума наверху. В последние дни от громких звуков у него сильно болела голова. Как же он ненавидел эту суматоху! Иисус разве не вышвырнул из храма всех ростовщиков и крикливых торгашей? Будь его, Себастьяна, воля, он превратил бы этот собор в оплот тишины. Если хочешь услышать Господа, лучше помолчать и прислушаться.

Однако молчать и слушать жители Бамберга давно разучились.

Викарий вздохнул и перекрестился, после чего лег животом на холодный каменный пол и раскинул руки. Поза смирения, которую он полюбил еще юнцом. Большинству людей не хватало смирения. Особенно этим набирающим силу патрициям, что всякий раз отворачивались от Господа и думали лишь о презренном металле. Простые люди были по большей части верующими и преданными, но и они все чаще роптали против католической церкви и божественного уклада. Совсем недавно до Харзее дошли слухи, что городской палач собрался отпраздновать свадьбу в Банкетном доме. Совсем как порядочный человек! Вероятно, Совет позволил ему это, потому что его тесть служил младшим секретарем. Именно эти неуловимые перемены были столь ненавистны викарию. Ведь Господь каждому уготовил свое место в этой жизни. Кайзерам, епископам, ремесленникам, крестьянам – и палачам. Пошатнуть эти устои было богохульством! Что ж, если события и дальше будут развиваться так же хорошо, Харзее не допустит этого свадебного празднества.

А события развивались хорошо, просто замечательно.

Себастьяну вспомнились времена сорокалетней давности. Тогда в Бамберге на короткое время воцарилась истинная вера: в борьбе против колдовства церковь вновь обрела былую силу. В тот год в городе сожгли почти тысячу человек. Харзее и сам не верил, что все они ведьмы и колдуны, но жесткие действия вновь вернули Бамберг в лоно церкви, а ради этого можно пойти на любые жертвы. Викарий улыбнулся и прижался щекой к холодному камню.

Сам он во времена преследований был юным студентом теологии. Однако его отцу, почтенному советнику и ярому католику Георгу Харзее, с несколькими соратниками удалось извести врагов церкви и на краткое время превратить Бамберг во второй Иерусалим. Власть патрициев казалась сломленной, князь-епископ вновь одержал верх! Они созвали специальный Совет, создали тюрьму и устроили в городе подлинное чистилище. Суд, который отличал правду от лжи, очищал душу и предавал огню бесполезную плоть.

А потом началась война – и вместе с нею шведские еретики положили конец многообещающему эксперименту. Епископ бежал в Австрию, и патриции снова одержали верх. Нынешний епископ, Филипп фон Ринек, слаб. Замки, садоводство и диковинные звери интересовали его больше, чем сохранение веры.

Но вот Господь дал ему, викарию Себастьяну Харзее, одному из вернейших своих служителей, новое орудие. С его помощью он сможет вернуть заблудшую паству на путь истинный.

Харзее приподнялся, потому что с правой стороны у него снова зачесалась шея. Кто-то укусил его пару дней назад – наверное, во сне. Ранка была маленькая, но постоянно сочилась и чесалась просто невыносимо. Вообще-то он давно хотел обратиться по этому поводу к мастеру Самуилу, но счел это неуместным после сегодняшнего Совета, когда лейб-медик стал возражать ему. Может, этот зуд как-нибудь прекратится сам по себе… Викарий закрыл глаза и сосредоточился на насущном.

Когда только начали пропадать люди, Харзее не придал этому значения. Рядовой случай для городской стражи. Но потом вдруг заговорили про мохнатого монстра, начались пересуды, поползли слухи, и снежный ком пришел в движение. Викарию оставалось лишь придать ему нужное направление.

Лишь исчезновение Тадеуша Васольда, хорошего друга его семьи, немного обеспокоило Себастьяна. Вместе с отцом Харзее он боролся в то время с врагами церкви. Старый советник был одним из них. Даже толстому Георгу Шварцконцу было до него далеко. Последний тоже был когда-то соратником отца, но в последние годы все чаще стал предаваться мирскому. Харзее воспринимал его смерть как заслуженное наказание. А вот ужасное похищение Васольда и его вероятная гибель, наоборот, внушали страх. Зло подбиралось все ближе. Себастьян уже сам чувствовал зловонное дыхание оборотня…

Харзее сильнее прижался к каменному полу, словно хотел слиться с собором воедино. У него закружилась голова, как это часто бывало в последние дни, и по телу, казалось, расползался жар. Нельзя сейчас болеть. Только не сейчас, когда цель так близка!

Себастьян с облегчением подумал о том, как быстро им удалось выследить монстра. Он сам отдал распоряжение обыскать ранним утром первую труппу, которая уже обратила на себя внимание своими демоническими выходками в Банкетном доме. И они не прогадали! В одном из сундуков обнаружили несколько сшитых волчьих шкур, с помощью которых оборотень превращался по ночам в чудовище. Какие еще требовались доказательства? Даже предводитель этих бродяг и шарлатанов пришел в ужас. Но Харзее был уверен: эта шкура будет не единственной, уж он об этом позаботится. Сорок лет назад тоже началось с одной ведьмы, а под конец их были сотни.

Викарий поцеловал пыльный пол. Потом поднялся, возблагодарил Господа и стал подниматься из крипты в собор. При этом каждый шаг давался ему с трудом. С него градом катил пот, и проклятая ранка на шее опять зачесалась.

Похоже, он действительно подхватил какую-то лихорадку. Харзее вознес молитву небесам, чтобы Господь в ближайшие дни уберег его от болезней.

Пора бы выследить очередного оборотня.

Погруженный в мрачные раздумья, Куизль сидел в красном углу в доме палача и до хруста сжимал кулаки. Он обладал медвежьей силой и острым умом, но редко чувствовал себя таким беспомощным, как теперь, когда младшая дочь сбежала от него.

Остальные молча сидели рядом. Палач со злостью ударил кулаком по столу, и все разом вздрогнули.

– И что ей в голову взбрело, этой девке! – выругался Куизль, чтобы выпустить пар. – Связалась с каким-то артистом, да еще угрожает мне! За волосы уволоку ее в Шонгау!

– Ну а потом что? И там привяжешь ее за волосы? – Магдалена насмешливо взглянула на него. – Ты же знаешь Барбару. Голову дам на отсечение, что она снова от тебя сбежит, если ты ей сейчас не поможешь. Она же влюбилась в парня, а тут не помогут ни уговоры, ни сила.

– Она снова успокоится, тебе так не кажется? – спросил Георг нерешительно.

Магдалена покачала головой:

– Вы, мужчины, ничего в этом не смыслите. Если сейчас оставить Барбару в беде, она сбежит от нас навсегда. Я это нутром чувствую.

Куизль сухо рассмеялся.

– Ну и что же я, по-твоему, должен сделать? Пойти в тюрьму сказать стражникам, что Матео невиновен, и просто забрать его? Или сразу же надавать им по морде?

– Тем не менее вы можете поговорить с братом, – вмешался Симон. – Есть же средства и способы немного оттянуть допрос. Вы это лучше меня знаете. Вспомните Штехлин.

Палач молчал и скрипел зубами. Действительно, почти десять лет назад он спас знахарку Марту Штехлин от ужасных пыток, оттягивая допросы при помощи всевозможных уловок. Но то было в его родном городе, где он знал советников и мог оценить собственные возможности. А здесь палачом был его брат… Что, интересно, скажет Бартоломей, если Якоб попросит его об этом?

– Я знаю, что дядя не любит пытки, – заметил Георг задумчиво, словно прочел мысли отца. – Они наводят на него ужас, как и затяжные казни. Думаю, будь его воля, он бы только и возился с собаками в лесу и зверинцем епископа. Если убедить его, что этот Матео действительно невиновен…

– Он невиновен, – перебил его Куизль. – Тут и думать нечего. Эти артисты в городе всего несколько дней, а первый человек пропал больше месяца назад. И все эти случаи как-то связаны между собой, хоть я и не знаю пока, как и почему. Так что артисты тут ни при чем. Нет, кто-то другой давно ошивается в городе или его окрестностях…

Симон нахмурился:

– Вы правы. Но даже если логика говорит об обратном…

– Это вовсе не значит, что у советников перестанет свербеть в жирной заднице. Знаю. – Куизль пренебрежительно фыркнул. – Колдовством можно объяснить все, что душе угодно. И этой чертовой комиссии нужен виновный, хотя бы затем, чтобы удержать горожан в узде. И местных трогать не станут, раз уж все можно спихнуть на Матео. Даже если нам удастся оттянуть допрос, рано или поздно парень отправится на костер. Это ясно как божий день.

– Разве что мы прежде найдем настоящего преступника. – Магдалена скрестила руки и с нетерпением посмотрела на остальных: – Ну что же вы! Нам ведь уже случалось выслеживать злодеев.

– Вот только в роли злодея теперь настоящий оборотень. – Симон склонил голову. – Или, по крайней мере, тот, кто в него переодевается, если верить предположениям твоего отца… – Тут он просиял. – Эта шкура, которую якобы нашли у Матео! Что, если настоящий преступник подкинул ее, чтобы отвести от себя подозрение?

Магдалена кивнула:

– Не исключено. В любом случае с Матео нужно кому-нибудь поговорить. Может, он сам знает, кто за этим стоит.

– Поговорить можем мы с дядей Бартоломеем, – нерешительно отозвался Георг. – Если, конечно, дядя поможет нам… – Он вздохнул: – В любом случае я сделаю все, чтобы вернуть сестру! Хотя для меня эти артисты так и останутся беспутными шарлатанами.

– Кому-то надо поискать Барбару. – Якоб тяжело поднялся из-за стола. – Не хватало еще, чтоб она чего-нибудь натворила. Может, мне самому…

– Ни в коем случае, лучше оставь как есть, – возразила Магдалена и тронула отца за руку. – Ты и без того достаточно дров наломал своими грубыми выходками. Это наше, женское дело. – Она мрачно улыбнулась. – И я, кажется, знаю, где искать Барбару.