Глава 12

Робертсон вел машину по трассе А34, не обращая особого внимания на знаки ограничения скорости, и без четверти двенадцать они уже съезжали с Бэнбери Роуд на Нортэм Гарденз, оказавшись, таким образом, у въезда в кампус Оксфордского университета. Еще через пять минут – по кампусу приходилось передвигаться с благопристойной медлительностью – они остановились у величественного здания Модлин Колледжа – колледжа имени святой Марии Магдалины. Этот факт, кашлянув, отметил вслух МакГрегор, добавив:

– Еврей-профессор в колледже имени христианской святой…

– Вам это кажется парадоксальным? – отозвалась Эли.

– Напротив, вполне адекватным, ведь Мария тоже была еврейкой – парировал Артур. – Какой этаж? – поинтересовался он, взбегая по ступенькам, ведущим ко входу в здание.

– Второй, – рапортовала Эли.

И ровно без двух минут двенадцать, миновав ряд дверей, на которых висели мемориальные таблички с именами Эдварда Гиббона, Клайва Льюиса и прочих знаменитостей, некогда преподававших в Модлин Колледже, они оказались у двери с табличкой: «Профессор Арон Коэн». И строчкой ниже: «История Ближнего Востока. Библеистика».

Артур осторожно постучал. Из-за двери раздался скрипучий голос:

– Входите!

МакГрегор открыл дверь, пропуская Эли вперед. Войдя вслед за ней, он увидел сидящего за массивным столом маленького человечка в черной ермолке, со спутанной седой бородой и с небольшими седеющими пейсами.

– Профессор Коэн? – полувопросительно-полуутвердительно произнесла Эли.

– К вашим услугам, мадемуазель.

– Я звонила вам вчера, договариваясь о встрече.

– Помню, помню, – человечек закивал и, бросив взгляд на старинные часы на стене, добавил: – Вы удивительно пунктуальны.

– Мы старались, профессор. Меня зовут Элеутерия Бернажу, а это… мой жених, я говорила вам вчера, что мы приедем вместе…

– Баронет МакГрегор, – с полупоклоном представился Артур.

Коэн наморщил лоб.

– Девятый баронет МакГрегор, – уточнил он.

– Вы абсолютно правы, профессор. Но…

– Но вас удивило, что я это знаю? Не третий, не седьмой?

– По правде говоря, – растеряно произнес Артур.

– В силу профессии я знаком не только с историей Ближнего Востока, но и с общей историей, что включает в себя историю Англии и Шотландии. Кроме того, я был лично знаком с седьмым баронетом МакГрегором, профессором Кембриджа.

– Это был мой дед, – отреагировал Артур.

– Несомненно. И, кроме того, прекрасный ученый и обходительнейший человек.

– Благодарю вас.

– За что же, сэр…Э…

– Сэр Артур. Но можно без «сэр».

– Ну разве что учитывая разницу в возрасте, – проскрипел профессор Коэн. – Итак, молодые люди, чем могу быть полезен? Вы, – обратился он к Эли, – вчера по телефону сказали, что это касается трагической истории, происшедшей с профессором Лонгдейлом?

– Совершенно верно, профессор. Я, хотя и работала время от времени ассистенткой Лонгдейла, но не была посвящена во все его интересы…

– И вам хотелось бы знать, – сказал Коэн, но запнулся, встал, и произнеся с досадой: – Что это со мной? – указал на два стула, стоявших у стола по другую сторону от его кресла. – Садитесь, прошу вас. Простите старика, должен был предложить сразу, но, видимо, растерялся, увидев в своей скромной обители представителя столь древнего рода и… такую красавицу… Садитесь же, прошу.

Слушая речь профессора, Артур в положенном месте поклонился, Эли в ответ на «красавицу» сделала подобие книксена. После чего гости сели.

– Итак, вам хотелось бы знать, что привело вашего работодателя ко мне?

– Да, сэр, потому что…

– Можно без сэр, дорогой баронет. Профессор – более чем достаточно.

– Потому что, профессор, – продолжал Артур, – весьма возможно, что Лонгдейл занимался чем-то, что и стало причиной его смерти. Чего он хотел от вас? Что его интересовало? Что он надеялся услышать?

– Профессор показался мне несколько странным человеком, – задумчиво произнес Коэн. – И вследствие этого встреча наша была очень недолгой.

– Он… был довольно эксцентричным человеком, – негромко сказала Эли. – И нередко весьма колючим.

– О да, – отозвался профессор. – Это я успел оценить. Он не сводил глаз с моей ермолки и пейсов. «Вы – историк – религиозный еврей?»

Коэн развел руками.

– Таки да. От этого факта не спрячешься. Придерживаюсь кашрута, не работаю в шабат, исправно посещаю синагогу. Я спросил Лонгдейла – коль его этот факт смутил – не антисемит ли он? Он с ходу отмел это мое предположение и сказал, что его в сочетании «религиозный еврей» смущает слово «религиозный». Он гневно ткнул в мою сторону пальцем и вопросил: «Значит ли это, что я верю в Бога, Бога-Творца?»

Коэн негромко рассмеялся.

– А как еще можно понимать слово «религиозный»? Иудей ли, христианин, мусульманин, индуист? Лонгдейл распалялся еще больше. «Иными словами, библеистику вы преподаете и изучаете как Слово Божие?» И так, коллега, ответил я, и как исторический документ. «Но все-таки как Откровение Творца и Повелителя Вселенной?» Я кивнул. «Я думал, что буду беседовать с ученым. А наслушаться религиозной белиберды я могу в любой церквушке», – заявил он и выскочил из кабинета, на прощание хлопнув дверью.

Коэн снова рассмеялся.

– Да нет, не «хлопнув». Грохнув дверью!

Рассмеялся и Артур. Эли, улыбаясь, произнесла:

– Он был атеистом. И не просто атеистом, а буквально маньяком от атеизма. Не стоило бы так о жестоко убитом человеке, но это правда. Очень похоже на Лонгдейла.

Артур вернулся к теме:

– Но ведь зачем-то он искал встречи с вами? Он успел сказать, какая тема его волновала?

– Если вас интересует только этот вопрос, – пожал плечами профессор Коэн, – то ответ очень короток: Иерусалим.

– Иерусалим? – хором переспросили Артур и Эли.

– Именно. Иерусалим. Это он заявил с ходу, едва открыв дверь: «Вы специалист по истории Иерусалима?» Ну а дальнейший ход разговора вам уже известен.

* * *

– Дело в том, что я, пожалуй, единственный из историков, и тем более библеистов, кто убежден в том, что город, называемый всеми Иерусалимом, не имеет ничего общего с тем городом, который царь Давид некогда отбил у иевусеев, сделав его столицей своего царства. И в котором Соломон, сын Давидов, возвел Храм Богу, Бейт-Элохим, он же Первый Храм.

– То есть, – удивленно спросил Артур, – он построил его не в Иерусалиме?

– О нет, – профессор покачал пальцем, – вы меня неверно поняли. Именно в Иерусалиме царь Мирный построил Храм. Но Иерусалим изначальный находился вовсе не там, где расположен Иерусалим нынешний.

– А где же был «изначальный», что, как я понимаю, значит «настоящий»?

– Настоящий Иерусалим стоял на плато Голанских высот, одной стороной своей выходя на Геннисаретское озеро, оно же Галилейское море Нового Завета, оно же озеро Киннерет наших дней.

– А кто же такой «царь Мирный», профессор?

– Соломон, Шломо, что и означает «Мирный». Ведь настоящее имя его нам неизвестно. А «Мирный» – это эпитет, ну, знаете, как «Иван Грозный». Грозный царь Руси. Но в его случае нам вместе с эпитетом известно и имя. Не то с царем Шломо. Хотя в этом вопросе у меня больше противников, чем единомышленников. По поводу же Иерусалима единомышленников у меня нет.

– А есть ли у вас аргументы?

Профессор Коэн сердито кашлянул.

– Я все-таки профессионал. И не из носу же, прошу прощения у присутствующих дам, я эту теорию выковырял. Отвечаю: аргументы есть. Иное дело, что доказать каждый из них очень непросто. Вы кто по образованию, баронет?

– Историк, профессор, – сказал Артур и, не удержавшись, добавил, – Кембриджской выпечки.

– Ну что ж, приличных историков выпекают и там, – пожал плечами Коэн. – Тогда как коллеге я попытаюсь в двух словах объяснить сущность моих доводов. Мы знаем, что царь Тира, Хирам, был и политически, и человечески весьма близок с Давидом, царем Израиля. Проще говоря, они были друзьями. И эту дружбу Давид завещал своему сыну. Именно Хираму поручил или заказал – как вам будет удобнее – царь Соломон строительство Храма. Где? В основанной отцом столице. А основывать духовный и, что не менее важно, деловой и торговый центр Страны где было бы логичнее для очень и очень прагматичного Давида? Где-то на краю Иудейской пустыни – или в двух шагах от тогдашнего делового центра всего Восточного Средиземноморья, тем более при том, что владыка этого центра – я говорю о Тире и его царе Хираме – твой друг и партнер? Дерево, камни, мрамор на обустройство города и позднее на строительство Храма доставлять из прибрежного Ливана к Геннисарету – или опять в ту же Иудейскую пустыню? Да и Хираму отправлять своих рабочих – а тирские строители были лучшими на всем сирийско-иудейском пространстве? Аргументов у меня еще больше, и не все они стоят на одной лишь логике, но, думаю, в целом вам понятно.

– Да… – тихо произнес Артур. – Но отчего же вы не опубликовали свою теорию, свои доводы и аргументы?

Коэн рассмеялся, но на сей раз довольно грустно.

– Это означало бы зачеркнуть свою академическую карьеру. С гарантией. Вычеркнуть себя не только из списка преподавателей, но и из науки вообще. Хотя… Это я понял уже позже. А до того пытался. Посылал статьи в солидные журналы. Да что статьи… Я ведь написал целую монографию. И потащил, старый дурак, в Оксфорд Юниверсити Пресс. И там умный человек, из наших, кстати (он похлопал себя по черной ермолке), вернув рукопись, объяснил, что никто и никогда подобное не опубликует. Перевелись дон Кихоты. Ведь это значило бы в лобовую попереть на две мощнейшие силы глобального масштаба.

– Ватикан, – твердо отчеканил Артур. Коэн кивнул. – И?..

– Еврейское лобби. – Увидев удивление на лицах собеседников, профессор грустно улыбнулся. – Я не о «сионских мудрецах». Тех я не видел и никогда с ними не пересекался. Но еврейское лобби – могучая сила, особенно в Штатах. Это я вам как знающий еврей говорю.

– Ну хорошо, лобби, – не унимался Артур. – А им-то что за дело до всей этой истории?

– Им очень даже дело до истории. Государство Израиль было основано именно на базисе исторических притязаний на те или иные территории. И на… Иерусалим. А если Иерусалим – подделка, муляж, то и притязания – очень и очень многие – лопаются как мыльный пузырь. Чего ни упомянутое лобби, ни Израиль никогда не допустят. Ловкие ребята в «Моссаде» свой хлеб тоже недаром едят. В общем, сиди, профессор, на своей правде – и не кукарекай.

– Вот и ответ, – Артур повернулся к Эли.

– Лонгдейл? – оживился Коэн. – Думаете, он имел на руках доказательства и был готов…

– Думаю, да, – мрачно подтвердила Эли.

– И что же? Моссадовские профи сыграли на опережение?

– Нет, – отчеканил Артур. – Ватикан. Это я могу гарантировать.

– Возможно, – согласился Коэн. – У них руки тоже достаточно длинные.

– Но я все-таки кое-что не могу понять, – заметила Эли. – Если вам не удалось опубликовать ничего из своих находок и выводов, как же Лонгдейл вообще вышел на вас?

Профессор хитро засмеялся, потирая руки.

– Великий и могучий Интернет. Я разместил кое-что на паре серьезных форумов при исторических онлайновых журналах… – Увидев округлившиеся глаза мадемуазель Бернажу, профессор поспешно добавил: – Не под своим именем, конечно. И не со своего e-mail ящика. Открыл один на Google, уже с этими данными еще один на Yahoo, причем все через прокси, отправляя, конечно же, не со своего компьютера – в Оксфорде Интернет-кафе пруд-пруди… Я, конечно, не молод, но в ногу с веком пока поспеваю шагать.

Эли нахмурилась.

– Вы сыграли в очень опасную игру, профессор. Наткнись я на ваши публикации, пусть и отправленные через сорок ящиков и прокси – пять минут работы. И я бы знала, кто за этим стоит. Почтенный профессор Оксфорда Арон Коэн. Даже если бы вы воспользовались TOR'ом. Ведь если это сделал Лонгдейл, пусть и с чьей-то помощью, специалисту, как я уже сказала, хватило бы пяти минут.

Профессор погладил бороду, несильно дернув ее пару раз. И спросил, не поднимая глаз:

– Лонгдейл… Как он… погиб?

При последних словах он посмотрел на Артура. Тот смутился и отвел взгляд.

– Вам лучше этого не знать, профессор.

Коэн покивал.

– Уже ответ.

– И вам стоит быть осторожнее, профессор Коэн, – очень серьезно проговорила Эли.

– Это я понял. Тогда просьба к вам, уважаемые и симпатичные гости. Вы, как я догадываюсь, не из праздного любопытства нырнули во все это…

– Нет, не из любопытства, – ответил Артур. – Это стало для меня… для нас личной, очень личной проблемой. На мою жизнь уже покушались, и не раз. И, думаю, не в последний раз.

– Это очевидно. Похоже, Лонгдейл и те, кто… Ну вы понимаете. Похоже, они могут стать очень личной проблемой и для меня.

– Не тот случай, когда можно подсластить пилюлю, поэтому откровенно и просто: могут, профессор, очень могут, – мрачно произнесла Эли.

– Отсюда и просьба: если всплывет что-то, имеющее практическую значимость, поставить меня в известность. Я не слишком многого прошу?

– Нет, – отчеканил Артур. – Безусловно, поставим.

– А вы, профессор, уберите все данные со всех своих компьютеров. Особенно с этого, – Эли указала рукой на монитор, стоявший на столе. – Но и дома тоже.

– Да-да, вы, конечно, правы, – закивал Коэн. – Сегодня же. Мой племянник – чародей этого дела. Перенесет и запрячет так, что даже… – Он рассмеялся. – Что даже мадемуазель Бернажу не сыщет.

Теперь рассмеялись и Артур с Эли.

– Мадемуазель Бернажу, профессор, умеет гораздо больше, чем мы с вами можем даже предположить, – вставил Артур. – Вы удивились бы, узнав, что она свободно владеет ивритом?

– Быть не может! – воскликнул Коэн.

– Может, – с легким оттенком гордости произнесла Эли. – И арамейским тоже.

Профессор только охал, качая головой.

– Что касается иврита, то я владею и стенописью на этом языке.

Коэн, встав, поклонился Эли.

– Мадемуазель, вы меня сразили. Стенографировать на иврите и читать ивритские стенограммы – редкое искусство. За пределами Израиля я знаю лишь двух-трех человек, включая вашего покорного слугу, способных на такое. Почитаю за счастье и честь быть знакомым с вами, очаровательная мадемуазель.

* * *

Плюхнувшись на заднее сиденье лимузина, оба закурили. Эли жадно втягивала в себя едкий дым своих «Голуаз», Артур не менее жадно затягивался «Данхиллом». Джеймс нажал кнопку на панели, поднимая стекло перегородки.

– Не надо, Джеймс, – сказал Артур. – Ты уже в команде, хотелось тебе этого или нет. Так что какие уж секреты…

– Слушаюсь, сэр. – Стекло опустилось.

– Что-то или кого-то видел? – спросил Артур. – Ты понимаешь, о чем я.

– Священники, и англиканские, и католические входили и выходили. И в сутанах, и в черных костюмах. Но наших черных не заметил. Не видел и их машин.

– Уже хорошо. Тогда двигаем в Гринвич.

– Славный старикан, – заметила Эли. – Я о профессоре.

– О! – изумился Артур. – А я было решил, что речь обо мне.

Она ущипнула его за бедро, а потом провела ладонью выше.

– Эли, – прошептал он. – Но не сейчас же… Не здесь…

Она убрала руку и, открыв бар, достала бутылку бренди и бокал. МакГрегор, потянувшись, взял бокал и для себя. Потом отобрал бутылку у Эли и наполнил оба бокала наполовину.

– За то, что мы выяснили главное. – Он потянулся, чтобы чокнуться с ней. Эли, однако, отвела руку с бокалом.

– Какое же «главное» мы выяснили, сэр Артур? – хмуро поинтересовалась она.

– То есть? Мы выяснили, почему был убит Лонгдейл, не правда ли?

– А почему идет упорная охота за тобой, дорогой мой?

– Н-да… – протянул он. – Этот небольшой вопрос пока не прояснен до конца.

– И все же кое-что и с ним, этим вопросом, стало понятнее, – она внезапно просияла и чокнулась с МакГрегором, после чего в несколько глотков опустошила бокал.

– Что-то снизошло? Проблеск интуиции? Ну же, Эли, что «стало понятнее»?

– Что вы, баронет, каким-то образом тоже владеете тайной, которой до́лжно оставаться нераскрытой.

– Иначе говоря, тайной Иерусалима? Да я впервые об этом услышал сегодня. От профессора Коэна. Кстати, теперь с этой тайной знакомы и вы.

– Я имела в виду то, что у вас есть какие-то доказательства его, Коэна, предположений. Вещественные доказательства. Такие, которые можно пощупать.

– Я в растерянности, о прекрасная герцогиня. И как же ватиканские головорезы расчитывают найти их – убив меня?!

– Думаю, они убеждены в том, что вы и только вы можете иметь к ним доступ. Не станет вас – и дверь захлопнется наглухо.

– Тогда непонятно, что вас так обрадовало, – подняв брови, поинтересовался МакГрегор.

– То, что эти доказательства в вашем особняке, баронет. И чем быстрее мы найдем их, тем быстрее обезопасим вашу драгоценную жизнь.

– Найдем… – уныло протянул Артур. – Но ЧТО нам нужно искать?

Внезапно лицо его прояснилось. Он залпом опорожнил бокал и почти заревел:

– Джеймс!!!

Перепуганный Робертсон прижался к обочине и ударил по тормозам.

– Что случилось, сэр?

– Назад. Обратно. Сейчас же. Отставить Гринвич.

– «Назад и обратно» – это куда, сэр? – недоуменно вопросил Джеймс.

– В Модлин Колледж, куда же еще?

* * *

Он ворвался в кабинет профессора без стука. Коэн был на месте, но у его стола на краешке стула сидел молодой человек в очках – ассистент или аспирант. Профессор перелистывал принесенные очкариком бумаги.

Бросив взгляд на лицо МакГрегора, он сразу понял, что стряслось нечто серьезное.

– Ричард, – обратился Коэн к очкарику, – благодарю вас, я просмотрю ваши тезисы позже. А сейчас прошу прощения, но мне срочно нужно переговорить… с профессором Смитом, – он сделал жест в сторону Артура.

– О, конечно, профессор, я понимаю, – очкарик взлетел со стула и исчез за входной дверью.

– Профессор Смит? – улыбнулся Артур. – Впрочем, какая разница? Но прошу прощения, профессор Коэн. Нам всем сейчас не до шуток. Дело серьезное. Мне нужен ответ на один очень важный вопрос.

– Садитесь, – коротко скомандовал Коэн.

– Аргументы, аргументы, – говорил МакГрегор, вертясь на стуле от нетерпения. – Что может быть вещественным доказательством ваших построений? Таким, которое можно было бы пощупать – и предъявить миру?

Коэн задумался, но не надолго.

– Карта, – сказал он.

– Карта? – переспросил Артур.

– Карта Августа, она же карта Елены. Матери императора Константина. Ведь новый Иерусалим строила, вернее, воссоздавала, она. Уже на новом месте – но пользуясь картой Августа. Вы историк, и должны, наверное, помнить, что Октавиан Август отдал распоряжение составить подробные карты всех крупнейших городов империи и провинций. Так вот эта карта совпала бы скорее с описаниями Иосифа Флавия, чем с Иерусалимом нынешним, с той его частью, которая называется Старым Городом.

– Из-за того, что «на новом месте»?

– Именно. И из-за того, что Елена включила в черту города.

– Значит, карта? – полувопросительно-полуутвердительно повторил Артур.

– Карта. И, если это возможно, хроники. Свидетельства. Неважно чьи. Но имя должно быть весомым. Значимым. Достойным доверия.

– Свидетельства чего?

– То есть, как чего? Куда и как исчез тот, настоящий Иерусалим! Ведь не растаял же он в воздухе. Но прежде всего – карта.

– Карта. Хроники. Карта. Карта. Хроники, – бубнил Артур, направляясь к дверям. Уже открыв дверь, он опомнился, обернулся и произнес:

– Огромное вам спасибо, профессор. И надеюсь, до встречи.

– Всегда рад видеть вас, баронет. Удачи.

Уже садясь в машину, МакГрегор продолжал бубнить:

– Карта. Хроники. Карта. Карта. Хроники. Но прежде всего – карта.

– О чем ты? – Эли перешла на французский, сама того не заметив. – Какая карта? Какие хроники?

– Дед, – внезапно произнес Артур. – Дед. Это связано с ним, я уверен.

– Боже, – простонала Эли. – «Карта. Хроники». Теперь еще и какой-то дед.

– Не какой-то, маркиза! Мой дед! Мой! Тоже Артур, седьмой баронет МакГрегор! Джеймс! Хэлло, ты не заснул?

– С вами заснешь, прошу прощения, сэр. Один день веселее другого, – отозвался с водительского кресла Ричардсон. – Куда рулим?

– Прямиком в Гринвич, к старушке Нэнни.

– Слушаюсь, сэр.