56 – 62-й дни
Третья неделя февраля

Меня разбудил запах – невероятный, восхитительный запах.

Почувствовав его, я едва не взлетел с постели. Было прохладно, так что я пошел к шкафу в поисках одежды. В ящиках я нашел стопки аккуратно сложенной одежды, достал свитер и надел его. На мне он висел, словно палатка. Оглядевшись, я увидел, что комната подметена и убрана. Единственным признаком беспорядка были смятые простыни на постели – и я.

Чем это пахнет? Беконом?

С улицы доносился стук – кто-то рубил дрова. Я подошел к окну и отдернул занавески. Моя беременная жена – рукава рубашки закатаны, волосы убраны под платок – взяла полено и поставила его на чурбак.

В синем небе ярко светило солнце. Тыльной стороной ладони Лорен утерла пот со лба. В другой руке она держала топор. Широко расставив ноги, она замахнулась топором, а затем…

Топор ударил точно в полено, расколов его напополам.

Впервые за долгое время в голове у меня прояснилось, и я был страшно голоден. Из-за приоткрытой двери нашей спальни доносилось какое-то шкворчание.

Так шипит бекон.

Надев кроссовки, я открыл дверь, вышел в коридор и спустился по лестнице. В коридоре царила тьма. Я инстинктивно щелкнул выключателем – и посмеялся над собой. Привычка включать свет и проверять мобильник осталась у меня, словно воспоминание об ампутированной конечности.

Спустившись на первый этаж, я вошел в основную жилую комнату: стены обшиты досками, ковры на полах, на стенах – потемневшие пейзажи, написанные маслом, и снегоступы. У одной стены находился большой каменный очаг, в котором поблескивали угли. Перед ним, скрестив ноги, сидел Чак.

Услышав мои шаги, он обернулся и взял здоровой рукой большую чугунную сковороду, которая стояла на углях. Ее ручка была замотана кухонным полотенцем.

– Не сомневался, что это тебя разбудит, – улыбнулся он. – Помоги их перевернуть, а то подгорят.

– Что это?

– Бекон.

Зачарованный, я не шел, а летел по комнате. Чак поставил сковороду на деревянный пол и протянул мне вилку.

– Ну, на самом деле не бекон – его не солили и не коптили, просто свиное сало с кожей. Хочешь попробовать?

Я взял вилку, сел на корточки рядом с ним, чувствуя жар от углей, и помедлил.

– Давай, – подбодрил меня Чак. – Поешь.

Я нерешительно подцепил полоску шкворчащего мяса и скривился – я был страшно обезвожен, и поэтому слюновыделение причиняло мне боль. Я положил кусочек бекона в рот и пожевал его; почувствовав взрыв вкусовых ощущений.

– Плакать не надо, – рассмеялся Чак.

Ощущения были настолько мощными, что по моему лицу потекли слезы.

– Можешь взять еще. Бери всю сковородку. Я просто хотел натопить немного жира, чтобы поджарить на нем мясо. И еще хлеба возьми.

Дотянувшись до стойки, он достал корку подгоревшего плоского хлеба и протянул мне. Я взял еще один кусок бекона и торопливо запихал в рот вместе с хлебом.

– Где ты достал бекон? И хлеб?

– Хлеб из рогозной муки – я покажу тебе, как его печь. А в одну из ловушек у реки попалась небольшая свинья. Я слышал, что в здешних лесах водятся дикие свиньи – за последние несколько лет газеты Гейнсвилла часто жаловались на это. Хотя нам жаловаться не на что.

– Целая свинья?

Он кивнул.

– Точнее, поросенок. Сьюзи сейчас разделывает его в подвале. А я для начала поджарил куски кожи.

– Сьюзи? Разделывает?

Она всегда казалась мне брезгливой.

Чак рассмеялся.

– А кто тут, по-твоему, занимается хозяйством? Я – калека, а ты… – он помолчал, – ну, ты взял тайм-аут. Наши женщины охотятся и ловят рыбу, рубят дрова, убирают и топят печь. Кормят нас.

Об этом я не подумал.

– Бери там папоротник, – Чак кивнул на кучу зелени, лежащей на диване. – Поджарим его на сале, чтобы он стал помягче, накормим тебя.

Я взял две пригоршни и бросил на сковороду. Папоротник зашкворчал, а Чак поставил сковороду обратно на угли.

– Мы знаем, что ты выходишь по ночам, – тихо сказал он.

Я почти забыл об этом.

– Если честно, то я уже устал отправлять за тобой свою жену. Прекрати это, Майк.

– Извини, я не знал…

Чак улыбнулся.

– Можешь не извиняться. Но я рад, что ты пришел в себя. Почти две недели ты практически был в отключке.

– Почему ты не отругал меня, не вытащил меня из постели?

Он помешал листья папоротника.

– У каждого из нас свои заморочки…

– Ты что-то видел? Говорил с кем-нибудь?

Может, пока я был в отключке, ситуация изменилась?

– По ночам мы смотрели на Вашингтон. Никаких признаков боевых действий или массовой эвакуации. Вряд ли там что-то изменилось. И мы ни с кем не разговаривали.

– Так что будем делать?

Он помешал листья папоротника, выбрал один из них для меня.

– Ждать. Наверняка появится какое-нибудь движение Сопротивления. Может, захвачено только Восточное побережье. – Чак посмотрел прямо мне в глаза. – Майк, мы справимся. Мы выживем. А Лорен выглядит просто удивительно.

Он улыбнулся и кивнул в сторону двери.

– Может, пойдешь и поздороваешься?

Я сделал глубокий вдох и потянулся, чувствуя, как воздух наполняет мои легкие.

– Ты ни в чем не виноват. И ты ничего не исправишь. Иди к своим родным. Давай, выйди на улицу.

Я посмотрел на дверь; перед ней в солнечных лучах кружились пылинки. Иди к свету. Это наша жизнь, и пора к ней привыкать.

– Да, – тихо ответил я, направляясь к выходу.

Лорен увидела меня через окно и улыбнулась. Я улыбнулся в ответ и помахал рукой, а она бросила топор и побежала к двери.

Она была так прекрасна.