13
Вокзал оказался небольшой, двухэтажный, но не старинный, как в Малогде, а новый, из современных конструкций, с большущими стеклами. Двухметровые буквы над крышей не оставляли сомнения, что это и правда – ЕРМИЛЬСК. Они, эти буквы, резко белели в очень синем и совершенно безоблачном небе. Синева отражалась в лужицах на асфальтовом безлюдном перроне.
Поезд, едва мы сошли, укатил дальше. Мы были одни. Зачем нас принесло сюда?
Утро, несмотря на солнечный блеск, было свежее. Зябкое даже. Еська терла себе острые локотки. Ерошка переступал журавлиными ногами. Кстати, костюмчик его не был уже столь балахонистым, как вчера. Наверно, сел после стирки. То ли у ткани было такое свойство, то ли подействовали растворенные в воде химикаты. Я подозрительно (и даже с опаской) глянул на буквы. Было как накануне: CICIROMA. Но кенгуренок был теперь похож на кузнечика – вроде тех, что на Ерошкиных носочках.
– Друзья мои, – начал я тоном умудренного взрослого. – Прежде всего надо отыскать кассу и взять билеты обратно до Малогды. Это самое разумное…
– Нет, – быстро оглянулась на меня Еська. – Самое разумное – это скорее пойти в парк Судостроителей, на аттракционы. Они сегодня работают последний день.
– Почему же последний? – бестолково заспорил я. – С чего ты взяла?
– Потому что закрытие летнего сезона.
Я досадливо сказал:
– Какое закрытие! Начало июля.
– Ну да… Вон, погляди, – хмыкнул Ерошка. Вытянул руку к левому крылу вокзала. Там на стене белел громадный макет отрывного календаря. И что я увидел? «30 августа. Среда».
– Елки-палки… Как это получилось?
– А вот так… – Ерошка зябко потер коленки, которые остро торчали ниже мятых, заметно укоротившихся штанов. Глянул на меня, не разгибаясь и вывернув шею. – Помнишь девочку с красным мячиком? Я же говорил – настукает чего-нибудь…
– Ну, идемте же скорее, – нервно поторопила Еська. – А то все лошадки разбегутся!
«Что за лошадки?»
– Ну… пошли. Только оставлю чемодан в камере хранения.
– Ни в коем случае! – испугался Ерошка. – Потом не найдешь!
– Ни в коем случае! – подтвердила Еська.
Они понимали происходящее гораздо лучше меня. Вернее, я совсем ничего не понимал.
«Еська, Ерошка, кто вы?…»
Ладно, чемоданчик был не тяжелый…
Мы пошли по привокзальной улице (тополя, киоски, невысокие дома с магазинами и аптеками). Солнце стояло уже высоко и грело теперь ощутимо. От зябкости не осталось следа. Все же лето еще… Еська шла со мной рядом, Ерошка, пританцовывая, шагал впереди (иногда машинально трогал прическу). Футляр с аппаратом висел у него на ремне через плечо. Никелированный замочек отбрасывал колючие лучи. Ерошка оглянулся:
– Дядя Слава, вспоминаешь Ермильск?
Я ничего не вспоминал. Да и что вспоминать? Улицы были такие же, как в Малогде. Даже монастырь над обрывом, когда мы вышли к реке, показался знакомым. Словно не уезжали. Вот только желтизна в кленах и тополях…
Еська и Ерошка шагали уверенно. Еська сказала:
– К воротам не пойдем, там билеты брать надо, это ого сколько стоит…
Ерошка деловито поддержал ее:
– Да, зайдем с тыла! Там в решетке дыра.
– А если поймают? – опасливо сказал я.
– Кто поймает? – удивился Ерошка. – Это законный бесплатный вход.
Мы двинулись глухими переулками, где бродили белые утки и сохли на заборах сплетенные из лоскутков половики. Потом – через пустыри, извилистыми тропинками среди высоченных сорняков с пушистыми головками и подсохшими листьями. Звенела сухая, со стрекозами, тишина. Пахло полынью и пасленом. Наконец тропинка уперлась в изгородь, сваренную из толстых арматурных прутьев (с некоторой претензией на орнамент). В одном месте прутья были разорваны и отогнуты. Дорожка вела именно к этой дыре.
Мы пролезли. За решеткой стояли кусты боярышника, их пробивала по прямой линии узкая аллея.
Чем дальше, тем больше было похоже на парк. По краям аллеи появились бетонные вазоны с настурциями. На лужайке мы увидели гипсовую скульптуру: могучий дядька в рыбацкой шляпе держался за колесо с рукоятками, а рядом стоял пацан ростом с Ерошку. Лицо мальчишки было не тупым, как у гипсовых пионеров моего детства, а довольно живым, с просьбой: «Дай порулить»…
Ерошка оглянулся опять.
– Дядя Слава, а у вас на «Томасе Манне» были юнги?
– Я же объяснял: это придуманное судно..
– Ну, я как раз про это: ты не придумал ни одного юнгу?
– Как-то не пришло в голову.
Ерошка отвернулся. И, кажется бормотнул: «Эх ты…» Я почему-то ощутил виноватость и досаду. И насупленно сказал шагавшей рядом Еське:
– Ну, а где они, ваши аттракционы?
– Скоро придем.
На аллее и вокруг было по-прежнему пусто, только воробьи да бабочки. Но вдали уже слышались голоса и музыка. И наконец мы вышли на садовую площадь – с качелями, каруселями, киосками и разноцветными тентами над столиками. На дощатой эстраде играл оркестр – несколько труб, контрабас, барабан и блестящие тарелки. Народу оказалось не очень много, не толпа. Взрослые в основном сидели у столиков, пестрая ребятня взлетала на лодках-качелях, ездила по извилистым рельсам на игрушечных паровозиках, вертелась на карусельных лошадках.
В общем-то самые заурядные развлечения, довольно старомодные даже. И чего это Еська с Ерошкой так сюда стремились?
Я решил, что дам им денег на катанье, а сам сяду неподалеку с бутылочкой пива. С момента отъезда в Малогду я не пробовал никакой жидкости, кроме воды и чая. «Послезавтра будет четвертый день, как я не брал в рот ничего спиртного…»
Увы, планы мои полетели кубарем.
– Дядя Слава, сюда! – Ерошка и Еська с двух сторон ухватили меня за руки. Потянули к самой большой карусели.
– Братцы, мне-то сюда зачем? Катайтесь одни!
– Постой, постой!.. Дядя Слава, сейчас будет интересное!..
Штакетник вокруг карусели обступали десятка два мальчишек и девчонок. Видно было – ждут чего-то. Карусель замедлила верчение. Остановилась. Те, кто сидел на лошадках, соскочили, встали среди ожидавших. Радиоголос из середины карусели (этакая тумба с большущими портретами клоунов) торжественно сообщил:
– Дорогие дети и взрослые! Наш аттракцион завершил работу в этом сезоне! Попрощайтесь с лошадками до весны! Сейчас мы начнем демонтаж карусели!
Я решил, что ребята кинутся обнимать и гладить деревянных лошадок (довольно примитивных, но с милыми мордами). Но никто не двинулся. Появились пятеро дядек в синих робах и с громадными гаечными ключами. Каждый подступил к лошадке, заработал ключом и… вот деревянные скакуны уже у них в руках. Рабочие разом повернулись (кажется, это был отработанный ритуал), зашагали на край площадки, и там, в траве, поставили лошадок шеренгой.
И тогда ребятня с радостными воплями кинулась к игрушечным скакунам. Меня отшатнуло в сторону. Я увидел, как пятеро счастливчиков, успевшие первыми, вскочили в крашеные седла.
Ерошка и Еська оказались в их числе!
– Не спешите! Спокойствие! – надрывался радиоголос! – Лошадки будут еще!
Неудачники снова обступили карусель. А пятеро всадников… они растопырили коричневые ноги в кроссовках и сандалетах, откинулись в седлах, натянули веревочные, с бантиками, поводья и вздыбили лошадей! И те привстали на задних ногах, передними поболтали в воздухе и бросились вскачь!
– Ура-а!!
«Куда они? Не свихнули бы шеи!..» – Эта мысль была сильнее изумления от оживших коняшек.
– Ерошка, Еська!..
Они прогарцевали мимо. Ерошка вскинул руку в съехавшем до плеча рукаве.
– Дядя Слава, жди нас здесь! Мы поскакаем и вернемся!
«Поскакаем»! А куда, где? И сколько ждать-то?
Но они уже умчались в одну из разбегавшихся лучами аллей. Не бежать же следом… В этот момент еще пятеро ловкачей оседлали отвинченных лошадок (видимо, всего скакунов было десять). И тоже умчались. Оркестр на эстраде – рослые дядьки в синих мундирах – заиграл марш из фильма «О бедном гусаре замолвите слово». Я постоял, подумал, взял в киоске две бутылки пива «Тайный советник», присел к шаткому пластиковому столику.
В самом деле, чего волноваться? Поскачут и вернутся. Видно, такой здесь обычай.
Бутылок мне хватило на сорок беззаботных минут. А потом вернулось беспокойство. Ни один всадник за это время не вернулся.
Я подошел к рабочим – они уже разбирали центральную тумбу карусели.
– Скажите, а долго они могут так скакать? Когда вернутся-то?
Добродушный дядька, похожий на один из клоунских портретов, почесал за ухом гаечным ключом.
– Когда вернутся? Это теперь от коняшек зависит, а они обратно не хотят, в стойло то, упираются… Пацанята обычно побросают их в кустах, а сами кто куда, чтобы не попало… Ты их лучше не жди, поищи по парку, мил человек…
Ну вот, новое приключение! У меня от нехорошего предчувствия засосало под печенкой. Понимал я: не следует уходить, надо ждать до упора, но тревога была сильнее разума. Подхватил чемодан и пошел. По одной аллее, по другой… Несколько ребят на лихих лошадках попались навстречу, но были они незнакомые. Пронеслись так резво, что я не успел окликнуть, спросить про Ерошку и Еську. Кстати мчались они отнюдь не к карусели.
Тревога моя росла с отчаянной быстротой. То, что я испытывал теперь, было похоже на тихую панику. Я заметался. Попадал в какие-то заросли, в стеклянные галереи с громадными кактусами, на пустыри, где были свалены разбитые статуи и покрытая облезшей краской фанера. И была такая же замороченность, как при бесполезных попытках набрать нужный номер телефона…
Потом, взмокший и потрепанный, я выбрался опять на площадку с каруселью. Вернее, без карусели – ее уже не было. Какая-то тетка в окошке киоска сочувственно сказала мне:
– Вы, небось, тех наездников ищете? Да они уж давно усвистали из парка, на улицах смотреть надо, сюда им теперь дороги нету…
Я пошел к воротам парка, интуитивно угадывая направление.
Ворота были высоченные, с оштукатуренными колоннами и решетчатыми створками. Я спросил у билетерши, похожей на тетю Кнопу:
– Дети на карусельных лошадках не выскакивали? Мальчик и девочка. Он на черно-белой, она на коричневой…
– Да что ты голубчик! – отмахнулась тетушка. – разве будут ребятишки разбегаться через главный выход? Я же их мигом заверну! Они это через дыры в заборе, хитрый народ…
Не надо было уходить с карусельной площадки! Наверняка Ерошка и Еська поскачут, погуляют и вернутся ко мне!.. Или… не вернутся? Зачем я им нужен? Они добились своего, встретили друг друга, и здесь, в Ермильске, у них, наверно, свои планы. Что я знаю об этих непонятных брате и сестре? Кто они?
И все-таки вернуться на прежнее место – самый правильный шаг!
С этой мыслью шагнул я опять в ворота. Тетушка преградила путь.
– Ты куда, милый? Нельзя без билета. Ты ведь вышел наружу, теперь надо платить снова.
– Но я же только что там был, вы видели! Я ребят ищу!
– Да понимаю я, мой хороший! Мне разве жалко? Но не положено, здесь такое нерушимое правило. Без билета ни одна дорожка тебе не откроется и не найдешь ты никого… Да вон касса, три рубля всего билет то…
Я поспешил к желто-красной дощатой будочке с окошком.
– Будьте добры…
– Весьма сожалею, но билетов больше нет. Конец сезона. – Кассирша была совсем не похожа на тетушку у ворот. Сухая, седая, напоминала она… да, Нину Адольфовну Кирхгоф!
– Но, понимаете, у меня там…
– Весьма сожалею, сударь, но от меня ничего не зависит. Здесь незыблемые правила. Могу только посоветовать: обойдите парк. С тыльной стороны есть, по моему, еще бесплатный вход…
Я помчался к знакомой дыре в решетке. Взмокший, запыхавшийся, с надеждой и страхом в душе. Казалось, что вся жизнь рухнет, если не найду ребятишек. И конец этой рухнувшей жизни я проведу в отчаянии и безысходной виноватости. Потому что… да, потому что Ерошка и Еська стали за сутки как родные. Сам не ведаю почему. Словно знал я их с рождения… Ну и, кроме того, я же отвечал за них, раз привез в другой город, оторвал от дома…
«От какого дома ты их оторвал? И не ты их сюда привез. Само собой так вышло!»
«Все равно… Если не отыщу – сойду с ума…»
Путь оказался кошмарно долгим. По кривым переулкам, по пустырям, по тропинкам в чертополохе. Сорняки скребли меня по джинсам, по чемодану, который я так и таскал с собой… Ну, вот оно, знакомое место у решетки…
Здесь работали дядьки, похожие на тех, что развинтили карусель. Они выпрямили почти все разогнутые прутья, приварили их на прежние места. Сейчас разгибали последний.
– Подождите… пожалуйста… Мне надо туда… Черноусый морщинистый мужчина (возможно, бригадир) выпрямился, глянул из смоляных бровей.
– А туда уже нельзя, гражданин. Конец сезона.
– Я знаю! Но там у меня… ребята остались… Надо найти!
– Я понимаю. Но вы теперь никого не найдете, даже если пролезете здесь. Попробуйте через главный вход…
– Да пробовал я! Говорят, билетов нет!
– Да, без билета никак. Не знаю, чем вам помочь…
Белобрысый паренек опустил в лебеду автогенный аппарат, шагнул к бригадиру, что-то сказал ему на ухо. Стрельнул глазами в сторону.
– А! – обрадовался бригадир. – Вася правильно подсказывает! Вон, видите дом с лесенкой? Там живет Евдокия Власьевна, круглосуточная смотрительша парка, вдова того шкипера, которому памятник в парке. Может, видели: мужчина со штурвалом и пацаненок? Дак вот, у нее, у Евдокии Власьевны, всегда есть запасные билеты на любые сезоны. Изложите ей ваши обстоятельства, бабка, думаю, не откажет…
И я кинулся к дому «смотрительши».
