Книга: Библия. Ужас и надежда главных тем священной книги
Назад: Глава 7 Пророчество и молитва
Дальше: Часть четвертая Община

Глава 8
Мудрость и царство

С точки зрения имперского права Империя представлялась «полнотой времен» и единством всего, что считалось цивилизацией, однако тотальности Империи был брошен вызов с абсолютно иных этико-онтологических оснований… Из пучин социального всегда выплывает память о том, что стремятся предать забвению.
(Майкл Хардт и Антонио Негри, «Империя», 2000)
Евангелие от Луки упоминает о «законе Моисеевом, пророках и псалмах» (Лк 24:44). Видя эту триаду, можно подумать, что в Библии больше ничего нет (во всяком случае, больше ничего существенного). Однако это значило бы игнорировать традицию Премудрости, формирующую своего рода позднее Пятикнижие: Книгу Иова, Притчи, Екклесиаст, Книгу Премудрости Соломона и Книгу Премудрости Иисуса, сына Сирахова. (Кстати, среди христиан нет единства в вопросе о том, считать ли эти книги каноническими, второканоническими или неканоническими.)
Матрица этой традиции – не имперские договоры Анатолии и Междуречья, а египетские школы писцов, из которых выходили умелые бюрократы и персонал для управления дворцом и храмом. Между тем в III веке до н. э. Израиль находился под египетским владычеством. Рассмотрим сейчас два базовых аспекта этой традиции Премудрости. (Каждый продолжает фундаментальные вопросы нашей книги, касающиеся образа библейского Бога.)

«Она есть дыхание силы Божией»

Первый аспект наиболее важен. В центре данной традиции находится Премудрость, через которую был создан мир. В Притчах, Премудрости Соломона и у Сираха, описывается и прославляется Премудрость как персонифицированный процесс. При этом Премудрость высказывается от первого лица. [Кстати, еврейское слово (хохма́), греческое слово σοφια (софи́а) и латинское слово sapientia, которые обозначают «мудрость», существительные женского рода.]
Прежде всего, в Книге Притчей Премудрость и трансцендентна (на небе) и имманентна (на земле). О ее трансцендентности она сама говорит следующее:
Господь создал меня началом пути Своего,
прежде созданий Своих, искони;
от века я помазана,
от начала, прежде бытия земли.
(Притч 8:22–23)
Затем через Премудрость было создано все остальное: «Господь премудростью основал землю,/небеса утвердил разумом» (Притч 3:19). И еще она говорит так:
…тогда я была при Нем художницею,
и была радостью всякий день,
веселясь пред лицом Его во все время,
веселясь на земном кругу Его,
и радость моя была с сынами человеческими.
(Притч 8:30–31)
В имманентном своем проявлении Премудрость персонифицируется как философ, обходящий городские улицы в поисках людей, которые хотели бы учиться. Она «взывает» «на улице, на площадях… в главных местах собраний… на возвышенных местах, при дороге, на распутьях… у ворот… при входе в двери» (Притч 1:20–21; 8:2–3). В своем поиске учеников она очень публична, открыта, терпима и не проявляет ни малейшей дискриминации. Она готова наставлять любого, который примет ее как щедрый дар.
Все это можно считать комментарием на Быт 1:25–28 и псалом 8. Премудрость Божья настолько напитала все творение разумностью, что люди могут постичь смысл творения (или, если угодно, эволюции) через наблюдения за тварным миром, обобщение наблюдений в притчах и афоризмах, а также изучение их со знающими учителями.
У Сираха сотворение человека описывается с сознательными аллюзиями на первую главу Бытия: «Господь создал человека из земли… дал им власть над всем, что на ней… облек их силою/и сотворил их по образу Своему,/ и вложил страх к ним во всякую плоть, чтобы господствовать им над зверями и птицами» (Сир 17:1–4). Более того, «Он дал им смысл, язык и глаза,/ и уши и сердце для рассуждения, / исполнил их проницательностью разума / и показал им добро и зло» (Сир 17:5–6). Отметим: как и в Быт 2–3, знание добра и зла есть позитивный дар.
Более того, Премудрость как персонифицированный процесс славит свою вселенскую и космическую роль при создании мира:
Я вышла из уст Всевышнего
и подобно облаку покрыла землю…
в волнах моря и по всей земле
и во всяком народе
и племени имела я владение…
Прежде века от начала Он произвел меня,
и я не скончаюсь вовеки.
(Сир 24:3, 6, 10)
И наконец, в Книге Премудрости, Премудрость снова величественно персонифицируется как «художница всего… дух разумный, святой… беспечальный, всевидящий / и проникающий все умные, чистые, тончайшие духи… подвижнее всякого движения,/и по чистоте своей сквозь все проходит и проникает» (Прем 7:2124). Опять-таки:
Она есть дыхание силы Божией
и чистое излияние славы Вседержителя;
посему ничто оскверненное не войдет в нее.
Она есть отблеск вечного света
и чистое зеркало действия Божия
и образ благости Его.
(Прем 7:25–26)
И снова:
Она прекраснее солнца
и превосходнее сонма звезд;
в сравнении со светом она выше;
ибо свет сменяется ночью,
а премудрости не превозмогает злоба.
(Прем 7:29–30)
Снова и снова перечитывая эти стихи, я задумываюсь над одним фундаментальным вопросом: если Премудрость, как имманентное присутствие и внешний лик Божий, есть не личность, а персонифицированный процесс, откуда мы знаем, что библейский Бог – личность, а не тоже персонифицированный процесс?

Живительное милосердие или дистрибутивное правосудие?

Второй аспект традиции Премудрости ставит один довольно деликатный вопрос. В предыдущих главах, исследуя Закон, Пророки и Псалмы, мы видели две взаимосвязанные эмфазы: мирное дистрибутивное правосудие на земле, – или жестокое карающее правосудие с неба. Сравним с традицией Премудрости, а потом зададим этот вопрос.
С одной стороны, на первый взгляд дистрибутивное правосудие столь же важно для традиции Премудрости, сколь и для Закона и Пророков. Вспомним хотя бы призыв «…усвоить правила… правосудия, суда и правоты» (Притч 1:3; 2:9), или такие слова, напоминающие Пророков: «Соблюдение правды и правосудия/ более угодно Господу, нежели жертва» (Притч 21:3). И опять-таки: «Много хлеба бывает и на ниве бедняка,/ но его похищает беззаконие» (Притч 13:24).
Снова и снова эта традиция напоминает о нищих и нуждающихся: «Есть род, у которого зубы – мечи,/ и челюсти – ножи, / чтобы пожирать бедных на земле / и нищих между людьми» (Притч 30:14). Снова: «Бедных сталкивают с дороги, все уничиженные земли принуждены скрываться» (Иов 24:4). И снова: «Сын мой! Не отказывай в пропитании нищему/и не утомляй ожиданием очей нуждающихся»; «хлеб нуждающихся есть жизнь бедных; отнимающий его есть кровопийца» (Сир 4:1; 34:21).
Более того, эта традиция упоминает и других уязвимых членов общества – вдов и сирот: «Дом надменных разорит Господь, / а межу вдовы укрепит… Не передвигай межи давней / и на поля сирот не заходи» (Притч 15:25; 23:10). И снова: «Вдов ты отсылал ни с чем/и сирот оставлял с пустыми руками… У сирот уводят осла, / у вдовы берут в залог вола… ибо с детства сирота рос со мною, как с отцом, / и от чрева матери моей я руководил вдову» (Иов 22:9; 24:3; 31: 18). И снова: «Сиротам будь как отец/и матери их – вместо мужа;/и будешь как сын Вышнего,/и Он возлюбит тебя более, нежели мать твоя… Он не презрит моления сироты, / ни вдовы, когда она будет изливать прошение свое» (Сир 4:10; 35:14).
А вот деликатный вопрос: традиции Премудрости присуща та же жажда дистрибутивного правосудия, что и Пророческой традиции, или она лишь стремится к дистрибутивному милосердию? Ясно, что здесь запрещается угнетать уязвимых членов общества, пренебрегать ими и отказывать им. Но сделан ли здесь акцент на личной и индивидуальной справедливости или на системном и структурном экономическом правосудии на земле? Перед нами радикальная концепция правосудия или либеральная концепция милосердия? И если последнее, что если библейский Бог иной: не либеральный, а радикальный?
С другой стороны, в плане карающего правосудия традиция Премудрости акцентирует человеческие последствия, а не божественные наказания. Можно обрисовать следующие закономерности.

 

 

Без сомнения, это серьезный прорыв к мирному Богу и, так сказать, циклическое возвращение к первой главе Бытия и псалму 8. Премудрость настолько вплетена в тварную ткань вселенной, и предлагается людям настолько свободно и открыто, что отвергать ее, значит, самим призывать на свою голову неприятности.
Мы уже видели недостатки Последовательности 1. Они обусловлены и геополитическим положением Израиля на побережье Леванта, и тем, что на практике данная логика не всегда работает: Манассия прожил слишком долго, а Иосия умер слишком рано (не говоря уже об из ряда вон выходящей ситуации с Иовом).
Однако Последовательность 2 – как комбинация Священнической и Сапиенциальной традиций – предлагает альтернативную возможность. Премудрость открывает нам нашу тварную судьбу и предназначение с его правами и ответственностью. Отвергать Премудрость, значит, не нарушать какой-либо внешний закон и навлекать на свою голову божественные кары, а изменять самому себе и нести естественные последствия.
И наконец, повторю мысль, которую уже высказал в предыдущей главе. Если нет божественных наказаний (а есть лишь человеческие последствия), то нет и божественного прощения (а есть лишь возможность человеческого изменения). И нет божественной милости (но лишь время, в которое еще можно измениться, пока не слишком поздно).
Давно пора переосмыслить и теорию божественного наказания, и практику мольбы о прощении и милости, характерную для христианской традиции. Если вынести за скобки природные катастрофы и несчастные случаи, мы должны взять на себя ответственность за все свои поступки и в особенности понять, какими последствиями чревата измена нашему собственному человеческому предназначению (как оно обрисовано, скажем, в Быт 1 и Пс 8).
А теперь обратимся от начала к концу, от создания к воссозданию, и от традиции Премудрости (Сапиенциальной) к традиции Царства (Эсхатологической).

«И разумные будут сиять, как светила на тверди»

В качестве примера возьмем Книгу Даниила. Действие в ней происходит в VI веке до н. э., во времена, когда Вавилонская (или Халдейская) империя сменилась Мидо-Персидской империей. Однако написана она была при Сирийской империи в 160-е годы до н. э. Сирийский царь Антиох IV Епифан всегда испытывал угрозу со стороны Египта на юге, а затем – и со стороны Рима на западе. Чтобы защитить хотя бы южные границы, он попытался установить более жесткий политический, экономический и социальный контроль над Израилем.
Столкнувшись с сопротивлением народа, который не хотел оставлять верность завету, он осквернил Храм и развязал гонения на веру. В уста Даниила было вложено задним числом предсказание на сей счет:
…и против Всевышнего будет произносить слова
и угнетать святых Всевышнего;
даже возмечтает отменить у них праздничные
времена и закон,
и они преданы будут в руку его
до времени и двух времен и полувремени.
(Дан 7:25; см. также 8:9-12; 9:27; 11:31–33)
Стало быть, Маккавейское восстание продлится года три с половиной (1–2 Макк).
Наличие в книге разных слоев ясно видно уже из того факта, что отрывок Дан 2:46-7:28 написан на арамейском языке, а остальная часть книги – на древнееврейском. Еще существеннее смена жанра: с рассказов в Дан 1–6 на видения в Дан 7-12. При такой разнице в содержании возникает вопрос: как кому-то пришло в голову совместить две части в одну книгу? Между этими частями есть общие особенности и различия. Общие особенности бросаются в глаза, различия же не столь очевидны.
Начнем с поверхностных сходств.
• Первое. В обеих частях Книги Даниила основной сюжет строится вокруг интерпретации эзотерической и тайной информации: снов (главы 2 и 4), видений (главы 7, 8, 10–12), загадочных текстов (глава 5) и пророческих писаний (глава 9).
• Второе. В обеих частях основными действующими лицами являются «мудрецы», сведущие в эзотерической и мантической премудрости (в 1:4; 11:33, 35; 12:3). Без сомнения, они ближе к особому знанию Пророческой традиции, чем к общедоступному знанию Сапиенциальной традиции, но они – не пророки или книжники, а эзотерики-интерпретаторы.

 

А вот две менее очевидные разницы.
• Первое. В рассказах интерпретирует Даниил, а в видениях интерпретируют Даниилу (конечно, в обоих случаях с Божьей помощью). Даниил объясняет тайны снов и текстов с помощью косвенного небесного вдохновения в главах 2, 4 и 5. Но он не может объяснить тайны своих видений без прямой небесной интерпретации, полученной от божественного посредника (в частности, архангела Гавриила в Дан 8:16 и 9:21). Перед нами нечто новое, что требует нового наименования. Об этом мы скажем ниже.
• Второе. В проимпериалисгических рассказах цари, даже если начинают с высокомерного и жестокого поведения, в итоге возвышают Даниила, обращаются к истинному Богу Небесному и даже воспевают хвалу Богу. Так ведут себя Навуходоносор (2:47; 3:29 – 4:3, 34) и «Дарий Мидянин» (6:25–27), но не Валтасар – впрочем, последний возвеличивает Даниила (5:29). Особенно поразительны похвалы Навуходоносору (2:37–38; 5:18–19), хотя он разорил Иерусалим, разрушил Храм, а жителей Иудеи депортировал!

 

В видениях же проимпериалистическая фантазия сменяется антиимпериалистической реальностью, как мы увидим в Дан 7. Почему? Да потому, что при персах в V веке до н. э. эти рассказы еще звучали правдоподобно, а во времена сирийских гонений в 160-е годы до н. э. уже нет. Эта новая ситуация – гонения за веру вместо обычного политического угнетения – создала существенную разницу между рассказами (которые были созданы раньше) и видениями.
С одной стороны, на всем протяжении Книги Даниила Санкции Второзаконнической теологии считаются самоочевидной нормой. В рассказах Бог вознаграждает Даниила за верность (1:9, 20); и если Даниил спасен ангелом в львином рву (6:22), то его обвинители с их семьями гибнут (6:24). В видениях Даниил подытоживает прошлую историю в девтерономическом стиле:
И весь Израиль преступил закон Твой и отвратился, чтобы не слушать гласа Твоего; и за то излились на нас проклятие и клятва, которые написаны в законе Моисея, раба Божия: ибо мы согрешили пред Ним.
(Дан 9:11)
С другой стороны, в рассказах награды присуждаются и наказания исполняются еще при жизни. Верные не становятся мучениками: Бог спасает их и из печи, и из львиного рва. Однако в видениях воздаяние наступает лишь после смерти.
И многие из спящих в прахе земли пробудятся, одни для жизни вечной, другие на вечное поругание и посрамление. И разумные будут сиять, как светила на тверди, и обратившие многих к правде – как звезды, вовеки, навсегда.
(Дан 12:2–3)
С учетом этих сходств и различий между рассказами и видениями неправдоподобна версия, согласно которой первые шесть глав призваны лишь рассказать о Данииле, которому будут ниспосланы видения в Дан 7-12. Для этой цели было бы достаточно первой главы или любой другой истории о нем из Дан 2–6. Да и вообще, зачем уделять целую главу Седраху, Мисаху и Авденаго (2:49 – 3:30), если нужно лишь ввести образ Даниила?
Я объясняю это следующим образом. Во-первых, этим двум частям (главы 1–6 и 7-12) присуща разная теология – как минимум по-разному осмысливается отношение Бога к империализму. Во-вторых, последовательность этих частей указывает на неадекватность теологии рассказов и необходимость теологии видений.

«Народ святых Всевышнего»

Для понимания матрицы необходимо вспомнить следующее обстоятельство. Приблизительно в начале VII века до н. э. Гесиод в своей поэме «Труды и дни» разделил человеческую историю на пять последовательных эпох, каждая из которых хуже предыдущей: золотой век, серебряный век, медный век, век героев и железный век. Но разве невозможно представить мир, в котором упадок и распад сменяются подъемом?
В 170-е годы до н. э. – то есть в десятилетие перед созданием Книги Даниила – римский историк Эмилий Сура, слова которого нам известны по их цитате в «Римской истории» Веллея Патеркула, сказал: «Ассирийцы первыми из всех народов обладали властью над миром, затем – мидийцы, после них – персы, позднее – македоняне. Потом… верховная власть перешла к римскому народу» (1.6).
Между тем Рим, как пятое царство, не был сродни предыдущим. Римская империя стала кульминацией и итогом. Это – царство последнее и окончательное, царство эсхатологическое.
Теперь обратимся к Дан 7 как яркому примеру видений в Дан 7-12. Однако там пятое Царство – последнее, окончательное, эсхатологическое – принадлежит не Риму, а Богу. И здесь мы соприкасаемся еще с одной великой библейской традицией: верой в то, что Бог навсегда изменит и преобразит старую землю, на которой царило имперское неправосудие, и установит на обновленной планете эсхатологическое правосудие.
Даниил видел в своем ночном видении, что «четыре ветра небесных боролись на великом море, и четыре больших зверя вышли из моря, непохожие один на другого» (Дан 7:2–3). Вот эти четыре звероподобные империи с их правителями:
1. Первое царство – это Вавилония/Халдея (7:4). Ее представляют «Навуходоносор» (2:1–5:18) и Валтасар (6:1).
2. Второе царство – это Мидия (7:5). Ее представляет выдуманный «Дарий Мидянин» (5:31; 11:1) или «Дарий… из рода Мидийского» (9:1).
3. Третье царство – это Персия (7:6). Ее представляет «Кир Персидский» (6:28), «Кир, царь Персидский» (10:1).
4. Четвертое царство – это Греция (7:7). Его представляет Александр Македонский, который не называется напрямую по имени: «царь Греции» (8:5-21), «князь Греции» (10:20), «царь могущественный» (11:3).

 

Первые три империи подобны диким зверям (лев, медведь, леопард). Но для описания Греции при Александре Македонском такие аналогии не подходят. Оно «отличается» от предыдущих тем, как «пожирает и сокрушает», «попирает ногами» (7:7, 19, 23). Однако после преждевременной смерти Александра в 323 году до н. э. его победоносные полководцы стали сражаться между собой. К примеру, на протяжении ста лет греческая Сирия и греческий Египет воевали друг с другом семь раз.
И наконец, последнее и окончательное, пятое Царство. В ночном видении Даниил повествует о Боге («Ветхом Днями»), окруженном ангельскими воинствами божественного собрания: «Судьи сели,/и раскрылись книги» (7:9-10). Бог осуждает эти четыре царства – давно минувшие к моменту написания книги (7:12) – и особенно Сирийское подцарство, которое даже не упомянуто среди четырех и пока еще не погибло (7:11, 26).
Даниил видит: «…с облаками небесными шел как бы Сын человеческий,/дошел до Ветхого днями/и подведен был к Нему» (7:13). (Кстати, в некоторых современных переводах пишут не «сын человеческий», а «человек», чтобы избежать мужского шовинизма, который здесь создается древнееврейским оборотом.) Получается, что имперское владычество подобно дикому зверю (7:4–6), а божественное – подобно человеку (7:13). Из других мест книги мы знаем, что имеется в виду архангел Михаил, глава небесного воинства (10:13, 21; 12:1).
История увенчивается «Царством Божьим», которое впервые упомянуто в 2:38б-44, затем еще трижды (4:3, 34; 6:26), пока, наконец, в седьмой главе не дана следующая троичная последовательность.
• Сначала Царство Божье «дано» в небесное владение «как бы Сына Человеческого», сиречь архангела Михаила (7:14).
• Затем его «принимают» и защищают «святые Всевышнего», небесное воинство ангелов (7:18, 22).
• Наконец, оно низводится на землю и вручается «народу святых Всевышнего» (7:27).

 

Мы уже отмечали ненадежное положение Израиля: сначала между севером и югом (Анатолия и Египет, Междуречье и Египет), а потом между западом и востоком (Греция и Персия, Рим и Парфия). Народ Израилев слишком хорошо знал, что такое великие империи мира сего. И древняя надежда Израиля – или лучше сказать, древняя вера – гласила, что однажды справедливый Бог Небесный установит справедливое Царство на земле.
Дан 7 констатирует глубокий конфликт между двумя архетипическими концепциями жизни на земле: между всеми прошлыми и нынешними имперскими царствами и божественным Царством, которое уже приготовлено на небесах и защищено ангелами, а в будущем явится на землю. Сказано, что это земное Царство Божье, это последнее и эсхатологическое Царство, будет вселенским и вечным. Но не сказано, когда и как оно явится на нашу землю и как будет выглядеть в нашем мире: что это за структура и система, проект и процесс.
А вот как Царство Божье более полно описывается в других эсхатологических текстах более древней библейской традиции…

«И никто не будет устрашать их»

Ожидание Царства Божьего возникло не с главы 7 Книги Даниила. Израиль давно верил в «Божественную уборку» и «Экстремальную перестройку» всего мира, когда вместо несправедливости и насилия установятся правосудие и мир. Библейская традиция устремлялась к этой мантре: Бог победит – когда-нибудь.
Вот некоторые из более древних библейских эквивалентов Царства Божьего. Как бы ни называть данную концепцию, в ней речь всегда идет об обновленном творении здесь на земле и в полностью измененном мире.

 

1. Урожай Бога
Вот, наступят дни, говорит Господь,
когда пахарь застанет еще жнеца,
а топчущий виноград – сеятеля;
и горы источать будут виноградный сок,
и все холмы потекут.
(Ам 9:13)
2. Пир Бога
И сделает Господь Саваоф на горе сей
для всех народов
трапезу из тучных яств, трапезу из чистых вин,
из тука костей и самых чистых вин;
и уничтожит на горе сей покрывало,
покрывающее все народы,
покрывало, лежащее на всех племенах.
Поглощена будет смерть навеки,
и отрет Господь Бог слезы со всех лиц,
и снимет поношение с народа Своего
по всей земле;
ибо так говорит Господь.
(Ис 25:6–8)
3. Община Бога
И будет в последние дни:
гора дома Господня поставлена будет во главу гор
и возвысится над холмами, и потекут к ней народы.
И пойдут многие народы и скажут:
придите, и взойдем на гору Господню
и в дом Бога Иаковлева,
и Он научит нас путям Своим,
и будем ходить по стезям Его,
ибо от Сиона выйдет закон
и слово Господне – из Иерусалима.
(Мих 4:1–2 = Ис 2:2–3; см. также Зах 8:20–23)
4. Мир Бога
A. Между животными
Тогда волк будет жить вместе с ягненком,
и барс будет лежать вместе с козленком;
и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе,
и малое дитя будет водить их.
И корова будет пастись с медведицею,
и детеныши их будут лежать вместе,
и лев, как вол, будет есть солому.
(Ис 11:6–7)
Б. Между животными и людьми
И младенец будет играть над норою аспида,
и дитя протянет руку свою на гнездо змеи.
Не будут делать зла и вреда на всей святой горе
Моей,
ибо земля будет наполнена ведением Господа,
как воды наполняют море.
(Ис 11:8–9)
B. Между людьми
И будет Он судить многие народы,
и обличит многие племена в отдаленных странах;
и перекуют они мечи свои на орала
и копья свои – на серпы;
не поднимет народ на народ меча,
и не будут более учиться воевать.
Но каждый будет сидеть под своею виноградною
лозою и под своею смоковницею,
и никто не будет устрашать их,
ибо уста Господа Саваофа изрекли это.
(Мих 4:3–4)
Ни в одном из этих видений не сказано, что при установлении Царства Божьего земля будет уничтожена и покинута, – ибо она преобразится! Не сказано, что мир закончит существование, а нам придется эмигрировать из него. Мы читаем о конце мирового зла, угнетения и насилия, о конце мировой несправедливости и войны. Эти мечты были частью израильской традиции уже более тысячелетия к тому моменту, как была написана седьмая глава Книги Даниила.
Необходимо сделать одну оговорку: если вы находите термин «Царство Божье» слишком архаичным и слишком маскулинным, вышеприведенные заголовки могут послужить альтернативой. Только, пожалуйста, не ищите Мир Божий в ином месте, чем наша земля. И пожалуйста, осознайте, что эта религиозно-политическая, этико-моральная, социально-экономическая концепция представляет собой радикальный вызов естественному ходу цивилизации.

«Где нет видения, люди гибнут»

Автор Книги Даниила в 160-е годы до н. э. на своей еврейской родине мечтал о приходе Царства Божьего, но не расписывал в подробностях, как оно будет выглядеть. Однако в 150-е годы до н. э. некоторые представители еврейской диаспоры задумались о деталях, которые перекликаются с вышеописанным Миром Бога.
Но сначала несколько слов о матрице. Сивилла была экстатической и харизматической пророчицей. Кто она такая, столь же малопонятно, сколь малопонятны ее изречения. Впоследствии Сивиллина традиция сохранялась в текстах, которые записывались, редактировались и воссоздавались от греков и римлян до иудеев и христиан. Вот как египетские евреи описывали в «Сивиллиных оракулах» Царство на преображенной земле.

 

1. Преображенный физический мир
Плод наилучший земля, которая все порождает,
Смертным даст – изобилье пшеницы,
вина и оливок.
Множество сладкого меда пошлют небеса
человеку,
Будет древесных плодов в достатке
и тучной скотины:
Коз, и коров, и овец с ягнятами малыми вместе.
Вырвутся из-под земли молока белоснежного струи.
(3.744–749)
2. Преображенный животный мир
Овцы вместе с волками в горах травою питаться
Будут, а дикие барсы – пастись с козлятами вместе.
Сможет теленок с медведем в загоне быть
безопасно,
Лев плотоядный мякиной, как вол,
насытится в яслях;
Малые дети его, связав, поведут за собою,
Зверь этот станет ручным по воле великого Бога.
Змей с младенцем уснет в одной постели спокойно
И не сделает зла – Господня рука не позволит.
(3.788–795)
3. Преображенный человеческий мир
Шум боевой и резня ужасная вовсе исчезнут,
С тяжким стоном земля уж больше не содрогнется,
Войны и засуха миру угрозою быть перестанут,
С ними же голод и град, что бьет урожай,
упразднятся.
Мир на землю сойдет великий, неведомый прежде,
Станут друзьями теперь цари до скончания века,
Люди по всей земле одним жить будут законом,
Что установит Господь, на небе правящий
звездном…
…Бог ниспошлет наконец всем людям
вечное царство:
Дав священный закон Его почитавшим как должно,
Пообещал Он, что мир и землю для них Он откроет
И распахнет им врата блаженства —
великая радость,
Вечно здравый рассудок и мысли светлые станут
Их достояньем. Тогда к жилищу великого Бога
С целого света дары принесут и ладан воскурят.
…Меч упразднят пророки великого Бога, и сами
Смертных станут они судить и царить справедливо.
Праведным станет тогда и все богатство людское.
Вот каковы будут суд и власть Всевышнего Бога.
(3.751–758, 767–773, 781–784)
Очень легко – быть может, с улыбкой или усмешкой – отмахнуться от этих грез об абсолютном плодородии (никакой работы) и полной благожелательности животных (никакого мяса). Что, мол, за меню: львам – лазанья, пантерам – помидоры, а ягуарам – яблоки?
Пожалуй, читая подобные эсхатологические фантазии, уместно различать рапсодическую и невозможную утопию (от греческого «не существующее место») и экстатическую, но возможную эвтопию (от греческого «благое место»). Эвтопия повествует о всеобщем мире во всем социальном мире, и о ненасильственном дистрибутивном правосудии, в котором – в Царстве Божьем – все блага Божьей вселенной достанутся всем по справедливости. Если считать, что это – глупая фантазия и утопический самообман, а в жизни нереализуемо, то homo sapiens так же величествен и обречен, как и некогда саблезубый тигр.
Книга Притчей предупреждает: «Без видений народ погибнет» (Притч 29:18). Но при ложных видениях народ погибнет еще быстрее. Эвтопия и эсхатология, возможно, даже необходимы, если мы не хотим, чтобы наш вид – защищаемый все-таки не животным инстинктом, а совестью – не самоуничтожился: ведь все больше человеческое насилие изобретает все новые и более эффективные орудия убийства, а затишье путает с миром. Неужели эсхатологические грезы о дистрибутивном правосудии и всеобщем мире – всего лишь пустые фантазии?
И наконец, приведем еще один пример из еврейских «Сивиллиных оракулов», который подводит нас уже ко временам Иисуса. Преображенный человеческий мир описан следующим образом:
Общею станет земля; перестав уже быть
разделенной
Стенами и рубежами, сама даст плод изобильный;
Вместе все заживут, нужды не имея в богатстве.
Тут не будет уже никто ни богатым, ни бедным,
Ни рабом, ни тираном, ни малым и ни великим;
Нет ни царей, ни вождей – все люди равны
меж собою.
(2.319–324)
Этот текст датируется рубежом старой и новой эры.

Где мы? И что дальше?

И традиция Премудрости (Сапиенциальная), и традиция Царства (Эсхатологическая) говорят обо всей земле. Одна ориентируется больше на начало и создание, а другая – на конец и воссоздание, но обе говорят обо всей человеческой истории. Однако при этом ключевой точкой эксперимента и примером справедливого мира они считают Израиль (Сир 24:23; Дан 7:27). Библейский Израиль, будучи «богоизбранным народом», должен стать образцом для всего человечества.
Эти традиции снова являют нам стук библейского сердца (утверждение-и-отрицание). Они показывают и проблему, и ответ на вопрос «Как читать Библию – и остаться христианином». И делают это, исходя из определенной матрицы: греческая культура и римская военная мощь.
Чудесная концепция Премудрости как интеллиги-бельности творения – или, если хотите, эволюции – подрывается (или как минимум смягчается) либеральным акцентом на дистрибутивное милосердие (а не на радикальный призыв к дистрибутивному правосудию). Как и всегда в нашей книге, я призываю читателя принять утверждение, воспротивиться отрицанию и отдать должное честности рассказа, который приводит обе возможности.
Аналогичным образом не менее чудесная Эсхатологическая традиция с ее мечтой о преображенной планете и торжестве ненасилия – о Царстве справедливости и мира здесь на земле – подрывается
видениями божественного насилия, наказаний и кар за непослушание.
Конечно, обе традиции можно совместить: эсхатологическая мудрость, которая противопоставляет имперской идеологии (мир, достигаемый через победу) радикальную божественную весть (мир, достигаемый через справедливость). Кстати, именно об этом пишет апостол Павел в 1 Кор 1:26-2:13: «Проповедуем премудрость Божию, тайную, сокровенную, которую предназначил Бог прежде веков к славе нашей» (2:7).
Пора вернуться к диаграмме, которую мы уже чертили в предыдущих главах, и дорисовать ее:

 

 

В части IV мы переходим в I век н. э., где и в римской политике, и в еврейской религии матрица претерпела глубокие изменения. В начале этого столетия Рим превратился из республики, которой правили два выбранных аристократа, в империю с одним династическим аристократом у руля. В конце столетия иудаизм превратился из религии, в центре которой стояли Храм и жертвоприношения, в религию, сосредоточенную на Торе и учении. Среди таких сейсмических событий Иисус на своей еврейской родине и Павел в еврейской диаспоре не выглядели землетрясениями, которые грозят пошатнуть основания мира. Но они таковыми стали. И вопрос о том, как их читать – и остаться христианином, остается самой сложной частью книги.
Назад: Глава 7 Пророчество и молитва
Дальше: Часть четвертая Община