Молния разума (Олимп)
Было предсказано титану Кроносу, что один из сыновей свергнет его с престола. И потому одного за другим заглатывало Время своих бессмертных детей, кронидов. Только одного, Зевса, спрятала жена Кроноса, Рея. Кронос поглотил вместо Зевса камень, а Зевс вырос в горах, вскормленный козьим молоком. Он сверг своего отца, да еще заставил его извергнуть всех проглоченных им детей.
Иные силы воцаряются в мире. И начинается борьба молодых богов и титанов. Верх одерживают крониды. Древние титаны должны им подчиниться или они будут ввергнуты в подземную бездну — Тартар. Сила на стороне кронидов. Они освобождают древних одноглазых циклопов и заставляют их ковать в подземной глубине молнии для Зевса. Зевс получает молнии и становится громовержцем, тучегонителем.
Молодые боги поселяются на великой горе — Олимпе: царь богов Зевс со своей супругой Герой, их братья, сестры, дети. Кронид Посейдон становится владыкой морей, отодвигая вольного титана Океана, одного из немногих титанов, признавшего власть кронидов и перешедшего на их сторону. Брат Зевса и Посейдона Аид становится владыкой подземного мира.
Прекрасны боги-олимпийцы. Они безмятежны и радостны, как утро, сменившее предрассветную мглу. Великий Зевс сочетается с сотнями богинь и смертных, и один за другим рождаются на свет божественные дети Зевса. Богиня Лета (Лотона) рождает от него Аполлона и сестру его Артемиду. Культ Аполлона вскоре становится почти равным культу самого Зевса. Новый солнечный бог, подчиняющий самого Гелиоса, бог разума, света, становится символом прекрасного. Из головы Зевса рождается другая высокочтимая богиня — Афина Пал-лада, богиня мудрости, богиня правосудия. Это сама мысль Зевса — неуязвимая воительница, родившаяся прямо в военных доспехах.
Могучи боги. Не хотят знать они ничего, что может омрачить их безмятежность. Но где-то над ними или в невыразимой глубине под Ними есть нечто, от чего содрогаются даже они, чему не могут глядеть в глаза, от чего зависят — Рок, Ананка — Необходимость. Это темная, непонятная ни людям, ни богам сила, невидимая, невообразимая, не поддающаяся никакому, даже самому фантастическому воплощению. Бога, олицетворяющего Рок, — нет. Его нельзя себе представить, увидеть его черты. О нем лучше не думать. Отодвинуть его в темную глубину и не смотреть туда — ведь так велика область, освещенная солнцем! Нет конца солнечным богам! Только где-то на краю света сидят три мойры — богини судьбы — и ткут нити жизни. Только они знают веления Рока. Мойра Клото прядет жизненную нить. Мойра Лахесис вынимает жребий, а мойра Атропос заносит в свиток судьбы запись неизбежного. Можно умилостивить и уговорить человекоподобных богов, но неумолимы мойры.
Итак, олимпийцы не беспредельны. Океан их жизни и могущества имеет берега. Но этот океан велик, и они не хотят знать его пределов. И до тех пор, пока не хотят знать, могут не знать и чувствуют себя беспредельными, бессмертными, царящими. Время олимпийцев — героическое время. Люди, поклонявшиеся новым богам, подчиняют природу, добиваются невиданного расцвета своей цивилизации. В народной фантазии рождаются мифы о великих героях, сыновьях богов, победителях чудовищ и стихий. Герои признаются богоравными и часто удостаиваются бессмертия. И как не ощущать себя богоравным, когда человек вышел один на один на борьбу со стихией и в теле его поет и переливается мощь, способная одолеть стихию. Быстрый как Зевсова молния разум набрасывает узду на громоздких неповоротливых великанов. Блеск мысли, прорезавший мозг, и — пенногривые кони титана Нерея (волны) несут тебя через пространство; вольный ветер Эол или Зефир, могучий, способный сдунуть тебя, как былинку, оказывается твоим слугой. Он раздувает парус, который ты ему подставил. Вовсе не гигантское божество победоносно. Люди обводят вокруг пальца великанов, не владеющих молнией разума. Не громадность и безмерность, а соразмерность — вот что ощущают эллины как высшее. Соразмерность, тело, построенное по законам разума, искра разума, угадываемая в отдельном предаете, — вот что обожествляется ими. Решение загадки соразмерности осмысливается ими как ключ жизни.
Утреннее яркое мироощущение, пришедшее на смену более древнему сумеречному, стерло полутона и переходы. Мир стал разделяться на обособленные предметы. Прекрасное и безобразное четко разделилось. В глубочайшей древности один и тот же предмет мог быть то прекрасным, то безобразным в зависимости от освещения, от взгляда. Все существовало в нерасчлененности, в движении, как существует и сейчас в искусстве Востока, где прекрасное — это прежде всего связанность с целым, отпечаток вселенского ритма, а не совершенство отдельного предмета. Древние титаны греков могли быть то прекрасными, то безобразными, устрашающими. В более поздней греческой эстетике этого нет. Мир разделяется в ней на прекрасные и безобразные предметы.
Совершенство отдельного предмета становится законченным, невиданным до сих пор, и предмет этот раз и навсегда закрепляется в этом своем качестве. Он уже не может стать безобразным в другом своем повороте, а безобразный так и остается раз навсегда безобразным. Наряду с Прекрасными богами появляются безобразные чудища, мир разделяется на космос и хаос. Происходит переосмысление старых мифов, Титаны, в которых прекрасное и безобразное смешивалось, превращаются в чудовищ, на борьбу с которыми устремляются герои. Мир населяется чудовищами, и возникает поле для подвигов. Древняя титанида Ехидна, бывшая в ранних мифах таинственной чудо-девой, превращается в змеедеву, отталкивающую, страшную. Она сочетается со змеем Тифоном, живущим в Тартаре, и они плодят чудовищных гадов — ядовитую Лернейскую гидру, Немейского льва, трехголового пса Орфо, не имеющих отчетливых размеров, форм, все — хаос, безобразие. Уничтожить их, сделать мир соразмерным и ясным — вот задача героев. Чудное (чудесное) становится чудовищным, и чудища больше не завораживают своей непонятностью. Герои верят в свою мощь, и перед этой верой все расступается. Искатели золотого руна смело плывут в далекие страны. Персей отрубает голову чудовищной Медузе. Геракл совершает почти сверхчеловеческие подвиги. Сила чудовищ, стихий оказывается лишь гипнотической силой, которая умирает, как только умирает вера в нее. Возникает миф о смыкающихся и размыкающихся Симплегадских скалах, которые должны раздвинуться и застыть навек, когда корабль «Арго» пройдет между ними. Другой миф рассказывает об острове, на котором живут волшебные дево-птицы сирены. Они поют так красиво, что все, кто плывут мимо, бросаются с корабля в море, плывут на голос и гибнут. Но сирены должны потерять свои чары, если хоть кто-то устоит и не бросится в их гибельные объятия. И находится человек, который побеждает сирен. Его голос завораживает моряков сильнее, чем волшебные голоса. Не только чудовищные силы, но и гибельные чары природы научился преодолевать человек. Он создал свою красоту, которая кажется ему прекраснее хаотичной и неверной красоты природы, как садовнику его цветы кажутся прекраснее полевых.
Поразительная полнозвучность чувств, расправленность тела и Духа, полнота жизни, сочность, крупноплановость при благородной соразмерности — вот что оставило векам греческое искусство. Уже давно замолкли оракулы, опустели жертвенники, разбиты алтари богов. Но идеалы греков, нашедшие отражение в их искусстве, их боги на протяжении многих веков продолжают вызывать преклонение. Боги греков — это доведенный до сверхъестественного размах естественных человеческих страстей. Предел силы, которую только может представить себе человек, — Зевс; предел прекрасного, абсолютная гармоничность, излучающая свет, — солнцебог Аполлон; мудрость, научающая совершенству в любом ремесле, — зевсова дочь Афина; совершенная женственность и нежность — богиня любви и красоты Афродита; ловкость, изворотливость и быстрота — Гермес, бог-вестник, бог торговли и покровитель плутовства; целомудренная девственность — богиня-амазонка, охотница Артемида.
Боги, как и богоравные герои, благородны. Они всегда предпочтут крупное мелкому, доблесть, мужество — слабодушию. Они царственны и по мере своих сил и возможностей стараются быть добрыми и справедливыми. Но, увы! Мера эта не слишком велика. Боги и герои наделены не только всеми человеческими совершенствами, но и всеми слабостями и пороками. Каждый из них обладает своей личной гармонией, но нет гармонии единой, гармонии взаимосвязей, гармонии целого. Как боги относятся друг к другу? Как правят миром?
На свадьбе у титаниды Фетиды, божества реки, омывающей мир, и героя Пелея богиня раздора Эрида бросила на стол яблоко с надписью: красивейшей. Три богини поспорили из-за этого яблока — Гера, супруга Зевса, Афина и Афродита. Их спор должен был разрешить прекраснейший юноша на земле, троянский царевич Парис. Но кого бы ни выбрал Парис, обида и ненависть неизбежны. Парис выбирает Афродиту. Благодарная Афродита обещает ему в дар самую прекрасную из смертных, и Парис похищает Елену, жену царя Спарты Мене-лая. Возмущенные спартанцы собирают своих родичей, ахейцев, и начинается величайшее из бедствий мифической античности, десятилетняя Троянская война. Боги в раздоре, как и люди. Афродита на стороне Трои, Гера и Афина покровительствуют ахейцам. Зевс колеблется, склоняемый то одними, то другими богами. Вмешательство богов в дела смертных только усиливает раздор и разруху.
Бессилие богов начинает осознаваться, но пройдет еще много времени, пока Олимп будет поколеблен и переросший его человек свергнет богов с престола. Гомеровские греки иногда ропщут, но поклоняются богам, ибо ничего высшего не знают. И всякое недовольство богами стараются, как верные рабы, замолить у алтарей, а своенравных владык умилостивит^тучными жертвами. Каковы бы ни были боги — они боги. И это звучит примерно так: какова бы ни была жизнь — она жизнь. Хватит того, что луч есть луч, вода есть вода. Луч может сжечь, но он осветит и согреет, река может утопить, но она же и напоит. Эстетические представления греков отчетливо развиты и расчленены, прекрасное и безобразное не смешиваются друг с другом, а нравственные понятия остались в смешанном и неразвитом состоянии. Одно и то же может быть и добром и злом, а по существу не является ни тем, ни другим. Оно — сила. Греческие боги — сила и радость, и иного с них нельзя спрашивать. Однако человек не может не спрашивать. И он начинает перерастать своих богов, не могущих ответить на человеческие вопросы.