КАЛИОСТРО
Сей прославленный шарлатан, друг и преемник Сен-Жермена, добился еще большей известности. Он был архиплутом своего времени и последним из выдающихся претендентов на владение философским камнем и живой водой, а во время своего непродолжительного процветания — одной из виднейших фигур Европы.
Его настоящее имя было Джузеппе Бальзамо. Он родился около 1743 года в Палермо в бедной семье. Имел несчастье в раннем детстве потерять отца, вследствие чего забота об его образовании легла на родственников матери, которые были слишком бедны, чтобы обеспечить обучение его чему-либо, кроме чтения и письма. В четырнадцать лет был отправлен в монастырь для постижения основ химии и медицины, но его нрав был столь запальчивым, леность — столь неодолимой, а дурные привычки — столь глубоко укоренившимися, что он никак не преуспел в учебе. Через несколько лет он ушел из монастыря, запомнившись его обитателям как ничему не научившийся и распущенный молодой человек, щедро одаренный природой, но имеющий дурные наклонности. Достигнув совершеннолетия, он с головой окунулся в необузданную и беспутную жизнь и вступил в знаменитое братство, известное во Франции и в Италии как «рыцари сноровки», а в Англии — как «аферисты». Он был весьма незаурядным и деятельным членом сей братии. Его «боевым крещением» стала подделка театральных контрамарок. Позднее он ограбил собственного дядю и подделал завещание. Результатом подобных действий стали частые принудительные визиты в палермские тюрьмы. Каким-то образом он приобрел репутацию колдуна — человека, который не смог открыть секреты алхимии и продал душу дьяволу за золото, которое был не в состоянии делать путем трансмутации. Он не пытался вывести людей из этого заблуждения, а скорее ему потворствовал. В конце концов Бальзамо использовал его себе на руку, чтобы облапошить серебряных дел мастера Марано примерно на шестьдесят унций золота, и в результате был вынужден покинуть Палермо. Он убедил этого человека в том, что за шестьдесят унций золота может привести его к кладу, зарытому в пещере, который тот сможет забрать себе целиком, просто выкопав из земли. В полночь они отправились в пещеру неподалеку от Палермо, где Бальзамо начертил на земле магический круг и призвал дьявола показать, где спрятано его сокровище. Вдруг откуда ни возьмись появилось полдюжины человек — сообщников мошенника, переодетых чертями. На головах у них были рога, на пальцах — когти, а изо ртов вырывалось красное и голубое пламя. Они были вооружены вилами, которыми отделали бедного Марано до полусмерти, после чего изъяли у него шестьдесят унций золота и все находившиеся при нем ценные вещи. Затем они удрали в сопровождении Бальзамо, оставив несчастного серебряных дел мастера поправляться или умирать. Природа предпочла первый вариант развития событий, и вскоре после рассвета Марано пришел в себя, испытывая жгучую телесную боль от ударов и душевную — от обмана, жертвой которого стал. Сперва он порывался донести на Бальзамо в городской суд, но, подумав, испугался осмеяния, которому мог бы подвергнуться в результате детального изучения всех обстоятельств дела. И тогда он решил отомстить Бальзамо как истинный итальянец — убить его при первой удобной возможности. После того как он высказал сие намерение в присутствии одного из друзей Бальзамо, последний, узнав о грозящей ему опасности, незамедлительно упаковал ценные вещи и покинул Европу.
Его новым местожительством стал аравийский город Медина, где он познакомился с греком Алтотасом — человеком, который в совершенстве знал все восточные языки и неустанно изучал алхимию. Он владел бесценной коллекцией арабских манускриптов по своей любимой науке и штудировал их с таким неослабным усердием, что не мог уделять достаточно времени своим тиглям и печам, не пренебрегая книгами. Он как раз подыскивал себе ассистента, когда к нему явился Бальзамо, который произвел на него столь благоприятное впечатление, что он сразу же остановил на нем свой выбор. Но между ними недолго существовали отношения хозяина и слуги. Бальзамо был слишком честолюбив и умен, чтобы оставаться на вторых ролях, и за пятнадцать дней с момента знакомства они стали друзьями и полноправными партнерами. За свою долгую жизнь, посвященную алхимии, Алтотас случайно сделал несколько полезных открытий в области химии, одним из коих была добавка для усовершенствования процесса изготовления льняного полотна и придания изделиям из этого материала блеска и мягкости почти как у шелка. Бальзамо дал ему хороший совет: временно отказаться от поисков философского камня и озолотиться от торговли данным ингредиентом. Совет был принят, и они вместе отправились в Александрию, имея при себе большие запасы означенного товара. Они пробыли в этом городе сорок дней и заработали на своем изобретении большие деньги. После этого с равным успехом посетили другие египетские города. Они также побывали в Турции, где торговали снадобьями и амулетами. По возвращении в Европу из-за непогоды прибыли на Мальту, где были радушно приняты Пинто, гроссмейстером207 мальтийских рыцарей и известным алхимиком. Они несколько месяцев проработали в его лаборатории, упорно пытаясь найти философский камень и превратить оловянную посуду в серебряную. Бальзамо, не столь уверенный в успехе сей затеи, как его компаньоны, устал от нее раньше них и, получив от гостеприимного гроссмейстера множество рекомендательных писем в Рим и Неаполь, сократил алхимическое трио до размеров дуэта.
Он давно уже отказался от имени Бальзамо из-за множества связанных с ним неприятных ассоциаций и во время своих странствий присвоил себе по меньшей мере десяток других с добавлением титулов: шевалье де Фишио, маркиз де Мелисса, барон де Бельмонте, де Пеллигрини, д’Анна, де Феникс, де Харат и граф де Калиостро. Чаще всего назывался последним именем, под которым он прибыл в Рим и больше никогда его не менял. В этом городе он объявил себя реставратором розенкрейцерской философии, способным превращать все металлы в золото, становиться невидимым, лечить все болезни и снабжать всех желающих эликсиром от старения. Рекомендательные письма от гроссмейстера Пинто обеспечили ему знакомство с самыми знатными семействами. Он быстро богател от продажи своего elixir vitae и, подобно другим знахарям, регулярно осуществлял удивительные исцеления, вселяя в пациентов сильнейшую веру в его способности и надежду на выздоровление и пользуясь таким образом преимуществом, которое самые дерзкие шарлатаны часто имеют над обычными врачами.
Разрабатывая свою золотую жилу, он свел знакомство с прелестной Лоренцой Феличиана, молодой дамой из знатной, но обедневшей семьи. Вскоре Калиостро понял, что она обладает бесценными достоинствами. Помимо необыкновенной красоты, она отличалась исключительной сообразительностью, безупречными манерами, богатейшим воображением и крайней беспринципностью. Она идеально подходила на роль жены Калиостро, который предложил ей руку и сердце и получил согласие. После свадьбы он посвятил прекрасную Лоренцу во все свои профессиональные тайны: научил ее красивые губки вызывать ангелов, джиннов, сильфов, саламандр и ундин, а при необходимости — бесов и злых духов. Лоренца была способной ученицей. Она быстро выучила весь алхимический жаргон и все колдовские заклинания, после чего парочка отправилась в путь-дорогу, дабы наживаться на суеверных и легковерных.
Для начала супруги поехали в Шлезвиг, чтобы нанести визит графу де Сен-Жермену, их знаменитому предшественнику в искусстве одурачивания людей, и были приняты им самым радушным образом. Сей почтенный и умудренный опытом джентльмен, несомненно, оказал моральную поддержку избранному ими роду деятельности, ибо сразу после расставания с ним они приступили к своим махинациям. Они три-четыре года путешествовали по России, Польше и Германии, превращая металлы, гадая, вызывая духов и продавая elixir vitae везде, где проезжали; но каких-либо более конкретных сведений о данном периоде их жизни история не сохранила. Восхождение графа и графини де Калиостро к европейской известности началось в Англии, где они появились в 1776 году. Они прибыли в Лондон в июле сего года, имея при себе столовое серебро, драгоценности и металлические деньги на сумму около трех тысяч фунтов. Они сняли апартаменты на Уитком-стрит и несколько месяцев жили не привлекая к себе внимания. В том же доме квартировала португалка Блейвери, которая, находясь в крайне стесненных обстоятельствах, была нанята графом в качестве переводчицы. Она имела постоянный доступ в его лабораторию, где он проводил много времени в поисках философского камня. В обмен на радушие своего хозяина она повсюду его восхваляла и усердно пыталась привить всем и каждому веру в его необычайные способности, равную ее собственной. Однако мадам Блейвери не вполне отвечала требованиям графа либо к социальному статусу и манерам, либо к внешности его переводчицы, и он взял на ее место некоего Вителлини, учителя языков. Вителлини был заядлым игроком, перепробовавшим для поправки своего изрядно пошатнувшегося финансового положения почти все средства, в том числе поиски философского камня. Став свидетелем алхимических опытов графа, он тотчас же возомнил, что тот владеет великим секретом и перед ним открыты золотые врата в чертог изобилия. С еще бóльшим энтузиазмом, чем мадам Блейвери, он сообщал своим знакомым и посетителям всех общественных мест, где он бывал, что граф — незаурядная личность и истинный адепт, состояние которого огромно и который способен превращать в чистое золото столько свинца, железа и меди, сколько его душе угодно. В результате дом, где жил Калиостро, осаждали толпы праздных, легковерных и алчных людей, страстно желавших взглянуть на «философа» или получить свою толику несметного богатства, которое он якобы мог создать.
К несчастью для Калиостро, он попал в лапы недоброжелателей. Вместо того чтобы облапошить англичан, он сам стал жертвой шайки жуликов, которые, целиком и полностью полагаясь на его оккультные способности, преследовали единственную цель — заработать на нем деньги. Вителлини познакомил его с таким же, как и он сам, разорившимся игроком по фамилии Скот, которого представил как шотландского дворянина, приехавшего в Лондон исключительно ради встречи и беседы с выдающимся человеком, молва о котором достигла далеких северных гор. Калиостро принял его весьма любезно и радушно, после чего «лорд» Скот представил как леди Скот женщину по фамилии Фрай, которая вызвалась сопровождать графиню де Калиостро в общественных местах и познакомить ее со всеми титулованными семействами Британии. Калиостро и его жена легко купились на эту ложь. «Его светлость», чьи пожитки, дескать, остались в Шотландии и который не имел в Лондоне банковского счета, занял у графа двести фунтов. Калиостро одолжил их без колебаний — настолько он был польщен знаками внимания, которые сии «дворяне» ему оказывали, почтением, если не почитанием, с которым они якобы к нему относились, и видимым благоговением, с которым они внимали каждому его слову.
Суеверный, как и все заядлые игроки, Скот, участвуя в лотерее или играя в рулетку, часто делал ставки на магические и кабалистические цифры. У него был какой-то кабалистический манускрипт, содержавший различные арифметические комбинации для определения счастливых чисел, который он представил на рассмотрение Калиостро с настойчивой просьбой выбрать какое-нибудь число. Калиостро взял рукопись и изучил ее, не веря (согласно его автобиографии), впрочем, в эффективность приведенной в ней методики. Несмотря на это, он предсказал, что 6 ноября счастливый жребий падет на цифру 20. Скот поставил на это число небольшую сумму от занятых им двухсот фунтов и выграл. Калиостро, окрыленный успехом, провозвестил, что во время следующего тиража фортуна улыбнется числу 25. Скот сделал новую ставку и выиграл сто гиней. К изумлению и восхищению Калиостро, цифры 55 и 57, напророченные им на 18-е число того же месяца, также оказались счастливыми, и тогда он решил искать удачи для себя, а не для других. Скот и его «леди» умоляли предсказывать им числа и дальше, но он оставался глух к их мольбам даже в то время, когда все еще считал Скота лордом и честным человеком; когда же он узнал, что тот не более чем жулик, а мнимая леди Скот — всего лишь хитрая проститутка, прекратил всякое общение с ними и их сообщниками.
Слепо веря в сверхъестественные способности графа и лишившись его поддержки, они испытывали серьезные страдания. Они пытались умилостивить его вновь любыми средствами, какие подсказывала им изобретательность. Они умоляли его, угрожали ему и пытались подкупить, но все было напрасно. Калиостро не хотел ни встречаться с ними, ни вступать в переписку. Между тем они вели расточительную жизнь и, упавая на будущее, растратили все нажитые ими деньги. Они находились в состоянии крайней нужды, когда мисс Фрай получила доступ к графине, сказалась голодающей и приняла от нее гинею. Не удовлетворившись этим, мисс Фрай попросила ее убедить мужа в последний раз указать счастливое число лотерейного розыгрыша. Графиня пообещала оказать на него влияние, и Калиостро под давлением жены назвал цифру 8, приняв одновременно повторное решение больше не иметь с самозванцами и их присными никаких дел. По необычайному совпадению, приятно удивившему Калиостро, под восьмым номером оказался главный выигрыш лотереи. Мисс Фрай и ее сообщники получили от этой авантюры чистую прибыль в полторы тысячи гиней, пуще прежнего уверовали в оккультные способности Калиостро и укрепились в своей решимости не расставаться с ним до тех пор, пока как следует не разбогатеют. Будучи при деньгах, мисс Фрай купила в ломбарде за девяносто гиней красивое ожерелье. Затем она заказала ювелиру золотую шкатулку с орнаментом, имевшую два отделения, в одном из которых она спрятала ожерелье, а другое наполнила нюхательным табаком с тонким ароматом. После этого она добилась еще одной встречи с мадам ди Калиостро и уговорила ее принять шкатулку как маленький знак уважения и признательности, не упомянув о спрятанном внутри дорогом ожерелье. Мадам ди Калиостро приняла подарок и с этой минуты стала объектом непрекращающегося приставания со стороны всех заговорщиков — Блейвери, Вителлини и мнимых лорда и леди Скот. Они тешили себя надеждой, что им удалось вернуть утраченное расположение графа, и день за днем наведывались к нему, чтобы узнать счастливые числа лотереи. При этом им иногда удавалось подняться наверх и попасть в его лабораторию, несмотря на сопротивление слуг. В итоге Калиостро, выведенный из себя их назойливостью, пригрозил обратиться в суд и, схватив мисс Фрай за плечи, вытолкал ее на улицу.
Этот день можно считать точкой отсчета злоключений Калиостро. По наущению своего возлюбленного мисс Фрай решила отомстить. Для начала она подала на Калиостро в суд, обвинив его под присягой в задолженности в размере двухсот фунтов и добившись тем самым его ареста. Пока он находился в месте предварительного заключения должников208, Скот и один подлый чиновник органов юстиции вломились в его лабораторию и вынесли оттуда несколько кабалистических манускриптов и алхимических трактатов, а также маленькую шкатулку, содержавшую, как они считали, порошок для превращения металлов. Кроме того, они вчинили ему иск о возвращении ожерелья, а мисс Фрай обвинила его и графиню в колдовстве и предсказании лотерейных чисел с помощью дьявола. Последнее дело разбиралось судьей Миллером. Иск о возмещении убытков, возникших вследствие незаконного завладения ожерельем, рассматривался лордом — главным судьей Суда общих тяжб209, который порекомендовал сторонам передать их спор на рассмотрение третейского суда. Отсидев в тюрьме несколько недель, Калиостро был освобожден на поруки. Вскоре после этого к нему явился юрист Рейнолдс, также замешанный в заговоре, который предложил на определенных условиях уладить все возбужденные против него дела путем компромисса. Пришедший вместе с ним Скот поначалу прятался за дверью, а потом внезапно выскочил из-за нее, приставил пистолет к груди Калиостро и поклялся немедленно выстрелить, если тот не скажет правду об искусстве предсказания счастливых чисел и превращении металлов. Рейнолдс с притворным гневом разоружил сообщника и с мольбой в голосе попросил графа удовлетворить их любопытство и открыть свои тайны, взамен пообещав снять с него все обвинения и оставить его в покое. Калиостро ответил, что угрозы и мольбы одинаково бесполезны, что никаких секретов он не знает и что порошок, который они у него украли, имеет ценность только для него самого. Он, однако, заявил, что простит им все деньги, которые они у него выманили, если они прекратят судебное преследование и вернут ему порошок и рукописи. Это предложение было встречено отказом, и Скот с Рейнолдсом ушли, поклявшись отомстить.
Калиостро, похоже, совершенно не разбирался в английских законах и не имел друга, который подсказал бы ему, как наилучшим образом действовать в сложившейся ситуации. Когда он однажды обсуждал с графиней свалившиеся на них невзгоды, к нему зашел один из его поручителей. Визитер пригласил графа прокатиться в наемном экипаже и посетить дом человека, который позаботится о его правах. Калиостро согласился и был привезен в тюрьму при Суде королевской скамьи, где «доброжелатель» покинул его. Не имея представления о процедуре отказа от поручительства, он несколько часов не мог понять, что является заключенным.
Он вновь обрел свободу несколько недель спустя, когда третейские судьи в отношениях между ним и мисс Фрай вынесли решение по его делу. Ему было предписано выплатить ей двести фунтов, которые он ей якобы задолжал, и вернуть ей ожерелье и золотую шкатулку, подаренные графине. Калиостро был настолько возмущен, что решил покинуть Англию. Дополнительным поводом для данного решения послужило беспощадное разоблачение его притязаний французом Морандом, издателем лондонской газеты «Courrier de l’Europe». Не прибавило ему радости и то обстоятельство, что он был опознан в Вестминстер-холле как Джузеппе Бальзамо, палермский жулик. После такого позора дальнейшее пребывание в Англии не имело смысла. «Граф» и «графиня» упаковали свои скудные пожитки и покинули страну, имея при себе не более пятидесяти фунтов от тех трех тысяч, с коими они в нее прибыли.
Вначале они проследовали в Брюссель, где судьба была к ним более благосклонна. Они продали там большое количество эликсира жизни и осуществили множество исцелений, поправив таким образом свое финансовое положение. Потом поехали через Германию в Россию, и всюду их ждал шумный успех. Золото текло в их сундуки быстрее, чем они успевали его считать. Ничто не напоминало им о лишениях английского периода, научивших их быть более осмотрительными в выборе знакомых.
В 1780 году они прибыли в Страсбург. Молва о них достигла этого города до их приезда. Сургут сняли шикарную гостиницу и пригласили на банкет всех влиятельных страсбуржцев. Их богатство и радушие казались беспредельными. И граф, и графиня занимались врачеванием и одаривали деньгами, советами и снадобьями всех нуждавшихся и страдавших от болезней и иных невзгод горожан. Многие проводимые ими исцеления изумляли тех обычных докторов, которые скептически относились к поразительно эффективной в ряде случаев силе внушения. Графиня, которая в то время была не старше двадцати пяти лет и отличалась грацией, красотой и весельем, говорила на людях, что ее старший сын — славный молодой человек двадцати восьми лет, который вот уже несколько лет как капитан голландской армии. Трюк удался на славу. Все уродливые старухи Страсбурга и поселений на мили окрест посетили салон графини, чтобы купить жидкость, которая должна была сделать их такими же цветущими, как их дочери. В равной степени устремились за чудодейственным эликсиром и молодые женщины, желавшие сохранить свое очарование и, прожив в два раза дольше, чем Нинон де Ланкло210, быть красивее ее. Что же до мужчин, то среди них не было недостатка в глупцах, воображавших, что с помощью нескольких капель того же несравненного эликсира им удастся отсрочить неизбежные старение, смерть и утрату мужской силы. Графиня, надо отдать ей должное, была воплощением неувядаемого очарования и выглядела как настоящая богиня молодости и красоты. Возможно, сонмы юношей, зрелых мужчин и стариков, при каждом удобном случае посещавших благоуханные покои чаровницы, притягивала не столько вера в ее оккультные способности, сколько восхищение ее томными ясными очами и игривыми изречениями. Но при всем своем кокетстве мадам ди Калиостро всегда была верна супругу. Да, она вселяла надежды, но они никогда не сбывались; она вызывала восхищение, но не позволяла вздыхателям выходить за рамки приличия и делала мужчин своими рабами, никогда не оказывая им услуги, коей могли бы похвастаться наиболее тщеславные.
В этом городе наши герои завязали знакомство со многими знаменитыми людьми, в том числе с принцем и кардиналом де Роганом, которому было суждено весьма неблагоприятным образом повлиять в дальнейшем на их судьбу. Кардинал, который, видимо, считал Калиостро великим философом, уговаривал его посетить вместе с ним Париж, что тот и сделал, но пробыл там всего тринадцать дней. Он предпочитал находиться в обществе жителей Страсбурга, куда и вернулся с намерением держаться подальше от столицы. Однако вскоре обнаружил, что первоначальное радостное возбуждение от его прибытия прошло. Люди стали прислушиваться к голосу разума и стыдиться былого восторга. Те из них, кому он некогда щедро раздавал милостыню, теперь называли его антихристом, Вечным жидом, человеком, которому одна тысяча четыреста лет, и демоном в человеческом обличье, посланным доводить невежд до смерти под видом исцеления. Более состоятельные и образованные считали его шпионом на службе у иностранных правительств, агентом полиции, мошенником и лиходеем. Наконец недовольство страсбуржцев стало настолько сильным, что он счел за благо попытать счастья где-нибудь в другом месте.
Сначала он поехал в Неаполь, но этот город находился слишком близко от Палермо, и он боялся быть узнанным кем-нибудь из старых знакомых. После недолгого пребывания в Неаполе он вернулся во Францию. В качестве следующего местожительства он выбрал Бордо, где произвел такую же сенсацию, как и в Страсбурге. Он объявлял себя основателем нового направления в медицине и философии, похвалялся способностью лечить от всех болезней и приглашал к себе бедняков и больных, дабы облегчать нужду одних и исцелять хвори других. На улице напротив фешенебельной гостиницы, в которой он поселился, целыми днями толпился народ. К удивительному лекарю стекались женщины с больными младенцами на руках, хромые, слепые и обладатели всех прочих телесных недостатков и недугов. Помощь, которую он оказывал деньгами, с лихвой компенсировала неэффективность его снадобий, и наплыв людей со всей округи стал настолько интенсивным, что jurats211 этого города предоставили ему солдат-караульных, которые денно и нощно находились у входа в гостиницу и следили за порядком. Ожидания Калиостро оправдались. Восхищенные его добротой и благотворительностью, богачи полностью уверовали в его необычайные способности. Торговля эликсиром шла превосходно. Салоны графа были полны богатых простофиль, приходивших купить себе бессмертие. Слабый пол манила красота, сохраняемая веками, а сильный — здоровье и сила в течение того же периода. Тем временем прелестная графиня зарабатывала деньги гаданием, составлением гороскопов и предоставлением сильфов-сопровождающих любым дамам, готовым заплатить за их услуги достаточную сумму. При этом она способствовала поддержанию репутации мужа и устраивала в Бордо грандиознейшие званые вечера.
Однако, как и в Страсбурге, массовое заблуждение длилось всего несколько месяцев и постепенно сошло на нет. Калиостро, опьяненный успехом, забыл, что всякое шарлатанство имеет временной предел, когда недоверие достигает критической точки. Когда он объявил, что может вызывать из могил души умерших, ему никто не поверил. Его называли врагом веры, отрекшимся от Христа и Вечным жидом. Пока эти слухи циркулировали в узком кругу, он относился к ним с презрением, но когда они охватили весь город, когда он остался без покупателей, когда званые вечера потеряли смысл из-за отсутствия гостей, а его знакомые стали от него отворачиваться при случайных уличных встречах, он счел, что самое время сменить местопребывание.
К тому времени Калиостро устал от провинциальной жизни и обратил свои помыслы к столице. По прибытии в Париж он объявил себя реставратором египетского масонства и родоначальником новой философии. С помощью своего друга кардинала де Рогана он немедленно стал вхож в высшее общество. Его успех как мага был феноменален: его посещали виднейшие персоны того времени. Подобно розенкрейцерам, он приписывал себе общение с элементалами, вызывание душ великих людей с того света, превращение металлов и постижение тайн мироздания под особым покровительством Бога. Как и доктор Ди, он вызывал ангелов, чтобы узнавать будущее, и они появлялись и разговаривали с ним, находясь в кристаллах и под стеклянными колокольчиками212. «Вряд ли, — говорится в «Biographie des Contemporains»213, — в Париже была хоть одна светская дама, не хотевшая поужинать в апартаментах Калиостро с тенью Лукреция214, хоть один военный офицер, не желавший обсудить военное искусство с Цезарем, Ганнибалом или Александром Македонским, или хоть один адвокат или советник, не стремившийся вступить в юридический диспут с призраком Цицерона». Сии беседы с усопшими стоили очень дорого, потому что, как говорил Калиостро, мертвые не воскреснут за бесценок. Графиня же, как обычно, использовала всю свою изобретательность, чтобы поддержать репутацию мужа. Ей благоволили дамы, восторженной, доверчивой и многочисленной аудитории которых она подробно рассказывала о необыкновенных способностях Калиостро. Она говорила, что он может становиться невидимым, путешествовать по миру со скоростью мысли и находиться в нескольких местах одновременно215.
Прошло не слишком много времени со дня его прибытия в Париж, когда он оказался замешанным в громкую аферу с ожерельем королевы. Его друг кардинал де Роган, очарованный прелестями Марии Антуанетты, глубоко страдал от ее холодности и недовольства, которое та весьма часто выказывала в отношении него. В то время в услужении у королевы находилась дама ла Мотт, которой кардинал имел глупость рассказать о своих переживаниях. Мадам де ла Мотт в свою очередь попыталась сделать кардинала орудием в своих руках и неплохо в этом преуспела. Будучи камеристкой, или дворцовой служанкой королевы, она присутствовала при беседе Ее Величества с месье Бёмером, богатым парижским ювелиром, выставившим на продажу великолепное бриллиантовое ожерелье стоимостью 1 600 000 франков (около 64 000 фунтов стерлингов). Королева пришла от ожерелья в полный восторг, но ответила ювелиру отказом, посетовав на то, что слишком бедна, чтобы его купить. Мадам де ла Мотт придумала план завладения дорогостоящим украшением и решила сделать кардинала де Рогана орудием его осуществления. Для этого она встретилась с ним и с притворным сочувствием его горю, вызванному немилостью королевы, сказала, что знает способ, прибегнув к коему, он мог бы вернуть ее расположение. Далее упомянула об ожерелье и о печали, испытываемой королевой из-за невозможности его приобретения. Кардинал, который был столь же богат, сколь и глуп, немедленно вызвался купить ожерелье и подарить его королеве. Мадам де ла Мотт сказала ему ни в коем случае этого не делать, поскольку тем самым он оскорбит Ее Величество. Вместо этого она предложила ему заставить ювелира предоставить Ее Величеству кредит и принять от нее долговую расписку на выплату означенной суммы в установленный срок, подлежащий согласованию в будущем. Кардинал охотно согласился на сие предложение и приказал ювелиру составить соглашение, взяв на себя получение подписи королевы. Он отдал документ мадам де ла Мотт, которая вскоре вернула его с написанными на поле словами: «Bon, bon — approuve — Marie Antoinette»216. Одновременно она сказала ему, что королева очень довольна тем, как он себя проявил в этом деле, и назначит ему свидание в Версальском парке, во время которого подарит ему цветок в знак своего расположения. Кардинал показал документ с поддельной резолюцией ювелиру, получил ожерелье и доставил его мадам де ла Мотт. Пока все шло по плану. Следующей ее задачей было удовлетворить кардинала, который с нетерпением ждал обещанной встречи со своей властительной возлюбленной. В то время в Париже находилась молодая дама д’Олива, знаменитая своим сходством с королевой. Мадам де ла Мотт пообещала ей щедрое вознаграждение и без труда уговорила ее сыграть роль Марии Антуанетты при встрече с кардиналом де Роганом в вечерних сумерках в Версальском парке. Таким образом свидание состоялось. Кардинал был обманут скудным освещением, поразительным сходством двойника с оригиналом и собственными надеждами. Приняв цветок от мадемуазель д’Олива, он ушел домой с более легким сердцем, чем то, что билось в его груди вот уже много дней217.
Со временем подделка королевской подписи была обнаружена. Бёмер, ювелир, сразу же назвал остальных участников сделки — кардинала де Рогана и мадам де ла Мотт, которые были арестованы и брошены в Бастилию. Ла Мотт подверглась тщательному допросу, и на основании показаний, данных ею против Калиостро, того арестовали вместе с женой и также отправили в Бастилию. Столь скандальная история неизбежно привлекла к себе самое пристальное внимание. Парижане только и говорили, что об ожерелье королевы, попутно выдвигая предположения относительно вины или невиновности задержанных. Муж мадам де ла Мотт бежал в Англию. По мнению многих, он забрал ожерелье с собой и со временем избавился от него, распродав небольшими фрагментами разным ювелирам. Но мадам де ла Мотт настойчиво утверждала, что она доверила его Калиостро, который завладел им и разобрал на части, дабы «пополнить сокровищницу своего огромного и непревзойденного состояния». Она охарактеризовала его следующим образом: «знахарь, презренный алхимик, мечтательный искатель философского камня, лжепророк, осквернитель истинной веры, самозваный граф Калиостро». Далее она сказала, что именно он задумал план разорения кардинала де Рогана, что посредством некоего магического воздействия на ее разум он склонил ее к осуществлению его замысла и что он — грабитель, мошенник и колдун!
После того как обвиняемые по этому делу просидели в Бастилии свыше полугода, процесс начался. Были заслушаны показания свидетелей, и Калиостро как главный обвиняемый первым получил возможность высказаться в свою защиту. Его выслушали с напряженнейшим вниманием. Он принял театральную позу и начал свою речь: «Меня притесняют! Меня обвиняют! На меня клевещут! Разве я заслужил сей удел? Я обращаюсь к своей совести и нахожу в ней покой, в коем люди мне отказывают! Я много путешествовал. Я известен во всей Европе и в значительной части Азии и Африки. Повсюду я был другом тем, кто меня окружал. Свои знания, время и богатство я всегда использовал для облегчения людских страданий. Я изучал медицину и был практикующим врачом, но никогда не унижал это благороднейшее и утешительнейшее из ремесел никакими торгашескими спекуляциями. Несмотря на то что я всегда только давал и никогда ничего и ни от кого не принимал, я сохранил свою независимость. Я был настолько щепетилен в этом вопросе, что не принимал услуг даже от королей. Я безвозмездно раздавал лекарства и советы богатым; бедные получали от меня лекарства и деньги. Я никогда не влезал в долги, а мои манеры чисты и неиспорченны». После гораздо более многочисленных самовосхвалений в том же духе он обратил внимание аудитории на те великие страдания, которые он перенес от столь долгой разлуки со своей ни в чем не повинной любящей женой, которая, как ему дали понять, была заточена в Бастилию и, возможно, прикована цепью к стене сырой темницы. Он настойчиво отрицал, что ожерелье находится у него и что он его когда-либо видел. Чтобы защитить себя от слухов и обвинений, инспирированных, может статься, его собственной скрытностью в отношении своей предыдущей жизни, он выразил готовность удовлетворить любопытство публики и представить на ее рассмотрение ясный и полный отчет о перипетиях своей судьбы. Далее он рассказал романтичную и неправдоподобную историю, которая никого не обманула. Он сказал, что не знает ни места своего рождения, ни имен своих родителей, а раннее детство провел в Медине, в Аравии, и воспитывался под именем Ахарат. Он жил во дворце великого муфтия, имея трех слуг и наставника по имени Алтотас. Сей Алтотас не чаял в нем души и рассказал ему, что его мать и отец, которые были христианами и дворянами, умерли, когда ему было три месяца, оставив его на попечение муфтия. Он так никогда и не узнал их имен, ибо каждый раз, когда он задавал Алтотасу этот вопрос, тот отвечал, что ему опасно об этом знать. Несколько неосторожных фраз, оброненных наставником, дали ему повод считать их мальтийцами. В двенадцать лет он впервые отправился в путешествие и за время странствий изучил разные восточные языки. Три года он прожил в Мекке, где халиф (верховный правитель) относился к нему с такой добротой и разговаривал с нем так нежно и тепло, что он порой думал, что этот человек — его отец. Он расстался с этим добрым человеком со слезами на глазах и никогда его больше не видел, но, продолжал Калиостро, даже в этот момент он убежден, что всеми своими достижениями обязан его заботам. Когда бы и в какой бы город он ни приезжал, будь то в Европе или Азии, везде на его имя был открыт счет у крупнейших банкиров или купцов. Стоило ему представиться, и они могли выдать ему тысячи и сотни тысяч, не задавая никаких дополнительных вопросов. Ему было достаточно произнести слово «Ахарат», и все его желания беспрекословно выполнялись. Он твердо верил, что меккский халиф — это человек, у которого все в неоплатном долгу. Это и есть, сказал Калиостро, секрет его богатства, и он ни разу не прибегал к обману, дабы обеспечить себе средства к существованию. Кража бриллиантового ожерелья не стоила его времени, так как богатств, коими он обладает, хватит на покупку сколь угодно большого числа таких роскошных драгоценностей, какие не носила ни одна королева Франции. Что касается других обвинений, выдвинутых против него мадам де ла Мотт, то он коснулся их лишь вкратце. Она назвала его знахарем. Он сказал, что это слово ему незнакомо. Если оно означает человека, который, не имея врачебного диплома, обладает некоторыми познаниями в медицине и не получает гонорара, который лечит и богачей и бедняков и не берет денег ни с тех, ни с других, то он признает, что он — знахарь. Она также назвала его презренным алхимиком. Алхимик он или нет, эпитет «презренный» применим лишь к тем, кто христарадничает и раболепствует, а он никогда не делал ни того, ни другого. Что же до «мечтательного искателя философского камня», то, что бы он на сей счет ни думал, он всегда хранил молчание и не будоражил публику своими мечтами. На «лжепророка» он ответил, что никогда таковым не являлся, ибо предупреждал кардинала де Рогана, что мадам де ла Мотт — опасная женщина, связываться с которой не стоит, и жизнь подтвердила правоту его слов. Он отрицал, что является осквернителем истинной веры и что когда-либо пытался вызвать презрение к религии; напротив, сказал он, он уважает религию каждого человека и никогда не вмешивается в сию сферу. Он также отрицал, что является розенкрейцером и что когда-либо приписывал себе трехсотлетний возраст или заявлял, что один человек находится у него в услужении сто пятьдесят лет. В заключение он сказал, что все заявления, сделанные мадам де ла Мотт в его адрес, — ложь и что она mentiris impudentissime218. Эти два слова он попросил ее адвоката ей перевести, так как счел невежливым говорить ей это по-французски.
Такова была суть его необычного ответа на выдвинутые против него обвинения — ответа, убедившего тех, кто до сих пор имел какие-то сомнения относительно его персоны, в том, что он — один из самых наглых самозванцев в истории человечества. Затем выступил адвокат кардинала де Рогана и мадам де ла Мотт. Было очевидно, что кардинал сам является жертвой подлого заговора, а против Калиостро нет никаких улик; и суд вынес обоим оправдательный приговор. Мадам де ла Мотт была признана виновной и приговорена к публичной порке и клеймению каленым железом на спине.
Калиостро и его жену освободили из Бастилии. Обратившись к тюремщикам за рукописями и иным имуществом, конфискованным из его апартаментов, он обнаружил, что многое украдено. Вследствие этого он возбудил против них дело о возвращении манускриптов и небольшого количества порошка для трансмутации. Прежде чем по делу могло быть вынесено какое-либо решение, он получил приказ покинуть Париж в течение суток. Боясь, что в случае повторного заточения в Бастилию он больше никогда не увидит дневного света, Калиостро незамедлительно покинул столицу Франции и проследовал в Англию. По прибытии в Лондон он познакомился с лордом Джорджем Гордоном, который принял его злоключения близко к сердцу и поместил в газетах письмо, в коем клеймил позором поведение французской королевы в деле об ожерелье и утверждал, что на самом деле она была одним из участников заговора. За это письмо лорд Джордж был по настоянию французского посла подвергнут судебному преследованию, признан виновным в клевете и приговорен к штрафу и длительному тюремному заключению.
Позднее Калиостро и графиня путешествовали по Италии, где в 1789 году были арестованы агентами папы и приговорены к смерти. Калиостро обвинили в том, что он масон, еретик и колдун. Этот неправомерный приговор был впоследствии заменен на пожизненное заключение в замке Сант-Анджело. Его жена согласилась на заточение в женский монастырь, дабы избежать более сурового наказания. Калиостро недолго прожил в заключении. Утрата свободы была для него мучительна, перенесенные невзгоды подорвали его здоровье и сломили его дух, и в начале 1790 года он умер. Возможно, он и заслужил такой конец, но нельзя не признать, что приговор за приписанные ему преступления был в высшей степени позорным для папской власти, его объявившей.