Вода была как слезы на вкус. Так думал Шэм, погружаясь. Здешняя вода совсем не походила на воду прудов и ручьев рельсоморья: она была соленой.

О, берегись, вечные слезы.

Он пытался сопротивляться своему медленному погружению. Напрасно. Он ничего не видел и не мог освободить ни рук, ни ног. И ничего не слышал, только кровь стучала у него в ушах.

Где-то под собой, в ледяной темноте — а вода действительно была очень холодной — он чувствовал какое-то волнение: это контролер барахтался, молотя руками и ногами. «Надеюсь, я не окажусь прямо на нем, — думал Шэм. — Не хотелось бы мне, чтобы так все…»

Вот так все.

«Я видел край света», — подумал Шэм и перестал двигаться, и выдохнул череду пузырьков, и закрыл глаза, и продолжал тонуть.

Как вдруг перестал.

Что-то больно дернуло его за веревки, связывавшие его руки. Сменилось направление давления. Он снова поднимался, вопреки законам притяжения он плыл снизу вверх, удаляясь от огромного тела человека, последние конвульсивные движения которого он еще чувствовал под собой.

И снова на воздух, отплевываясь, рыгая, бешено втягивая кислород. Его вытащила капитан. Своей железной рукой. За другой конец веревки, которая еще обвивала ее талию, держалась вся команда, точно при игре в перетягивание каната. Бенайтли, стоявший последним, напрягся и держал вес. Капитан прыгнула сразу за Шэмом, металлическая рука тянула ее вниз.

Напхи схватила мокрого соленого Шэма за пояс и бросила на причал. Где к нему подбежала Кальдера, схватила его за грудки, помогла выбраться на сушу и стала хлестать по щекам и кричать:

— Шэм, Шэм!

Где Дэйби закружила над ним, норовя лизнуть его в лицо. Где он долго лежал на бетонном полу, кашлял, отрыгивал соленую воду и со свистом переводил дух, а Шроаки, и Вуринам, и Фремло, и Сирокко, и все остальные радостно ему аплодировали.

— Ну, что? — сказал Шэм. — Передумали?

Команда кротобоя «Мидас», превратившаяся в ездоков на задних частях небесных покойников, развела костер там, где кончались пути. Там они сидели, пели песни и ели, и рассказывали друг другу истории.

Там, куда не доставал свет их костра, стояла темная ночь. Не раз и не два они слышали какое-то копошение вокруг: это ходили люди, стараясь, чтобы их не услышали. Команда выставила дозорных, но никто особо не беспокоился.

— Пока последнего по времени главного контролера доедают рыбы, — сказал Фремло, — остальным членам комитета понадобится немного времени, чтобы прочухаться, верно я говорю?

Шэм согласно кивнул мокрой головой. Только теперь, когда его волосы пропитались водой и отяжелели, он понял, насколько они отросли.

— Я думал, — сказал он Сирокко, — что вы уже едете обратно. — И закутался в полотенце.

— Знаешь, что там произошло? — сказала она. — Страннейшая штука. Сижу я, значит, ангела на части разбираю. Вытащила из него то, и се, и еще много разной требухи, как вдруг мне приходит в голову, что если в одном месте чуток подтянуть, да в другом кое-чего заменить, то можно попробовать завести его снова. Это и есть самое интересное в утиле: с ним никогда не знаешь, что будет. Вот так-то. Короче, помучились мы с ним еще немножко, но все же завели. И стали думать, как бы нам прицепить его к кротобою так, чтобы вытащить его в рельсоморье — кротобой задним ходом впереди, а ангел за ним, передом. Как вдруг кто-то говорит, не помню уже, кто…

— Ты сама и сказала, — вмешался Бенайтли.

— Не помню, — продолжала Сирокко. — В общем, кто-то предложил, а не взглянуть ли нам одним глазком, как там на мосту эти четверо. Проголосовали единогласно. Стали пятиться по мосту, через тоннель, вдруг слышим — шум. Приехали. — И она отряхнула руки, словно говоря: «Сделал дело — гуляй смело».

«Приехали, — мысленно повторил за ней Шэм. — Вот уж действительно, приехали так приехали».

— Завтра, — сказал Сирокко, — едем дальше. Назад. Точнее, вперед, — назад к рельсоморью. Можем и вас захватить. — Она опустила в костер палочку и стала поджаривать себе ужин. Шэм откусил от своего. Поглядел на Шроаков, по которым метались тени от пламени. Кальдера ответила ему взглядом. — Только вы не поедете, — сказала Сирокко. — Назад, в смысле. — Она улыбнулась.

— Отвезете от меня весточку? — спросил Шэм. — Моим домашним?

— Конечно, — ответила Сирокко. — А что ты теперь задумал?

Шэм уставился в огонь.

На рельсах мало что поменяется в ближайшее время. Ангелы так и будут патрулировать пути, следуя давно запрограммированными маршрутами. Оставшиеся истребители будут покидать давно мертвую штаб-квартиру, делать разведочный круг и возвращаться, и так хоть до конца вселенной. Долг рельсоходов перед ископаемой компанией будет увеличиваться, обрастая бессмысленными процентами, с каждым годом делая итоговую сумму все более и более невозможной.

Но, спасибо Насмешнику Джеку, ангела, сторожившего вход на мост, больше нет. Благодаря усилиям сальважира исчез и второй ангел, который загораживал вход. Пройдет время — быть может, много лет, — и вслед за «Мидасом» сюда придут иные поезда, иные люди. Путь открыт.

— Я тут думал, — сказал он. — Сначала про апдайверов. У тебя ведь наверняка есть костюмы для погружения, а, Сирокко? Интересно, что там, наверху. — Он посмотрел на горы вокруг. — А потом я подумал, что те же костюмы, в которых поднимаются наверх, можно использовать и для спуска. — Он ткнул большим пальцем через плечо, в сторону воды. Послушал, как бесконечно шелестят, обшаривая берег, волны.

— Тогда я опять подумал. Зачем менять направление? Я уже так давно иду в одну сторону. — Он посмотрел на Кальдеру. — Я хочу пойти туда, куда собирались твои мать и отец, — сказал он.

— Прошу прощения? — переспросил Деро.

— Что? — не поняла Кальдера. — Мы и так пришли.

— Вспомни, они ведь очень хотели учиться именно у баяджиров, — продолжал Шэм. — Их интересовали мифы и сказки, понятно, но не слишком ли далеко ходить за сказками-то, даже самыми лучшими? И тогда я стал думать, а чему еще можно научиться у баяджиров, только у них и ни у кого больше?

Шроаки не сводили с него глаз. Их возбуждение нарастало с каждым его словом.

— Помните тот последний вагон, который бросили ваши родители? — спросил Шэм. — Возле самого моста? Ну, странный такой? Я долго о нем думал. Прямо из головы выбросить не мог. И, кажется, понял, чего они хотели. Увидел это место и понял.