Глава 53
— Наверное, ангелы плохо смотрели за тем мостом, — сказал Деро.
— Божественное вмешательство, — отозвалась Кальдера. — Оно уже не то, что раньше.
— Гляди! — Деро показал пальцем. Дым. Вдалеке. Столб черного дыма — дыхание паровоза, сжигающего в своей топке что-то нечистое, — щекотал нижнюю сторону неба, которое клубилось тучами в тот день.
— Что это? — спросила Кальдера. Деро проверял и перепроверял, всматриваясь в горизонт через дальноскопы, и даже убедил поездные ординаторы экстраполировать и выдать предположение.
— Не знаю, — ответил он наконец. — Слишком далеко. Но, по-моему… по-моему… — Он повернулся к сестре. — По-моему, это пираты.
Кальдера подняла голову.
— Что? — закричала она. — Опять?
Опять. Их уловка — ложный слух, пущенный ими о времени их отправления, — работала столько, сколько она работала. Но теперь на Манихики все, кому надо, уже наверняка знают об их отсутствии, а значит, истории и слухи неизбежно оплетают их след, точно лоза, и вот почему в последние дни они стали то и дело видеть пиратские поезда.
Участок рельсоморья, по которому они ехали сейчас, был небезопасен. Его покрывало изобилие островков, весьма приблизительно нанесенных на карту, среди лесов и расщелин которых искусный капитан мог легко спрятать свой поезд. Это были излюбленные места букканеров. Однако Шроаки не ожидали, что их будет так много.
Несколькими днями раньше у них уже была первая встреча. Правда, тогда они еще думали, что это случайность. Небольшой поезд, увлекаемый тягловыми животными, выскочил из-за кустов почти совсем рядом и бросился за ними в погоню. Щелкая громадным кнутом — поезд, правда, был очень близок к Шроакам, и ветер доносил звуки, — капитан пустил в тяжелый галоп шестерку могучих зверей, которые бежали по трое с каждой стороны рельсов, покуда малочисленная, но злобная с виду пиратская команда за спиной капитана орала и свистела на резной деревянной палубе.
— О-о, глянь, — воскликнул Деро. — Носороги. Вот не думал, что когда-нибудь их увижу.
— У-гу. — Кальдера снисходительно кивнула, чуть тронула рычаг скорости, и их преследователи остались далеко позади, чихая и отплевываясь в клубах выхлопа. Вообще-то мотор поезда Шроаков работал в герметичном режиме и никаких выхлопов не давал; однако на поезде была специальная установка, в которой скапливались искусственно синтезированные вонючие пары, — их выпускали наружу нажатием одной кнопки, как раз в таких случаях.
— Хорошие были носорожки, — сказал Деро. — А, Кальдера? — Она не ответила. — Тебе иногда хочется, чтобы меня здесь не было, правда? — буркнул он.
Кальдера закатила глаза.
— Не говори глупостей, — сказала она. Просто иногда ей хотелось, чтобы рядом был кто-то еще, вот и все. — Радуйся своим носорожкам, пока можно, Деро, дальше ты их не увидишь.
— Почему?
— В рельсоморье не так много мест, где спокойно ходят зверопоезда, — сказала она. — Тут есть такие твари, которые съедят носорога и не подавятся. Так что они здесь долго не протянут. Слишком далеко забрались от дома. Наверное, что-то ищут.
При этих словах брат с сестрой переглянулись, но не догадались, что целью этой пиратской вылазки могли быть они. Лишь два дня спустя они сообразили, когда целый выводок мелких экипажей, бронированных, словно черная черепаха, едва не догнал их ночью, удивительно ловко маневрируя на рельсах. Когда у Шроаков сработала сигнализация и они понеслись прочь, то слышали, как кто-то из дизельных хулиганов кричал им вслед:
— Это они!
С тех пор они почти не сбавляли скорости, чтобы избежать слежки.
— Знаешь, — сказала Кальдера, — на юге есть целые народы, чьи поезда регулярно называют пиратскими, хотя они ничего плохого не делают, только охраняют свои берега от нелегального сброса мусора. Мне мама рассказывала. Многие из тех, кого называют пиратами, никакого вреда никому не приносят.
— Но это не те, — сказал Деро, не спуская глаз с преследователей.
— Ты прав, — согласилась Кальдера. — Эти, похоже, другие. — Их маршрут сложился частью из того, что еще раньше успели рассказать им родители, частью из того, что они сами угадали по их отрывочным записям и путаным воспоминаниям последнего отца. Они, да ординаторные файлы, да описания снимков, которые дал им Шэм, легли в основу их маршрута.
Они подъезжали к реке.
— Мост? — наудачу спросила Кальдера. Сама она ничего такого не видела.
— Хм. — Деро сверился с картами. — Думаю, если мы будем ехать вправо… лет примерно сто, то найдем. — Кальдера мысленно прикинула время. — Знаешь что? — продолжал меж тем Деро задумчиво. — Можно пойти коротким путем. Как насчет тоннеля?
— Тоннеля? — Кальдера удивилась. — Ты думаешь?
Подземелья всегда старались объезжать стороной. Было что-то святотатственное в том, чтобы поезд полз внизу по рельсам, словно глубинный копальщик, возвращающийся домой. Особенно не любили тоннелей люди набожные. Поэтому обычно поезда держались как можно дальше от мрачных подземных пределов. Но то обычно.
— Сэкономим время, — сказал Деро. Он был возбужден.
— Хммм, — сомневалась Кальдера. Судя по карте, прямо под рекой и впрямь проходили какие-то пути.
Рельсы повели их вниз, сначала сквозь густой кустарник, потом через каменное кольцо, похожее на удивленно открытый рот, в бетонную шахту. Кальдера слышала, что иногда в таких шахтах даже бывал свет. Здесь не было. Мощный луч их прожектора выхватывал из тьмы пути, цементные стены в пятнах сырости и ребра металлических перетяжек.
— Какой звук странный, — сказал Деро, округлив глаза. Они ехали как будто в коконе из отголосков — каждый проход колес, каждый удар о стыки рельсов эхом поднимался к бетонному потолку и отражался от бронированной поверхности поезда. — Далеко еще, как думаешь?
— Да не должно быть, вообще-то, — ответила Кальдера. — Надо только держаться примерно одного направления.
Из тьмы на них выскакивали жерла других тоннелей, на которые разветвлялся главный, превращаясь в подземный лабиринт. У каждого ответвления они тормозили, проверяли стрелки. Двигались дальше.
Вдруг их настиг внезапный, ни на что не похожий звук. Это было пронзительное вибрирующее уханье, от которого звенели пути, тряслись стены. Кальдера ударила по тормозам.
— Что это было? — спросила она. У нее самой перехватило горло. Деро, округлив глаза, стискивал ее руку.
Звук повторился. Агрессивнее и ближе. За ним последовал кашель, кто-то громко сглотнул, визгливо удивился. Потом раздались какие-то хлопки.
Из тьмы на свет поездного прожектора выходило нечто. Оно шаталось. Припадало к земле и молотило конечностями. Его обширное трепещущее горло отражало свет. Птица. Птица с затянутыми пленкой глазами, покрытая пухом, ростом выше самой крупной женщины или мужчины. Она трясла обрубками крыльев, слишком куцыми, чтобы они могли поднять ее вес, она ковыляла. За ней такой же неровной, спотыкающейся походкой шли другие.
— Ты только посмотри на них! — закричал Деро. — Что они здесь делают? Это же… это птенцы! — Он улыбнулся. — Что ты делаешь, Кальди? — Его сестра уже возилась с переключателями, настраивая радар; ее руки так и мелькали, губы были плотно сжаты. — Кальди, они не войдут. — Совята едва могли ходить. Они то и дело падали, наступали друг на друга, пронзительно вскрикивая и заливаясь жалобными трелями.
— Здесь гнездо, — сказала Кальдера. — Это, прямо перед нами, птенцы земляной совы, которая поленилась сама вырыть себе нору. Решила лучше въехать сюда, чем самой беспокоиться. А шум, который они поднимают…
Деро задохнулся, сообразив, что им грозит.
— …это сигнал тревоги, — закончил он. Он упал на свое сиденье и тоже задвигал переключателями. Поезд попятился. Птенцы продолжали надвигаться, жалобно пища.
Вдруг откуда-то сзади птенцам ответил другой вопль, более глубокий и громкий. У Кальдеры кровь застыла в жилах. Они услышали скребущие шаги.
Раскачиваясь из стороны в сторону, светя желтыми яростными глазами, потрясая страшным крючковатым клювом, в свет их задних фар вступила сова-мать. Она была готова пустить в ход когти. Она бежала спасать своих детей.
— Я бы сменил путь, — дрожащим голосом сказал Деро.
Сова была выше их локомотива: чтобы пролезть в тоннель, ей пришлось изрядно пригнуться, а ее раскинутые крылья занимали всю его ширину. Она громко кричала. Ее когти могли выпотрошить поезд Шроаков, как кокон. И добраться до теплых личинок внутри.
Щелк, кликети чик. С каждым разом переход с колеи на колею давался Кальдере все лучше. Назад, к съезду, пока совята в очередной раз путаются в лапах, а взрослая сова еще не нагнала их, потом снова вперед, на боковую линию, рычаг скорости в пол и скорее прочь из этого логова хищников.
— Она не отстает, — сказал Деро.
— Знаю, — бросила Кальдера. Стрелка, вперед, направо, быстрее.
— Она бежит за нами! — воскликнул Деро.
— Подожди! — закричала Кальдера — Кажется, мы…
Плотное кольцо шума вокруг них вдруг распалось, и они выскочили на поверхность, на свет дня. На дальней стороне реки. Разъяренная сова мчалась за ними едва ли не с той же скоростью, что они: раскинув крылья, переставляя ноги, длинные, точно ходули, она наполовину летела, наполовину бежала, быстро, но все же не так быстро, как уносился от нее поезд Шроаков, скользя через высокую траву.
— Прощай, сердитая сова! — победоносно воскликнула Кальдера.
— Никаких! Больше! Коротких путей! По неведомым дорогам! — вторил ей Деро.
— Тише ты. Это была твоя идея. Вот мы и попробовали.
— Ага, только знаешь что… — сказал Деро.
— Что? — ответила Кальдера. — Неужели ты даже не скажешь мне, какая я молодец, что вытащила нас из этой переделки?
— Просто… разве нужны не две совы, чтобы получилось много маленьких? — спросил Деро.
Сверху донесся страшный шум, громовые удары — хлопки крыльев.
И когда громадная тень заскользила над ними, закрыв от них затянутое облачной пеленой небо, они узнали, что в данном случае много мелких совят получились от одной большой и еще одной, ну о-очень большой совы. И она, эта вторая сова, спускалась теперь прямо на них с уханьем, от которого поезд Шроаков задрожал, а у них самих буквально затряслись поджилки. Спикировав на задний край самого последнего вагона, сова сомкнула вокруг него когти, мощные, словно портовые краны, пробила ими стенки, раздавила крышу и, молотя крыльями, начала подниматься в воздух. Не выпуская вагон. А за ним, отрываясь от рельсов, потянулись вверх и все другие вагоны поезда Шроаков, от хвоста до самого локомотива.