РОЗЕНКРЕЙЦЕРЫ

Орден розенкрейцеров начал становиться европейской сенсацией во времена последнего из упомянутых авторов. Влияние, которое розенкрейцеры за недолгий период их существования оказали на умы, и тот неизгладимый отпечаток, который они наложили на европейскую литературу, требует к ним особого внимания. До их появления алхимия была всего лишь низменной манией; они же одухотворили и облагородили ее; расширили ее сферу, предположив, что обладание философским камнем является средством не только обогащения, но и обретения здоровья и счастья, а также инструментом, с помощью которого человек может подчинять себе сверхъестественные создания, управлять стихиями, повелевать временем и пространством и приобретать самые глубокие знания обо всех тайнах мироздания. Эти представления, необузданные и мечтательные по своей природе, имели и положительную сторону, очищая суеверия европейцев от порожденных воображением монахов мрачных и отвратительных тварей потустороннего мира и заменяя их на кротких, грациозных и великодушных существ.

Принято считать, что название ордена произошло от фамилии немецкого философа Христиана Розенкрейца (которая переводится как «розовый крест»), совершившего в конце XIV века путешествие в Святую землю. Когда он тяжело заболел в местечке под названием Дамкар, к нему явились несколько ученых арабов, которые объявили его своим собратом по науке и по наитию сообщили ему все тайны его предыдущей жизни — все его мысли и поступки. Они исцелили его с помощью философского камня, а затем посвятили во все свои таинства. Он вернулся в Европу в 1401 году, будучи всего двадцати трех лет от роду, и сплотил вокруг себя определенное число своих друзей-избранных, которых посвятил в новую науку и связал торжественной клятвой хранить ее в тайне сто лет. Считается, что после этого он прожил восемьдесят три года и умер в 1484 году.

Многие авторы отрицают существование такой фигуры, как Розенкрейц, и относят дату возникновения ордена к гораздо более поздней эпохе. Они пишут, что его истоки нужно искать в теориях Парацельса и видéниях доктора Ди, которые невольно стали фактическими, хотя и не признанными, основоположниками философии розенкрейцеров. Сегодня трудно, в сущности невозможно определить, почерпнули ли Ди и Парацельс свои идеи у таинственных, неизвестных в ту пору розенкрейцеров или же розенкрейцеры просто последовали идеям Ди и Парацельса и усовершенствовали их. Достоверно известно лишь то, что о существовании розенкрейцеров никто не подозревал до 1605 года, когда они начали привлекать к себе внимание в Германии. Как только их доктрины были обнародованы, все провидцы, парацельсисты и алхимики поспешили присоединиться к их учению и превозносили Розенкрейца как нового преобразователя рода человеческого. Михаэль Майер, знаменитый врач той поры, подорвавший здоровье и растративший свое состояние в поисках философского камня, составил отчет о принципах и законах нового братства, изданный в Кёльне в 1615 году. Прежде всего они утверждали, что размышления их основателей превосходят по мудрости все помыслы, имевшие место с сотворения мира, не исключая и богооткровений; что их предназначение — достижение всеобщего мира и духовное возрождение человека до наступления конца света; что они в высшей степени мудры и набожны; что они владеют всеми природными добродетелями и могут наделить ими в желаемой мере все остальное человечество; что они не испытывают ни голода, ни жажды, ни болезней, ни старости — вообще никакого природного дискомфорта; что всякого, кто достоин быть допущенным в их общество, они узнают по наитию и с первого взгляда; что их знания всеобъемлющи настолько, как если бы они жили от сотворения мира и все это время их пополняли; что у них есть книга, в которой они могут прочесть все, что когда-либо было или будет написано в других книгах до скончания времен; что они могут вызывать и оставлять у себя в услужении самых могущественных духов и демонов; что посредством своих песен они могут притягивать жемчужины и драгоценные камни из морских глубин или земных недр; что Бог накрыл их плотным облаком, посредством коего они способны укрываться от злобности врагов и делать себя невидимыми для всех остальных; что первые восемь братьев их ордена наделены способностью исцелять ото всех недугов; что усилиями ордена папская тиара будет обращена в прах; что они признают только два таинства с обновленными ими обрядами древнего христианства; что они признают Четвертую монархию и считают императора Священной Римской империи своим повелителем и повелителем всех христиан; что в силу неисчерпаемости их сокровищ они принесут императору больше золота, чем король Испании вывез из золотоносных регионов Ост- и Вест-Индии. Это было их вероисповеданием. Правил их поведения было шесть, и они следующие.

1. Путешествуя, они должны безвозмездно лечить все болезни.

2. Они всегда должны одеваться в соответствии с модой страны проживания.

3. Они должны один раз в год встречаться в назначенном братством месте или присылать аргументированное письменное оправдание своего отсутствия.

4. Каждый член братства, когда бы он ни почувствовал приближение смерти, обязан найти себе достойного преемника.

5. Паролем для их взаимной идентификации должно быть слово «розенкрейцеры».

6. Существование их братства должно храниться в тайне сто двадцать лет.

Они утверждали, что эти законы вписаны золотом в книгу, найденную в могиле Розенкрейца, и что сто двадцать лет со дня его смерти истекли в 1604 году. Таким образом, они были вынуждены обнародовать свою доктрину на благо человечества170.

Восемь лет эти энтузиасты обращали в свою веру население Германии, но почти не привлекали к себе внимания в других частях Европы. Наконец они появились в Париже и привели в смятение всех ученых, легковерных и любителей чудес. Однажды утром в начале марта 1623 года парижане с удивлением обнаружили, что на стенах их домов расклеен следующий необычайный манифест:

«Мы, депутаты коллегии братства Розового креста, поселились, видимые и невидимые, в этом городе с благоволения высших сил, к коим обращены сердца праведников. Мы объясняем и учим без книг или символов и говорим на языках всех стран нашего пребывания, дабы избавить людей, наших собратьев, от греха и смерти».

Долгое время сие странное объявление было единственным предметом обсуждения во всех общественных местах. Кто-то удивлялся, но большинство людей просто смеялось над ним. В течение нескольких недель были изданы две книги, поднявшие первую тревогу в отношении этого таинственного общества, местонахождения которого никто не знал и членов которого никто никогда не видел. Первая называлась «Ужасные соглашения, заключенные между дьяволом и так называемыми “невидимыми”, содержащиеся в них гнусные указания, плачевное разорение тех, кто им следует, и их жалкий конец». Название второй гласило: «Исследование новой неизвестной каббалы братьев Розового креста, недавно поселившихся в городе Париже, история их обычаев, творимые ими чудеса и множество иных подробностей».

Эти книги быстро разошлись. Всем не терпелось хоть что-нибудь узнать про грозное тайное братство. Парижские badauds171 были так встревожены, что ежедневно ожидали увидеть сатану, дефилирующего среди них in propria persona172. В этих книгах говорилось, что всего общество розенкрейцеров насчитывает тридцать шесть членов, которые отреклись от крещения и не уповают на воскрешение к судному дню. И вовсе не ангелы добра, как они заявляют, помогают им творить чудеса, а дьявол дарует им способность переноситься из одной части света в другую со скоростью мысли, говорить на всех языках, всегда иметь полные денег кошельки, независимо от затрат, быть невидимками и проникать в самые потайные места, невзирая на засовы, а также узнавать тайны прошлого и предсказывать будущее. Эти тридцать шесть братьев разделены на группы: лишь шестеро из них отправлены с миссией в Париж, шестеро — в Италию, шестеро — в Испанию, шестеро — в Германию, четверо — в Швецию, двое — в Швейцарию, двое — во Фландрию, двое — в Лотарингию и двое — во Франш-Конте. Ходила молва, что миссионеры, посланные во Францию, поселились где-то в Маре-дю-Тампль. Этот парижский квартал вскоре приобрел дурную славу, и люди не хотели там жить, опасаясь, что их выгонят из дому шестеро розенкрейцеров-невидимок. Простолюдины и многие из тех, чье образование заслуживало лучшей участи, верили, что сии таинственные персоны посещают постоялые дворы и гостиницы Парижа, где уплетают самие лучшие блюда и пьют самые изысканные вина, а затем вдруг бесследно исчезают, когда хозяева означенных заведений предъявляют им счет. Кроткие девушки, ложившиеся спать в одиночестве, часто просыпались ночью и обнаруживали в своих постелях мужчин красивее греческого бога Аполлона, которые, когда девицы поднимали тревогу, тотчас становились невидимыми. Рассказывали также, что многие нашли в своих домах груды золота, не зная, откуда те появились. Париж был взбудоражен. Ни один человек не мог не опасаться за свое имущество, ни одна девица — за свою девственность и ни одна жена — за свое целомудрие, пока эти розенкрейцеры находились у них в городе. В разгар смятения появился второй плакат следующего содержания:

«Если кто-то желает увидеть братьев-розенкрейцеров просто из любопытства, то этот человек никогда не вступит с нами в контакт. Но если его воля действительно побуждает его вписать свое имя в список нашего братства, то мы, способные читать мысли всех людей, убедим его в правдивости наших обещаний. По этой причине мы и не сообщаем миру о нашем местонахождении. Одного мышления в сочетании с искренней волей тех, кто хочет узнать нас, достаточно для того, чтобы познакомить их с нами и нас с ними».

Хотя существование такой организации, как розенкрейцеры, вызывало сомнение, было совершенно очевидно, что кто-то занимается распространением означенных объявлений, расклеенных на всех парижских стенах. Полиция тщетно пыталась выйти на преступников, и безуспешность ее усилий лишь усугубляла растерянность горожан. Очень скоро за дело взялась церковь, и аббат Готье, иезуит, написал книгу, призванную доказать, что в силу враждебности розенкрейцеров по отношению к папе римскому они являются не кеми иными, как последователями Лютера, засланными для пропаганды его ереси. Одно их название, добавлял он, доказывает, что они еретики, ибо крест, увенчанный розой, представляет собой геральдическую эмблему архиеретика Лютера. Некий Гарасс утверждал, что они являются братством пьяниц-самозванцев, название которых происходит от гирлянды роз в форме креста, вешаемой в Германии над столами в трактирах в качестве символа секретности, откуда пошла расхожая фраза «сказать под розой», то есть сообщить свой секрет другому человеку. Другие интерпретировали аббревиатуру F.R.C.173 не как «Братство розового креста», а как «Fratres Roris Cocti», то есть «Братья кипяченой росы», и объясняли сие наименование утверждением, что члены братства собирают в больших количествах утреннюю росу и кипятят ее, дабы получить экстракт некоего очень ценного ингредиента, входящего в состав философского камня и живой воды.

Атакуемое таким образом братство защищалось как могло. Братья отрицали использование какой бы то ни было магии или общение с дьяволом. Они заявляли, что счастливы оттого, что уже прожили более ста лет и рассчитывают прожить еще много веков и что глубокие знания о природе были переданы им самим Богом в награду за их набожность и исключительно преданное служение ему. Ошибаются, утверждали они, те, кто связывает происхождение их названия с крестом из роз или называет их пьяницами. Относительно первого они снова и снова заявляли, что название ордена произошло от фамилии его основателя Христиана Розенкрейца, а в ответ на второе обвинение повторяли, что не знают, что такое жажда, и предаются более возвышенным удовольствиям, нежели те, кто ее испытывает. Они не хотят вмешиваться в политику или религию какого-либо человека или группы людей, хотя и не смогли удержаться от отрицания верховной власти папы римского и обвинения его в тирании. Они заявляли, что о них распускают клеветнические слухи, наиболее несправедливым из которых является измышление о том, что они предаются похоти, проникая под покровом своей невидимости в спальни хорошеньких девиц. Напротив, утверждали они, первым обетом, который они дают, вступая в общество, является обет целомудрия; любой же из них, кто его нарушает, немедленно лишается всех своих преимуществ и вновь становится беззащитным перед голодом, лишениями, болезнями и смертью, как обычный человек. Они столь ревностно относятся к целомудрию, что видят причину грехопадения Адама в нехватке у него этой добродетели. Помимо самозащиты, братство приступило к дальнейшему декларированию своих постулатов. Его члены навсегда отказывались от всех старообразных представлений о колдунах, ведьмах и связи с дьяволом. Они отрицали существование столь ужасных, противоестественных и отвратительных тварей, как инкубы и суккубы174 и бесчисленные нелепые бесы, в которых человек верил в течение многих столетий. Человек, развивали они свою мысль, окружен не врагами, подобными вышеназванным, а мириадами прекрасных и милосердных созданий, всегда готовых прийти ему на помощь. Воздух населен сильфами, вода — ундинами, недра земли — гномами, а огонь — саламандрами. Все эти создания — друзья людей, более всего желающие, чтобы последние очистились от всякой скверны и получили таким образом возможность видеть их и общаться с ними. Они обладают великой силой и не скованы ограничениями пространства, времени и материи. Но в одном человек их превосходит. У него есть бессмертная душа, которой они не обладают, а посему обречены на смерть. Они могут, однако, разделить с людьми бессмертие, если им удается разжечь в сердцах людей любовь к ним (духам). Таким образом, духи женского пола постоянно стремятся очаровать мужчин, а гномы, сильфы, саламандры и ундины мужского пола — женщин. Объекты этой страсти, отвечая духам взаимностью, передают им часть божественного огня — души, и с этого момента влюбленные становятся равными объектам их любви и вместе с ними, согласно божественному жребию, вступают в чертоги вечного блаженства. Эти духи, утверждали розенкрейцеры, непрерывно наблюдают за человечеством днем и ночью. Они порождают сны, предзнаменования и предчувствия, посредством которых при необходимости предупреждают людей о надвигающейся опасности. Однако, несмотря на их склонность помогать людям ради них же самих, потребность в душе временами делает их капризными и мстительными; они обижаются по малейшему поводу и причиняют зло вместо блага тем, кто губит в себе разумное начало обжорством, пьянством и прочими низменными инстинктами.

Несколько месяцев спустя возбуждение парижан, инспирированное плакатами братства и нападками духовенства, само собой сошло на нет. Истории о розенкрейцерах стали в конечном счете чересчур абсурдными даже для того суеверного времени, и люди вновь принялись смеяться над сими незримыми господами и их фантастическими доктринами. При таком стечении обстоятельств Габриэль Ноде опубликовал свое сочинение «Avis а la France sur les Frères de la Rose-croix»175, в коем весьма успешно разоблачил вздорность нового ордена. Этот труд, пусть и не слишком хорошо написанный, появился в нужное время. Он нанес смертельный удар розенкрейцерам во Франции, и в следующем году о них почти ничего не было слышно. Мошенники в разных частях страны временами присваивали себе это название, чтобы замаскировать банальный грабеж, и время от времени их отлавливали и вешали за слишком большое мастерство переманивания жемчугов и драгоценных камней из карманов других людей в их собственные или за то, что они выдавали куски позолоченной латуни за чистое золото, сделанное посредством философского камня. Не считая этих случаев, розенкрейцеров окутала пелена забвения.

Их доктрина, однако, получила распространение не только во Франции: она все еще процветала в Германии и завоевала множество умов в Англии. Эти страны породили двух ее великих магистров в лице Якоба Бёме и Роберта Фладда — «философов», чьи идеи отличаются, пожалуй, наибольшей нелепостью и экстравагантностью. По всей видимости, орден разделился на две ветви — на братьев Rosae Crucis176, посвятивших себя чудесам земным, и братьев Aurae Crucis177, полностью сосредоточившихся на вещах божественных. Фладд принадлежал к первой категории, а Бёме — ко второй. Фладда можно назвать отцом английских розенкрейцеров, достойным занять видное место в храме Глупости.

Он родился в 1574 году в Милгейте, что в графстве Кент, и был сыном сэра Томаса Фладда, военного казначея королевы Елизаветы. Его поначалу собирались отдать на военную службу, но он слишком любил учебу и был чересчур склонен к тишине и уединению, чтобы блистать на данном поприще. Поэтому отец не стал навязывать сыну выбор жизненного пути, к которому тот был не приспособлен, и поощрял его занятия медициной, интерес к которой тот демонстрировал с ранних лет. В двадцать пять лет он отправился на континент, где, будучи любителем всего малопонятного, удивительного и непостижимого, стал ревностным последователем учения Парацельса, которого считал новатором в области не только медицины, но и философии. Он провел шесть лет в Италии, Франции и Германии, питая свой разум фантастическими идеями и ища общества подобных себе энтузиастов и мечтателей. Вернувшись в Англию в 1605 году, он получил в Оксфордском университете степень доктора медицины и начал врачебную практику в Лондоне.

Вскоре он обратил на себя внимание: латинизировал свое имя из Роберта Фладда в Робертуса а Флуктибуса (Роберта Флуктибского) и стал пропагандировать множество странных теорий. Он открыто признавал свою веру в философский камень, живую воду и универсальный растворитель, и утверждал, что существуют только две первопричины всего сущего — сгущение, или бореальная (северная) сила, и разжижение, или австральная (южная) сила. Он утверждал, что человеческим телом правит определенное количество демонов, расположенных в форме ромбоида. Каждая болезнь имеет своего конкретного демона, который ее вызывает и может быть побежден только с помощью того демона, который находится прямо напротив него в ромбоидальной фигуре. К его медицинским воззрениям мы вернемся в другой главе этой книги, где на их основе он причисляется к прародителям магнетического заблуждения и его ответвления — животного магнетизма, вызвавшего сенсацию в наше время.

Словно считая свои доктрины недостаточно абсурдными, он присоединился к розенкрейцерам, как только те начали вызывать общеевропейский резонанс, и добился широкой известности своей персоны в их кругах. Братство подвергалось яростным нападкам некоторых немецких авторов, в том числе Либавия, и Фладд по собственной инициативе дал ему ответ, опубликовав в 1616 году сочинение в защиту розенкрейцерской философии, озаглавленное «Apologia compendiaria Fraternitatem de Rosea-cruce suspicionis et infamiae maculis aspersam abluens»178. Сей труд немедленно прославил его на континенте, и с тех пор он считался одной из главных фигур ордена. Его авторитет был столь высок, что Кеплер179 и Гассенди180 сочли необходимым опровергнуть его теории, и последний написал на них развернутую рецензию. Не остался в стороне и Мерсенн181 — друг Декарта182, выступивший в защиту этого философа, обвиненного в присоединении к розенкрейцерам. Он обрушился на доктора Флуктибского (как тот предпочитал, чтобы его называли) и вскрыл нелепость доктрин братства Розового креста вообще и доктора Флуктибского в частности. Флуктибский написал обстоятельный ответ, в котором назвал Мерсенна невежественным клеветником и вновь повторил, что алхимия — наука полезная, а розенкрейцеры достойны быть преобразователями мира. Эта книга, изданная во Франкфурте, была озаглавлена «Summum Bonum, quod est Magiae, Cabalae, Alchimiae, Fratrum Rosae-Crucis verorum, et adversus Mersenium Calumniatorem»183. Помимо этого, он написал несколько других трактатов по алхимии, второй ответ Либавию о розенкрейцерах и множество медицинских трудов. Фладд умер в Лондоне в 1637 году.

После его смерти членов ордена в Англии поубавилось. Они не привлекали к себе сколько-нибудь значительного внимания, да и не стремились к этому. Время от времени появлялся какой-нибудь незаметный и почти непостижимый труд, чтобы показать людям, что безрассудство еще себя не исчерпало. Евгений Филалет, известный алхимик, скрывавший свое настоящее имя под этим псевдонимом, перевел книгу «Слава и исповедь братства Розового креста», изданную в Лондоне в 1652 году. Несколько лет спустя еще один энтузиаст, Джон Хейдон, написал два труда на эту тему: «Корона мудреца, или Слава Розового креста» и «Священное наставление, указывающее путь соединения искусства и природы с постулатами Розового креста». Ни один из них не привлек большого внимания. Третья его книга имела несколько больший успех; она называлась «Новая система розенкрейцерской медицины Джона Хейдона, слуги Божьего, посвященного в тайны природы». Для демонстрации идей английских розенкрейцеров того периода приведу несколько отрывков из этого сочинения. Его автор был юристом, «практикующим в Вестминстер-холле во время судебных сессий в течение всей жизни и посвящающим себя в часы досуга размышлениям об алхимии и розенкрейцерской философии». В предисловии, названном «Аполог184 вместо эпилога», он проливает свет на подлинные историю и догматы своего ордена. По его словам, древнейшими магистрами розенкрейцерской философии были Моисей, Илия и Иезекииль. Те немногие розенкрейцеры, что были современниками автора и жили в Англии и других европейских странах, являлись глазами и ушами владыки мироздания, всевидящими и всеслышащими, озаренными неземным светом, спутниками святых бестелесных душ и бессмертных ангелов, принимающими, подобно Протею185, любое обличье и способными творить чудеса. Самые набожные и отрешенные из братьев могли гасить эпидемии чумы в городах, утихомиривать неистовые ветры и бури, успокаивать бурные моря и реки, ходить по воздуху, сводить на нет козни ведьм, лечить все болезни и превращать все металлы в золото. Хейдон сообщает, что был лично знаком с двумя знаменитыми братьями Розового креста — Уолфордом и Уильямсом, творившими чудеса у него на глазах и научившими его многим замечательным астрологическим приемам и предсказанию землетрясений. «Я попросил одного из них сказать мне, — пишет он, — достоин ли человек моего душевного склада находиться в обществе моего доброго гения. “Когда я увижу тебя вновь, — ответил он (то есть когда он захочет прийти ко мне, ибо я не знал, где его искать), — я обязательно скажу тебе”. При нашей следующей встрече он сказал: “Ты должен молиться Господу, ибо человек добрый и благочестивый не может предложить ему большей услуги, чем пожертвование частицы самого себя — своей души”. Он также изрек, что добрые гении — суть милостивые очи Господа, кои носятся туда-сюда по свету, с любовью и жалостью взирая на простодушные устремления невинных и честных людей, и всегда готовы делать им добро и помогать».

Хейдон искренне верил в розенкрейцерский догмат, гласивший, что ни еда, ни питье не являются для человека необходимостью. Он утверждал, что всякий может существовать так же, как тот необычайный народ, живущий у истоков Ганга, о котором упоминает в книге о своих путешествиях его однофамилец, сэр Кристофер Хейдон. У того был завязан рот, в силу чего он не мог есть, но жил за счет дыхания, исходящего из ноздрей представителей этого народа, за исключением тех случаев, когда они совершали далекое путешествие и улучшали свою «диету» запахом цветов. Джон Хейдон пишет, что в действительно чистом воздухе «витает питательная примесь» и что сей примеси, пронизанной солнечными лучами, вполне достаточно для пропитания большинства людей. Что же до тех, чей аппетит непомерен, то он не против того, чтобы они питались обычной пищей, так как они не могут без нее обойтись, однако упорно настаивает на том, что нет никакой необходимости ее есть. Если они приложат к надчревной области пластырь из хорошо приготовленной еды, это полностью насытит самых дюжих и прожорливых! Тем самым им удастся избежать болезней, которыми они в большинстве случаев заражаются через рот. Это относится и к питью: каждый может убедиться, что все то время, пока человек сидит в воде, он не испытывает жажды. Он пишет, что знал множество розенкрейцеров, которые, применяя означенным способом вино, вместе постились годами. В сущности, заявляет Хейдон, мы можем без труда поститься всю жизнь, длись она хоть триста лет, обходясь без пищи и исключая тем самым всякий риск заболеть.

Сей «мудрый философ» далее сообщает озадаченным современникам, что лидеры ордена всегда приносят на место их встречи его символ, так называемый R. C.186, представляющий собой крест из черного дерева, украшенный золотыми розами; крест при этом символизирует страдания Христа за наши грехи, а золотые розы — славу и красу его воскресения. Данный символ доставляется попеременно в Мекку, на гору Голгофу, на гору Синай, в Харан и три других места (находящиеся, должно быть, между небом и землей) — Каскле, Апамию и Шолато-Вирисса-Конюш, где братья-розенкрейцеры встречаются, когда им заблагорассудится, и выносят резолюции по всем своим делам. Они всегда с удовольствием прибывают в одно из этих мест, где улаживают все мировые проблемы дней минувших, дней настоящих и дней грядущих, от начала до конца света. «И это, — патетически подытоживает Хейдон, — люди, имя которым — розенкрейцеры!»

К концу XVII века орденом, все еще хвалившимся некоторыми своими членами, завладели более рациональные идеи. Розенкрейцеры того периода, по-видимому, считали, что истинным философским камнем является удовлетворенность судьбой, и отказались от безумных поисков обычного плода воображения. Аддисон187 написал для «Спектейтора»188 репортаж о своем разговоре с одним розенкрейцером, из которого можно сделать вывод, что орден поумнел в своих деяниях, не прибавив ума изречениям своих членов. «Однажды, — пишет он, — я беседовал с одним розенкрейцером о великом секрете. Он говорил об этом секрете как о духе, живущем внутри изумруда и превращающем все, что находится вблизи него, в верх совершенства предмета превращения. “Люстру, — заявил мой собеседник, — он превращает в солнце, а воду — в алмаз. Он облучает все металлы и наделяет свинец всеми свойствами золота. Он возвышает дым до пламени, пламя — до света, а свет — до нимба”. Затем он добавил, что “его единственный луч рассеивает боль, тревогу и уныние человека, на которого он попадает”. “Короче говоря, — сказал он, — его присутствие естественным образом превращает любое место в своего рода рай на земле”. Послушав еще некоторое время его невнятные разглагольствования, я пришел к выводу, что он смешивает в одну кучу физические явления и абстрактные категории, а его великий секрет — не что иное, как удовлетворение».