ГЛАВА 32
Армада нашла место, которое искала.
Город находился вблизи южной границы между Вздувшимся океаном и морем Черной Косы. Беллис была ошеломлена, узнав об этом. «Неужели мы и в самом деле забрались хер знает куда — на край света?» — думала она.
Город замер на поверхности воды. Используя тайные методы эхолокации и сенсорной проекции, Армада нашла центр мертвой точки. Такие места были рассеяны по всему океану — участки поперечником в несколько миль, где не было течений и ветров. Если ты, не имея никакой движущей силы, оказывался в мертвой точке, то лишь раскачивался на волнах вверх-вниз, но ни на дюйм не продвигался в каком-либо из направлений компаса.
Мертвая точка была знаком того, что под ней — воронка.
В этом районе глубина океана составляла от трех до четырех миль. Но под мертвой точкой дно резко, конусом уходило вниз, образуя кольцевую дыру, простиравшуюся туда, куда не доставала чувствительность самого сильного из геоэмпатов.
Воронка шириной в полторы мили — и бездонная.
Она простиралась так глубоко, что измерение, в котором пребывал Бас-Лаг, не в силах было удержать вес и плотность воды, и в нижних пределах конической трубы реальность становилась неустойчивой. Воронка была ходом между мирами: именно сквозь нее и выныривали аванки.
Круах Аум и его новые подчиненные не сообщали во всеуслышание об окончании исследования: не делалось никаких внезапных заявлений, никто не говорил о том, что последняя проблема решена. Беллис не могла в точности сказать, когда она поняла, что Армада готова.
Доул ничего ей не сообщал. Это знание проникло само — в нее и в других горожан. По слухам, по догадкам, по торжествующим рассуждениям, по случайно оброненным словам. Они добились успеха. Они знают, как это сделать. Они ждут.
Беллис не хотела верить. Осознание того, что ученые довели до ума нужные им методики, приходило к ней постепенно, а потому она не испытала потрясения — ее посещали лишь медленно нарастающие по силе предзнаменования. «Как?» — снова и снова думала она. Она размышляла над масштабом задуманного, и этот вопрос не давал ей покоя. «Как им это удастся?»
Она размышляла над всем, что еще предстояло сделать, обо всех знаниях, которые им предстояло объединить, о машинах, которые нужно было построить, об энергии, которую необходимо было обуздать и направить. Это представлялось ей невозможным. «Неужели всему виной я? — недоуменно спрашивала она себя. — Ведь без Аума, без его книги все это было бы невозможно».
Беллис чувствовала, как с каждым часом вокруг нее нарастают напряжение, тревога, воодушевление.
Но город наконец добрался до мертвой точки, и было сделано долгожданное заявление. Плакаты и глашатаи призвали людей быть готовыми, сообщили, что исследования завершились, что скоро будет предпринята попытка. Пусть внезапное и чрезвычайное, сообщение это никого не удивило. И после столь долгого молчания властей даже Беллис восприняла это окончательное подтверждение чуть ли не с облегчением.
Флорин Сак с огромным удовольствием разглядывал уздечку и цепи, ставшие теперь видимыми. Он родился и вырос в Нью-Кробюзоне, где горы с запада очерчивали горизонт, а сложная архитектура создавала ощущение замкнутого пространства. Он был готов признать, что иногда бесконечные открытые небеса Армады, бескрайняя гладь воды внизу действовали ему на нервы.
Он находил утешение в сбруе, погруженной в воду. Она была огромная и настоящая, нарушала однообразие морской глуби, и смотреть на нее было приятно.
Флорин завис в спокойных водах мертвой точки.
В воде было всего несколько фигур — Флорин, Сукин Джон, человекорыбы; они наблюдали снизу.
Все было готово.
Хотя уже приближался полдень, в городе стояла тишина, будто перед рассветом.
Беллис видела, как люди на соседних кораблях наблюдают с крыш своих домов, или стоят у бортов, или смотрят из парков. Но наблюдателей было не очень много. И они не производили ни малейшего шума. В небе не было видно дирижаблей.
— Полгорода заперлись в своих домах, — прошептала она Утеру Доулу.
Он нашел ее на палубе «Гранд-Оста» в компании с несколькими армадцами, которые, как и Беллис, считали, что смотреть нужно с флагманского корабля.
«Они боятся, — подумала она, глядя на пустые улицы внизу. — Они понимают, сколько всего поставлено на карту. Они похожи на моряков, спасшихся после крушения в ялике и пытающихся надеть ошейник на кита. — Она чуть не рассмеялась. — А они еще боятся штормов».
Граждане Армады боялись сильных штормов. Город был не в силах избежать капризов природы или поставить их себе на службу: самые мощные шквалы могли отрывать или бросать суда друг на друга, и тут не помогали никакие буферные устройства. Историю Армады красной нитью пронизывали рассказы о страшных и смертоносных штормах.
Никто прежде не вызывал штормов намеренно.
Чтобы прошить мембрану между мирами даже в слабом месте, чтобы вызвать аванка в видимое измерение, требовалась вспышка колоссальной энергии. А для этого нужна была не иликтрическая гроза, а живая. Оргия, безумство фульменов — элементалей молнии.
А поскольку живые грозы (к счастью) были так же редки, как смещения Вихревого потока, Саргановым водам предстояло вызвать такую грозу искусственно.
Шесть мачт «Гранд-Оста», и прежде всего — главная, были увиты медным проводом в резиновой изоляции. Провод этот нижним своим концом уходил в чрево корабля, шел по коридорам и лестницам, охраняемым стражниками, петлял по всему судну и наконец соединялся с новым эзотерическим двигателем, установленным в основании «Гранд-Оста» и работающим на горном молоке; этот двигатель готов был послать заряды невообразимой мощности на расклепанные концы громадных цепей, а затем вниз — к уздечке и в морскую бездну.
Где-то собрались ученые и пираты-маги из Книжного города, Шаддлера и Саргановых вод — метеомаги и элементалисты с необычными механизмами, печами, благовониями и дарами. Может быть, и с жертвоприношениями. Беллис могла представить себе их безумную деятельность — градуировку эфирных потоков, поддержание огня, заклинания.
Долгое время не было слышно ничего, кроме шепотков, слабых криков чаек и биения волн. Все, кто стоял на немилосердной жаре, прислушивались, старались услышать что-нибудь такое, чего не слышали раньше, но при этом понятия не имели, чего ждут. И когда этот звук наконец раздался, то был таким мощным, что они его почувствовали — из морских глубин до кораблей дошла вибрация.
Беллис услышала, как выдохнул Утер Доул, потом прошептал: «Сейчас», и в голосе его послышалось волнение, какого она не замечала за ним прежде.
Палуба «Гранд-Оста» под их ногами неожиданно дернулась, издав резкий треск.
Армада бешено завибрировала.
— Уздечка, цепи, — тихо сказал Доул. — Их опускают. В дыру.
Беллис ухватилась за перила.
Под водой Флорин смотрел, разинув рот. Вода заструилась по его жабрам, когда гигантские шкивы стали поворачиваться, после того как взрывами специальных зарядов были срезаны огромные шпильки. Грациозно, в точности согласно расчетам, железное кольцо диаметром больше четверти мили, усаженное острыми крючьями, пошло вниз, вытесняя по пути огромный объем воды.
Оно рывками двигалось в воде и достигло предела своей свободы, когда было выбрано последнее из звеньев длиной с лодку. Затем еще один взрыв срезал следующую шпильку, снова повернулись огромные шестерни, и кольцо погрузилось еще на несколько сотен футов.
По мере того как выбиралась длина отдельных сегментов цепи, Армада вздрагивала и чуть изменяла свою конфигурацию: ее форма под напряжением менялась. Цепи были такими громадными, что действовали в географическом масштабе, и каждый увесистый отрезок вызывал тектонический сдвиг. Но Армада держалась на плаву благодаря точно рассчитанной конструкции цепи, газу и магии, и, хотя внезапные удары потрясали ее, словно при сильном шторме, и натягивали те немногие плетено-канатные мостки, которые не были отсоединены, и заставляли их дергаться, перевернуть город они не могли.
— Джаббер, мать его, — закричала Беллис. — Давайте спустимся вниз!
Доул удержал ее, крепко схватив за руку, и ей пришлось пошире расставить ноги, чтобы не упасть.
— Ни за что не хочу пропустить этого, — сказал он. — И вам, думаю, тоже нужно посмотреть.
Город страшно тряхнуло.
Узда спускалась все быстрее. Флорин Сак понял, что безмолвно кричит лишенным воздуха ртом, что его челюсть выплевывает беззвучные ругательства — зрелище открылось ужасающее. Он был ошеломлен масштабом происходящего, быстрым исчезновением огромной упряжи в абсолютно темном море. Проходили секунды, минуты. Город теперь почти не потряхивало, только разматывались огромные цепи — пять многозвенных нитей уходили в чернеющую глубину.
Цепи за многие поколения обросли колониями ракушек и блюдечек, и, по мере того как звенья отрывались от днищ кораблей, вместе с ними в бездну уходили тучи гибнущих моллюсков.
Прошло несколько десятков минут; Армада снова была почти неподвижна, разве что слегка покачивалась с последними колебаниями цепи. Над городом бесцельно носились птицы. Огромная тяжесть металла улеглась. Все застыло в напряженном ожидании.
Присутствующие затаили дыхание, но ничего не происходило.
Уздечка теперь раскачивалась на конце цепи, на огромной глубине. Город наверху мирно покачивался на легкой зыби.
Армадцы замерли. Но вода в мертвой точке оставалась спокойной, небо над ней — ясным. Люди один за другим стали выходить на палубы. Поначалу они нервничали и вели себя неуверенно — они все еще ждали явления, масштабы которого даже не могли себе представить. Но ничего не происходило.
Беллис в точности не знала, какого рода кризис постиг ученых и магов. Обещанной грозы не было и в помине. Двигатели, потреблявшие горное молоко, не работали.
Ничего удивительного, думала она. Применявшиеся методы были единственными в своем роде, неподтвержденными и экспериментальными. Неудивительно, что они не сработали сразу.
Но градус эмоций стал резко снижаться. Через два часа город вернулся в свое обычное состояние. Неестественное напряжение спало.
Разочарованные пираты спорили и шутили по поводу неудачи. Никто из Саргановых вод — ни ученые, ни чиновники — не делал никакого заявления о произошедшем. Армада застыла на спокойных водах под знойным солнцем; официальное молчание длилось уже полдня.
Беллис не могла найти Доула, — тот пошел выяснять, что произошло. Вечер она провела в одиночестве. Ей бы радоваться неудаче Армады, но уныние не миновало и ее. А все из-за любопытства.
Прошло два дня.
В неподвижных водах мертвой точки городские отбросы скапливались вокруг города, и Армада, покачиваясь на солнце, начала издавать резкий запах. Беллис и Каррианна решили заглянуть в Крум-парк, но вонь от перегретых животных — как диких, так и с кораблей-ферм — и их пронзительные крики сделали эту прогулку неприятной. Открытый воздух не освежал, и Беллис вместе со своим куревом не вылезала из комнаты.
Если не считать короткой встречи с Каррианной, все время она проводила в одиночестве. Доул так и не появился. Беллис нервничала на этой жаре, курила, ждала, смотрела, как город упрямо и спешно возвращается к своей шумной рутине. Это приводило ее в ярость. «Как это вы все можете делать вид, будто ничего не происходит? — думала она, глядя на уличных торговцев Сенного рынка. — Словно это место ничем не отличается от других, словно у вас обычные времена?»
Не было никаких вестей о том, что делают Круах Аум, его помощники, команды инженеров и охотников — снова ведут расчеты, производят измерения, налаживают двигатели? Но Беллис была уверена — именно этим они и заняты.
Прошло еще два дня.
Флорин лежал неподвижно под городом, лицом вниз. Перед ним будто бы открывался темный пятиугольный туннель, образованный цепями. Его голова, ноги и руки были словно закованы в огромные кандалы, цепи которых уходили вниз, сливаясь в перспективе и исчезая в темноте.
Он очень устал. После первой попытки последовала бешеная гонка ремонтных работ, во время которых он не спал. Бригадиры, обозленные неудачей, кричали на него.
Громадный коридор из уходящих вглубь цепей простирался больше чем на четыре мили. На концах цепей во тьме абсолютно неподвижно висела уздечка размером больше любого корабля. Она уходила в бездну и, возможно вызывала интерес у сельдяных королей или крупноротых угрей, посещавших такие глубины.
Беллис, сидевшая с книгой у окна, постепенно прониклась сознанием необычного покоя, тишины и перемены в характере света. Наступила некая невротическая пауза, словно сам воздух и безжалостное солнце пребывали в ожидании. И вдруг, пораженная страхом, Беллис поняла, что происходит.
«Наконец, — подумала она. — Да помогут мне боги — они-таки добились своего».
С верхней ступени высоко на трубе «Хромолита» она оглядела легонько покачивающиеся суда Армады, мачты «Гранд-Оста». Перед ней был город, полный народу. Предупреждения о следующей попытке не поступало — повсюду были люди. Они стояли, замерев на рынках и улицах, вглядывались в небо, пытаясь понять, что же они вдруг почувствовали.
Небеса начали меняться.
— Джаббер милостивый, — прошептала Беллис — О боги.
В середине выбеленной солнцем голубизны, растянувшейся над Армадой, собиралась темнота. В тысяче футов над ними ясное небо на мгновение свело судорогой, и из ничего родилось крохотное темное пятно, мотылек, атом, зернышко, распускавшееся, как цветок, как волшебная шкатулка, как реквизит мага, открывающийся снова и снова, умножая себя за счет собственного вещества.
Оно распространялось быстро, как чернила кальмара, раскручивалось, заполняя небеса и расширяясь по кругу, — увеличивающийся темный диск, из которого исходили зловещие звуки.
Затем налетел ветер, внезапно ударил по надстройкам и башням, сотряс городской такелаж. Что-то вокруг Беллис уносилось вниз — крошечные частицы, похожие на атомы тумана; таинственный запах исходил из труб «Гранд-Оста» и расползался по городу; поток непонятных сил разрывал возникшую ниоткуда тучу. Беллис узнала этот запах — горное молоко. Разгонялся какой-то аэроморфный двигатель.
Солнце почти совсем исчезло. От этой новорожденной темноты и холода Беллис пробрала дрожь. За пределами города на море появились буруны, заходили пенистые волны. Звук с неба усилился. Теперь оттуда доносились не низкие вибрации, а гудение, потом раздался протяжный крик и наконец — раскаты грома, а потом из тучи под эти громовые звуки возник шторм.
Ветер впал в неистовство. Море дыбилось. Снова послышался удар грома, и с ним маслянистая темнота над городом сотряслась тысячью разрывов и сквозь каждую трещину сверкнула беловатая молния. Хлынул свистящими потоками дождь, и Беллис через мгновение промокла насквозь.
Во всех кварталах города армадцы бросились врассыпную, прячась от дождя. Палубы быстро опустели. Горожане принялись отсоединять мостки, потому что суда стало сильно раскачивать. Там и сям люди всматривались в шторм, оцепенев, как Беллис, от страха или потрясения.
— Дерьмо господне! — закричала Беллис. — Джаббер милостивый, защити нас!
Она не слышала собственного голоса.
До Флорина, нежившегося в глубинах мертвой точки, доходили лишь отголоски шторма. Поверхность над ним под дождем стала разорванной. Город поднимался и опускался, словно море пыталось стряхнуть его с себя. Под городом двигались огромные цепи.
Даже сквозь толщу воды Флорин чувствовал, что удары грома становятся громче, а волнение увеличивается. Он плавал, взволнованно ожидая, когда шторм достигнет максимума и пойдет на спад; он все больше и больше нервичал из-за того, что буйство стихии не идет на убыль, а нарастает.
«Наконец, — думал он со страхом и благоговением. — На сей раз у них, кажется, получилось? Что это за долбаный шторм такой? Ну и херовину они там наладили!»
Беллис вцепилась в релинг, опасаясь, что ее снесет за борт и раздавит между судами.
В воздухе носились тени, темноту разрывали молнии, похожие на фотовспышки.
Хотя порывы ветра прочистили воздух, странный запах паров горного молока не исчез и даже усиливался. Беллис видела, что какая-то рябь корежит воздух. Молнии снова и снова ударяли по мачтам, чуть медля при встрече с огромной мачтой «Гранд-Оста» в медной обмотке.
Небеса кипели, и Армада пританцовывала на воде. По мере того как аэроморфный двигатель набирал мощь, рисунок молнии стал изменяться. Беллис как загипнотизированная смотрела на тучи.
Поначалу стрелы и зигзаги сверкали беспорядочно, срывались и подрагивали, как серебряные змеи в темноте. Теперь они начали синхронизироваться. Временные промежутки между ними уменьшались, и сияние одной не успевало еще погаснуть в глазах Беллис, как уже появлялась следующая, и их движения становились более целенаправленными. Вспышки молний приближались к центру тучи и исчезали в ее сердцевине.
Гром становился все звучнее. Запах горного молока вызывал тошноту. Беллис была загипнотизирована зрелищем, открывающимся сквозь струи воды, она теперь только и могла, что думать: «Ну давай же, давай!» — даже не осознавая, чего она ждет.
И наконец под оглушительные удары грома молнии слились в одну.
Они появлялись из ничего по краям шторма, одновременно прорезали темный воздух, направляясь к центру, словно спицы колеса, встречались в оси шторма в болезненно яркой точке света, которая сверкала и не рассеивалась.
Энергия нарастала; невидимая, она усиливалась в клапанах и трансформаторах загадочных двигателей, вырываясь из труб «Гранд-Оста» и устремляясь к небесам, в шторм.
Самое сердце тучи взрывалось, вызывая аванка.
Трескучая звезда молнии сияла холодным, ярким, бело-голубым светом, становясь все насыщеннее, наливаясь тяжестью, наполняясь, словно готовясь вот-вот лопнуть, а потом она взорвалась и рой визжащих сущностей вырвался из ее осколков и ринулся к кораблю — рассыпавшиеся с треском призраки, насыщенные иликтричеством, они неслись, оставляя за собой след выжженного воздуха, знающие, капризные и целеустремленные.
Фульмены. Элементали молнии.
Они визжали и смеялись, выписывая в воздухе зигзаги, их крики являли собой нечто среднее между звуком и током. Фульмены с удивительной скоростью носились по небу, образуя иликтрические дуги, и потом взрывались. После себя они оставляли причудливые призрачные формы, повторявшие контуры городских зданий, рыб, птиц и лиц.
Гроздь фульменов, с визгом пронесясь мимо Беллис, упала на палубу «Хромолита», отчего сердце у нее чуть не остановилось. Они заплясали вокруг трубы.
Из чрева «Гранд-Оста» последовал мощный выброс энергии, и повсюду в городе элементали прекратили свои игры и закрутились в нетерпеливом ожидании. Снова спрятанные внутри корабля машины сгенерировали мощный пучок энергии, направили его по проводам на вершину мачты. Фульмены завизжали, пританцовывая вокруг металлических цепей и релингов. Они начали собираться в единый рой. Беллис, повернув голову, следила за их движениями — фульмены переметнулись за борт ее корабля и, пересекая водные каналы между судами, устремились по палубам к главной мачте огромного парохода.
Беллис, не замечая ни дождя, ни грома, видела и слышала только живые молнии, которые очерчивали Армаду своим сияющим холодом; они то рассыпались, то возникали вновь на самых высоких крышах города. Она вглядывалась в шторм, бушующий над кораблями. Поток энергии, как наживка, скапливался на верхушке главной мачты «Гранд-Оста».
«Мы ловим шторм, чтобы он ловил элементалей, чтобы они ловили аванка», — подумала Беллис. Она чувствовала себя пьяной.
Фульмены окружили мачту облаком сверкающих сущностей, закручивающихся в вихрь. Они плевались в темень шторма, освещая город негативом света, словно черными солнечными лучами, и наконец огромный сгусток энергии захвата вырвался из проводов.
Фульмены взвизгнули, затараторили и начали затекать в металл, куда их завлекли элементалисты с помощью заклинаний и аппаратуры.
Элементали вскрикивали, исчезая, их тела уносились по толстым проводам, огни быстро гасли один за другим. За полсекунды небо снова потемнело.
Иликтрические элементали, как сверхзаряженные частицы, двигались по медной оплетке, соединяясь друг с другом, становясь потоком живой энергии, устремляясь вниз по лестницам в самое чрево «Гранд-Оста», в двигатель, работающий на горном молоке, к расклепанным концам цепи, уходившей в разлом далеко внизу.
Под миллионами тонн воды этот концентрат из целого племени элементалей устремлялся по звеньям цепи и через шипы размером с корабельную мачту утекал в воду в виде мощного энергетического заряда, сверкнувшего белым светом в глубинах воронки, обесцвечивая и уничтожая на своем пути примитивные жизненные формы. Наконец на глубине в несколько миль энергетический сгусток пронзил мембрану между измерениями.
У днища «Гранд-Оста» гудел двигатель, поглощая горное молоко и посылая по цепи мощные импульсы.
Только теперь на глубине образовалась прореха, в которую устремились посылаемые машиной сигналы-манки, неслышимые ни для кого, рожденного в морях Бас-Лага.
Флорин Сак направляется вниз в сумеречную воду. Шторм сошел на нет почти мгновенно, и море над ним стало ярким. Флорин проверяет себя, погружается вниз, на глубину, насколько хватает его возможностей, ниже границы проникновения света.
Он полагает, что вокруг него есть и другие — креи, рыболюди, Сукин Джон, которым тоже не терпится проверить, насколько глубоко они смогут опуститься, — но он их не видит. Вода здесь холодная, безмолвная и плотная.
Он чувствует, как сгустки энергии проносятся мимо него по огромным звеньям цепи. Он знает, что внизу происходят удивительные события, и потому, как ребенок, потакает своим капризам — погружается в темноту. Он еще никогда не погружался так глубоко, но продолжает следовать вниз вдоль громадных звеньев цепи, насколько позволяют его возможности, закаляет себя, привыкает к давлению воды. Его щупальца тянутся в темноту, словно пытаясь схватиться за материю воды и оттолкнуться от нее, чтобы погрузиться еще глубже.
Готова у него болит, его кровь сгустилась. Он неподвижно повисает в воде, когда уже не может больше продвигаться вниз. Он не видит огромной цепи рядом с собой. Он не видит ничего. Он застыл в холодной серой воде, и, кроме него, здесь никого нет.
Долгое время сигналы от двигателя, работающего на горном молоке, продолжают призывно бередить воду. Все погружается в состояние покоя.
Пока глаза Флорина внезапно не открываются (он и не знал, что они были закрыты).
Звук. Внезапное ощущение далекого скрежета, словно задвигаются щеколды, словно прорезаются пазы в металле. Протяжный раскат, идущий по воде, как китовый стон, который Флорин не столько слышит, сколько чувствует своим животом.
Флорин бездвижен. Он прислушивается.
Он знает, что это за звук.
Это встали на место части узды размером в четверть мили — шпеньки, шпильки, зубцы, заклепки, болты длиной с корабль. Что-то, привлеченное сквозь слои воды и реальности соблазнительными вибрациями горного молока, попало своей шеей или какой-то другой частью в ошейник, а потом затащило на себя и всю узду, и тогда шипы и шпильки размером со ствол дерева вошли в предназначенные им пазы и впились в плоть, а потом пояс затянулся и жертва оказалась в ловушке.
Снова наступила тишина, беззвучие. Флорин знает, что маги и инженеры над ним посылают тщательно откалиброванные сигналы в мозговую кору пойманного животного, успокаивая его, улещивая, внушая ему то, что нужно им.
Флорин чувствует едва заметные токи в воде, изменения температуры — на него накатывают магические волны.
Флорин ощущает вибрацию кожей, а потом — уже более сильную — и изнутри.
Это существо начинает двигаться где-то далеко за границей света, в полуночной воде, на глубине во много миль, оно проплывает мимо рыб-фонарей и пауков-крабов, перекрывая их слабое свечение. Флорин чувствует, как оно приближается, вытесняя огромные объемы холодной воды, выплескивая их из бездны немыслимыми потоками.
Он приходит в ужас.
Раздается ленивый рокот, от которого содрогается вода. Флорин представляет себе, как некий чудовищный отросток небрежно похлестывает по континентальному шельфу, бездумно отправляя в небытие множество примитивных жизней — донных обитателей.
Вода вокруг него бурлит. Магические токи хаотично выливаются из дыры. Давление воды внезапно подскакивает, а потом ушей Флорина достигает очень слабый звук удара. Он напрягается, стараясь разобрать, что это за звук.
Это слабое, ритмичное биение, которое он ощущает своими внутренностями. Чудовищный, сокрушительный удар. Его желудок чуть не выворачивается наизнанку.
Флорин чует его лишь на протяжении мига, благодаря моментальному выверту пространства и магии, но он знает, что это такое, и это знание ошеломляет его.
Это удары сердца размером с церковь, бьющегося далеко внизу под ним в темноте.
Беллис ждала на мокрых от дождя ступеньках под немилосердным солнцем и безоблачным небом.
Армада была похожа на город-призрак. Все, кроме загипнотизированных происходящим, в страхе попрятались.
Что-то случилось. До этого Беллис чувствовала, как подергивается «Хромолит», как бряцают цепи. Теперь вот уже несколько минут как воцарилась тишина.
Она вздрогнула, снова услышав клацание металла о металл — медленные, угрожающие удары двигающейся под городом цепи, которая теперь то натягивалась, то ослаблялась, появляясь из воронки под миром, возвращаясь в свое родное измерение, погружаясь целиком в воды Вздувшегося океана.
Цепи медленно смещались из вертикального положения в горизонтальное и наконец оказались натянутыми перед городом, но уздечка находилась на глубине во много миль, близ самого дна.
Раздался внезапный вибрирующий звук, и Армада бешено дернулась, ее корабли слегка сместились друг относительно друга под воздействием какой-то силы снизу, очертания города изменились.
Армада начала двигаться.
Этот внезапный толчок чуть не повалил Беллис.
Она была сильно взволнована.
Город двигался.
Город поплыл к югу неторопливо, но намного быстрее, чем когда-либо раньше, при помощи десятков буксиров.
Беллис видела волны вдоль бортов причаленных снаружи судов. Она увидела буруны, оставляемые позади. Город двигался со скоростью, достаточной, чтобы оставлять за собой кильватерный след.
От границы Армады до горизонта растянулся городской флот свободно плавающих судов — торгово-пиратских, фабричных, связных, военных, буксирных, — который теперь пришел в движение. Корабли разворачивались носом к городу, на них заводили машины, ставили паруса, чтобы не отстать от своего родного порта.
«Боги милостивые, — ошарашенно думала Беллис. — Они, наверно, не верят своим глазам». С ближайшего судна до Беллис донеслись восторженные крики. Матросы стояли на палубе и одобрительно улюлюкали.
Эти звуки были услышаны горожанами, которые стали подавать признаки жизни — открывались окна и двери, люди появлялись из своих домов, осторожно подходили к перилам и замирали, вцепившись в них. Куда бы ни смотрела Беллис, она видела кричащих горожан. Они прославляли Любовников. Они кричали от восторга.
Беллис бросила взгляд на море, на волны, образуемые движущимся городом. Буксируемым городом.
На конце поводьев длиной в четыре мили, ласкаемый сигналами горномолочного двигателя и надежно удерживаемый крючьями, похожими на изогнутые колокольни, ровно плыл аванк, с любопытством поглядывая на то, что было для него чужим морем.
